Н. Самородина. г.Новосибирск 2023г.
«УТКА».
Пьеса.
Персонажи:
Зинаида Андреевна Макарейкина. Бухгалтер в конторе лесного хозяйства от компании «Руслес». Возраст 45-50 лет.
Николай Дмитриевич Макарейкин. Муж Зинаиды. Водитель рейсового автобуса. Возраст, 45-50 лет.
Саша Макарейкин. Сын Зинаиды и Коли. 22-23 года. Студент дорожно-транспортного института, вечернего отделения. Работает на СТО.
Василий Яковлевич Морозов. Васька-перегар. Житель поселка, друг Николая. Возраст 45-50 лет.
Марина. Сослуживица Зинаиды. Учетчица на сортировочном участке лесного хозяйства. 35-45 лет
Таня. Фельдшер поселка «Утка». 23 года
Юрий Григорьевич Юдин. Один из управляющих крупной компании «Руслес». Руководит лесным хозяйством в области, и где поселок, «Утка».
Адочка. Заместитель Юрия Григорьевича, она и финансист, и кадровик, и любовница Юрия Григорьевича.
С одной стороны авансцены отрезок деревенской, аккуратной изгороди с калиткой. Вдоль изгороди скамейка. В глубине сцены чистенькая комната-кухня в деревенском доме. С одной стороны, дверь в комнату сына, Александра. С другой стороны, дверь в зал(гостиную)и спальню родителей, одновременно. В кухне мы видим печь «голландку», которой давно не пользуются. За печкой предполагается кладовка или чулан. Рядом стоит умывальник ручной, обычно под таким стоит смывное ведро. Над печкой веревки для белья, на веревке кухонное полотенце и постиранные тряпки для вытирания. На печи плитка двух-конфорочная. На плите утятница, чайник. В остальном, вполне современная кухня. Стол, покрытый клеенкой в цветочек, четыре табурета с подушечками. На столе банка с солеными огурцами, початая бутылка водки, аккуратно закупоренная скрученной бумагой, тарелочка, стакан. Диван, прикрытый чистым, пушистым, новым пледом.
Из-под пледа выглядывает заспанный, лохматый Николай. Прислушивается. Где-то во дворе крякают утки и слышен голос жены: - Утя- утя-утя-утя… Вот окаянная, да иди же ко мне, утя-утя-утя, утийя… (Крик утки, хлопанье крыльями.) Во, зараза.
За кулисами слышен грохот, вопль кошки. Это Василий, друг детства Николая, он споткнулся о животное. Упал. Слышен грохот тяжело падающего тела, ругательства в адрес кошки: - Вот, бесово отродье, специально что ли? Да когда в этом доме уже выключатель кто-нибудь починит?!
Николай выпрыгивает из-под пледа (Он в сатиновых трусах и в футболке с надписью, «Россия».) и идет прямо к чайнику. Жадно прилипает к носику, обнаруживает полное отсутствие воды.
Коля. (Тихо выругался). - Да твою ж в коромысло, что нельзя было воды налить, все сам, все сам… Прости господи… (Пьет из банки рассол. Слышно, как кто-то бухнул в дверь кулаком.) Ух, хорошо... (Передразнивает кого-то.) Какое чудесное кьянти! …Входи, Вася, входи.
Входит Василий, видно, что он взволнован какой-то новостью. Он смело проходит в комнату, садится за стол, смотрит на бутылку с водкой, но, как будто и не видит ее.
Василий. – Когда в сенях выключатель уже починишь? Чуть не сломался там полностью.
Коля. – Пить завяжешь, тогда и …
Василий. – Вот, как починишь, сразу завяжу… Слушай…
Коля. – Денег не дам.
Василий. – Да что ты все про деньги?
Коля. – Ух ты, чего это?!
Василий. – Свои имеются. (Достает деньги, показывает.) Я вчера на пилораме работал. Я там, ужас, что узнал, капец просто, вот душу мне там вынули. Вынули и растоптали. Это конец.
Коля. – Нашел место, где о душе размышлять?
Василий. – Я, между прочим, частенько о ней думаю. А, вот другие, многие, вопрос? Я о душе.
Коля. – Хорош мне тут загадками.
Василий. (Взрывается). – Да какие там загадки, Коля? Я не про загадки тебе, Коля, про наглое воровство, преступное воровство. Про смерть, Коля. Про, ужас, который всех нас опять ожидает. Беспредел абсолютный. Там воюют, тут воруют, в телевизоре развлекают… Это что? Мир раздулся от гнусностей, тьфу, гадость... Того и гляди, лопнет?
Коля. – Да ладно?
Василий. – Да не ладно! Совсем не ладно. Они втихую, понимаешь, как ошибку в плане вырубки, типа, решили почти половину кедрача под корень. Нашу, родную, промысловую зону под топор. Гражданин не русский вчера приезжал. Коробки привез. А в коробках знаешь, что? Правильно. Доллары. А наш народ потом по миру пойдет. Это же единственный заработок всех наших. Лес - хлеб наш. Извини. Да. А что? Тут и лозунгами заговоришь. А потом что? Пожар? Все, как обычно. И все до сгорит, что останется. И всё. И, на тебе еще одна пустыня. Ни леса, ни тебе ореха, ни зверя, ни птицы, ни грибов с ягодой. И люди разъедутся. Вот ты сейчас на рейсовом автобусе работаешь? Так не будет у тебя работы. Некого возить будет, Коля, некого. Сколько уже поселков пустых стоит. Ау-у! И наш в туда же. Да и даже не в том дело. Пока новый лес нарастет, а он не успеет, все в болото пребудет. Да что они там в кабинетах знают про экологические катастрофы?!
Коля. (Коля обхватил голову руками, пощелкал шеей, хотел было налить, выпить, но резко отодвинул бутылку). – А ты как узнал то? Может, сплетни? Зина моя ничего не говорила, а она ведь главбух в «Руслесе», все финансы через нее идут.
Василий. – Да говорю же, втихую, за наличные. Короче, мы с мужиками вчера, так, немного, за здоровье брата бригадира, тот на эСВО поступок геройский совершил и, красавец, жив остался, в больничке сейчас. (Смотрит на бутылку, трясет головой, нет, не до тебя.) …Так вот, я утром, по старинке, в ельник побежал. Стою там. Слышу, идет кто-то. Я притих. Нельзя же. Забыл, что туалет поставили. И вот, почти рядом, остановились Юдин с Адочкой, потом нерусь, этот, к ним подошел. Так я все и услышал. Там такие суммы, что и не снилось. Газель грузовая. Я сам потом коробки разгружал. Там тушенка для рабочих, а две коробки с долларами. Одна завтра в город поедет, сам знаешь, куда.
Коля. – Капец. Господи, да что ж творится то? Что делать? Вась, делать то что? Если бы раньше, а то вон, уже и деньги приехали. Скоро по морозу и начнут…
Василий. – В столицу надо. Москва далеко, вот наши и делают, что хотят. За границей там за такие дела – тюрьма, они свое берегут, а у нас «бери не хочу». Вся мафия их сюда ломанулась. Своей мало, так мы чужеродной границы открыли. Вот, помяни мое слово, они вчистую все наше выгребут. Многолик сатана. Пришел, откуда не ждали. Всех купит. Мне, Коля, страшно стало. За все страшно. Тут в колокола надо, да где ж они. Если только журналистам, в интернет, блогерам этим что ли. Есть же среди них русские?! Должны быть! Сашка же твой, он же все блогером хотел стать?
Коля. – Хотел. Да только там не все смотрят. Туда надо «из ряда вон», или тупо, смешно. А у нас тут, что интересного? А уж смешного? (Рукой махнул.) Слезы одни. Кому нужны наши слезы, Вася? Бог – высоко, царь – далеко. Только сами. А самих нас: ты да я, да мы с тобой. Да Сашка мой. Не блогер он …Не получилось у него. Тут надо такое придумать, чтобы до телевидения дошло? Чтобы не просто обличить, а ОБЛИЧИТЬ? Чтоб, как глас божий на всю страну!
Василий. – Глас божий, говоришь?
Коля. – Ну. Что-нибудь этакое, ШОУ! У нас же только ШОУ любят, простое, человеческое скучно стало. Во довели народ!
Василий. – Вот ты, Коля. Николай Макарейкин, ты и покажешь всем ШОУ! Оракулом станешь, правдолюбцем, ясновидящим-обличителем! И не смотри на меня так!... А кто кроме тебя? Я, что ли? Я же алкаш. Меня и слушать не станут. А ты артистом хотел стать, стихи писал. Помнишь, когда в Зину влюбился, всех своими стихами достал. Весь поселок от тебя, поэта придурошного, шарахался. …Что? До сих пор пишешь? Все, капец пришел. Зине опять?
Коля. – Ну, не только… Только не говори никому. Слышь? Ты мне друг?
Василий. – Да ладно, это же твое, сакральное.
Коля. – Где ты слова то такие берешь?
Василий. – Читаю много.
Коля. – И, когда успеваешь?
Василий. (Крутит мобильником). – Тут про все. И с похмелья отлично так, даже помогает. Короче, проверить надо. Давай! Давай, ты вот прямо сейчас что-нибудь и обличишь. Катренами давай.
Коля. – Чем?
Василий. – Нострадамус катренами писал. Стихами, короче. Включайся, слышь… Так, давай для начала тебя обличим. Не тупи, Коля. Чтобы проще, давай наезжай на всех по заповедям. Репу свою взорви, грехи обличай. (Коля напрягся, смотрит пристально на Васю.) …Не, меня не надо… Мой грех всем известен. Давай с себя. Да не бойся ты, это ж для пробы. Ну? Какой твой страшный грех, к примеру?
Коля. – Я даже не знаю. Ну спать люблю, это как, грех? Лень что ли обличать? Покушать тоже. Вот, иногда, в последнее время, редко что-то… (Убирает бутылку за ножку стола).
Василий. – А-а, давай, как карта ляжет. Сейчас Зина твоя войдет, а ты стихом по ней! Вот, как огрей! Вот, что в голову взбредет. Но, грех подразумевай.
Коля. – Ну ты, блин, задачу мне?
Василий. – Главное, помни о кедрах, о сволочи этой продажной, вот в уме злость эту держи… Должно получиться.
Коля. – Да я, как вспомню, сколько зверья в прошлом году от пожара погибло?! Перед глазами почему-то белка с бельчатами обгорелые и птицы. Клювы раскрыты…
Василий. – Вот, вот это держи!
Коля. - Как это развидеть? Все сжимается и, почему-то живот крутит. (Бьет себя в грудь.)
Входит Зина с уткой под мышкой. В другой руке у нее топор. Николай вдыхает воздух и, вдруг, начинает громко, направленно на жену, эмоционально, даже фанатично, говорить стихами.
Коля. – Не души ты невинную душу,
Отпусти, пусть растет во хлеву.
Нешто нечего в доме покушать?
Как люблю твоих глаз синеву.
Я тебя осуждать не решаюсь.
Да мой в зеркало образ не вхож,
От излишеств я, Зиночка, маюсь,
Погляди, на кого я похож?
Нет, коль Рубенс живой был, художник,
Я бы в «музы» ему подошел.
Я обжора, алкаш и безбожник
Ждет в аду меня жаркий котел.
- Отпусти эту жирную утку!!! (Зина вначале оторопела, как под гипнозом, потом мгновенно, как по приказу, открыла дверь в сени, выбросила туда утку.) Лучше мучиться буду в посту…
(Утка от радости, слышно, как закрякала, замахала крыльями.)
Коля резко меняется в лице, смотрит на Зину уже обыденно, он делает вид, что резко забыл, что говорил стихами, и даже то, что он говорил. Зина оторопело стоит с топором.
Коля. (Уже прозой). - Ты зачем топор взяла? Зина! Зи-ин… Да что ты встала столбом? Топор этот не наш, его Маринка принесла, чтоб заточил ей, головы курам рубить. В кладовке возьми, нашенский лучше.
Зина. – Коля, эт что щас было? Вася здравствуй… А? Ты что, опять начал?
Василий. – Я?
Коля. – Что?
Зина. – Коля. Коля, это ты сейчас стихами разговаривал?
Коля. – Я? Да я ж давно уже в завязке, ты, Зина, что?
Зина. – А сейчас что было? Нет, ты это, придуриваешься что ли? Я те утку принесла, башку надо срубить, гости завтра, а ты мне тут стихи читаешь?! Опять?
Коля. – Зин, это ты о чем, Зин? Говоришь, что попало, стихи какие-то… Вась, скажи хоть ты?
Зина. – Ага, нашел свидетеля? Оба алкаши.
Коля. - Я бы попросил… Попросил бы не обобщать. Я стою, жду, где утя, а ты про стихи какие-то придумываешь. …Голову мне морочишь.
Зина. – То есть, это я тут пришла и придумываю? Совсем уже? Ладно. Проехали. Ну смотри, если ты снова в поэты, разведусь. ПонЯл. Давай ка место лобное приготовь. Тазик рядышком, да постели клеенку, постели, слышь, там лежит…(Уходя.) Больно надо мне придумывать чего, я что, стихи от прозы не отличу? (Пошла на улицу.)
Василий. – Ну, ты зверь, Коля! Артист! Даже я оторопел от наглости такой! Да и потом то, потом, будто и не помнишь ничего!? Это ты здорово придумал, это правдоподобно так…
Коля и Вася выходят во двор, (на авансцене) готовят «лобное место» для утки.
Коля. – Да я там, короче, «затык» с рифмой там был. Хорошо, что Зина утку в сени выбросила. Тема, как бы исчерпала себя. Слушай, а что делать, если «затыки» такие и дальше будут? Во, задачка?
Василий. – Если вдуматься, то конечно, «глас божий» должен непрерывно из тебя литься. «Затыки» твои, это провал. Ты, типа, по божественной сути, ведь не можешь это контролировать? Правильно. Не можешь. Естественным образом. …Значит?
Коля. – Значит нужна кнопка, рычаг, или что-то, что включает этот поток. А главное, выключает, когда «затык», ну, или по необходимости.
Василий. – Ну-ка, ну-ка, что ты там говорил? «Хорошо, что Зина утку в сени выбросила»? Бинго! Рычагом у тебя будет утка. Появилась, из тебя прет, убрали, поток прекратился. Логично же?
Коля. – Нет, Зина должна быть в теме, сам понимаешь. Обида будет, никому не поздоровится. Уже и за этот, первый момент. Ай, врагу не пожелаю.
Василий. – Это да… А, может она сама допетрит до чего? Может и объяснять не придется? Эх, Сашку надо, чтобы он блог организовал, срочно же.
Коля. – Так он сегодня приезжает. Отпуск у него.
Василий. – Вот он и будет «Шоу» наше снимать.
Коля. – Он то да, он, думаю, сможет.
(Громко.) – Зина, а кто придет завтра? Поди опять твоя Адочка, начальница, что б ее черти задрали, …тюрьма ее заждалась… Она ж ворует, и тебя заставляет. Не люблю я ее, ох не люблю. Она то открутится, а в тюрьму ты пойдешь. Как бухгалтер. Что молчишь? Бухгалтеров то в первую очередь сажают. Так, что ты там смотри внимательно, что подписываешь… Шла бы вон, лучше на почту работать что ль…
Зина. (Слышно, как опять ловит утку, так крякает, шумит, возмущается.) – А тебе её чего любить? Ты должен только меня да сына любить. Ему, вон, еще в институте два года. А леспромхоз не обеднеет.
Коля. – Вот потому и нищие мы все. Что все так вот и рассуждают.
Василий. (Тоже громко, в тон Коле). – Они ж там пилят, рубят, а кто считает их, сосны то? Они сами и считают. А ошибаются на сколько?
Зина. - (Выходит с уткой. Коле.). На, вот. Да половчее давай, чтоб не страдала… Я отвернусь. (Отворачивается.) …А, когда это ты такой совестливый стал, Вася? Ты ж не просыхаешь?
Коля смотрит на утку и, вновь, фанатично, как с трибуны декламирует стихи.
Скажи творец, какою силой
Вдохнул ты в грудь мою любовь.
Чтобы рука не сотворила,
Не пролила невинну кровь.
(Отбрасывает топор в сторону.)
Прощай топор, творенье зла!
Тебе ль решать, кого рубить.
(Берет утку, бережно уносит, бросает за забор.)
Живое можно ли убить!?
Беги родимая, пошла…
Разворачивается. Удивленно смотрит на «лобное место», подбирает топор.
Коля. – Это что, нет, я долго ждать буду. Ты что? Утку поймать не можешь?
Зина. – Так ты же ее только что отпустил.
Коля. – В смысле?
Зина. – Я тебе ее принесла, а ты опять стихами… Это, что же опять будет? (Чуть не плачет.) Вась, хоть ты скажи…
Василий. – А я что?
Зина. – Скажи!
Василий. – Пойду я, однако.
Зина. – Вася, ты же слышал.
Василий. – Да, Коля, ты не прав.
Коля. – В смысле?
Зина. – Не зли судьбу, Коля.
Василий. – Вот именно…
Коля. – Я не злю, Зина, а ты, часом, не того?
Зина. – Чего, не того?
Коля. – Ну не того, в смысле, того. (Щелкнул по шее.)
Зина. – Сдурел что ли?
Василий. – Может это, к доктору?
Зина. – Щас! Сама справлюсь.
Коля. – Короче, мне самому за уткой идти?
Василий. – А, давайте, я!
Зина. – Нет! Я сама. (Успокаивает себя.) Сама я. Ладно, ладно, ага, (Уходит.) …утя, утя, утя-утя-утя…
Коля. (Кричит вслед). – Санька, вот кого утятиной кормить надо. Сын ведь… Дрыщ, и есть дрыщ, он из компьютера не вылезает. Вась, ну как?
Василий. – Ох и сволочь-ты-артист ты, Коля.
Коля. – Нет, ты погляди, целое утро уже не можем с одной уткой справиться?
Василий. – Чет тебя сильно прёт, Коля, слышь? Ко-оль, я пойду, однако. Вдруг, еще чего узнаю.
Коля. – Иди, Вася, иди.
Василий. - Во поперло! Шоу, блин, всем шоу, шоу… (качает головой, уходит.)
Шум, гам, возмущенное кряканье, выходит Зина с уткой. Все повторяется вновь.
Коля. – Как можно в пост великий, Зина,
Нам все скупать по магазинам?
Колбасов трех-пяти сортов,
У нас и нету столько ртов.
Живем вдвоем, нам много ль надо?
Поди, как съели за год стадо!
Не правильно живем мы, Зина…
Зина. (Срывает платок с головы, накрывает утку. Коля мгновенно становится спокойным, удивленно смотрит на жену). – Ну все, хватит, это выше моих возможных сил. Так, ты, уточка, пойдешь к себе, никто тебя сегодня не убьет, видимо. А знаешь, а на стол я мясо с картошкой потушу, и хорошо… Салатов настрогаю, пироги, (Осторожно.), колбасы то можно нарезать, гости все-таки? А, Коль?
Коля. – Чего?
Зина. – Колбасы на стол нарезать?
Коля. – А утку?
Зина. – Утку то? Да нет, (Уносит утку.) пусть там еще погуляет, пусть подрастет.
Коля. – (Вслед). Как скажешь! Ты - хозяйка. А интересно, а почему наша деревня Уткой называется? И вранье всякое уткой зовут?! Может, потому что тут выдумщики жили? А? Вот надо же! Маленькая птица, четыре буковки, а какую ответственность на себе несет!? Это ж вранье всего мира…
Зина. – Ты забыл, в больницах тоже утки есть. В психушках. Там поэты в основном лежат: Пушкины, Есенины, вот Коли Макарейкина только нет.
Коля. – Не романтичная ты… А колбасы? Конечно нарежь всякой, салатов настрогай, мясо с картошкой, и хорошо. Давай-ка я еще в магазин сбегаю, куплю чего-нибудь, твой день все-таки, рождения!
Зина. – А и сбегай, Коля, сбегай. Купи, чего хочешь. (Убирает «лобное место».) Вот, чего душа желает и купи… Ты ведь не будешь больше стихи писать?
Коля. – Да нет, я ж не пишу больше. Я шампанского куплю, а? И конфет в коробке. Любимых твоих, а?
Зина. – А и купи, чего нам деньги то беречь, будем пить, да радоваться… в прозе, желательно.
Коля. – А, чего это ты расщедрилась? А? Барыш какой получила? А ты часом не слышала, кедрач то не собираются под вырубку?
Зина. – Ты что, с дуба рухнул, кто позволит? Мы ж живем с него.
Коля. – Да я так, фигню собираю чегой-то, и зачем, главное?
Зина. – О, Маринка идет. Иди, Коля, иди… (Коля уходит. Зина кричит.) Мари-и-нк, Марина, поди к нам-ка, зайди а, что скажу то.
Выходит, Марина. На ней куртка яркая, джинсы, кроссовки.
Марина. – Чего орешь, как потерпевшая? Случилось чего?
Зина. – Ой, Марина, случилось, а рассказать, даже не знаю, как?
Марина. – Что, и твой бабу завел?
Зина. – Да ну тебя, все ты о своем. Другое тут. Даже не знаю.
Марина. – Ох, неужто Сашку вашего на СВО призвали?
Зина. – Да нет, пока, слава богу, сегодня приедет. С Колей беда, Марина. Страшно мне что-то, беда.
Марина. – Только же вот встретился, нормальный такой, бодрый даже.
Зина. – Так то-то и оно, что на первый взгляд и не заметно, а как копнешь глубже, так беда.
Марина. – А можно как-то поконкретнее, без копки?
Зина. (Вдохнула-выдохнула). – Короче, Николай мой того, (Крутит пальцем у виска.) с ума он сошел.
Марина. – Так они все с похмелья невнятные. Пил поди вчера?
Зина. – Да не особо. Другое тут.
Марина. – Да не тяни ты уже.
Зина. - Он опять стихами говорит.
Марина. – Пушкиным что ли?
Зина. – Если бы.
Марина. – А кем ещё-то?
Зина. – Не поверишь, опять своими.
Марина. – Иди ты!
Зина. - Чисто своими, про свое, про наше все. И, главное, говорит, а потом раз, и забыл.
Марина. – В смысле?
Зина. – Не помнит он, что стихами говорил. И даже, что говорил, и что имел ввиду не помнит. А раньше помнил ведь… Вчера еще всё нормально было, а сегодня с утра? Вот, что с чего? Ведь сто лет не писал уже.
Марина. – Так может он просто стихи тебе читает? А ты и не допетрила. Про любовь хоть?
Зина. – Это когда было? А тут про жизнь, про еду какую-то, что мол едим много, что стадо съели, представляешь, а, и еще все утку жалел. Я хотела, чтобы он на именины мои утку зарубил, а он ее отпускал все. Вначале меня заставлял отпустить. Жалел ее, короче.
Марина. - Так может он просто в вегетарианство ударился. Сейчас многие ударяются.
Зина. – Да при чем здесь это то? Он же, говорю, стихами говорит, потом утку отпускает, и все, не помнит ничего. Нормальным становится. А потом утку увидит и снова в стихи.
Марина. – Капец.
Зина. – То-то и оно. Что делать то, что делать?
Марина. – А почему на утку то?
Зина. – Да что ты пристала? Откуда мне знать?
Марина. – Так сама же говоришь, на утку реакция. Слушай, а как ты догадалась, что все в утке-то? (Зина загадочно водит руками.) Понятно. А, может и не в утке дело?
Зина. – Да нет, в ней, слава богу. Что делать то, Марин, а? Ему ведь в рейс после праздников. А там пассажиры, живые ж люди. А вдруг по дороге утки встретятся? А он, как шарахнет на весь автобус поэзией своей, во позор то…
Марина. – А ты фельдшера нашу позови, пусть она поглядит, что с ним. Может ничего и страшного, поставит ему антибиотик, и всё. Сейчас, после пандемии всякое случается. У всех по-разному, у кого как? Вишь, а Николая, видать, по башке ковиднуло.
Зина. – Точно, сейчас позвоню, пусть придет, посмотрит на него.
Марина. – Да ты к ней сама сходи, у нее мобильный не работает.
Зина. – Точно, пойду-ка я. Ты, вот, топор свой забери, Коля наточил его.
Марина. – Да ладно, потом заберу. Я до магазина пошла.
Зина. – Нет, ты забери, мало ли что, а вдруг он серьезно двинулся, еще натворит чего….
Марина забирает топор.
Марина. – Нет, если бы мне кто-то стихи написал, я бы оценила. И, почему для утки? Мог бы что-нибудь посимпатичнее выбрать...
Зина. – Ну-ну. Пойдем уже… Хотя, может я и ошибаюсь, может и не на утку? Он же тогда мне про любовь все… Да ну тебя, вечно ты про свое все… Не, я не хочу больше, чтобы весь поселок от него шарахался... (Спешно уходит.)
Марина ждет, пока Зина уйдет, звонит по мобильному.
Марина. - Натаха, привет, слышь, что скажу. Колька то Зинкин бабу завел… Вот те и «да ну»! Аж, опять стихи начал писать, во, как влюбился… Вот те и «иди ты»… Аж умом тронулся, во как! … Что «да ну», сама видела… Ты, часом, не знаешь, в кого он?... Ну влюбился в кого?... Ой, да ладно, «в меня», я б заметила. … Не знаешь. Слушай, может Адочка знает, она то про все всегда знает. Точно, надо ее спросить… Ладно, я пошла. Куда-куда, на пилораму… Ага. Если узнаю, скажу.
Убегает.
Выходит Василий. Садится на скамейку. Достает из-за пазухи чекушку водки, отпивает. В этот момент выходит Николай с пакетом, в нем шампанское и коробка конфет.
Василий. (Протягивает ему бутылку. Он уже, заметно, пьяный). – Будешь? За дружбу! Ну и ладно. (Прячет бутылку в карман.) Короче, процесс пошел, спасибо нашим дамам. Твоя - Маринке, Маринка - Натахе, продавщице… Короче, я сейчас с базара, там всё, у-у-у-у, гудит. Говорят, что ты теперь чокнутый, влюбленный, и стихи из тебя прут. Это хорошо. А некоторые предположили, что ты – юродивый, представляешь… Смеются, дураки, а и мол прут и прут. (Смеется.) Как раньше, представляешь…
Коля. - Посмотри, вон там вдали, на лесной поляне,
Ты валяешься в пыли, вновь мертвецки пьяный.
Рядом, всех людей любя, бьет святой родник,
Крест там, глядя на тебя, от стыда поник.
И печальна его тень, словно лик Христа,
От того, что каждый день, пьян ты, вот беда.
Больно видеть, что пропил, его божий дар.
Что зовут тебя в селе, Васька Перегар.
Почернел родной твой дом в зарослях крапивы,
Горько плачет, что жива, старенькая ива.
Так же плакала твоя, помнишь, мать родная,
Приняла ее любя, лишь земля сырая.
От тебя давно смердит мертвечиной едкой,
На плечах твоих сидит дьявол, как наседка.
Василий. – Коля, ты чего, Коля?! Утки то нет. Или ты уже так, без рычага? Эвона, анапестом как на меня.
Коля. – Чем-чем я на тебя?
Василий. – Размером, …в поэзии размер такой…
Коля. - Вась, вот тебе не стыдно, а? А ну покажи руки. Покажи, говорю. …Вот. (Складывает его пальцы в кукиш, подносит к его носу.) У тебя ж руки золотые были. А теперь? Где оно, золото? Даже позолоты не осталось. (Отводит кукиш, который Вася самостоятельно держит перед своим носом.) Убери, не позорься. Эх, жизнь… Такие деньжищи зарабатывал?! А теперь? Ходишь, как последний бомж.
Василий. – Сам дурак. Нет, а чего ты заигрался то? Мы ж про меня не договаривались.
Коля. – Не договаривались. Только, если бы ты был просто Васька Перегар, а то ведь друг закадычный, Василий Морозов. Мы же с детства с тобой… Вот всегда, повсюду, даже в армии в одном танке…
Василий. – Да, а чего стихи такие обидные? И в душу прямо. Только ты ведь поэт то не настоящий, Коля, не смотря на размер. Так, рифмоплет… Вот, Рубцов, Коля тоже, вот тот да, тот все предвидел… Предвидел, что желтые придут, и я предвидю, …предвижу… (Встал на скамейку.) Как там? А… во! Россия, Русь, храни себя, храни…
…Смотри, опять в леса твои и долы,
Со всех сторон нагрянули они,
Иных времен татары и монголы!
Они несут на флагах черный крест,
Они крестами небо закрестили,
И не леса мне видятся окрест,
А лес крестов в окрестностях России!
Гений! (Упал.)
Коля. (Помогает Василию подняться). – Я, Василий Яковлевич, может и не настоящий поэт, но друг то твой настоящий. И единственный. Кто ж тебе правду, кроме меня скажет? Извини, что не ямбом.
Василий. (Огорчился). – Что уж, я что, совсем уже пропащий что ли?
Коля. – Тебе видней.
Василий. – Нет, если вдуматься, ведь, как с меня написано же. Так правдоподобно. И про дом мой, и про иву, это ты про маму мою что ли? А про дар мой? …И про то, что я пьяный у родника? Ведь валяюсь же. Знаешь, мне там легче становится. Он, точно, святой, источник наш... Если бы не морозы, я бы и зимой там полежал. А крест поклонный? Влажно у родника. Вот он, и подгнил, и завалился… Надо новый поставить. Только вот про дьявола на моих плечах, это Коля слишком. Нет, так-то оно художественно конечно, но слишком. И про запах от меня. Ты обидел меня, Коля, сильно обидел, сам тоже не всегда розами благоухаешь.
Коля. – Вась, ты что, плачешь что ли? Да брось ты. У нас, вон, дело какое серьезное. Война, можно сказать. Лес спасать надо. Да кого там лес? Страну спасать надо. А ты загашенный опять. Я что, один должен? А? Пойдем в дом, поешь хоть.
Василий. – Не пойду я к тебе, отходился видать. Да и какие мы воины, Коля? Нам и война не нужна, сами все профукаем. А, они вон, друг друга грабят да убивают, а тоже русские… А родину? За 33 серебряника?! Дешево ведь. Дороже тут все стоит, намного дороже... Э-эх, беда… А, ведь все русские, Коля, мы, русские… И, ведь не дураки. Не, бог не простит нас больше.
Коля. – Ты чего, Вась, пойдем… Чего раскис то? Ну, прости ты меня, дружище. Прости. …Ты не смей, нельзя нам! нам оборону держать.
Василий. – Сказал, не пойду, и баста. Я домой пойду. Мне одному надо побыть… В свой почерневший, заросший, к иве пойду, к старенькой… Уйди. Я мертвечиной воняю. (Уходит.)
Коля. (Кричит вслед). – Ты завтра к нам приходи, слышь, обязательно приходи… К нам ЭТИ придут, иуды которые, Зину поздравлять. А мы им шоу в отместку! Без тебя не получится, Вась …Обиделся.
Выходят Зина с сыном, Сашей.
Коля. – О, приехал сынок! Ну, здравствуй, здравствуй... Отрок!
Саша. – Пап, ну ты, как скажешь, сам то как? Ма сказала, тебе помочь надо.
Коля. – Да дом надо поправить, венцы вытащить гнилые, новые поставить…
Саша. – Да надо вообще его разобрать, да новый поставить.
Коля. – Вот ты заработай, да и ставь.
Саша. – Вот доучусь…
Коля. – Там у тебя все нормально?
Саша. – Все ок.
Коля. – Ну, ок и ок. Коротко и ясно. О, Танюха идет. К нам что ли?
Зина. – Да, это я ее позвала, укол мне надо.
Саша. – Мам, ты заболела что ли?
Зина. – Да прихватило чуть. Поясница что-то… Все пойдем, чего светить то, Таня сама зайдет, она знает.
Все заходят в дом. Николай ставит чайник, Саша уткнулся в мобильный. Зина смахнула крошки со стола, пироги поставила, она волнуется, ищет предлог, чтобы выйти.
Зина. – Саша, сынок, вот пироги, чай сейчас… Ой, забыла совсем, надо уток посмотреть, воды им налить, поди всю расплескали там… Сынок, ты если что, не пугайся, ладно.
Саша. – Ма, ты чего?
Зина. – Я так, на всякий случай, вы тут без меня пока… (Спешно уходит.)
Саша. – Пап, у вас все в порядке? Что это с ней?
Коля. – Да нормально все у нас. А, так у нее же день рождения завтра, руководство придет, вот и переполошилась вся. Во-о-т …Сына, я тебя хотел спросить все, а ты блог то свой организовал?
Саша. – Да нет, па, не с чем выставляться. А сам я не очень-то прикольный.
Коля. – Это чего это не прикольный? По мне так вполне ты прикольный. Ты, давай, организовывай, это дело необходимое… (Ставит на стол чайник, стаканы, сахар, достает пакетики с чаем.)
Саша. – Да нет, пап, все не то. Лажаться невдобняк. Я ж не пацан уже. Да и некогда мне. Работа на СТО, …потом, я теперь в спортзал хожу, вдруг призовут… Да и к сессии надо готовиться, ну и с друзьями иногда в клубе зависаем.
Коля. – Ну-ну, ты там смотри, знаю я эти зависания… (Стук в дверь.) Заходи, Таня. (Входит Таня.) Давай, вот, чаю с нами.
Таня. – Спасибо, Николай Дмитриевич. Здравствуйте, Саша.
Саша. – Привет, Тань. Ты чего на «Вы» то?
Коля. – Танюша, а ты к своим то не поедешь?
Таня. – Куда там! Осень, ребятишки у всех болеют. Как уехать? Нельзя. А Зинаида Андреевна где?
Коля. – Сейчас придет. Да, хлипкий ребенок пошел, мы не такие росли…
Входит Зина с уткой в руках. Николай видит утку, заволновался, тянет время, подходит, ласково гладит ее по голове, берет на руки, разворачивается и, с горящим взором, глядит на Таню. Зина подбегает к Саше:
Зина. (Саше). - Давай, включай видео, снимай его, отца снимай, проверить надо, давай, да скорее ты, потом расскажу… (Саша поспешно включает мобильный, снимает отца на видео. Николай доволен тем, что происходит).
Коля. - О, одиночество, кому по силам ты?
Когда вокруг по парам все гуляют,
И о чужом, о муже все мечты,
О нем все мысли плачут и страдают.
Ты камень бросила в семью!
В семью, где счастье есть и дети,
Судьбу в чужой нашла свою,
И стар, как мир, финал в сюжете.
Утихнет страсть чужого мужа,
Летит душа его, где дети,
Она в тоске над домом кружит,
И рвет расставленные сети.
Таня. – Все, хватит. Да, кто вам право дал… (Плачет.)
Саша. – Ничего себе! Ну ты и жжешь, батя!
Коля. – Татьяна, верь, утихнет страсть,
Любовь преступная исчезнет…
Зина. (Вырывает утку, прикрывает платком.) – Коля, прекращай! Всё, смотри до слез девушку довел! (Поспешно выбрасывает утку в сени.)
Коля. (Наивно, будто не помнит). – Танюша, ты чего? Господи, да что я сделал то? Сашка, ты хоть скажи.
Таня. – Как вам не стыдно, Николай Дмитриевич? Вы что, следили за мной?
Саша. – Сейчас. Сейчас… Батя, вот, смотри. (Включает видео со звуком.) Это ты. Офигеть!
Таня рыдает еще громче после каждого четверостишья.
Коля. – Это я?! Да ну, …это что, я? …Это сейчас что ли было? Вот, сейчас прямо?
Саша. – Ну да. Пап, это ты ничего так прикалываешься? Ну, вы даете! Не детские тут у вас страсти по селу гуляют.
Зина. – Сашка, ты хоть помолчи. Таня не реви, я же предупреждала, видишь, с ума он сбрендил, выдумывает черти что… Сашка, дай воды Татьяне. Может, валерьянки?
Саша. (Идет за водой,) – Батя, ну ты тут красава!!!
Таня. – Не надо мне вашей валерьянки, спасибо, Саша… (Пьет воду, всхлипывает.) Зачем вы так? Вы же ничего не знаете?
Коля. (Смотрит в мобильник.). – Это, что за подстава такая?! Это что? Да не я это!
Таня. - Да вы, вы хуже самой последней сплетницы в Утке. Зинаида Андреевна, я пойду, это все так ужасно. Это гнусно, мерзко так… Это, как в замочную скважину подглядывать! подло это.
Саша. – Да, батя, ты что-то уж слишком… Тань, да брось ты, не переживай, все проходит, по себе знаю.
Таня. – Ничего ты не знаешь, да и откуда…
Зина. (Тане). – А я тебе про что? Что делать то? Ты же доктор!
Таня. – Если бы я знала, что услышу, увижу такое, то ни за что бы… Нет… Мне надо подумать, что это? Сильно подумать, посоветоваться… И не ходите ко мне больше, не приму. (Поспешно убегает).
Коля. – А укол то, укол Зинаиде…
Зина. – Да помолчи ты, укольщик.
Коля. – Так поясница же.
Зина. – Какая «нафиг» поясница, Коля, как жить дальше будем?
Коля. – В смысле? Я что, что-то там неправильно сказал ей? Она мужей чужих соблазняет, а я виноват? А если она меня начнет соблазнять?
Зина. – Размечтался!
Коля. – А что, она молодая такая, доступная.
Саша. – Па, ну ты и жжешь! Прямо выжигаешь.
Зина. – Поговори мне еще.
Саша. – Ма, так я не понял, батя наш что, поэт теперь.
Зина. – Ага, Пушкин.
Саша. – И давно?
Зина. – А вот с самого утра. Как утку увидит, его и прет. (Коле.) Или не на утку?
Коля. – А, так это утка виновата!? Это из-за нее из меня снова поэзия прет? Вот это «однако»! Так это значит, что? Это не я, это утка через меня свою всю эту хрень, бишь правду, и транслирует что ли? Ну да. Ай да утка, ай да божья тварь. Вот, Зина, поняла теперь, что это не я стихами тут, это она, утка!
Саша. (Иронизирует). – Да нет пап, это не утка. (Пальцем вверх.) Это Сам! Он оттуда через утку, потом через тебя, вот так вот все и говорит. Вы проводники космического откровения. Пап, ты проводник. Слушай, а ведь это тема! Батя, а давай еще! Я придумал. Мы же на этом миллионы можем заработать.
Коля. – Кто ж от миллионов откажется?
Зина. – Эт что, прямо миллионы?
Саша. – Ну да. Я это все, ну, что ты вещаешь, буду записывать и в интернет выкладывать! Люди будут подписываться, в общем, короче, долго объяснять.
Коля. – И что, даже в Москве будут смотреть?
Зина. – А нам за это не прилетит оттуда?
Саша. (Уже жмет кнопочки в айфоне.) – Там в первую очередь. Не, ничего нам за это не прилетит, кроме денег… и славы, а вот…, так, сейчас зарегистрируюсь, вы мне не мешайте, я все сейчас сделаю… так, как назовемся, как?
Коля. – Как прослывем, так и поплывем.
Саша. – Нет, надо, чтобы внимание привлекло.
Зина. – Ой, я даже и не знаю, да ерунда все это, не верю...
Саша. – Надо что-нибудь, с космосом чтобы. Нет, не то, как я там говорил, божественные откровения? Слушайте! Слушайте! Прямая трансляция из космоса! Разговор с человечеством через птицу. Слушайте! Говорит небо! Во, так и назовем. Ух, ты! Вы тут пока побудьте, я скоро, надо подзарядить… (Уходит.)
Коля. (Мысли вслух). – Нам, главное, чтобы до Москвы дошло.
Зина. – А почему? Что, только в Москве смотрят?
Коля. – В Москве ж все главные блогеры, вот и надо.
Зина. – Ну да, оттуда я тебя уже не спасу…
Коля. – Надо, надо, чтобы до самых главных дошло…
Зина. – Ох, не нравится мне все это. А если возьмут, да и примут тебя за этого.
Коля. – За кого, за этого?
Зина. – Психованного, вот за кого.
Коля. - Да ну, видно же, что нормальный я.
Зина. – Это пока стихи из тебя не прут. А так? Даже я засомневалась.
Коля. – Чего-чего?
Зина. – А как ты всем объяснишь, что это…ну, вроде чудо что ли. А, как еще то?
Коля. (На ходу придумал.) – Так я сегодня с утра головой ударился. В сенях за кошку запнулся, ну и упал.
Зина. – Сильно, однако, ударился.
Коля. – Да и не сильно, вроде.
Зина. – А по мне так, очень сильно. Скажем, что током еще ударило. Говорят, такое бывает с ударенными.
Коля. – В сенях? Где там ток?
Зина. – А в выключателе? Он же сломан. Мол, руку протянул, током ударило, ты упал и головой ударился. А тут я с уткой, тебя и поперло.
Коля. – Складно так-то. А на самом деле?
Зина. – Господи, да откуда ж мне знать? Главное, чтобы в психушку тебя не забрали.
Коля. – Складно, ладно, попробуем, а там видно будет. А вдруг и правда денег заработаем? (С легким стёбом.) Главное, утку надо хранить, а то народ, как прознает, что на ней можно денег срубить, не успеешь оглянуться, сопрут.
Зина. – Я ее в кладовке поселю. Пусть тут, с нами поживет.
Коля. – Ну и дела, вот, кто бы знал, кто бы знал, что такое быть может? А?
Зина. – Ох, что-то боюсь я всех этих блогеров. Они же все там наизнанку вывернут. Чем отмываться будем?
Коля. – Не боись, мать, надо в ногу со временем шагать, а иначе как?
Зина. – Да что-то время сомнительное… Ладно, пойду утку принесу, пусть тут, на глазах будет. А то и впрямь, мало ли…
Коля. – Давай, неси нашу уточку Рябу с золотыми яйцами…
Зина. – Ох, юморист, тут может плакать придется, а он все хиханьки. И, сильно-то не стихоплетствуй, разведусь… (Уходит.)
Входит Саша.
Саша. – Батя, гляди, уже больше двух тысяч…
Коля. – Рублей?
Саша. – Подписчиков.
Коля. – А деньги когда?
Саша. – Надо еще видео. Ты как?
Коля. – Сейчас мама утку принесет и попробуем.
Саша. – А с кем?
Коля. (Пристально смотрит на сына). – А кто попадется.
Саша. – Да ну, …Нет, со мной что ли?
Коля. – А ты что, нагрешил уже много?
Саша. – Не знаю.
Коля. – Так вот и узнаем. Утка, она все расскажет.
Саша. – Пап, а это все серьезно или ты разыгрываешь?
Коля. – Это как? Я, что сумасшедший по-твоему?
Саша. – Да нет вроде… Ай, ладно, в конце концов, не понравится, могу и не выкладывать.
Коля. – Ну уж нет, давай, как всем, прямой трансляцией. А так не честно получается. (Входит Зина с уткой прикрытой платком. К Зине.) Вот, правда ведь? А ну мать, открывай ее. Утку открывай, говорю, эксперимент у нас.
Зина. – Да ладно, ладно, вот, открываю же… (Открывает утку.)
Саша. – А мне чего бояться то, пусть… (Включает мобильный.) Итак, слушайте, в эфире вновь «Слушайте! Говорит небо!», сейчас прямая трансляция… Это обо мне… Давай пап…
Коля. - Весной промозглой на мосту,
Стесняясь редких пешеходов,
Ты робко прятал красоту,
Продукт заморских цветоводов,
Тюльпаны. Белые тюльпаны
Ты грел у сердца, на груди.
И, словно рыцарь из романа
С тропинки глаз не отводил.
И вот она! Ты, как в тумане,
Не дышишь, глядя на мечту,
Ей даришь тайное признанье -
Тюльпанов нежных красоту.
Но в реку брошены цветы.
- Убогий ты, – как хлыст жестокий.
И захлебнулись все мечты
В холодном бешеном потоке.
Не унывай мой мальчик юный,
Твоя судьба еще в пути.
Сидит пока за книжкой умной,
Иль спит у мамки на груди.
Зина. (Накрывает утку). – Посиди-ка, милая, отдохни. (Саше.) Да выключи ты его. (Саша выключает мобильник.) Это что ж за стерва то такая, разве такую можно любить?
Саша. – Да не бери в голову, мам, это давно было.
Зина. – Да, как же давно то, когда же вот, весной же.
Саша. – Это было весной… Ой, да я и не помню, когда?
Зина. – Надо же, а, как вчера будто…
Коля. – Так, про что я говорил? Покажи.
Врывается Марина.
Марина. - Это что тут у вас творится, господа Макарейкины!? А? Татьяну, фельдшершу, люди добрые из петли вынимают, а вы тут развлекаетесь? Ах, молодцы! Это, что вы тут ей такого сделали, что человек в петлю полез?
Зина. – Да ничего такого.
Марина. – Коля? Это она из-за тебя что ли?
Коля. – Марина, ты дура, или как?
Марина. – Так я ей что ли тут стихи читала?
Коля. – А, так вот в чем дело… Хорошо. Я сейчас и тебе почитаю. Сынок, приготовься! Зина! Давай! (Дает отмашку.)
Зина открывает утку. Саша включает мобильный: - О, удача, и вновь прямая трансляция! Интересно, что нам поведает небо про селянку, Марину? - Саша снимает все до конца сцены. Его реакция неоднозначна.
Коля. - Из дыр из черных, из щелей,
Как миллионы жирных змей,
В глаза, в уста, все злей и злей
Вползает зависть в мир людей.
О, ты, плюющаяся ядом,
Все ходишь, брешешь на людей,
Клевещешь на живущих рядом,
За то, что жизнь их веселей.
За то, что бог не обделил,
Кого детьми, кого работой,
Кого талантом окрылил…
На все у зависти охота.
Марина. – Зин, это что такое, Зин?! (Зина быстро прячет утку в кладовку за «голландкой».) А еще мне про утку эту врала. Утка тут не причем, Зина. Ох, не причем. (Коле.) Значит, вот какие стихи ты всем посвящаешь, Коля? Сволочь ты, Николай Дмитриевич, а еще водитель межгорода? Людей добрых возишь? И меня тоже. Это, когда это я ядом на тебя плевалась? Да ты бы на месте сдох, если бы я плюнула. Это, когда это я клеветала? Еще и змеей подколодной обозвал. Сам ты козел блудливый, Зинке изменяешь, а я виноватая?
Зина. – Николай, это что, это правда?
Коля. – Да кого ты слушаешь? Она же сплетница известная, придумает, что было, что не было.
Марина. – Стихи «за здорово живешь» не сочиняют!
Коля. – А за «каково живешь» их сочиняют?
Марина. – Стихи родятся от страсти!
Зина. – Коля, если ты сейчас признаешься, то к маме уйдешь честным человеком. Я даже прощу тебе, что ты опять поэтом стал.
Коля. – Так я тебя и люблю. Страстно.
Марина. – Ты ври, да не завирайся. После двадцати пяти в одной постели стихов не пишут.
Зина. – А ну пошла отсюда, пошла, я сказала. Змеища. Считать она научилась? Ишь ты, счетовод! Ты что, на Николая моего глаз положила? Ходит тут, вынюхивает, выспрашивает… Что, завидно стало, что Коля мой стихи начал писать?! Что любовь в его душе появилась?
Коля. – Да.
Марина. – Знаем мы, что там за любовь! Уже весь поселок знает.
Зина. – Пошла отсюда! Вон, я сказала, и, чтобы духу твоего не было!
Марина. – Да пошли вы все, чтоб вас всех тут перекосило от любви вашей! Только я в петлю не полезу, не дождетесь, я вам такое устрою! Такое! Психушка по вам плачет. Изрыдалась уже вся… (Уходит.)
Саша активно что-то печатает в мобильном, он возбужден изрядно. Зина села на диван, плачет. Николай садится рядом, обнимает, уткнулся головой в плечо. Чмокнул.
Коля. – Зина, Зин, а я тебе конфеты купил, твои любимые…
Зина. – Иди ты… А шампанского?
Коля. – А как же? И его купил.
Зина. – Коль, может ты перестанешь стихи писать, а?
Коля. – Чего так?
Зина. – Маринка сейчас со злости пойдет, такого наметет, все психбольницы к нам съедутся. И повяжут ведь (Плачет.). А Таня? Неужто и впрямь повеситься хотела? Этого то никто не простит. Куда ж мы поедем то?
Коля. – Это могут, за правду запросто могут. Только нельзя, не могу я остановиться, понимаешь?
Зина. – Не, надо до Тани дойти, спросить, прощения попросить…
Коля. – Что-то ты, мать, усталый вид имеешь… Не надо тебе. Вон, мы с Сашей сходим. Са-аш, сынок…
Саша уткнулся в мобильный, смотрит, читает…
Саша. – Ни фига се!
Коля. – Чего там, да говори же…
Саша. – Короче, рейтинг зашкаливает, просмотров уже свыше 10 тысяч. Отзывы – офигенные. Люди еще хотят. Пап?
Коля. – Что, пап? Из Москвы то там есть?
Саша. (В азарте, не слушает). – Да тут отовсюду… Надо еще. Народ требует. Ты знаменитость, и ты ма, тоже. И тетя Марина с Таней… Хочешь посмотреть?
Коля. – Нет. Не хочу я смотреть. (Зине.) Ты ложись-ка, отдохни.
Саша. – Что мне отвечать то? Когда продолжим? Мам?
Зина. – Давай потом, а? Устала я уже что-то сегодня в артистках ходить. (Ложится на диван.) Ох и трудная у них работа…
Саша. – Подождите, родня. Письмо пришло с, от канала УТН. Папа, тебя хотят пригласить на канал в программу «Удивительное рядом». «Нифигасе», это, па, знаешь сколько мы еще заработаем?! А, вот они пишут, что завтра приедут познакомиться, чтобы убедится, что это настоящее. Вы как? Согласны?
Зина. – Да пусть едут. Хоть готовить специально не придется. (Укрывается пледом, отворачивается.) Картошка, мясо, салаты, пироги, к-колбасы, или и не надо уж, сыру порежу и хорошо…
Саша. (Громко). – Все. Я их пригласил! Приедут! (Коля кивает на спящую Зину. Саша понимающе, шепотом, сдавленно-радостно.) А-а, класс, батя, ты знаменитость!!!! Ты, хоть понимаешь, это?!
Коля. – Ну, если они автобус новый подгонят, тогда глядишь и пойму.
Саша. – Да мы с тобой новый и сами сможем купить.
Коля. – Ну, это мы еще посмотрим. А пока пойдем, до Татьяны дойдем, узнаем, правда, или Маринка набрехала опять? Ох, что-то и я устал с уткой этой… Вот ведь, прости господи, епитимью я наложил, возможно и непосильную…
Саша. (Шепотом). – Не, пап, ты не понимаешь, это же здорово, все блогеры себе локти обкусают, им такое кино и не снилось… Ты такой прикольный, пап, я прям обалдеваю от тебя!
Коля. – Да все я понимаю, сынок, все понимаю. Нам, главное, чтобы нас услышали в главном, понимаешь? Ладно, потом поймешь… (Уходят.)
Утро дня Рождения Зины. Возле калитки стоят Таня и Марина. В руках плакат с надписью, «Здесь живет сумасшедший поэт!». Периодически выкрикивают лозунг, написанный на плакате. К ним подходит Васька-Перегар.
Василий. – Привет, смелые девочки.
Марина. – Мальчики присоединяйтесь! (Кричит, Таня тоненько ей вторит.) Здесь живет сумасшедший поэт! И его семья… тоже ненормальная…
Василий. – За что вы их так?
Марина. – А вот нечего.
Василий. – Чего?
Таня. – Наживаться на нас.
Василий. – Таня?
Таня. – Чего?
Василий. – А ты что тут стоишь то? Ты ж вроде, повесилась? У тебя ж похороны завтра.
Таня. – Василий Яковлевич!? Не стыдно?
Василий. – Мне?
Таня. – Вам.
Василий. – Я чужих мужей не увожу.
Таня. – Так с вами, …за вас и не пойдет никто.
Василий. – Это, как позвать? И, кого теперь-то? (Таня собирается плакать, губы задрожали.)
Марина. – Таня, не реви. Да они нас на весь мир опозорили. Видео выложили. Сашка их теперь блогер, деньги на нас зашибает.
Василий. – А вы счет предъявите. Пусть платят вам, как актрисам. Гонорар, однако.
Марина. – Точно. Хоть какая-то моральная компенсация. А сколько?
Василий. – Что?
Марина. – Сколько заплатить должны?
Василий. – Думаю, штук по пять за ролик. Каждой.
Таня. – Я тогда, хоть сапоги новые куплю, а то вон, ужас уже на ногах.
Василий. – Вот! Вы идите к ним, требуйте положенное. А это (Кивает на плакат.), это выбросьте. Но, после того, как заплатят.
Марина. – Точно. Танюха? …Вот дурёха, пойдем давай. Хватит реветь.
Таня. – Что-то страшно мне.
Василий. – Что, боишься, что еще какую правду про свои грехи узнаешь? Слушай, а может ты анализы подделываешь или, вообще, их воруешь и продаешь?
Таня. (Смеется). – Да идите вы. Сами то были там?
Василий. – Ну был. Только мне деньги за правду не нужны.
Таня. – Так я вам и поверила.
Василий. – Мне бы на инструменты бы.
Марина. – Тань, да брось ты с ним. Алкаш. Пойдем уже. Да утрись ты, на вот… (Сует ей платок.) Стой, они вон сами к нам в лапы…
Со стороны улицы выходят Саша и Николай.
Коля. – Видишь, как все хорошо получилось… Михалыч, он всегда поможет, он в делах строительных лучший у нас… Глянь-ка, ишь ты, пикет возле дома! … Девчата! А вы разрешение у администрации получили на ваш пикет? Мне что-то Михалыч не сообщал о мероприятии возле моего дома?
Таня. – А мы сами! Вот!
Коля. – А вам, как, не страшно возле дома сумасшедшего поэта стоять?
Марина. – Не страшно, Коля, не страшно. Мы с требованием.
Коля. – Да!?
Марина. – Да. Мы тут тоже кое-что понимаем. Сашка ваш блогер теперь, видео про нас выложил…
Коля. – И что?
Марина. – А то. Пусть деньги нам платит.
Коля. – Ты, Вась, тоже за деньгами?
Василий. – Ну, не за вашими, это точно…
Коля. – А, так это не ко мне, это к продюсеру. Саня, это к тебе.
Саша. (Делает серьезное лицо. Жестом приглашает присесть на лавочку.) – Присаживайтесь, не стесняйтесь. (Таня и Марина садятся на лавочку.) Итак, селянки, вы хотите получить гонорар за видео, в котором вы имели счастье поучаствовать?
Таня. – Да, хотим. В общем, хотелось бы получить оплату за участие.
Саша. – То есть, вы, никому не известные, и даже не актеры, требуете деньги за славу, которую вы получили абсолютно бесплатно?
Марина. – Да. По пять тыщ.
Таня. – Мне и трех хватит. Сапоги купить. Надо бы…
Марина. – Дура. По пять, по пять!
Саша. – А за что, позвольте спросить?
Марина. – За позор, который мы испытали.
Саша. – Уточнение. За правду о себе, возможно, от самого (Пальцем показывает вверх.). И вот на ней, на святой правде вы возжелали обогатиться? …Что молчите, селянки? За то, что вы ничего и не делали, собственно, вы требуете денег? Вы же просто стояли и слушали ЕГО. И за ничего неделанье вы требуете гонорар?
Марина. – Что это ничего не деланье? Мы же слушали, реагировали.
Таня. – Я даже плакала.
Саша. – Ну и что? Это нормальная, человеческая реакция на правду о себе. За это я вам ничего не должен. Нет, вот, если бы вы все это играли, как актрисы, тогда да, могли бы и требовать.
Марина. – Так давай, мы сыграем. Только тогда, по десять!
Коля. – А играйте.
Марина. – А что играть то?
Саша. – Оракул сейчас, как вдарит опять по вам, про грехи ваши, а вы? Ну, хотите плачьте, хотите - смейтесь. Ну?
Таня. – Не понукай тут, ишь пастух выискался! Я поняла. И, вот что, я играть ничего не стану. И денег мне никаких от вас не надо. Все, я пойду. Марина, ты идешь?
Коля. – Скатертью дорога…
Марина. – Ох, и хитрые вы, Макарейкины. Коварные! Сами деньги будете лопатой грести на наших бедах, а нас по боку? Не выйдет. Я еще найду на вас управу. Вот увидите. (Бросает плакат на пол.) Пойдем, Таня. Они еще услышат про себя. Я про вас такое расскажу!!! Услышите, услышите, я это так не оставлю…. (Уходят.)
Коля. - Вот дуры то! (Поднимает плакат, скручивает его, бросает рядом со скамейкой.) Ведь и не лень было, Вась, пойдем в дом?
Василий. – Да нет, я тут еще посижу, послушаю.
Коля. – Сашок, пошли в дом. Холодно что-то… Вась, ты, если что, давай заходи…
Уходит через калитку. Саша сидит в мобильном, чему-то улыбается, отвечает на комментарии. Уходит следом. Поспешно возвращаются Таня и Марина.
Таня. – Нет, все, с меня достаточно, мне и вчерашнего твоего вранья хватило. Вся деревня сбежалась.
Марина. – Ты что, а компенсация? (Находит плакат.) Ага, вот, еще пригодится… Вы у меня еще попляшете, господа Макарейкины…
Таня. – Да иди ты со своей компенсацией... И все, и нечего меня больше «с панталыку» сбивать. Зря я повелась. И вот еще, и не ходи ко мне больше.
Марина. – А если заболею?
Таня. – Только, если заболеешь. (Уходит. Возвращается.) Ты в интернете то видео посмотри внимательно. Может и поймешь, чего. А с меня хватит. И так не знаю, как людям в глаза смотреть?
Марина. – Так то-то и оно.
Таня. – Зато все кончено. Всё. Новая жизнь.
Марина. – Так позорно ведь…
Таня. (На ходу, весело.) – А и плевать. Подумаешь? А легко, знаешь, как стало? Как исповедалась. А народ поговорит, да и забудет, да и не до меня ему. Вон, в мире то, что творится? Воюют кругом! А мне? Будет, что вспомнить в старости… (Убегает.)
Марина. – Вась, ты понял что?
Василий. – Плевать. Главное, истина.
Марина. – Ты что ли трезвый? А ты чего, интересно, тут высиживаешь? Ждешь, когда подадут в честь дня рождения жены дружка твоего? Так и иди в дом. Или не пригласили?
Василий. – Шла бы ты…. На пилораму.
Марина. – Между прочим, сегодня, выходной. (Уходит.)
Василий. – Иди, иди, … неограниченная ограниченность! (Замечает Юдина и Адочку.) Ух ты, а вот и контингент долгожданный… (Ложится на лавку, притворяется спящим.)
К калитке подходят Юрий Григорьевич и Адочка. В руках у них цветы и подарочный пакет.
Адочка. – Ну, что ты кислый такой?
Юдин. – Да не хочу я туда идти. Зачем? (Васька громко вскрикивает, будто во сне.) Ох, напугал чёрт.
Адочка. – Ты что, не понимаешь? Она - главный бухгалтер! Через нее мы сможем вывести денежки, куда нам надо. Там, в Москве, и не заметят даже.
Юдин. – Ты же финансовый директор, можешь и сама.
Адочка. – Ты с ума сошел? Мне? подставляться? Я еще молода и жить хочу. Красиво. А то, что сам директор ее поздравит, ей польстит, она отказать не сможет. Ладно, пойдем, улыбайся, улыбайся… (Васька всхрапывает. Адочка отпрыгивает.) Василий Яковлевич, это вы что ли?! … Не слышит даже, фу, перегаром от него…
Юдин. – Ты что, знакома с ним?
Адочка. – Папаши моего конкурентом был. Талантливый, гад. Тоже мебель делал.
Юдин. – Да что ты!? А чего он так?
Адочка. – Сгорел. Не выдержал конкуренции.
Юдин. – Фигурально?
Адочка. – Натурально. Мастерская его сгорела. И станки, и древесина… Он из дуба мебель делал.
Юдин. – Отец твой постарался?
Адочка. - Все, хватит о нем. Он уже давно себя пропил, ничего не стоит.
Входят в дом. В кухне только Саша.
Саша. – Здравствуйте! (Кричит.) Пап! Гости пришли!
Юдин. – Здравствуйте, здравствуйте…
Саша. – Александр. Сын. Единственный.
Юдин. – Юрий Григорьевич, собственно…
Входит Николай, он в брюках, в белой рубашке. Саша, настраивает видео.
Коля. – А, здравствуйте, Юрий Григорьевич, Адочка!
Юдин. – Здрасссьте. Мы, собственно, поздравить именинницу…
Коля. – А она сейчас придет, она на улицу, во двор вышла зачем то, сейчас придет, сейчас… А, вот и новорожденная. (Входит Зина. На руках у нее утка. Ласково: - Ну вот, вот и погуляла, а то конечно, что в кладовке то сиднем сидеть…) Зина, к тебе гости.
Юдин. – Она, что, с уткой гуляла?
Коля. – Это, знаете ли, не простая утка…
Юдин. – Да, очень креативно… Да мы на минутку, собственно, вот! Это от компании вам, подарок ценный!
Зина остолбенела от неожиданности. Саша спешно наводит камеру на гостей. Коля смотрит на утку, изменяется в лице, разворачивается и громогласно декламирует, глядя на Юрия Григорьевича.
Коля. - Твой гроб пока растет в сосне
И ждет, когда ты ее срубишь.
Случится это по весне,
Когда министра ты подкупишь.
И дьявол зло привез в наш дом,
Он души ваши прикупил,
Чтоб Русь в костер, на хлам, на слом…
Чтоб сам ты родину убил.
Вас ждет тюрьма, и ждет, и плачет!
Качнутся кресла в министерствах…
Вы все воры, а это значит:
Платить придется всем за зверства.
Срубили лес, отняли дом
У птички малой, у зверюшки.
Но ты не выжжешь и огнем
Свой гроб на солнечной опушке.
Сосна тебя своей доской
Придавит, ей земля в подмогу,
И наконец то на покой
Уйдешь ты черною дорогой.
И вмиг сгорят твои богатства,
Твой род исчезнет и умрет,
Ведь, коль природа проклянет
Никто спасенья не найдет.
Юдин. – Не понял? Это что сейчас было? Адочка?!
Адочка. – Зина! Это что такое! Зина!
Юдин. – Все, я ухожу. (Сует Адочке цветы, подарок.) Чёрти что тут у вас творится. Уток выгуливают, дурные стихи читают, …дурдом!
Адочка. – Зина!? Отвечай же.
Коля наступает на Адочку.
Коля. - Грехов не счесть… О боже мой,
Сам черт стоит передо мной.
Ответь презренный нам скорей,
А много ль вас среди людей?
Зина прикрывает утку.
Юдин. – Ну все, я пошел, это же кошмар, собственно. Они же тут все алкаши и психи. Адочка, я ухожу. (Выходит. Идет к калитке. Садится на лавочку рядом с Васей. Тот резко от него отодвигается.)
Адочка. (Вслед). – Не переживай, любимый, я все сама решу. Сумасшедший дом какой-то. Зина, ты уволена. На работу можешь не выходить. Никогда. Слышишь, никогда.
Зина. – Да пошла ты.
На скамейке.
Юдин. – Ничего, что я тут посижу, собственно, мне сотрудницу дождаться?
Вася. – Да мне-то что, ждите.
В доме. Адочка замечает утку, смотрит на нее внимательно, подходит, открывает, разворачивается к Николаю и отвечает.
Адочка. - Нас миллионы на планете.
Вы, в золотые наши сети
Давно идете добровольно,
И в общем, все вполне довольны.
И эти речи о грехах
Не приживаются в умах,
В которых только звон монет…
Адочка развернулась к Зине: - А, впрочем, дело есть, и нет, …завтра придешь на работу, все подпишешь, и на все четыре стороны. Поняла? Или хочешь, чтобы сынок твой завтра же на передовой оказался? (Утке.) Ах, уточка, ты ведь вкусненькая, когда поджаренная. Ух, ты дурочка, обмануть хотела? Да? – она нежно прикрыла утку и демонстративно ушла.
Саша. – Люди, вы это слышали? Это же сам дьявол говорил с нами. Как он вклинился в наше информационное поле? Папа!
Коля. – Да, Санька, да, силен дьявол. Аргументы у него железобетонные. И бог ему не помеха. (Подходит к Зине, ласково берет утку на руки.) Зина, давай ее сюда, иди ко мне, милая, смотри, как дрожит бедная. Уточка наша. Пойдем, поспи там в чуланчике. (Относит утку за печку.) Напугалась птаха. Зина, ты уж прости, но… (Коля присаживается за стол, достает бутылку водки из-за его ножки, стакан оттуда же, наливает и сидит молча, смотрит на стакан.) Господи, что же за жизнь то, а? Нет, это же надо, еще и стихами мне! Таких не запугаешь.
Зина. – А мне что делать? Коля? Что делать то? Ведь заберут, сына заберут… (Подходит, отпивает половину, передает мужу. Коля дрожащей рукой берет стакан, пьет, стакан трясется, стучит о его зубы.)
Коля. – Сам дьявол, представляешь, сам ответил на вопрос. Как жить то дальше, Зиночка, а ты - что делать? Их, оказывается, много. Повсюду!
Саша. – Папа, пап, у тебя более миллиона просмотров! Это победа! За два дня. Народ в диком восторге от происходящего. Это же война, пап, между добром и злом, вот пишут об этом. Офигеть! А мужик этот, кто он?
Зина. – Начальник предприятия «Руслес», господин Юрий Григорьевич Юдин. Он тут со всеми «вась-вась».
Саша. (Отвечает в мобильном на вопросы. Вслух.) – Один из руководителей «Руслес». Юдин Юрий. …Ну все, хана вашему начальнику. Если до Москвы дойдет, а дойдет однозначно, то капец ему. От своих же подельников «капец».
Зина. – И нам заодно.
Саша. – Не-а, мы уже завтра-послезавтра на канале выступим, а когда на весь свет засветимся, то уже ничего сделать не смогут.
Зина. – А когда, когда они приедут уже.
Саша. – Обещали к обеду.
Зина. – Вот и славно, с ними и пообедаем. Что-то я кушать захотела, на нервной почве что ли... (Берет ложку и ест салат прямо из кастрюли.) Надо же, никогда еще так не голодала, в смысле, так есть не хотела… (Коле.) Будешь?
Коля. – Потом поем. Не лезет в меня ничего. Живот крутит. Пойду я в туалет, однако. А вы проветрите тут все. Серой пахнет. Или нет? Да нет, показалось. Все-равно проветрить надо… (Уходит.)
Зина. – Сашка! А чего мы тут!? А ну пойдем за праздничный стол, я что, зря готовила что ли. Бросай свой блог, пойдем гулять, да водку пьянствовать!
Саша. – Водку?
Зина. – Лимонадиком обойдешься. Рано тебе еще про водку думать?
Саша. – А про что не рано?
Зина. – Про многое.
Саша. – Может расскажешь?
Зина. – Ах, ты оболтус, провокатор, а ну пошли давай к столу…
Зина с Сашей уходят в гостиную. На лавочке Юрий и Васька-Перегар. За забором стоит Адочка, курит.
Юдин. – Ты теперь кто?
Василий. – А ты?
Юдин. – Я первый спросил.
Василий. – Ну, типа, местная достопримечательность.
Юдин. – В смысле?
Василий. – В смысле, как напоминание человечеству, как нельзя жить.
Юдин. – Да ты философ. Слухи ходят, что ты неплохо жил.
Василий. – Слухи.
Юдин. – А ты в курсе, что там происходит? Это что?
Василий. – Вы про Николая? Так он же ясновидящий у нас.
Юдин. – И что? Сбывается?
Василий. – Как по писанному. Только он то, как проводник всего. Там утка заправляет.
Юдин. – Утка?
Василий. – Да, представьте, простая утка. Она появляется, он вещает, ее убирают, он – простой водила.
Юдин. – Бред какой-то…
Василий. – Ну, бред-не-бред, а поди ж ты…
Юдин. – А ты можешь украсть?
Василий. – Я же философ.
Юдин. – А хочешь стать напоминанием, как нужно жить?
Василий. – А, кто знает, как нужно?
Юдин. (Достает бумажник, открывает.) – Истина здесь.
Василий. – Что украсть?
Юдин. – Утку.
Василий. – Утку?
Юдин. (Дает купюру.) – ….
Василий. – Это будет нелегко.
Юдин достает еще купюру.
Василий. – Это же не просто утка, это проводник оттуда. (Кивает головой вверх. Юдин достает еще купюру.) Это же из космоса, а может и от самого…
(Юдин достает еще купюру.) А, если охрану приставят? (Юдин достает еще 3 купюры. Васька заглядывает в портмоне.) Нет, я не возьмусь, не могу я пойти против гласа небесного. Это же, как икону украсть. Такое дело резонансное. (Юдин достает почти все. Василий берет деньги, прячет за пазуху.) Стесняюсь спросить, а зачем она вам?
Юдин. – А ты как думаешь?
Василий. – Тебе катрен в каком размере прочитали?
Юдин. - Какой еще катрен?
Василий. – Ну, зашифрованное послание. Нострадамус так писал.
Юдин. – Откуда мне знать? Ну, простенько так. Да там без всякого шифра, мол гроб мой пока еще в сосне растет...
Василий. – Это плохо. Ой, и нос у тебя, вон, заострился. Дурной знак.
Юдин. (Вспотел.) – Да иди ты… Не верю я во все это.
Василий. – Значит все произойдет быстро. Вот мне читано сложным размером, значит еще время есть для исправления. А если ямбом, да не приведи (Крестится.) хореем? Труба дело. Лоб покажи… Ты ж не веришь, что тогда боишься? (Юдин лоб показывает.) Да, вон, уже отметины. Точечки черненькие. Пока мало, конечно, так что время еще есть…
Юдин. (Подскакивает, отталкивает Васю.) – Да иди ты… Так сделаешь? Или деньги назад.
Василий. (Включает видео. Там уже стихи про Юдина). – Так тебе утка нужна или сосна?
Юдин. – Мне всё нужно.
Василий. – Адреса, конечно, точного тут не сказал он, но наводочка есть. Растет она на солнечной опушке. Если по лесу побродить, можно и найти.
Юдин. (С сарказмом). – Может поищешь, я заплачу.
Василий. – Не-е, сосну ты сам ищи… А утка тогда зачем?
Юдин. (Взорвался.). – А нечего, нечего тут всем предсказывать. А то ишь, откуда кому знать, у кого где какие гробы растут? А может у меня дубовый будет, в дубе, пока, растущем?! А дубов тут нет, не растут тут дубы, нечего рубить. А они дорогущие. И вообще, у меня денег на гробы для всех хватит.
Василий. – Так тебе же после и не узнать, в какой родня тебя положит.
Юдин. – Да где Адочка? Куда она запропастилась?
(Выходит Адочка.)
Адочка. - Я здесь, любимый. Разбиралась там.
Юдин. – Вот зачем, зачем? Вот не хотел же идти сюда.
Адочка. – Ты, кто тебя напугал так?
Юдин. – Не дождетесь… Тебе там не сказали, где твой гроб цветет?
Василий. – Растет.
Юдин. – Да какая разница? Мне теперь, что, и лес не рубить? У меня заказ, можно сказать на уровне…
Адочка. – Ты что, этому забулдыге поверил?
Василий. (Включает мобильный. Слышны стихи Коли к Юдину.) – Во, уже весь интернет слышит, видит.
Отрывок из видео.
И ждет, когда ты ее срубишь.
Случится это по весне,
Когда министра ты подкупишь.
Юдин. (К Адочке). – Ты послушай, послушай! (Васе, срываясь на истерику.) Выключи!!! Да причем тут верю-не-верю, откуда он про министра все знает, и про желтого, открытым текстом. Я завтра к нему еду. Что делать? Что?
Адочка. – Ну давай я поеду.
Юдин. – От этого событие свой смысл не поменяет. Взятка, она и есть взятка.
Адочка. – Тише, любовь моя, тише.
Юдин. – А смысл? Весь интернет в курсе, весь мир! Ты что, не видела этого пацана, он же все снимал. А завтра и там узнают.
Адочка. – Ничего не конец. Завтра придет Зина, отправит все, куда надо, и все. Все будет нормально.
Юдин. (Василию, дает визитку). - Слышь, философ, принесешь заказ, я тебе еще денег дам.
Василий. – Да зачем она тебе? Он же (Показывает пальцем в небо.) с тобой и говорить не станет.
Юдин. – А я съем ее, понял, чтобы нечего больше было в интернете рассказывать… Ясновидящие нашлись…
Василий. – Как скажешь, мне то какая разница.
Адочка. – Вы это про что?
Юдин. – Да вечеринку хочу закатить, с утятиной! А вкус будет, божественный. (На ходу. Набирает по мобильному.)
Адочка. – Да-а! Какая прелесть … (Семенит за Юдиным.) А кто еще будет? Ой, мне же и наряд надо купить, соответствовать чтобы, такое событие…
Юдин. - Петрович, останавливай все, срочно. Чтобы не одно дерево не упало без моего особого распоряжения. Я приказываю, понял. …А, так и ты уже все видел? Тогда, ну сам понимаешь!
Адочка. (Как бы между прочим). - А сосну эту, все-таки, я бы поискала…
Юдин. – Зря смеешься, я их всех, я тут всё вырублю «нахрен» … Ишь, пугать меня вздумали, дебилы… (Уходят.)
Василий. (Крутит в руках визитку, жмет кнопочки мобильника). – Натаха привет, слышь, утку продай. …Живую надо. …Сколько? А подумать? …Нет, давай за 200, сейчас и приду …А, тебе какая разница (Отключается.) откуда деньги? (Снова нажимает кнопку.) Зина, слушай, с рождением тебя, ага, потом приду… Я что звоню то, ты завтра на работу не ходи. Да я тут разговор услышал. …Да не пьяный я! Да послушай, кому сказал! Адочка тебя на деньги хочет подставить. Так что, если в тюрьму не хочешь, забей. …А, так она тебя уволила? Так тем более не ходи. Все, привет мужу! (Уходит.)
За сценой. Слышен звук подъезжающего автомобиля. Кричит редактор с канала УТН.
Редактор. - Скажите, любезный, где тут Макарейкин Николай живет?
Василий. – Да вон их забор и калитка. Там и живет ваш Николай. А вы кто?
Редактор. - А мы с телевидения. УТН канал. Программа, «Удивительное рядом». Смотрите?
Василий. – А как же. Только вас и смотрим…
Редактор. - Спасибо, вы очень нам помогли...
Василий. - …придурки… (Проходит быстро, но зритель видит его, с зажатой подмышкой уткой.) Как же, смотрим мы вас, фигню всякую показываете, а мы – смотри вашу фигню тупую… Придурки.
Ночь. Слышно, как рядом тормозит автомобиль, с громко играющей в нем музыкой. К калитке идут, громко смеются, пьяные, Адочка и Марина. В руках у них поджаренные утиные ножки.
Марина. (Кричит). - Зинка, Зин, выходи, мы тебя вашей уткой угостим! Вкусная.
Адочка. – Обалденно, вкусная. Я сама ее в печь засовывала.
Марина. – Она божественно вкусная… (Пробует.) Утка, как утка. Так что врал твой Колька все про всех, …ишь, нашелся обличитель пороков! Вон, вся деревня теперь от вас шарахается! ...(Адочке.) Не выходит, представляешь. …Что не выходишь, боишься? Правды моей боишься? Сами тоже, не без, не без, без, грешники тоже, как все …Слушай, она даже не выглядывает. Не интересно им с нами, позорно…
Адочка. – Слушай, а где наш Юдин? Он же теперь твой начальник, ты должна знать, ты теперь главный наш бухгалтер…Главный, понимаешь?
Марина. – А как же? Я все понимаю… А Юдин? А где он? А-у-у! …А-а! Он же в лес собирался. Сосну какую-то искать …на опушке. О! Опушку он пошел искать. Так и сказал. Я – в лес, на опушку. Солнечную. И бутылку с собой взял. Молодца.
Адочка. – Точно! Там «гроб качается хрустальный», да сказки все это. И где он ночью солнечную найдет? Вопрос? Слушай, мужики такие наивные, мини-мни-мнительные, кошмар, ду-ра-ки. Буратинки.
Марина. – И эта не выходит. Опозорили меня на весь мир… нет, ты представляешь, меня жирной змеей обозвали, а какая я жирная, посмотри…
Адочка. – И ничуть ты не жирная, нормальная такая…
Марина. - Коварные! Слушай, пойдем отсюда, а? (Бросает во двор ножку утиную.) Вот, зажритесь вашей уткой, обличайте, теперь, обличайте уткой жаренной.
Адочка. – Пойдем, тебе надо еще документы подписать, ты же главбух теперь… (Обнимает Марину, уходят качаясь, запинаясь, поют песню.)
Зина и Саша сидят в темноте на кухне. Слышен шум отъезжающего автомобиля.
Зина. – Ушли вроде. (Пошла, включила свет.) Ох, дура Маринка, ох и дура. Зачем согласилась? Она ж в бухгалтерии ничего не соображает.
Саша. – В тюрьму сядет?
Зина. – Они сейчас деньги со счетов переведут на свои, где-нибудь на Каймановых, и свинтят. А она сядет.
Саша. – Так может предупредить?
Зина. – Поздно уже. Да и не поверит она нам. Интересно, как там наш папа?
Саша. – Съемки завтра. А в субботу покажут.
Зина. – Главное, что за психа не приняли. А то, я так боялась, так боялась… Он же, дело прошлое, чуть было не попал туда. Вот, любовь, что с человеком делает.
Саша. – Папа?!
Зина. – Ну да. Хорошо, я вовремя вернулась.
Саша. – А ты любишь папу?
Зина. – А как же? Иначе он в психушку бы и попал со своими стихами. А нормальными, слышала, оттуда уже не возвращаются.
Саша. – Да ну мам, это раньше.
Зина. – А ты думаешь, что поменялось что-то? Нет, Сашка, ничего не поменялось. И ты зря затеял этот блог. Нельзя обогащаться на слабостях человеческих. Грех это.
Саша. – Так я же на дом хочу. Вам помочь. Это же не грех?
Зина. – Конечно не грех. На доброе дело тебе и работу бог даст хорошую. А это нельзя было на весь мир. Вот смотри, к тебе сейчас народ просится, чтобы ты их исподнее всему миру показал? Деньги за это просят. Хорошо это?
Саша. – Они же сами хотят. Говорят, пусть будет, как исповедаться.
Зина. – Пусть вон, в церковь, к батюшке… Ты подумай. Голова тебе не украшение. Ведь исповедь считается таинством. Она искренней должна быть. Это то, о чем человек даже себе признаться боится. А тут на «всю ивановскую». Нет, врут они все. Они, ведь признаться хотят в том, о чем и так все знают. Да еще и за деньги. Получается – обман? Обман кругом. Эх, думаю, не получится у тебя денег на грязном исподнем заработать.
Саша. – У других же получается. И ничего. «Секрет на миллион», к примеру.
Зина. – Дурачок ты, они ж там для пиара, чтобы не забыли про них. Убогие, хотят народ обмануть. А мы смотрим, иногда, да смеемся над ними. Слышали бы они, как наши бабки на базаре насмехаются над их секретами. Ладно, давай спать, утро вечера мудренее. (Направляется к гостиной.)
Саша. – Жаль, что не получится… Мам, а ты правда думаешь, что папа ясновидящий?
Зина. – А, как ты думаешь, откуда он про любовь твою несчастную узнал?
Саша. – Я никому не рассказывал.
Зина. – Вот видишь.
Саша. – Да-а, офигеть…
Зина. – Я и сама офигеваю порой. Хотя, есть у меня подозрение, что, когда ты на первом курсе еще учился, он все в город ездил. Помню, расстроенный приехал, хмурый такой… Точно, весной это было.
Саша. – Он, что следил за мной?
Зина. – Ты не осуждай отца, он же отец. Папа. Он и в часть воинскую к твоим командирам потихоньку ездил. Мне сказал, что на встречу с армейскими своими. Еле живой вернулся. Три дня с твоими командирами водку гулял. Уже потом признался, и то, чтобы я не переживала, сказал, что все там уладил, договорился, чтобы с тобой ничего не случилось.
Саша. – Капец. Зачем? Зачем он это сделал? Во подстава!
Зина. – Ой, разбушевался! Подстава ему? Сам то видел поди, что там творится? То-то же. И, ты не вздумай отцу что сказать? Обидишь его, я не прощу. Когда сам отцом станешь, посмотрим? Тогда и будешь папку нашего благодарить! Понял? Не слышу?
Саша. – Понял.
Зина. – То-то же. А то, капец, стыд ему. Много ты понимаешь? Расстроил меня, как уснуть теперь?
Саша. – Ма, я посоветоваться хочу.
Зина. – Да ну?
Саша. – Ну что ты? Я ж серьезно. Короче, я хочу Тане, фельдшерице нашей, денег на сапоги новые дать? А то у нее и правда, совсем плохо, видимо.
Зина. – Не возьмет.
Саша. – Блииин, а что делать то?
Зина. – А ты пойди, да и купи ей сапожки. А размер я тебе подскажу.
Саша. – Может вместе сходим? А то я плохо разбираюсь, куплю, да не понравятся.
Зина. – Да не проблема, сходим. Дело то доброе. Са-а-нь, какой ты у меня взрослый стал! А я и не заметила.
Саша. (Весело.) – А дядя Вася молодец, здорово это он с уткой придумал, да?
Зина. – Он очень хороший человек. Всегда таким и был. (Уходят.)
Звучит песня «Родник» Иеромонаха Романа, в исполнении Жанны Бичевской.
https://yandex.ru/video/preview/13007635383305337621
Если тебя неудача постигла,
Если не в силах развеять тоску.
Осенью мягкой, осенью тихой, |
Выйди скорей к моему роднику. |
За родником белый храм, кладбище старое
Этот забытый край Русь нам оставила.
Если глаза затуманились влагой
Из родника поплещи на глаза.
Можешь поплакать, спокойно поплакать,
Кто разберет, где вода, где слеза?
Утро. По авансцене бодро, целенаправленно проходит Василий с досками на плече. (Хорошо, если в стороне, на авансцене будет установлен столярный стол. И пока звучит песня, Василий берет рубанок и обрабатывает дерево.)
Затемнение. И вот включается телевизор. Перед телевизором сидят Зина и Саша. Заканчивается программа «Удивительное рядом». Ведущий ШОУ прощается со зрителем.
- На этом мы прощаемся с вами до следующей субботы. И, как всегда в начале Шоу будут объявлены победители сегодняшнего конкурса. А победителей определите вы, дорогие наши телезрители. Голосуйте за понравившегося вам участника!
Зина жмет ДУ, выключает телевизор.
Зина. – И? И где наш папа с уткой?
Саша. – Странно. Редактор же сказал, что показывать будут сегодня. (Отбрасывает мобильный.) И на вызовы не отвечает.
Зина. – Вот точно, в психушку забрали. А я чувствовала, чувствовала, что ничем хорошим это не кончится. Надо было отрубить башку этой утке и все было бы спокойно. Я бы работала. Отец рулил. Никто бы от нас не шарахался, как от прокаженных. И Юдин Юрий Григорьевич бы с ума не сошел.
Саша. – А он что, того? Его ж нашли в лесу.
Зина. – Нашли. А что нашли то? Старика сумасшедшего. Он пошутить решил, типа, сосну пошел искать, в которой гроб его, да и заплутал… Это ж надо так было напиться, чтобы осенью в тайгу уйти. Ночи то холодные уже.
Саша. – Там, говорят, вряд ли и выживет. Переохлаждение. Б-р-р…
Зина. – Значит, Адочка теперь всем заправлять будет. А где она прошла, там пустыня. Папаша ее такой же, царствие небесное, редкой масти гад был. Так-то вот! Короче, если папка наш завтра не приедет, сама поеду в Москву. Разыщу и прибью нафиг. Все, спать пошли. (Уходит в гостиную, Саша ложится на диван, набирает по мобильному.)
Саша. – Не спишь?
Таня. – Слушай, не показали… Я так хотела посмотреть…
Саша. – Да и пофиг. Приедет, расскажет, почему. Хочешь, я сейчас к тебе приду.
Таня. – Прятаться будешь?
Саша. – С чего это? Нам с тобой скрывать нечего. Мне, однозначно. А тебе?
Таня. – И мне нечего.
Саша. – Так я приду? …Не молчи, отвечай честно, у тебя есть чай?
Таня. – Есть конечно.
Саша. – Ставь чайник, я скоро. (Берет коробку с обувью, пару пирожков со стола, и исчезает в темноте.)
Утро. Осторожно к скамейке подходит Василий. На плече тащит большой, красивый, деревянный крест. Прислоняет его к забору возле калитки. Присаживается рядом на скамью. Из калитки выходит Зина с хозяйственной сумкой. Замешкалась, достала кошелек из кармана, уронила у подножия креста. Подняв голову и увидев крест, хватается за сердце. Садится рядом с Василием. Прячет лицо в ладонях. Качается.
Зина. – Я чувствовала, чувствовала, что добром это не кончится… Сердце всю неделю не на месте было… Ты, ты знаешь, как это случилось?
Василий. – Время пришло.
Зина. – Да какое ж время? Ты, вон, не просыхаешь, а ведь живешь.
Василий. (Протяжно, как воспоминание). – Это когда было. Все в прошлом…
Зина. – Да ты ж еще пару недель назад пьяный по селу шарахался. Когда?
Василий. – Что когда?
Зина. – Тело привезут? Надо ж подготовиться.
Василий. – Чье тело?
Зина. – Николая тело.
Василий. – А он что, умер что ли?
Зина. (Зина смотрит на Васю непонимающе). – Так крест же.
Василий. – И что? Я сделал. Старый сгнил, время пришло, я новый сделал.
Зина. – Кому?
Василий. – Всем.
Зина. – Кому, всем?
Василий. – Людям. Поклонный крест. К источнику нашему… (Зина становится в традиционную, угрожающую, женскую стойку, «руки в боки».) О, Зинаида, глянь, Николай твой идет… (Зина, не выходя из стойки, плавно разворачивается в сторону подходящего Николая.)
Коля. – Привет односельчанам! Что, заждались героя? А я вот он, весь перед вами, здрасьте.
Зина. – Ты где был, зараза, где был? По телевизору то тебя не показывали, мы все глаза с Сашкой проглядели. И трубку не берешь. А утка где?
Коля. – Здесь она. (Кивнул на пакет в руках. Бережно положил на скамейку. Сел рядом.) Умерла она. Разрыв сердца.
Зина. – Как это?
Василий. – Это было предопределено.
Коля. (Кивнул согласно). – Рассказываю. Приехали мы, значит, на студию. Отрепетировали на режиссере. Ему не то, чтобы понравилось наше откровение, но стерпел. Ради дела же. Поверил в «удивительное рядом». Вот. А потом, когда мы с уткой на сцену то вышли, она, как увидела в зале столько народа, шею свою вот так вытянула головкой вверх, застонала и, и умерла. Прям вот так вверх посмотрела и сломалась как бы. Не вынесло ее сердечко. Разорвало его. Это ж сколько греха на нее уставилось, тут никто не вынесет. Ну, нас и вырезали из программы. Вот, привез на родину, похоронить бы надо.
Зина. – А и хорошо. И похорони. Заживем, как раньше. Спокойно, по-людски. Вася, вон и крест сделал.
Коля. – Красивый крест. А я и гляжу, думаю, это кто же сделал такой? А это Василий Яковлевич постарался. Хорош, ничего не скажешь, хорош…
Василий. – Людям же.
Коля. – А родник то как обрадуется…
Василий. – Надеюсь... А, часовенку после. Вернусь, когда… Вот… Поможешь донести.
Коля. – Ты что? Еще спрашивает он? …Зина?
Зина. – Да идите уже, я сейчас еще и Сашку подниму. Пусть поможет. Дело доброе… Кооль! (Готова расплакаться.) Я так рада, так рада… Вы, потом, если еще что придумаете, хоть предупреждайте… Пойду ка я обед приготовлю. (Уходит. Кричит.) Са-аш, сынок, там папка приехал, пойди помоги им с дядь Васей, да лопату прихвати…
Коля. – Ну да, втроем то сподручнее.
Василий. - Коля, так ты там сообщил, куда надо?
Коля. – Сообщил, Вася, сообщил. Помогли мне, отправили, куда надо. Все рассказал.
Василий. – Услышали?
Коля. – Услышали, но странно. Им ведь доказательства нужны.
Василий. – А доказательства в больничке без сознания. Ну, хоть остановили разбой этот, и то хорошо.
Коля. – Если желтому деньги вернули, то остановили. А если нет?
Василий. – Проблема.
Коля. – Значит снова в бой.
Василий. – С кем? Знать бы с кем. Это ж все исполнители… А с уткой то что?
Коля. – Да накормили, чем не попадя. Кто-то на студии постарался.
Василий. – Специально?
Коля. – Да, кто знает? Там всем все «по барабану». Там их «Шоу» закрывают, и они все в трауре. Фигурально. Все средства на обсуждения СВО брошены.
Василий. – Утку жалко. Пострадала бедная… Геройски, можно сказать. (Выходит Саша.) Я, Коля, вот что, я решил на СВО, добровольцем. Там то все понятно. Где свои, где не свои… Я ж танкист.
Саша. – Дядя Вася, я с вами. Я ж тоже танкист. Будем в одном танке воевать. (Разглядывает крест, гладит его.) Ух ты! Красотищи то какая! Ну вы, дядь Вася, ох, вы и мастер!
Коля. – Ты! Ты, вы что? Я, я против, слышишь, сын, я тебе запрещаю! Вася, ты конечно со своей жизнью можешь делать, что хочешь, а сына я не отпущу.
Саша. – Поздно пап, повестка пришла.
Коля. – А мама, как же мать то наша!? Там ведь убивают. По-настоящему.
Саша. – Здесь тоже убивают. Но я не умирать еду, пап, я защитить наше, как свое, еду. К тому же женюсь, завтра регистрация.
Коля. – Да, как же это! Вася?
Василий. – Я тут не при чем. У него Таня.
Коля. – Ну знаете, я тоже тогда с вами. Сына одного, я не отпущу, не пущу я тебя одного. Понятно?
Саша. – А мама? А лес?
Василий. – Он в курсе. Я рассказал.
Коля. – Ну, коли так? Едем втроем. И, …А мы вернемся. Вернемся и спросим. И не дай бог, лесов наших на месте не окажется?!
Василий. (Наклоняет крест, держит за вершину). - Ну, взяли что ли? Коля, ты сзади, Саня, ты середину держи… (Николай подхватывают крест в конце, дружно, каждый со своей стороны кладут его на плечо. Саша берет пакет с уткой, лопату, ставит плечо в середину креста.)
Коля. – Вот ты, тяжелый какой.
Василий. – Так дубовый, чтобы уж надолго. Ну, с богом!?
Николай, Василий и Александр выносят крест через зрительный зал.
. Звучит песня «Любушка» Тимура Гордеева, в исполнении автора, Тимура Гордеева.
(Коротко.) Слышны звуки артиллерийского боя. И далее
текст во время песни:
За смелые и решительные действия, совершенные при исполнении воинского долга в условиях, сопряженных с риском для жизни, Орденами Мужества награждаются! Экипаж танка «Утка», 127 танковой дивизии.
Гвардии лейтенант, Макарейкин Николай Дмитриевич
Гвардии сержант, Макарейкин Александр Николаевич,
Гвардии младший лейтенант, Морозов Василий Яковлевич (посмертно).
Конец.
artivana@yandex.ru