Юрий Бутунин
Россия делает сама!
(РДС-1)
Хроника в 2 частях
Все события, использованные в данном драматургическом произведении, имеют реальную основу.
Действующие лица в порядке их появления на сцене
Николай Игнатьевич Головкин - ученый-ядерщик.
Солдат.
Товарищ Сазонов.
Ванников Борис Львович - начальник Первого главного управления при СНК СССР.
Мать.
Пилот.
Директор Радиевого института в Вене.
Герта Вамбахер - ученый-физик, член фашистской национал-социалистической партии.
Герберт Фиш – лаборант Радиевского института в Вене.
Курчатов Игорь Васильевич - руководитель атомного проекта.
Завенягин Авраамий Павлович - куратор атомного проекта, генерал-лейтенант.
Берия Лаврентий Павлович - заместитель Председателя Совета Министров Союза ССР, Председатель Государственной комиссии.
Пролог
Головкин (держит в руке большое румяное яблоко). Таких яблок я больше никогда не ел. Алмаатинскй апорт. (Ломает яблоко пополам.) Яблоко можно не разрезать, оно ломается руками и трещит, как спелый арбуз. Внутри яблоко покрыто, словно, изморозью. И запах!.. Кажется, все вокруг источает яблочный хмельной дух - и горы, и чистое без единого облачка небо, и жгучее солнце, и журчащий арык с горной ледяной водой… Алма-Ата приветливый город. Здесь нет войны!
В октябре 1942 года я выехал с авиационным институтом под грохот зениток из затемненной Москвы в эвакуацию в Алма-Ату, учить студентов, готовить кадры авиационных инженеров уже не для войны, а для послевоенного времени.
Поезд в Алма-Ату шел медленно, с бесконечными остановками, долгими ожиданиями на запасных путях. Мы пропускали на Запад военные эшелоны с техникой, накрытой брезентовыми камуфляжами, теплушки с гогочущими, еще не обстрелянными годниками, свистящие и шипящие литерные поезда с бронированными вагонами, после которых начальник станции украдкой крестился и вытирал рукавом пот с лица… На восток шли поезда с ранеными, с гражданскими эвакуированными, с заводскими станками и другими материальными ценностями. Одним словом, ехали долго. Сразу после нового 1943 года в институте начались занятия. А в конце июня, приняв экзамены у студентов, я оказался совершенно без дел. Лето в Алма-Ате жаркое, душное. Взвалив на плечи плащ-палатку и вещь-мешок с продуктами, я решил побродить по горам. Домой вернулся дня через три, ранним утром. Возле моей квартиры, прислонившись спиной к двери, на полу сидел молодой солдат. Он спал. Судя по погонам василькового цвета с двумя желтыми нашивками, моим ранним гостем был сержант специальных войск НКВД.
Сцена 1
Головкин трогает солдата за плечо, тот вскакивает, неуклюже одергивает гимнастерку.
Солдат. Головкин?!
Головкин. Да, Головкин.
Солдат. Головкин Николай Игнатьевич?
Головкин. Да, Николай Игнатьевич. А в чем дело?
Солдат. Попрошу предъявить документ.
Головкин. На каком, собственно, основании?
Солдат (строго.). А, чтобы ошибочки не вышло… Так понятно?
Головкин. Понятно. (Достает документы.) Вот военный билет. Воевал. Был ранен. Сюда эвакуировали.
Солдат. Знаем, знаем (Укоризненно.) Мы вас, товарищ Головкин разыскиваем уже второй день.
Головкин. Ищите? Да что же, собственно, случилось? Объясните, наконец!
Солдат. Вам телеграмма. Правительственная. Срочная. (Достает из планшетки запечатанную телеграмму. Протягивает Головкину.) Вручить немедленно! Вот.
Вручает Головкину телеграмму и быстро уходит.
Головкин (вскрывает телеграмму). Что тут? (Читает.) «Решением Государственного комитета Обороны вам надлежит прибыть в Москву в распоряжение тов. Сазонова Н.К. по адресу» … Ого! В самом центре Москвы. (Задумавшись.) Странно и интересно!..
Вбегает запыхавшийся солдат.
Солдат (протягивает карандаш). Товарищ Головкин, вам же расписаться следует! Забыл впопыхах. (Головкин расписывается.) Мы ведь должны были вам телеграмму вручить еще два дня тому назад. И доложить в Москву. Срочно!
Солдат быстро убегает.
Головкин. Ну, если срочно… Срочно прибыть в Москву не получилось. В тот год между Алма-Атой и Москвой пассажирского сообщения не было. В Москву я прибыл спустя месяц по указанному адресу.
Сцена 2
Кабинет товарища Сазонова. Товарищ Сазанов имел полковничьи погоны. Он был тучным, сытым и сонливым.
Головкин. Разрешите, товарищ полковник?
Сазонов (закрыл папку с Делом. Выдвинул ящик стола, бросил туда папку, плотно его задвинув, повернул ключ. Несколько раз подергал за ручку ящика, убедившись, что он надежно закрыт, спрятал ключ в карман кителя, смахнул рукой что-то с поверхности стола, дунул для уверенности в чистоте его поверхности и, не поднимая головы, недовольно выдавил). Не стойте. Садитесь уж.
Головкин. Спасибо.
Головкин сел на единственный стул, далеко стоящий от стола товарища Сазонова. Оба молчали. Товарищ Сазонов забарабанил по столу пальцами обеих рук какую-то нервную мелодию.
Сазонов. Ну, что в этот раз?
Головкин. Что?
Сазонов. Что-что? Какие еще доказательства я от вас услышу?
Головкин. Никаких. Какие еще доказательства?
Сазонов. Так что же вы тогда от меня хотите?
Головкин. Я от вас?..
Сазонов. Вот именно!.. Я вам уже говорил, что сейчас жилья нет. Я вам говорил, что приходить надо не раньше конца будущего месяца? Говорил? Говорил-говорил! А вы!..
Головкин. Что вы говорили? Я вас не понимаю…
Сазонов (побагровев, едва сдерживая себя в дозволенных словесных границах). Вы чем слушали? Я же вам говорил-говорил!.. А вы все равно пороги обиваете! Жалуетесь! Мать вашу-перемать!.. Работать, можно сказать, не даете!
Головкин. Вообще-то, я никому не жаловался. И вас вижу впервые. (Сазонов недоверчиво смотрит на Головкина.) Вот телеграмма. Меня вызвали. (Протягивает Сазонову телеграмму.) С предписанием явиться к вам.
Сазонов (протягивает руку в сторону Головкина). Что у вас там? Давайте. Ну, давайте-давайте ее сюда! Вашу телеграмму…
Головкин (встает, подходит товарищу Сазонову, отдает телеграмму). Вот. Прибыл в ваше распоряжение.
Возвращается на место. Садится. Сазонов смотрит на телеграмму, потом недоверчиво смотрит на Головкина.
Сазонов. Ну что же вы так?!
Головкин. Как так?
Сазонов неожиданно легко вскочив с кресла, засеменил к Головкину.
Сазонов. Ну как же вы так! (Укоризненно.) Мы вас ищем по всем, можно сказать, необъятным железным путям нашей советской Азии. Телеграммы шлем… А вас нет! Никто не знает, где вы? Как вас найти? Да и живы ли, вообще!
Головкин. Жив, как видите.
Сазонов. Не хорошо так!..
Головкин. Простите?
Сазонов. Я вам и говорю, нехорошо так!
Головкин. Пассажирских поездов нет. А эшелоны военные из Алма-Аты сейчас ходят редко. Добирался до Москвы бог весть на чем. И на попутках, и даже на верблюде.
Сазонов (участливо). Ах ты, боже мой! (Игриво.) А я, между прочим, за вас выговор схлопотал от начальства.
Головкин. Я старался… Но, как видите, прибыл только сегодня.
Сазонов. Ну, ладно-ладно! Главное, вы здесь, и главное вы живы!
Головкин. Так точно! Жив.
Сазонов. И здоровы?
Головкин. Да, здоров.
Сазонов. Ну и отлично! А мы вам квартиру приготовили. Да. Ба-а-льшую! Потолки высокие, окна большие, как приказали, так и подобрал. Во Фрязино.
Головкин. Мне пока не понятно... О чем вы? Объясните.
Сазонов. Там теперь Научный институт Игоря Васильевича Курчатова.
Головкин. А-а, теперь понял. Ясно!
Сазонов. Вот ключи. (Отпирает ящик стола, достает ключи, лист бумаги, макает ручку в чернильницу, протягивает Головкину.) Пишите расписку.
Головкин. Что писать?
Сазонов (протягивает Головкину бумагу). Пишите…Я такой-то, ключи от квартиры получил. (Смотрит на бумагу.) Верно. Теперь распишитесь. Дату поставьте.
Головкин (протягивает расписку товарищу Сазонову). Вроде, как всё.
Сазонов. И не сочтите за труд, в расписке где-нибудь там черкните… «претензий к товарищу Сазонову Н.К. не имею»... А?
Головкин (пишет). Да какие уж тут могут быть претензии. Наоборот, говорю спасибо.
Сазонов. Можно сказать, сил не жалеем для скорейшей победы над гитлеровской Германией. Ну, вы то, надеюсь, конечно, понимаете, этот исключительно важный момент...
Головкин. Да. Конечно, да. Большое спасибо.
Сазонов. Ну и отлично. Значит, сработаемся. Да, и самое главное, вам приказали передать вот эту записку. (Достает из ящика стола записку, подает Головкину.) Просят по прибытию позвонить.
Головкин (смотрит записку). Это чей телефон?
Сазонов. Не могу знать. (Подвигает Головкину телефон, стоящий на его столе.) Звоните.
Головкин звонит. После долгих гудков раздается взволнованный голос Курчатова. Издали слышна музыка - «Реквием» Моцарта.
Голос Курчатова. Да. Говорите.
Головкин (удивленно). Игорь Васильевич?!
Голос Курчатова. Да, это Курчатов. А это кто?
Головкин (радостно). Здравствуйте, Игорь Васильевич! Это Головкин. Николай Головкин.
Голос Курчатова. Николай Игнатьевич?! Ну, наконец-то! Вы где? В Москве?
Головкин. Да, в Москве.
Голос Курчатова. С вами все в порядке?
Головкин. Да, все в порядке.
Голос Курчатова. Ну, так приезжайте ко мне! Здесь у меня академик Бродский, Синельников. Вальтер. Берите карандаш, пишите мой адрес.
Головкин. Сейчас. Одну минуту, Игорь Васильевич (Сазонову.) Быстро карандаш и бумагу! (Сазонов подает.) Говорите, Игорь Васильевич. Пишу.
Голос Курчатова. Можайском шоссе, дом 11/13, квартира 200. Это такой многоэтажный дом. Записали?
Головкин. Да, Игорь Васильевич, записал. Мчусь к вам!
Голос Курчатова. Немедленно! А то мы тут, пожалуй, все передеремся! Нас не может примирить даже великая музыка Моцарта.
Головкин. Ваш любимый «Реквием».
Голос Курчатова. Да. Слушаем с утра. Но они даже ни разу не восхитились виртуозной игрой Рихтера! Все охрипли в спорах. Синельников уже не спорит, он просто кричит!
Головкин. О чем спор, Игорь Васильевич?
Голос Курчатова. О разделении изотопов урана. Они все мне доказывают, что разделять изотопы водорода можно. Можно разделить в большом количестве изотопы лития, другие легкие элементы. Но разделять изотопы урана - это фантастика, это неразрешимая техническая задача. А мне нужны как раз разделенные изотопы урана!
Головкин. Игорь Васильевич, ну, если вы беретесь за уран, то я, без колебаний, принимаю вашу сторону!
Сазонов (демонстративно покашливает). Кх, кх!..
Голос Курчатова. Мы вас ждем!
Сазонов. Кх! Кх…
Головкин. Еду! (Сазонову). Что-то не так?
Сазонов. Вы бы лучше не здесь вели эти разговоры…
Головкин. Так я уже еду. Еду!
Затемнение.
Сцена 3
Головкин. Сразу же по приезду, началась моя работа в Научном институте под руководством Курчатова. А 10 апреля 1945 года меня пригласил к себе Борис Львович Ванников, начальник Первого Главного управления при Совете Народных Комиссаров. Ванников осуществлял организацию всех исследований и работ по созданию атомной бомбы.
Ванников. Головкин.
Ванников. Здравствуйте, Николай Игнатьевич! Как устроились?
Головкин. Не жалуюсь. Вот только сплю дома по 3-4 часа, а все остальное время в институте.
Ванников. Сейчас вся страна так живет. Но война скоро закончится, тогда отоспимся. И даже по воскресеньям не будем ходить на работу!
Головкин. Вспомнили про выходной?
Ванников. Есть такой грех.
Головкин. Боюсь, это не про нас, Борис Львович. Мы так жить не умеем.
Ванников. Ну, тогда собирайтесь в путешествие.
Головкин. Готов, хоть, сейчас. Куда надо ехать?
Ванников. Наши войска подошли к Вене. Там идут тяжелые уличные бои. Но маршал Толбухин доложил в Ставку Верховного Главнокомандующего, что к 15 апреля Вена будет полностью освобождена от гитлеровцев.
Головкин. Какие мои задачи?
Ванников. Игорь Васильевич написал письмо товарищу Берии. Просит срочно выяснить, что немцы сделали по урану.
Головкин. Предлагаю начать с Радиевого института.
Ванников. Да-да, именно об этом просит товарищ Курчатов. Вам следует как можно быстрее попасть в Радиевый институт.
Головкин. Там с приходом гитлеровцев сразу же начали активно проводиться научные исследования методик и технологий выделения радиоактивных веществ.
Ванников. Что тут говорить, если даже сейчас, когда бои идут почти под Берлином, в его подземных лабораториях все еще продолжаются ядерные исследования.
Головкин. Последняя надежда на чудо-бомбу?
Ванников. Именно так. У нас нет уверенности, что ученые Германии не успеют создать ядерный снаряд до капитуляции Гитлера. И это очень беспокоит наше военное руководство и товарища Сталина.
Головкин. Какие сейчас есть контактны с нашими союзниками на предмет обсуждения атомной темы?
Ванников. Никаких.
Головкин. Что, и американцы молчат?
Ванников. Они всячески уклоняются вести переговоры на атомную тему.
Головкин. Ну, ясно… Еще до войны сначала американские, а потом и все иностранные журналы прекратили печатать научные статьи по ядерному вопросу. Думаю, такое молчание не результат отсутствия работы. Скорее, наоборот - признак огромной работы.
Ванников. По нашим разведданным в Лос-Аламосской национальной лаборатории американцы сосредоточили невиданную по масштабу в истории мировой науки концентрацию научных и инженерно-технических сил. Несмотря на участие Америки в военных действиях, правительство Рузвельта выделяет огромные финансовые средства для создания материальной и сырьевой базы сверхмощного заряда.
Головкин. Тревожная для нас информация.
Ванников. Нам нужны десятки и десятки тонн обогащенного урана для продвижения
задачи по созданию ядерного заряда. Есть сведения, что необходимый для испытаний ядерного заряда запас урана накоплен на территории фашистской Германии. Товарищ Курчатов в письме товарищу Берии особо затронул эту тему.
Головкин. Какова была реакция Лаврентия Павловича?
Ванников. Товарищ Берия дал указание о вывозе урана, с освобожденной нашими войсками территорий. Теперь вам понятна ваша миссия?
Головкин. Более чем понятна.
Ванников. Доставайте их документы, ищите уран. Находите и встречайтесь с учеными физиками, ядерщиками. Не все они перед войной успели сбежать от фашистов. Не все осуждали фашизм. Были и такие, кто активно сотрудничал с Гитлером. Теперь они где-то прячутся, затаились. Надо их искать. Действуйте стремительно и безапелляционно!
Головкин. Какие у меня будут права?
Ванников. Практически неограниченные. Все ваши решения, действия, просьбы будут поддержаны советским правительством. Вы можете самостоятельно принимать решение об экстрадиции в СССР немецких специалистов, ученых, участников атомной программы.
Головкин. Кто еще едет со мной?
Ванников. В ваше распоряжение передается взвод разведчиков. Это одна из лучших боевых групп 3- го Украинского фронта. Сегодня ночью они прибыли в Москву. Все ребята молодые, все неплохо говорят по-немецки.
Головкин. То, что надо. Когда я с ними могу повстречаться?
Ванников. Сейчас они занимаются экипировкой. С ними провели общий инструктаж. А более конкретную задачу вы завтра поставите сами.
Головкин. Хорошо. Уяснил.
Ванников. Вам тоже не мешало бы соответственно одеться. Получить оружие. Поезжайте к Сазонову. Он в курсе.
Затемнение.
Сцена 4
Сазонов. Головкин.
Головкин. Здравствуйте, товарищ полковник!
Сазонов. Здравия желаю, Николай Игнатьевич! Мне звонили. Жду вас. Все готово. (Протягивает сверток). Идите в соседнюю комнату, переоденьтесь. А я пока подготовлю все остальное.
Головкин уходит переодеваться. Сазонов достает пистолет, несколько запасных обойм, кобуру, документы, аккуратно складывая у себя на столе. Возвращается Головкин, одетый в новую форму.
Сазонов. А ну-ка! Ну-ка! Просто всё идеально!
Головкин. Я смотрю форма новая.
Сазонов. Совершенно новая. Форма одежды – летняя.
Головкин. Погоны с голубыми просветами…(Шутя.) Теперь я летчик!..
Сазонов. Именно так. Вот получите документы. Оружие.
Головкин (открывает удостоверение). Имею чин подполковника!
Сазонов. Что, непривычно?
Головкин. В 42-ом я ушел добровольцем в ополчение в звании рядового. Вроде нигде за сто дней не проявил ни трусости, ни малодушия, но, откровенно говоря, не проявил и героизма. А тут на тебе - сразу подполковник. Быстро я прошагал к высокому чину!
Сазонов. Не обольщайтесь. Вернетесь из Вены – все сдадите. Форму, в том числе... Головкин. Да уж, само собой, разумеется.
Сазонов. Хотя, могу сказать, военная форма вам идет.
Головкин. Правда?
Сазонов. Правда-правда!
Головкин. Вот уж не ожидал услышать о себе такую лесть!..
Сазонов. Любо- дорого на вас смотреть!
Головкин. Но вот шинель, мне кажется, нелепо… как-то не по фигуре сидит…
Сазонов. Ну, это вы зря. Все достойно!
Головкин. Длинновата, на мой взгляд, будет…
Сазонов. Неужто не угодил шинелью? А ну, повернитесь.
Головкин поворачивается перед товарищем Сазоновым.
Головкин. Что скажите?
Сазонов. Ну-у… Зато, сапоги оцените!
Головкин. Да, сапоги отличные.
Сазонов. Чудесный шеврон! Специально для вас подбирал. Все-таки, Вена… Обязывает! Вы, когда-нибудь там бывали?
Головкин. Нет. Но у меня мама до войны училась в Австрии. Она фармаколог.
Сазонов. Скажу откровенно, я вам завидую. Кроме Москвы мне нигде не приходилось бывать. (Очень тихо.) Не зачтите за труд, привезите мне, что-нибудь оттуда... Из Вены.
Головкин (тихо). Хорошо.
Сазонов (тихо). Спасибо. Но это так, между дел, если удастся… часы наручные…
Головкин (тихо). Договорились. (Обычным голосом.) Если позволите, я хотел бы заехать к матери…
Сазонов. Не возражаю.
Затемнение.
Сцена 5
Квартира матери Головкина. Мать сидит в кресле, рядом с ней Головкин.
Мать (показывает Головкину карту, пальцем прокладывая по ней маршрут). Начинать знакомство с Веной надо обязательно с Шёнбрунн - это летняя резиденция австрийских императоров. Здесь можно погулять по прекрасному парку. А затем, смотри, если пойдешь сначала вот так, а потом свернешь вот сюда, то ты выйдешь на Опернгассе. Она приведет тебя прямо к Венской опере. Здание красоты необыкновенной!
Головкин. Сейчас здание театра разрушено.
Мать. Ах! Что случилось?
Головкин. В Вене идут уличные бои. Гитлеровцы взрываю и поджигают все, что может задержать наступление наших солдат.
Мать. Как- то тоскливо стало… Прекрасный город!
Головкин. Понимаю…
Мать. Я бывала там много раз, когда училась в университете Граца.
Головкин. Вот на счет Граца сказать ничего не могу.
Мать. Это были чудные годы. Лекции по общей фармакологии нам читал сам Отто Лёви!
Головкин. Я мало что знаю о нем.
Мать. Ну что ты! Он крупнейший специалист в области физиологии.
Головкин. Вполне, вероятно.
Мать. Он, между прочим, лауреат Нобелевской премии по медицине.
Головкин. Это серьезно! Он сотрудничал с нацистами?
Мать. Нет-нет! Работать с ними он отказался. После получения Нобелевской премии фашисты вынудили его отдать все деньги, и только тогда отпустили жену с детьми и его самого. Он уехал в Англию.
Головкин. Уважительный поступок.
Мать. Он мог бы оказаться в концлагере. Могли бы убить! В военное время заступников нет!..
Головкин. Ну да славу богу, война скоро закончится!
Мать. Скорей бы уж!.. И еще, Коленька, если ты вдруг окажешься в Граце…
Головкин. Скорее всего, я там не буду, мама.
Мать. А вдруг! Если повезет, то прошу тебя, поднимись на Замковую гору. Какие чудные виды открываются с горы на Грац! (Протягивает несколько фотографий.) Вот смотри. Это мы на Замковой горе. Весь наш дружный курс.
Головкин. Прекрасные фотографии!
Мать. Здесь мы еще совсем девчонки и мальчишки…
Головкин. Смешные и счастливые!
Мать. А еще бесшабашные! Каждое воскресенье мы ездили на поезде в Вену, слушать венскую оперу. Три часа до Вены на поезде и три обратно! А перед спектаклем обязательно ходили пить кофе в знаменитую кофейню Museum на Operngasse! Первое, на что тебе стоит там обратить внимание, когда войдешь — на витрину. Она огромная. Она наполнена самыми удивительными пирожными и наборами конфет!
Головкин. Мама, это было до войны!..
Мать. Ну и что же! Война вот- вот закончится. Возьми с собой карту Вены, она тебе пригодиться. По ней ты без труда сможешь найти кофейню. (Раскрывает карту Вены). Вот смотри - это Венский оперный театр, а это кофейня. Она почти рядом с театром. Так хочется еще раз побывать в Вене! Заглянуть в кофейню…
Головкин. Сходим. Непременно, с тобой туда сходим, мама!
Мать. Было бы чудесно! Мы обязательно закажем яблочный штрудель!
Головкин. Прекрасный выбор!
Мать. Только, чур, выбирать начинку буду я!
Головкин. Договорились. Эту обязанность я с радостью передам тебе.
Мать. Спасибо, родной! Начинка настоящего яблочного штруделя обязательно должна быть по классическому венскому рецепту– с яблоками, корицей и изюмом.
Головкин. Мм!.. Я уже там… В кофейне Museum на Operngasse!
Мать. А вот твоя ирония мной не принимается! Я неплохо знаю жителей Вены. И со всей ответственностью тебе заявляю, никакая война не сможет отменить в Вене яблочный штрудель!
Головкин. Уверен, никакая!
Мать. Да, никакая! И все же, если получится, дай мне слово, что ты забежишь в кофейню, хорошо?
Головкин. Честное сыновье слово торжественно даю!
Мать. А потом все мне расскажешь. А еще лучше попроси, пусть тебя в кофейне, кто-нибудь сфотографировал. Обязательно!
Головкин. Обязательно, мама! Мне пора уходить.
Мать (обнимает, целует сына). Я чувствую, что наговорила тебе всяких глупостей… о театре, кофейне, штруделе… Но я волнуюсь и переживаю за тебя, Коля! Со стороны это, наверное, нехорошо, смешно… Ну и пусть! Мне простительно волноваться за своего единственного сына. Будь осторожен, родной!
Головкин. Спасибо за твои глупости, мама. Обещаю, буду!
Затемнение.
Сцена 6.
Ванников. Головкин.
Ванников. Ну что же, неплохо вас экипировали.
Головкин. Сазонов постарался.
Ванников. В этом он горазд! Вот только шинель, на мой взгляд, длинновата. Вы не находите?
Головкин. Сазонов считает, что нормальная. А как вам сапоги?
Ванников. Отличные сапоги!
Головкин. Настоящий шеврон! Сазонов специально для меня подбирал.
Ванников. Положение обязывает. С родными попрощались?
Головкин. К матери заходил…
Ванников. Насколько я знаю, она до войны училась в Австрии.
Головкин. Да, в Граце.
Ванников. Догадываюсь… Наставления касались Вены?
Головкин. Наставления касались рецепта венского яблочного штруделя.
Ванников (шутя). А-а! Понимаю. В таком случае, я настаиваю, не пренебрегать советами матери!
Головкин (шутя, согласительно). Обещаю, при малейшей возможности воспользоваться ее советами!
Ванников. Теперь о поездке. Завтра рано утром вам следует прибыть без вещей на центральный аэродром против метро "Аэропорт".
Головкин. Значит, летим, а не едем.
Ванников. Еще как летите! Тут главное время не упустить. Не дать немцам шанс все уничтожить. Вашей группе выделен двухмоторный "Дуглас". Высоты не боитесь?
Головкин. Вот уж чего никогда не боялся, так высоты. Еще мальчишкой облазил все московские крыши в своем районе.
Ванников. Ну, тогда - это ваша стихия! К тому же, скорость у самолета, почти, как у истребителя.
Головкин. Ух ты!
Ванников. 450 километров в час!
Головкин. Приличная!..
Ванников. Так что, через 2- 3 часа полета будете в Вене.
Головкин. Фантастика, какая-то!
Ванников. На месте разберетесь, что да как. А сейчас ступайте домой и хорошенько выспитесь.
Сцена 7
Головкин. На следующее утро мы погрузились в самолет. Через несколько минут самолет взлетел и взял курс на запад. (В самолете.) Я пристроился бочком у окошка. Открылась картина разорения, разрушенные города и сёла, линии окопов и места боев. Сплошь исковерканная земля до самых Карпат.
Входит пилот.
Пилот. Прошу внимания! Мы сейчас начнем подыматься выше трех километров. Будем перелетать горы. Кабина негерметичная. Так что орите песни. Иначе заболят уши.
Головкин. Вот так прямо орать песни?
Пилот. Так прямо и орите! Мы будем пробиваться сквозь облака. Уши заложит. И еще, когда начнется оледенение, услышите треск. Это льдинки будет скатываться с корпуса. Но вы не бойтесь. Понятно?
Головкин. Понятно.
Пилот. И пойте!
Головкин. Что петь?
Пилот (пожимая плечами). Не знаю. Мне все равно. Что-нибудь на немецком.
Головкин. Вот эта пойдет? «Вена, Вена, лишь ты одна»!
Пилот. Еще как! Только громче пойте, чтобы и я смог вам подпевать.
Головкин запевает.
Головкин. Wien, Wien, nur du allein
Sollst stets die Stadt meiner Träume sein!
Dort, wo die alten Häuser steh'n,
Dort, wo die lieblichen Mädchen geh'n.
Wien, Wien, nur du allein
Sollst stets die Stadt meiner Träume sein!
Dort, wo ich glücklich und selig bin,
Ist Wien, ist Wien, mein Wien!
Пилот (кричит). Спускаемся! Под нами Вена!
Сцена 8
Радиевый институт в Вене. Головкин и Директор института.
Директор института. Быстро вы нас нашли.
Головкин. У меня c собой карта Вены. Без нее бы не справились. Город словно вымер. Улицы пусты.
Директор института. Все жители попрятались. Боятся…
Головкин. Чего боятся?
Директор института. Раньше боялись американских бомб, солдат Вермахта, теперь боятся русских солдат.
Головкин. А вот это зря. Вы им скажите, нас не стоит бояться. Мы не фашисты. Мы пришли с миром, освобождая Австрию от немецкой зависимости.
Директор института. Они поймут. Но нужно время. Вы видели центр Вены? Он разрушен. А весь остальной город в язвах от англо-американских бомбежек.
Головкин. Институт не сильно пострадал?
Директор института. К счастью, нет. Но большинство помещений в нем пусты. Оборудование немцы сумели вывезти в Германию. Такие негодяи!
Головкин. Все вывезли?
Директор института. Могли бы. Но не успели. Как будто для вас оставили масс-спектрограф Маттауха с двойной фокусировкой. Мы его спустили в подвал.
Головкин. Вот за это спасибо!
Директор института. Боялись попадания бомб.
Головкин. А лабораторные журналы сохранились?
Директор института. У немецких специалистов началась паника, когда они поняли, что город будет сдан советским войскам. Кое-что нам удалось спрятать. (Подходит к массивному шкафу.) Помогите отодвинуть. (Вместе отодвигают шкаф. За ним видна пачка журналов, перевязанная толстой бечёвкой. Директор института достает журналы. Подает их Головкину.) Вот, пожалуйста!
Головкин (бегло просматривает журналы. Разочаровано). Скорее всего ураном здесь не занимались.
Директор института. По крайней мере, в журналах я ничего по урану не нашел. Головкин. А радий? Как обстоят дела с радием?
Директор института. Радий на месте.
Головкин. Ну, уже кое-что. Осталось поговорить со специалистами.
Директор института. Если удастся их найти. Все разбежались…
Головкин. Найдем. Тогда что-то и проясниться об уране.
Директор института. Надеюсь. Я еще вам нужен?
Головкин. Нет, вы свободны.
Директор института уходит.
Головкин. Через несколько дней мне доложили, что я могу приступить к допросам немецких специалистов. Их держали в подвале дома, где мы разместились. Нужно было выяснить уровень их знаний в области урановой проблемы и постараться через них нащупать, есть ли в Вене сведущие в этой области люди. Среди допрашиваемых была одна женщина. На допрос она пришла мрачная, растрёпанная и насупившаяся. По разведданным эта дама с 1934 года тайно состояла в фашистской национал-социалистической партии.
Сцена 9
Фрау Вамбахер. Головкин.
Головкин (указывает на стул). Садитесь.
Вамбахер (недовольно). Зачем?
Головкин. Садитесь, садитесь.
Вамбахер (через небольшую паузу садиться на стул). За что меня задержали? Я не солдат. У меня нет оружия.
Головкин. Мне надо задать вам несколько вопросов, чтобы понять, чем вы занимались при нацистах в Вене.
Вамбахер. Меня никогда не интересовала политика. Я занималась всегда исключительно научными опытами.
Головкин. Вот об этом мы и поговорим. Ваша фамилия? Имя?
Вамбахер (нехотя). Герта Вамбахер.
Головкин (пишет). Герта Вамбахер. И дальше…
Вамбахер. Член Венской академии наук Австрии.
Головкин. И это все, что вы хотели мне сообщить?
Вамбахер. Лауреат премии Либена. Слышали такое имя?
Головкин. Известный химик. Премию его имени называют австрийской Нобелевской.
Вамбахер (хмыкнув). Надо же…
Головкин. Чем вы занимались в Вене во время войны?
Вамбахер. Работала во Втором физическом институте Венского университета.
Головкин. Расскажите, чем конкретно вы занимались в институте.
Вамбахер. Проводила физико-химические исследования.
Головкин. Я вам задал конкретный вопрос, прошу так же конкретно на него отвечать. Чем вы занимались в институте?
Вамбахер. Занималась научными исследованиями по радиоактивности, физике космических лучей, ядерной физике, ядерными фотоэмульсиями. Вам о чем-то это говорит?
Головкин. Предположим…
Вамбахер (истерично смеется). Разве вы что-нибудь знаете о Мариетте Блау, о фотоэффекте радиоактивного излучения?!
Головкин. Предлагаю успокоиться и отвечать на мои вопросы. Какие конкретно исследования вы проводили в институте?
Вамбахер (вызывающе). Занималась изучением ядерных реакций по трекам в толстослойных эмульсиях. (Смеется.) Ну, теперь-то, надеюсь, вам все понятно!
Головкин. Теперь как раз стало понятно. У вас сохранились лабораторные журналы ваших исследований?
Вамбахер. Откуда мне знать.
Головкин. Отвечайте честно. От этого будет зависеть ваша дальнейшая судьба.
Вамбахер. Все журналы после каждого эксперимента мы сдавали лаборанту. А куда потом он их относил, я не знаю.
Головкин. Ну что же… Предлагаю вам добровольно выехать в Москву.
Вамбахер (нервно смеется). Вы странно шутите.
Головкин. Там вам будут созданы все условия для продолжения ваших научных работ и практических исследований в области ядерной физики.
Вамбахер. Впрочем, я и раньше была уверена, русские всегда были лишены юмора.
Головкин. Как вам угодно, так и думайте. Переубеждать вас не буду. А вот в Москву вам ехать все равно придется. И это не шутка.
Вамбахер. На каком основании я окажусь в стране Советов?
Головкин. На основании принятого решения страной победительницей.
Вамбахер. Ваша победа еще не очевидна! Война продолжается! И может быть завтра, вам придется бежать из Вены! Если, конечно, удастся!
Головкин. Очень хорошо понимаю, о чем вы говорите.
Вамбахер. Нет, не понимаете! (Возбужденно.) Здесь не будет ни одного вашего солдата! Здесь будут только обгорелые трупы! Здесь не будет ни одного вашего танка! Ни одной вашей пушки! Здесь будут кучи металла… переплавленного, обожженного чудовищным огнем!
Головкин. Но тогда ничего не останется и от чудесной Вены, и все жители Вены исчезнут, испарятся…
Вамбахер. Ну и пусть! Когда смерть тысячи людей спасает идеалы и принципы всей страны, то это ничтожные жертвы перед великими событиями!
Головкин. Все, так называемые вами, великие события в самое ближайшее время потерпят крах! Мы войдем в Берлин и уничтожим преступный режим вашего фюрера. Насколько мне известно, вы состояли в фашистской партии?
Вамбахер. Я не скрываю этот факт.
Головкин. Что вас заставляло быть членом преступного режима? Честолюбие? Страх? Власть? Убеждённость?
Вамбахер. Для вас у меня ответа нет…
Головкин. И не надо. Он есть у меня. И не только для вас, а для всех, кто видел себя будущими «господами мира». Это вы пришли к нам, имея приказ своего фюрера физически нас уничтожить – людей, как вы презрительно нас называли «низшей расой». А оставшихся, но не покоренных, превратить в своих рабов. Но это сделать не удавалось еще никому! Мы вступили на территорию Германии не для того, чтобы мстить немецкому народу. Нет, не в этом наша высшая цель победителей. Мы хотим уничтожить фашизм раз и навсегда! Вот- наша цель. Вот наша мечта! И никакая чудо-бомба вам не поможет. Что скажете на это?
Вамбахер (зло). Я отказываюсь сотрудничать с коммунистами!
Головкин. Придется. Идите домой, соберите необходимые вещи. Вас будет сопровождать наш солдат. Сегодня вечером самолетом вас доставят в Москву.
Рассерженная Фрау Вамбахер уходит.
Головкин. Герта Вамбахер была вывезена в СССР. Затем, вернулась в Австрию. У нее был диагностирован рак, но она до последних своих дней продолжала работу в исследовательской лаборатории в Вене. Умерла 25 апреля 1950 г. Следующим ко мне привели худощавого юношу.
Картина 10.
Головкин. Садитесь.
Герберт (садится). Спасибо.
Головкин. Назовите имя и фамилию.
Герберт. Меня зовут Герберт Фиш.
Головкин. Чем вы занимались в институте?
Герберт. Я лаборант Радиевого института. Я симпатизирую коммунистам.
Головкин. Вы не ответили на мой вопрос. Чем вы занимались в институте?
Герберт. Я ассистировал немецким ученым, во время проведения опытов с порошковым металлическим ураном.
Головкин (взволновано). В институте проводились опыты с ураном? Я правильно вас понял?
Герберт (торопливо). Я знаю, что вас интересует. Вам нужен уран. Я покажу, где он. Я буду вам помогать.
Головкин (несколько возбужденно). Уран находится здесь в институте?!
Герберт. Да. В одном из тайных подвалов стоят шестнадцать ящиков. Я проведу вас к ним. Вы сможете их взять.
Головкин. Ход и результаты опытов фиксировались в лабораторных журналах?
Герберт. Конечно. Их сразу же забирали немцы. Где они сейчас я не знаю.
Головкин. Пойдемте, покажите, где стоят ящики с ураном.
Герберт. Да, готов.
Головкин. Поможете мне поднять один ящик сюда.
Герберт. Конечно, помогу.
Сцена 11.
Головкин и Герберт вносят большой ящик.
Головкин. Будем вскрывать.
Начинает вскрывать ящик.
Герберт. Будьте осторожны!
Головкин. Знаете, у русских есть такая пословица - семи смертям не бывать, а одно не миновать. Так что посмотрим, что тут. (Вскрывает ящик.) Банки. (Достает плотно закрытую круглую жестяную банку. Достает нож. Подковыривает крышку банки) Порошок. Желтый порошок. Похож на закись-окись урана… Принесите какую-нибудь емкость.
Герберт (ищет). Блюдечко есть. Пойдет?
Головкин. В самый раз. И найдите ложку.
Герберт. Есть и ложка.
Головкин. Несите сюда. (Высыпает несколько ложек порошка на блюдечко). Теперь попробуем поджечь. (Поджигает.) Горит!
Герберт. Жар нарастает! Это опасно! При горении уран выделяет очень ядовитые вещества.
Головкин. Ну что же… Я должен убедиться, что это уран. Прогорел. Что скажите?
Герберт. Да, это уран. Видите, как он оплавился и поменялся в цвете. Из желтого превратился в зеленоватый. И жар! От порошка шел чудовищный жар!
Головкин. Вы правы. Упакуйте во что-нибудь блюдце с ураном и выбросьте.
Герберт. Хорошо.
Головкин. Весь уран мы сегодня вечером доставим самолетом в Москву. И вы готовьтесь этим же самолетом лететь в Москву.
Герберт (удивленно). В Москву?!
Головкин. Да, вы летите в Москву. Работа для вас найдется. Что скажете?
Герберт. Я готов лететь, только разрешите побывать дома. Собрать чемоданчик и попрощаться с матерью.
Головкин. Разрешаю. (Герберт Фиш хочет уйти. Головкин его останавливает.) Постойте!
Герберт. Да?
Головкин. У меня к вам личный вопрос...
Герберт. Что-то еще надо сделать?
Головкин. Скажите, а ваша мать печет штрудель? Настоящий венский штрудель.
Герберт. С яблоками, корицей и изюмом?
Головкин. Именно так. С яблоками, корицей и изюмом!
Герберт. Конечно!
Головкин. Вы можете попросить маму испечь яблочный штрудель, и захватить его с собой в Москву.
Герберт (несколько возбужденно). Интригующее начало моей поездки в Россию. Мне уже нравится!
Уходит.
Головкин. Так состоялось мое знакомство с Гербертом Фишем. Сменив фамилию, он со временем стал в Москве крупным ученым. Обзавелся семьей, прирос к своей новой Родине и больше никогда не был в Австрии.
Сцена 12.
Зал в кофейне Museum на Operngasse! Головкин держит в руке бокал вина.
Головкин. Товарищи! Наша миссия закончена. В результате нашей поездки мы получили порошковый уран, который так необходим для продолжения экспериментов. Игорь Васильевич Курчатов выражает всем огромную благодарность. Символично, что в эти же дни Германия подписала полную капитуляцию! Война кончилась! С победой, товарищи!
Часть ВТОРАЯ
24 августа 1949 г. 10.00 утра местного времени. Командный пункт Площадки № 1 спецполигона для испытания ядерного оружия, в 170 км от Семипалатинска. Входят Курчатов, Завенягин.
Сцена 13.
Завенягин. С приездом, Игорь Васильевич. Как добрались? Как Москва?
Курчатов. Добрался нормально. Москва как всегда суетлива. А как здесь дела? Что происходит на полигоне?
Завенягин. Работа идет круглые сутки по утвержденному вами плану.
Курчатов. Тут главное не выбиться из графика и уложиться в срок.
Завенягин. А что у кого-то возникли сомнения?
Курчатов. Волнуемся не только мы. В Кремле тоже. У всех один и тот же вопрос: «У вас есть уверенность, что испытание будет удачным и пройдет в срок»?
Завенягин. А что товарищ Сталин? Как он оценил ваш доклад на Государственном комитете обороны.
Курчатов. Я отстаивал наше предложение увеличить мощность заряда. Говорил, что у нас есть все возможности с 22 килотонн увеличить мощность в 2- 3 раза. Мы сможем переплюнуть заокеанского «толстяка»!
Завенягин. Американцам наш сюрприз был бы неприятен!
Курчатов (смеется). Не получилось. Товарищ Сталин походил, походил и сказал: «Обязательно надо провести испытание в установленный срок. Но не будем рисковать и для начала выполним обязательную программу. Повторим американскую схему плутониевой бомбы. Пусть будет, как и у них». А потом обратился к Лаврентию Павловичу: «Как вы считаете, товарищ Берия у вас получится в срок взорвать ядерную бомбу»?
Завенягин. Не позавидуешь Лаврентию Павловичу.
Курчатов. Лаврентий Павлович заверил товарища Сталина, что испытание пройдет в срок и результат будет не хуже, чем у американцев.
Завенягин. А как товарищ Сталин отреагировал на обещания Лаврентия Павловича?
Курчатов. Я бы сказал снисходительно.
Завенягин. Вот как!
Курчатов. Да. Он вынул трубки и слегка хмыкнув, сказал: «Ну-ну»!..
Завенягин. Я уверен, испытание пройдет в штатном режиме. Готов доложить вам подробно, на чем основана моя уверенность.
Курчатов. Хорошо, после вашего доклада, примем окончательное решение. Я обещал позвонить товарищу Берии сразу же после сегодняшнего совещания и доложить реальную картину подготовки к предстоящему испытанию. Если все идет по графику, то Лаврентий Павлович немедленно вылетит к нам. Что еще?
Завенягин. Перед вашим отъездом в Москву, Харитон приходил к вам, чтобы отчитаться?
Курчатов. Да, он приходил с Духовым. Говорили о фаске.
Завенягин. Он довел до вашего сведения, что во время сборки двух полусфер были сделаны замеры штангенциркулем и сличение с чертежом.
Курчатов. Да, Духов сказал, что они ее не нашли в чертежах.
Завенягин. Я к этому и веду…
Курчатов: Духов считает, что расхождения в чертежах не было. По его мнению, там надо было просто острые края кромки притупить.
Завенягин. С таким мнением Духова я категорически не согласен. Затупить, это не фаску сделать, фаска - это когда 0,2 мм и больше.
Курчатов. Харитон тут же рассчитал - будет ли прорыв волны из-за фаски. Оказалось, нет. Я дал команду - продолжать сборку.
Завенягин. И все же в такой ответственный момент не стоит прощать явное упущение. С Духова стоило бы взять объяснительную.
Курчатов. В данной ситуации полагаю, что не стоит заострят внимание на этом. Сейчас как никогда нам нужна атмосфера деловитости и доброжелательства.
Завенягин. Понял.
Курчатов. Как проходила доставка заряда из КБ-11 на Учебный полигон N 2.
Завенягин. От Горного до полигона №2 по проложенной узкоколейке в 4 утра мы начали перемещать груз. Везли очень медленно. Были предельно осторожны.
Курчатов. Да уж плутоний и нейтронные взрыватели дело не шуточное.
Завенягин. Вчера провели генеральную репетицию взрыва.
Курчатов: Особый журнал велся?
Завенягин. Все точно исполнялось, как вы распорядились.
Курчатов: Наши планы по этапам сборки бомбы подтвердились?
Завенягин. Да, как и планировали сборка была разбита на три этапа: I этап - сердцевина бомбы, этим занимался Николай Духов, потом II этап - подключение автоматики и III этап - устройство инициирования.
Курчатов. На этом этапе, конечно, самое главное сердцевина бомбы. Все ли там было налажено?
Завенягин. Николай Леонидович Духов и еще двое его сотрудников все делали своими руками.
Курчатов. Но тогда все надежно! Соглашусь. А что Харитон? Его участие.
Завенягин. Юлий Борисович Харитон пощады никому не давал. Вы же знаете его щепетильность.
Курчатов. В нашем деле прекрасное качество ученого!
Завенягин. Он стоял над душой Духова, читал инструкцию, тот делал все буквально в соответствии с инструкцией.
Курчатов. Что же, разумно.
Завенягин. Харитон подходил, смотрел - так ли все? И снова читал инструкцию.
Курчатов. Правильно.
Завенягин. Все ответственные моменты зафиксированы в писаных документах.
Курчатов. Значит, все готово к испытанию. Так, Авраамий Павлович?
Завенягин. Именно так, Игорь Васильевич. Я ответственно об этом заявляю.
Курчатов. Давайте тогда окончательно примем решение.
Завенягин. Оно должно звучать так- взрыв первой ядерной бомбы в СССР состоится 29 августа 1949 года в 8часов 00 минут по местному времени.
Курчатов. Решение принимается!
Завенягин. Так что, Игорь Васильевич, звоните товарищу Берию Лаврентию Павловичу!
Курчатов. Звоню!
Сцена 14.
29 августа 1949 г. 4.00 утра местного времени. Один из казематов ядерного полигона.
Берия (держит в руках лист бумаги с распоряжением Курчатова, почти кричит). Товарищ Курчатов! Это что? Объясните!
Курчатов. Это мое распоряжение о переносе испытания ядерного заряда.
Берия (возбужденно кричит). Почему вы за несколько часов до назначенного часа испытаний приняли такое скоропалительное решение! Что я должен доложить товарищу Сталину! Ваши мотивы? Неполадки! Диверсия! Саботаж!
Курчатов. Нет, Лаврентий Павлович. Все ваши доводы исключены. Вы сами все видели, окончательная сборка бомбы и все конструктивные сооружения в норме.
Берия (продолжая кричать). Вы мне суете палки в колеса! Предатели! Сотру в порошок! Сгною! Вы мне за все ответите! За всё!
Курчатов. Ответим, товарищ Председатель Государственной комиссии. Тут уж нам деваться некуда. Разрешите, я все-таки объясню причину появления этого распоряжения. Берия. Говорите свои доводы.
Курчатов. Испытание ядерного заряда я перенес на час раньше. Синоптики мне принесли тревожную сводку. После 7 утра ожидается резкое усиление ветра до шквалистого, с порывами до 35 метров в секунду. Не хочу рисковать, товарищ Берия.
Берия. Вам бы, товарищ Курчатов стоило продумать и этот момент, а не ставить под угрозу испытание и свою… жизнь!
Курчатов. Мы во время разобрались в ситуации. А ответственность любую, даже ничтожную я как раз с себя не снимаю.
Берия (охладев, но все же недовольно). Почему нет доклада. Что происходит на полигоне?
Курчатов (глядя на часы). Сейчас заканчивается установка поршня нейтронного инициатора в центральную часть изделия.
Берия. Откуда вам точно знать, товарищ Курчатов, что там происходит. Вы здесь со мной, а не там.
Курчатов. На случай непредвиденной ситуации у нас разработан жесткий график.
Берия. Вы уверенны, товарищ Курчатов, что ваши люди работают строго по графику?
Курчатов. Я хорошо знаю своих людей, Лаврентий Павлович.
Берия. Самые ненадежный элемент в звене важного государственного дела - это люди, товарищ Курчатов...
Курчатов. Только не у меня, Лаврентий Павлович. К тому же, я вам уже докладывал, мы накануне провели тщательную репетицию сегодняшнего мероприятия.
Берия. Подождем доклада… и тогда сделаем необходимый вывод.
Входит Завенягин.
Завенягин. Товарищ Председатель Государственной комиссии, разрешите обратиться к товарищу Курчатову.
Берия. Разрешаю.
Завенягин. Товарищ Курчатов, монтаж ядерного заряда окончен.
Курчатов. График соблюдаем?
Завенягин. Так точно, Игорь Васильевич. Пока все идет по плану. Но, как и предупредили синоптики, ветер усиливается.
Берия. В вашем рапорте, товарищ Завенягин, есть всего одно маленькое слово, но оно стало таким значимым, что перечеркнуло всю вашу уверенность.
Завенягин. Что за слово, товарищ Председатель Государственной комиссии?
Берия. Слово «пока». Оно, хоть, и неказистое, но отвечать за него придется сполна, товарищ Завенягин.
Завенягин. Понял, товарищ Председатель Государственной комиссии. Отвечу. Игорь Васильевич, разрешите продолжить доклад.
Курчатов. Продолжайте, Авраамий Павлович.
Завенягин. К 4.00 утра на центр поля, к башне, после опечатывания системы автоматики и разъемов на подрывной линии подключили блок с боекомплектом электродетонаторов. В 4.35 начали подъем изделия на башню.
Берия. На какую высоту башни подняли изделие, товарищ Завенягин?
Завенягин. На отметку 30 метров. Мы предприняли дополнительные меры на случай усиления ветра. Теперь оно надежно закреплено.
Берия. Кем конкретно оно было закреплено? Это зафиксировано?
Завенягин. Конечно. Изделие было закреплено начальником полигонов КБ-11 Георгием Павловичем Ломинским.
Берия. Но персональную ответственность все же будете нести вы. Не забывайте об этом.
Завенягин. Так точно, товарищ председатель Государственной комиссии.
Берия. В случае неудачи мы вспомним о вас, и не только о вас, товарищ Завенягин.
Завенягин. К этому я готов.
Берия (раздраженно). Продолжайте!..
Завенягин. С поля эвакуирован весь личный состав, кроме офицеров охраны министерства государственной безопасности. Все находившиеся в башне спустились вниз по лестнице. Я опломбировал вход в башню.
Курчатов. Все действия были выполнены строго по инструкции?
Завенягин. Абсолютно по инструкции. Капсюли вставлял Ломинский, ему помогал Матвеев. Я читал инструкцию. Затем, я выехал на промежуточный пункт и
включил разъём, соединив тем самым аппаратуру на башне с системой контроля и управления, установленной на командном пункте.
Курчатов. Значит, все готово к испытаниям, Авраамий Павлович?
Завенягин. Абсолютно верно. Всё готово! Разрешите доложить о готовности председателю Государственной комиссии товарищу Берии.
Курчатов. Докладывайте, Авраамий Павлович.
Завенягин. Товарищ председатель Государственной комиссии! Все службы, личный состав и первая в СССР атомная бомба к испытанию готовы. Разрешите приступить к испытанию.
Берия. Приступайте. Но сначала надо будет подписать акт о готовности. Кто это сделает? Кто на себя возьмет главную ответственность за риск перед страной, перед товарищем Сталиным?
Завенягин. Да, конечно, риск есть.
Берия. Ваш риск будет исчисляться не только сотнями миллионов рублей для разрушенной войной страны, но и разрушением вашей карьеры, а возможно и вашей жизни.
Завенягин. Но, если мы не пойдем на этот риск, мы рискуем гораздо большим. Мы можем оказаться безоружными перед лицом врага, овладевшего атомным оружием…
Берия. Если вы так уверены в своей правоте, товарищ Завенягин, то вот акт. (Берия достает из портфеля документ, самопишущую ручку.) Подписывайте.
Курчатов (Берии). Давайте сюда акт, Лаврентий Павлович. Мне. Я уверен, что все получится.
Курчатов садится за стол, достает из внутренне кармана пиджака свою ручку, подносит к бумаге. Возникла мимолетная пауза.
Берия. А ничего у вас, товарищ Курчатов, не получится!
Курчатов (решительно подписывает документ). Что вы, Лаврентий Павлович! Обязательно получится! (Встает. Подходит к рубильнику.) Десять секунд, девять, восемь, семь, шесть, пять, четыре, три, две, одна секунда! (Резко включает рубильник. Небо померкло на фоне освещённых холмов и степи. Курчатов бросился вон из каземата, широко взмахивая руками, закричал.) Она! Она! Она! (Столб взрыва клубился и уходил в стратосферу. К командному пункту приближалась ударная волна, ясно видимая на траве. Курчатов бросился навстречу ей. За ним рванулся Завенягин, схватил его за руку, насильно увлёк в каземат и закрыл дверь.)
Завенягин. Нельзя, нельзя, Игорь Васильевич! Приближается ударная волна!
Курчатов. Она! Она! Она…
Завенягин. Все! Все получилось! Все! Все!
Курчатов. Да, теперь все! Все вышло! Все!
Берия (обнимая Курчатова). Поздравляю. Было бы большое несчастье, если бы не вышло! А за океаном до сих пор не верят, что «мы азиаты» сумеем создать столь сложное современное оружие. Разведчики и консультанты с цифрами в руках уверяют президента Трумэна, что Советский Союз не способен произвести атомную бомбу раньше 1952 года.
Завенягин. Интересно будет узнать реакцию Белого дома на успешное испытание атомной бомбы в СССР.
Берия. Узнаем, товарищ Завенягин. В нужное для страны время все узнаем. Но откровенничать об успешном испытании мы пока не будем. Надо доложить товарищу Сталину об успешном испытании. Кстати, стоит как-то назвать заряд. Как он сейчас называется?
Завенягин. РДС - реактивный снаряд серии один, два и так далее.
Берия. Неважное название вы дали историческому факту. Великому делу. Впервые в СССР произведен ядерный взрыв и теперь открыт путь к созданию небывалого по силе оружия. Предлагаю назвать снаряд «Реактивный двигатель Сталина»! Я доложу об этом товарищу Сталину.
(Уходит.)
Завенягин. Поздравляю, Игорь Васильевич! Замечательное дело вы завершили.
Курчатов. Не только я. Все мы, кто работал в эти тревожные годы. А вам особая благодарность, Авраамий Павлович. Особая!
Завенягин. Я только сейчас начинаю понимать, какое грозное оружие вы создали для нашей Родины. Теперь американцы не посмеют пренебрежительно к нам относиться.
Их атомная гегемония с сегодняшнего дня закончена!
Курчатов. А я вот все думаю, нравственно ли было создавать оружие массового уничтожения? Страшно представить, что испытали мирные жители Хиросимы и Нагасаки, когда американцы сбросили на них атомную бомбу. Не совершится ли бесчеловечное преступление еще раз, но теперь уже против наших граждан.
Завенягин. Мы с вами действовали в ответ на угрозу из-за океана. Мы защищали Родину. Наших граждан.
Курчатов. Спасибо Авраамий Павлович за такие слова. В них, наверное, и есть смысл тому огромному делу, которым я занимался все эти годы.
Завенягин. Трудные. Военные годы. Но теперь создано ядерное сдерживание. И это противостояние окажется верной на многие и многие годы.
Курчатов. Я же поражаюсь объемам и разнообразию решенных нами задач. Исследованиями были охвачены большие разделы физики, химии, технологии, металлургии, биологии, медицины. Были масштабно развернуты опытно-конструкторские и проектные работы. Над проектом трудились не только мы, и даже ни несколько тысяч человек. Над ним работала вся наша страна, наша Родина. Только сильный духом народ после таких невероятно тяжелых испытаний мог сделать совершенно из ряда вон выходящее: полуголодная и только что вышедшая из опустошительной войны страна за считаные годы разработала и внедрила новейшие технологии, наладила производство урана, сверхчистого графита, плутония, тяжелой воды. Что наши головы хуже американских? Руки слабее? Отсталость России? Ни черта подобного! Это в прошлом! Мы знали дело, которому мы служим. Мы все можем!
Входит Берия.
Берия. Товарищ Сталин просил всех причастных к испытанию поздравить. Я думаю, в ближайшие дни встанет справедливый вопрос о награждении, всех, кто работал над урановым проектом. Подумайте об этом, товарищ Курчатов.
Курчатов. Этот вопрос требует долгого согласования, Лаврентий Павлович. Над проектом работали тысячи и тысячи специалистов и как определить долю участия каждого я, откровенно говоря, не берусь. Не знаю.
Берия. Товарищ Курчатов, мы тут еще раньше подготовили список всех, кто был непосредственно связан в оружейном проекте. По всем ведомствам.
Подает Курчатову внушительную стопку листов.
Курчатов. Что это? Расстрел. 5 лет лагерей строго режима. Расстрел. Тюрьма. Ссылка. Что это, Лаврентий Павлович?
Берия. Это мера ответственности и наказания каждому в строгом соответствии со степенью важности выполняемых работ участников проекта в случае неудачи. Но, поскольку проект удался… Так что не волнуйтесь, товарищ Курчатов, по этим спискам мы никого не пропустим, и одновременно легко и оперативно определим меру вознаграждения каждому.
Курчатов (обескураженно). Понятно... А, что ждало меня и Авраамия Павловича? А, Лаврентий Павлович? Тюрьма? Лагеря? Или…
Берия (улыбаясь, и непринужденно забирает списки у Курчатова). Не берите так близко к сердцу, Игорь Васильевич! Все получилось. И получилось отлично! Я так и доложил товарищу Сталину. А вот предложение о том, чтобы назвать первую атомную бомбу в СССР его именем, он не считает возможным. Так что думайте, как назовете свое детище.
Курчатов. РДС. "Россия делает сама". Предлагаю так назвать нашу первую атомную бомбу. Это принципиальнейший факт для истории Российской науки.
Берия. «Россия делает сама» … Великолепно! Хорошее название!.. Соглашусь.
Завенягин. Россия будет обладать самым мощным оружием в мире!
Курчатов. Это сейчас, пока.
Берия. И что будет потом, товарищ Курчатов? Что потом? Договаривайте. Вы ученые изобретете более разрушительное оружие?
Курчатов. Вполне, допускаю. Но я вижу потенциал атома не в его разрушительной силе, а в его созидании. Дайте нам несколько мирных лет, и мы займемся научной работой по использованию атомной энергии в народном хозяйстве. Приоритет всего нашего научного потенциала, всей нашей экономической мощи будут направлены не на военные цели, а к использованию атомной энергии для мирных целей. Не удивлюсь, если через несколько лет кто-то из наших ученых пройдет по широкому полю и скажет: «Вот здесь будет первая в мире атомная электростанция»! Кто-то запустит ледоколы, корабли на атомном двигателе. В космос устремятся ракеты с атомным реактором. А в итоги вся мирная атомная отрасль станет одним из основных условий обеспечения энергонезависимости нашей страны. И мы все будем гордиться великими делами, которые Россия делает сама!
© Ю. Бутунин
Москва, ноябрь 2019 г.