Все три роли играют два актера, с тем условием, что без грима
актер один и тот же.
Психолог
Отец
Тетка Настасья
Киллер
Жигалов
Татьяна
В э п и з о д а х:
Губернатор, референт, женщина, Наташа, Народная артистка, писатель,
директор музея, дирижер симфонического оркестра, кинооператор,
осветитель, режиссер спектакля.
ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ
Стандартно обставленная комната «люксовой» квартиры на бывшей «обкомовской» даче. М и х а и л в одних трусах и майке смотрит видеозапись выступления Петрика. Рядом элегантно одетый имиджмейкер Вадим, который предпочитает, чтобы его называли П с и х о л о г о м. Так и будем называть его в дальнейшем. Звук включен на полную громкость.
Может быть не сразу, но все-таки достаточно быстро должно стать ясно, что Михаил очень похож на выступающего Петрика. Тем более, что Психолог то и дело сравнивает, поглядывая то на экранное изображение, то на внимательно слушающего Михаила.
Голос Петрика. Иногда я сам себе задаю вопрос, зачем я ввязался в это дело, которое еще непонятно чем закончится? Надо мне это? Должность у меня неплохая, доходов на душу вполне достаточно. Ответственность? Намного меньше той, которая будет, если вы меня выберете. Власть? Мне ее и сейчас хватает. Во всяком случае, это реальная власть. А что я получу? Расстроенный бюджет, рабскую зависимость от Центра, долги, растущую безработицу, остановившиеся заводы. Разве это власть?
Не скрою, я долго думал. Сомнений было более чем. Одни уговаривали: — Берись, не боги горшки обжигают. У тебя опыт, связи, уважение. Тебя многие знают с самой лучшей стороны. У тебя еще достаточно сил, энергии, ума.
Другие тянули назад: — Не сходи с ума! Зачем ввязываться в безнадежное дело? Что ты сможешь в такой ситуации?
Но странное дело — чем больше доводов они приводили, тем сильнее крепло во мне понимание того, что я доложен. Должен! Если могу, если есть силы, надо идти наперекор всей это неприглядной реальности. В конце концов все очень просто. Если каждый из нас в меру своих сил и возможностей будет противостоять, исправлять, делать, предлагать, искать и находить, мы обязательно вырвемся из этого заколдованного круга. И я, наконец, сказал себе: — Если не я, то кто?!
Психолог(выключив телевизор). Попробуем теперь проанализировать. Что, по-вашему, самое главное в том, что он сейчас говорил?
Михаил. Не знаю. Про власть?
Психолог. Что именно про власть?
Михаил. Ну… В смысле… На хрена коту баян, если он мявкать может?
Психолог. Не понял.
Михаил. Помните, у Шекспира? (С излишней театральностью) «Нас власть обузой страшной придавила к земле. Ни двинуться, ни шевельнуть рукой, когда блоха впивается в подмышку. Ни слова лишнего, ни вволю сна, ни откровений, ни любви, ни правды!»
Психолог. Шекспира потом, вернемся к анализу. Вас власть не привлекает?
Михаил. Если по-честному, не знаю. Вроде нет.
Психолог. Почему?
Михаил. Ежу понятно. Больше власти, больше ответственности. Помните у Погодина в «Кремлевских курантах»?
Психолог. Возможно.
Михаил. Нет, не в «Кремлевских».
Психолог. Не имеет значения.
Михаил. Точно, у Шатрова. В «Большевиках».
Психолог. У большевиков одно, у нас совершенно другое. Как, по-вашему, выслушав все это… (показывает на телевизор) поверит вам простой избиратель, что вы не стремитесь к власти, а она позарез нуждается в таких, как вы?
Михаил. На хрена я ей нужен?
Психолог. Речь не о вас, а об Иване Ивановиче Петрике.
Михаил. Я и говорю — при чем тут я?
Психолог. Отвечайте на вопрос.
Михаил. Вообще-то, дураков хватает.
Психолог. Что вы имеете в виду?
Михаил. С другой стороны — не всякого дурака на хромой козе объедешь. Я про власть. Накушались.
Психолог. Не злоупотребляйте просторечными оборотами. (Задумчиво) С другой стороны, такая речь гораздо понятнее электорату.
Михаил. Так я тоже этот самый…
Психолог. Вы не «этот самый». Вы артист. Вам предстоит сыграть роль. От того, как вы ее сыграете, насколько будете убедительны, похожи, зависит, можно сказать, все. Для вас, в том числе.
Михаил. Я, конечно… Если позарез так необходимо — ради Бога! Но когда «зависит», это из другой оперы. Да и не похожи мы. Так, внешне только. Приблизительно. А если узнают? То есть, не узнают, что я, это он?
Психолог. Не узнают. То есть — узнают.
Михаил. Вот видите. Ежу понятно — дело государственное. В масштабах области. Не знаю, как вам, а мне точно пятый угол искать придется.
Психолог. Мне кажется, мы обо всем договорились.
Михаил. Обо всем даже Константин Сергеевич заранее не договаривался.
Психолог. Какой еще Константин Сергеевич?
Михаил. Станиславский.
Психолог. Поймите, мы рискуем ничуть не меньше вашего. Даже больше. Вы всего-навсего исполнитель, а мы… Может вас не устраивает сумма?
Михаил. Да нет… Сумма вполне… Ну, а если выгорит? Как тогда с продолжением? Со вторым действием?
Психолог. Вы про что?
Михаил. В первом завязка, развитие, может быть, даже кульминация. А во втором?
Психолог. Уточните вашу мысль.
Михаил. Отмотаем мы эти выборы. Все, как говорится, нормалек. А потом? Если его не найдете? Мне что, так и пахать? Это тогда уже не пьеса, а бразильский сериал. Стресс в кубе. Могу загудеть. Со мной иногда бывает на нервной почве. Ну, какой из меня губернатор? Я эти три дня не знаю, как протяну. Честное слово. Спать перестал. Только и делаю, что вживаюсь.
Михаил. Какую ответственность? Жопа со страху мокрая. Не похож я на него, не похож!
Входит Татьяна.
Татьяна. Мы готовы.
Психолог(отводит ее в сторону). Подожди. Опять психует. Заладил — «не похож, не похож».
Татьяна(подходит вплотную к Михаилу, внимательно, с головы до ног осматривает, обходит вокруг, проводит ладонью по щеке). Похож. Очень даже. За исключением незначительных мелочей — вылитый Иван.
Михаил. На «незначительных мелочах» сгорали даже разведчики мирового класса. Читал, знаю.
Татьяна. С такого расстояния вас никто разглядывать не будет. Голос и интонации уже почти стопроцентные. Над манерами и жестами еще поработаем. Это все мелочи.
Михаил. Не помню кто, но мужик соображал правильно.
Психолог (устало). Какой мужик?
Михаил. Который сказал, что в большом деле мелочей не бывает.
Татьяна. Эти мелочи не для большого дела. У меня оператор только до часу. Вечером смотрим вас на экране. Последняя проверка.
Психолог. Не расхолаживай, далеко не последняя.
Татьяна. Я имела в виду внешнее сходство. Телеэкран в наше время самая главная инстанция. Дурака увеличивает, умного подчеркивает. Образно говоря, экран всех раздевает догола.
Михаил. Только этого не хватало.
Татьяна. Не надо паниковать. У нас лучший имиджмейкер в области и, даже, за ее пределами. Правильно я говорю, Вадим?
Психолог. Надеюсь. Но вообще-то предпочитаю без этих модных словечек. Лучше — психолог. Просто, понятно, внушает доверие.
Татьяна(Михаилу). Надеюсь, вы не дурак?
Михаил. Если честно, теперь и не знаю.
Татьяна. А вот «честно» — не надо. (Михаилу.) Идите в соседнюю комнату, наша Валентина там из вас конфетку сделает. А мы тут пока свет, камеру… Выйдете, когда я вас позову.
Михаил. Мне что… потом… Надо говорить что-то будет?
Психолог. Самый минимум: да – нет, поддерживаю, помогу, понимаю, сочувствую.
Михаил скрывается за дверью.
Татьяна. Ну как?
Психолог. Я бы не сказал, что случай очень трудный. Зачатки эрудиции, неплохая память. Когда забывает о возможных последствиях, ведет себя достаточно адекватно. Должно получиться. Поздравляю, не ожидал. Все забываю спросить — как тебе в голову пришло? Изначальный толчок, так сказать?
Татьяна. Год назад, в командировке, в соседней области. Со скуки заперлась в театр. Скорее даже — в театрик. Убого, скучно, народу никого. На сцене какая-то белиберда из неизвестно какой жизни. Ну, и этот там суетится на вторых ролях. Меня еще тогда царапнуло: чуть-чуть подгримировать, интонацию, походку слегка — вылитый Иван. Хихикнула про себя и из головы вон. А тут, когда приперло, вспомнила.
Психолог. Это была гениальная идея. Она нас всех спасла.
Татьяна. Пока еще не спасла. Если откровенно, иногда боюсь до ужаса. Вдруг пролетим? Представляешь, что тогда начнется?
Психолог. Не надо думать о плохом.
Татьяна. Думать не надо, но иметь в виду следует. Стимулирует. Если хочешь, я с ним еще лично поработаю. Над мелочами. Необходимо вытравить из него страх. Тогда все будет о’кэй.
Психолог. Имеет смысл.
Татьяна. Отлично. Да, звонил Жигалов. Сейчас заявится, будет наблюдать. Своего рода экзамен. Примет окончательное решение.
Психолог. Можно подумать, у него есть другой выход.
Татьяна. Только один — признаться, что Иван пропал, и отказаться от участия в выборах.
Психолог. Думаешь, он пойдет на это?
Татьяна. Он, конечно, не трус, но…
Психолог. Когда ты предложила свою идею, он был на седьмом небе.
Татьяна. А потом, как все мужики, стал думать о последствиях.
Психолог. Кто не рискует, тот не выигрывает.
Татьяна. Смотря чем рисковать
Психолог. Боится, что Иван так и не объявится?
Татьяна. Мне кажется, что теперь он боится совсем другого.
Психолог. Не понял.
Татьяна. Подумай. Иваном особенно не покрутишь. У него все на месте, в том числе и мозги. А этот, если пройдет, да еще месяца два-три продержится…
Психолог. Кажется, начинаю понимать.
Татьяна. Нам, кстати, тоже не мешает прикинуть. При Иване мы просто на плаву. При этом… возможности во много раз. Если умненько подсуетимся.
Психолог. Придется постараться. Слушай, у меня еще вот какая идея…
Татьяна. Потом, ладно? Жигалов с минуты на минуту, а мне еще надо съемку отстрелять, деятели культуры дожидаются. Говорить ему ничего не надо, они сами все скажут. Что еще?
Психолог. Закажи съемку на завтра.
Татьяна. Где?
Психолог. В Топчихе.
Татьяна. С ума сошел!
Психолог. Если мы под завязку продемонстрируем встречу с родным отцом, с сельчанами, возможные сомнения будут устранены окончательно и бесповоротно.
Татьяна. А если?
Психолог. Никаких «если». Все беру на себя. Твое дело снять и выдать в эфир.
Татьяна. Рисковать можно до определенной степени. Мне не очень нравится твоя идея. Много всяких вдруг. Но если выгорит…
Психолог. Все продумано до мелочей, вплоть до запасных вариантов. Деревня вымирает, остались одни алкаши и старухи. Захвачу с собой побольше напитков, после которых ни не только его, меня усыновят.
Татьяна. А как он к твоей идее?
Психолог. Куда ему деваться? Часть аванса уже того…
Татьяна. Да? Приобрел что-нибудь?
Психолог. Вариант более интересный. Почтовый перевод. Женщине.
Татьяна. Это плохо. Могут быть неожиданности. Кто такая?
Психолог. Ребята поехали знакомиться, подробности будут с минуты на минуту. Ты права, в таком деле страховка не помешает. Все, приглашай свою команду.
Татьяна выходит. Некоторое время Психолог стоит посередине комнаты сосредоточенно размышляя. Затем включает видеомагнитофон. На экране крупно И.И. Петрик. Начинает говорить. Психолог выключает звук, неотрывно, словно гипнотизируя изображение, смотрит на экран.
Входит Жигалов. С ним не то охранник, не то референт. Жиганов, разглядев, что в комнате никого, кроме Психолога, приказывает референту…
Жигалов. Покарауль за дверью. Минут пять, чтобы ни одна душа.
Референт выходит.
Дело гораздо серьезнее, чем могло показаться.
Психолог. Лично мне ничего не казалось. Было задание — подготовить соответствующего человека. Нашли, подготовили.
Жигалов. Понятно. В кусты?
Психолог. Пока не вижу повода.
Жигалов. А если появится?
Психолог. Буду исходить из ситуации.
Жигалов подходит к телевизору, с ненавистью смотрит на Петрика.
Жигалов. Ясно. Нет, какая сволочь! В последний момент в кусты!
Психолог. Повторяю, пока не вижу повода.
Жигалов. Я про него. Исчезнуть за неделю до выборов. Такого даже в нашей сумасшедшей стране еще не случалось. Может все-таки подключим службу?
Психолог. И все всем сразу станет известно.
Жиганов. Они его найдут. Живого или мертвого.
Психолог. А если не найдут? Или мертвого? Через трое суток выборы.
Жигалов. Вдруг он в самый последний момент заявится?
Психолог. Я как раз размышляю над этим.
Жигалов. Наразмышлял что-нибудь?
Психолог. В данной ситуации его появление было бы нежелательным.
Жигалов. Да уж. На весь мир оскандалимся. Завтра прибывают наблюдатели из Центра. Не исключены международные представители. В определенных зарубежных кругах к нашей области особое внимание, ты знаешь в связи с чем. Мы просто не имеем права проигрывать. Нас не поймут. Ты хоть понимаешь это?
Психолог. Я-то понимаю.
Жигалов. Кто не понимает?
Психолог(показывая на телевизор). У меня такое чувство, что именно он не до конца осознал последствия своего исчезновения.
Жигалов(испуганно оглядываясь и понижая голос). А если они его все-таки того? Сейчас это даже не очень дорого.
Психолог. Будем смотреть правде в глаза — это не самый худший вариант.
Жигалов. Не худший… (Спохватывается.) Что ты имеешь в виду?
Психолог. То же, что и вы.
Из соседней комнаты, не замеченный собеседниками, выходит Михаил. Он в костюме Петрика и очень похож на экранное изображение, которое, по-прежнему без звука, продолжает в чем-то настойчиво убеждать телезрителей. Застыв у двери, он внимательно прислушивается к разговору.
Психолог. Давайте прикинем, сколько ему надо продержаться в случае благополучного исхода?
Жигалов(сразу). Полтора месяца.
Психолог. Уверены?
Жигалов. Абсолютно.
Психолог. А потом? Надо учитывать, что с каждым днем возможность разоблачения будет нарастать в геометрической прогрессии.
Жигалов. Я уже все продумал. Положим в больницу — что-нибудь с сердцем. Переутомление от выборов. Можно операцию какую-нибудь сообразить. Ограничим доступ. Делами буду заниматься я, а он будет только подписывать. Пока наберем команду, пока то, се. Полтора протянем. Главное — сейчас.
Психолог. Поймите, мне его надо настроить. Любой артист должен знать точное время окончания пьесы. Тогда он сможет правильно распределить свои силы.
Жигалов. Я же сказал — полтора месяца.
Психолог. А потом? Надо подготовиться к соответствующему финалу.
Жигалов. Вот и готовьтесь.
Психолог. Извините, может, я не расслышал. К какому?
Жигалов(задумавшись). Говоришь, в геометрической?
Психолог. В лучшем случае, в арифметической.
Жигалов. Похоже, выбора у нас не остается.
Психолог. Что конкретно вы имеете в виду?
Жигалов. Пусть у тебя об этом голова не болит. Ты мне его сейчас на блюдечке выдай. Чтобы без сучка и задоринки. Потом другие думать будут.
Психолог. Подобный расклад меня, в общем, устраивает.
Михаил(стараясь держаться уверенно). А меня не устраивает!
Психолог и Жигалов уставились на Михаила.
Мне повторять или не надо? (Садится в кресло и по примеру исчезнувшего двойника закидывает ногу на ногу. Очень похожий план мы видим в это время на экране телевизора. Для большей уверенности наливает себе приличную порцию коньяка из стоящей рядом на столике бутылки, и залпом выпивает.) Ну… Излагайте, что вы тут без меня надумали?
Жигалов(вытирая пот). Иван Иванович… В подобных обстоятельствах надо было срочно принимать решение… Вы не поставили в известность… Проиграть, как вы сами прекрасно понимаете, мы не имеем ни морального, ни политического права…
Михаил. Ты мне только про политику лапшу не вешай. Избавиться от меня собрался? Повод нашел.
Жигалов. Не знал бы, не говорил.
Психолог(не очень уверенно). Михаил, прекратите.
Михаил. Забыл, как меня зовут? Может напомнить?
Психолог. Понимаете… Вы так похожи…
Михаил. Первый раз слышу, что на кого-то похож. Это плохо. Очень плохо. Кандидат на пост губернатора ни на кого не должен быть похож. Иначе он не личность, а так… Случайное совпадение. (Жигалову со значением.) Понял?
Жигалов. Ясно. Но поскольку вы исчезли…
Михаил. Я никуда не исчезал. Все время находился здесь.
Психолог(предварительно заглянув в соседнюю комнату). Молодцом! Просто молодцом! Даже я стал сомневаться.
Михаил. Кто сомневается, в проруби болтается. Как что?
Жигалов. Ясно.
Психолог. Да не он это, не он!
Михаил. Что значит «не он»? А кто «он»?
Жигалов. Кто?
Психолог. Я имею в виду, не он, а вы.
Михаил(Жигалову). Что-нибудь понимаешь?
Жигалов(Психологу). Он или не он?
Психолог. Он не он.
Михаил. Один хорош, другой еще меньше Вы что тут без меня совсем обалдели?
Психолог снова заглядывает в соседнюю комнату.
Психолог. Я же говорил, что не он. И эта его система выражений. Артист, он и в Африке артист.
Михаил. Сам ты… Историческое недоразумение! Помнишь, как Владимир Ильич, не помню в каком произведении, о таких, как ты выражался? Помнишь?
Психолог(с облегчением переводя дух). Теперь уже никаких сомнений — это он!
Жигалов. Кто?
Михаил. Патефон! С ручкой!
Жигалов. Что вы имеете в виду?
Михаил. Задница с ручкой, конечно, точнее. Но в то революционное время патефон олицетворял политически продажную интеллигенцию.
Психолог. Тогда патефонов еще не было, были граммофоны. Все понятно!
Михаил. Это тебе понятно, а мне нет. Забыл, что я говорил по этому поводу?
Включает звук у телевизора. Гремит голос Петрика очень похожий на голос Михаила.
Голос Петрика. В свете всех последних событий, которые происходят у нас, я все чаще и чаще задаю себе вопрос: что такое наша интеллигенция? Оппозиция или союзник? Трясина или надежная точка опоры?
Психолог(выключает телевизор). Я уже объяснял, что это ваше высказывание очень рискованно в свете последних событий.
Михаил. Вот видишь — мое высказывание.
Психолог. Я имел в виду Ивана Ивановича Петрика.
Михаил. А я кто? Ну, вот кто я в настоящий момент?
Жигалов. Сейчас разберемся. (Распахивает входную дверь.) Татьяна!
Вместе с Татьяной в комнату вваливается целая толпа: оператор, осветитель, референт-охранник, группа деятелей культуры и неизвестный, которого в дальнейшем будем называть «Киллером» и который до поры до времени старается держаться в тени.
Деятели культуры здороваются за руку с Михаилом и рассаживаются за длинным столом, оператор устанавливает камеру, осветитель включает осветительные приборы. Татьяна что-то оживленно нашептывает Жигалову, то и дело оглядываясь на Михаила. Повисает неловкая пауза — Михаил не знает с чего начать, остальные ждут его вступительного слова.
Психолог. Господа, товарищи, друзья! Наша сегодняшняя встреча самая важная, самая ответственная в предвыборной кампании нашего уважаемого кандидата. Мы решили построить ее по очень простому принципу — Иван Иванович ничего говорить не будет.
Народная артистка. Почему?
Психолог. Все самое главное он уже сказал, изложил, так сказать, во всех видах во время этой непростой, я бы даже сказал, изнурительной кампании. Все вы его слышали, читали, видели. Сейчас для нас гораздо важнее послушать вас. Выслушать ваши пожелания, напутствия, просьбы, если они имеются.
Писатель. Имеются.
Психолог. Так что давайте поговорим. Задушевно, спокойно, без ненужных эмоций. Конструктивно. Все ваши замечания и предложения будут зафиксированы, и в дальнейшем Иван Иванович очень серьезно проанализирует, поработает, прикинет, что и как.
Михаил. Без репетиции на сцене и пожарнику делать нечего.
Психолог. Итак, кто самый храбрый?
Поднимается Народная артистка.
Народная артистка. Дорогой Иван Иванович, любите ли вы театр?
Михаил(испуганно). Нет. То есть, да, конечно. В качестве зрителя.
Народная артистка. Я знаю, вы любите театр. Я уверена в этом. В вас все выдает театрального человека. Помню вас на нашем новом спектакле. Вы так смеялись, Иван Иванович, так аплодировали… Мы все были счастливы, что вам понравилось. (С надрывом.) Это был последний наш спектакль.
Михаил. В каком смысле — «последний»?
Народная артистка. Я сейчас говорю от имени всех своих товарищей по сцене. Мы все, как один, проголосуем за вас. Вы обязательно победите. Я даже во сне видела, что вы победите, а у меня часто бывают вещие сны. Но когда вы по праву займете и не поможете нам, повторяю, спектакль, который вы видели, которым справедливо восхищались, будет нашим последним спектаклем. Достаточно сказать, что мы уже четвертый месяц не получаем заработную плату…
Директор музея. Удивили! У нас в музее с апреля сотрудники святым духом питаются. Не понимаю, откуда у них терпение, надежда какая-то? Лично у меня терпение кончилось. А надежда все-таки осталась. Надежда, что вы, Иван Иванович, будете во главе. Не дадите нам окончательно пойти на дно.
Дирижер симфонического оркестра. Прошлым летом с триумфом прошли наши гастроли во Франции. Нас очень приглашали остаться еще. Но мы не остались. Спросите почему?
Михаил. Почему?
Дирижер симфонического оркестра. Потому что вы обещали приоритетную поддержку культуры, сказали, что наконец-то мы получим свой концертный зал. Нам его и раньше обещали, много лет подряд обещали. Но вам мы верим.
Директор библиотеки. А в нашей библиотеке отключили телефоны и воду.
Писатель. От имени российских писателей… Я имею в виду не тех, а наших писателей. Я тоже мог бы привести массу самых ужасных примеров, до чего мы докатились. Если так будет и дальше продолжаться, будущее нашей литературы станет ее прошлое. И все мы здесь находящиеся окажемся за ее скобками, если не возобновится издание нашего Альманаха. Первый его номер вышел в свет в суровые годы Гражданской войны. Тогда, представьте себе, нашлись деньги на его издание…
Михаил(поднимается). Все! Теперь я окончательно убедился, что, во что бы то ни стало, должен победить. Иначе наша культура просто перестанет существовать. Я вас правильно понял?
Все аплодируют.
Обещаю, буду бороться до последнего дыхания, поскольку вопрос элементарный — «быть или не быть».
Татьяна(протягивает микрофон). Иван Иванович, скажите несколько слов нашим телезрителям.
Михаил. Скажу.
Психолог. Хочу напомнить, что в целом наша программа уже изложена и напечатана.
Михаил. А я непечатное изложу. О нашей дорогой творческой интеллигенции, к которой, в некоторой степени, имею право отнести себя. Потому что тоже творю. И собираюсь творить дальше. И не только на второстепенных ролях.
Директор музея и Писатель аплодируют, остальные в нерешительности — аплодировать или нет
А как можно хоть что-то сотворить в такой нашей всеобщей совершенно нетворческой обстановке? Не то что творить, понять невозможно. А если ничего не можешь понять, что ты натворишь? Вот именно. А если мы с вами ничего не будем творить, куда мы придем?
Директор музея(тихо). Прошу прощения, в задницу.
Михаил. Еще раз — вот именно. Надо только разобраться, в чью задницу и что мы там будем делать. Поскольку режиссера в данном спектакле пока не наблюдается.
Зааплодировал было Дирижер симфонического оркестра, но оглянувшись на Жигалова, ретировался за чью-то спину.
(Все более распаляясь). До чего докатились — театры закрываются! Во время Гражданской не закрывались, в Великую Отечественную не закрывались, а сейчас закрываются! Поэтому я подумал и сказал себе — если не ты, то кто! Что я предлагаю… (Жигалову.) Записывай! Как только вы меня выбираете, в самое ближайшее время собираем у нас Всероссийский конгресс творческой интеллигенции. Вопрос поставим ребром: или — или!
Жигалов(растерянно). Или что?
Михаил. Тут некоторые недавно высказывались про интеллигенцию. Ну, про всю интеллигенцию говорить не буду. Особенно в свете всех последних событий. Того и гляди вляпаешься. Но я хочу сказать, дорогие коллеги, что это выражение нас не касается. Как вы думаете, почему? (Протягивает микрофон Народной артистке.)
Народная артистка. Потому что… Потому, что цель нашего творчества — самоотдача…
Михаил. Точно! (Протягивает микрофон Писателю.) А что вы скажете?
Писатель. Россия спасется провинцией. Мы ее спасем и никто кроме.
Михаил. Отлично! А вы?
Дирижер симфонического оркестра. Мы могли бы остаться, но не остались.
Михаил. А вы?
Библиотекарь. У нас в библиотеке всегда пахло только книгами, а не политикой. Но поскольку отключили воду, может запахнуть.
Михаил. Не запахнет. Воду мы вам подключим. В первую очередь. А когда соберем конгресс лучших, так сказать, из лучших, вот тогда заявим. Мы такое заявим…
Проскользнувший в комнату человек что-то шепчет на ухо Жигалову. Тот подходит к Татьяне и что-то тихо говорит ей. Та машет рукой и по этому знаку осветитель выключает осветительные приборы.
В чем дело?
Татьяна. К сожалению, наше время вышло. Смотрите сегодняшний вечерний выпуск «Новостей». (Оператору.) Быстро, машина у подъезда. Через полчаса ты должен быть в студии.
Михаил. Мы еще не договорили.
Татьяна. Ничего страшного, прекрасный материал. Завтра у нас еще одна съемка. (Тихо Михаилу.) Ни у кого даже тени сомнения.
Съемочная группа покидает комнату.
Дирижер симфонического оркестра. Перед открытием конгресса мы могли бы дать концерт.
Народная артистка. Иван Иванович, это потрясающая идея. Наконец-то наша многострадальная творческая интеллигенция скажет свое слово. Громко и бесстрашно.
Писатель. Мы выпустим к открытию конгресса первый номер Альманаха. Вот тут у меня смета. Всего 4 миллиона.
Жигалов. Дело в том, что только что приехал губернатор. И хотя мы все не сомневаемся в победе Ивана Ивановича… Надеюсь, вы сами понимаете…
Комната мгновенно опустела. Киллер, воспользовавшись суматохой, спрятался за тяжелую штору.
Жигалов(придержав за руку пытавшегося исчезнуть вместе со всеми Психолога.) А ты останься.
Психолог. Зачем?
Жигалов. Для психологической поддержки кандидата.
Михаил. Мы так не договаривались. С губернатором встречаться не буду.
Психолог. Мне бы тоже не хотелось. На прошлых выборах я был в его команде.
Жигалов. Знаем, знаем.
Психолог. Он и сейчас меня приглашал.
Жигалов. Ты выбрал более перспективного претендента.
Михаил. Мужики, у меня сейчас перспектива одна — ноги в руки и линять по-скорому. Сам говорил — мы с ним старые друзья и все такое прочее. Я это дело и с суфлером не вытяну. Такую подставу даже из заднего ряда сообразят, а вы нас нос к носу. Тем более, старый друг. Не-е, не пойдет.
Жигалов. Пока еще никто ничего не сообразил. Все идет великолепно. Пойми, если он сам приехал, в самую, можно сказать, штаб-квартиру, значит что?
Михаил. Что?
Жигалов. Значит паника, неуверенность, попытка наладить контакт, прощупать почву. Вы с ним три года не разговариваете, а он здесь. Сам! Это говорит о многом, если не обо всем. Не исключено, что сейчас мы будем принимать капитуляцию.
Психолог. Я с вами согласен, но мне все-таки не хотелось бы присутствовать.
Жигалов. Не возражаю, можешь исчезнуть. Но только навсегда.
. Психолог демонстративно садится в кресло.
Михаил. Мужики, мужики, мы такую роль не учили. Я и двух слов не соображу. С такими тузами ни разу не приходилось. Он меня в два счета…
Жигалов. А вот тогда я тебе, мой дорогой, не завидую. Можешь считать, что это вопрос твоей сегодняшней и всей оставшейся жизни. Если она останется.
Психолог. Держитесь уверенно и независимо. Ничего не обещать, ни на что не соглашаться. Он старый волк, за плечами двадцать лет комсомольской и партийной работы, в политике как рыба в воде. Будет обещать золотые горы, но обязательно обманет. В политике это обычное дело. Никому нельзя верить. Ни-ко-му!
Михаил. Вам тоже?
Жигалов. Нам можно, мы в одной лодке. Если лодка перевернется, утонем все вместе.
Михаил. Может, на берег, пока не очень далеко уплыли?
Жигалов(увидев вошедшего губернатора). Мне ваша идея, Иван Иванович, кажется перспективной. Собрать у нас конгресс русской творческой интеллигенции — до этого даже в Москве не додумались. Резонанс будет оглушительный.
Губернатор. Шандец будет оглушительный. Во-первых, из-за отсутствия денег. Во-вторых, из-за отсутствия в наших бескрайних просторах интеллигенции. Я серьезно. Где вы видели сейчас эту самую так называемую интеллигенцию? Её и раньше-то по пальцам пересчитать, а сейчас, когда мы ей болезной, по полгода зарплату не выплачиваем, не то что из интеллигентов сбежишь, материться начнешь вот такими вот буквами. Еду сейчас, а на заборе метров триста длиной надпись: «Где наша зарплата?» (Подходит вплотную к Михаилу.) Ты что, собираешься ответить на этот вопрос?
Михаил(растерявшись). Если не я, то кто?
Губернатор. Ты это серьезно?
Михаил. Помнишь, у Шекспира? «Лишь тот не отвечает на вопрос, кто держит по ветру свой хитрый нос». Или у Мольера? Мы должны наконец-то ответить на наш извечный вопрос — «Кто виноват?»
Губернатор. Мне докладывали, что с тобой что-то не то в последнее время. Теперь сам вижу. Переутомился? Переутомился! Работа нелегкая, что и говорить. Пока до моего кресла доберешься, семь шкур промокнет. По себе знаю.
Вот что, Иван, мне с тобой наедине потрепаться требуется. Как с другом юности и наиболее серьезным противником. Поэтому мои и твои казаки исчезают на энное количество минут и обеспечивают нам временную изоляцию, наблюдая друг за другом. Во избежание взаимных упреков. Договорились?
Михаил. Лично у меня никаких секретов.
Губернатор. Так я, может, не про твои секреты говорить буду, а про свои. Все, мужики, исчезайте. А то у меня тоже предвыборная встреча на носу. Опаздывать не моги — директорский корпус. Они пунктуальность уважают.
Жигалов и Психолог уходят. Остаются Михаил, Губернатор и Киллер за шторой.
Мне докладывали, что ты слинял в неизвестном направлении.
Михаил. Военная хитрость.
Губернатор. Уважаю. Сам на полгодика слинял бы куда-нибудь. Не положено. Назвался боровиком, полезай на сковородку. А на сковородке, Ваня, не очень весело. Особенно по нонешним временам. Не то что раньше — на все случаи директивы и звонки. Да что я тебе рассказываю, не хуже меня в курсе. Я тебе, как на духу, и рад бы освободить место — бери, владей! — так ведь не пускают гады.
Михаил. Кто?
Губернатор. Дед Пихто. У тебя одни за спиной, у меня другие. Тоже зубастенькие, тоже своего упустить не хотят. На все готовые.
Михаил. На что «на все»?
Губернатор. Вот это уже серьезный разговор. Давай поторгуемся. А то будешь потом говорить, почему не предупредил? Откровенно?
Михаил. Давай.
Губернатор. Если откровенно, то расклад такой: у тебя процентов на двенадцать больше. Подожди, я еще не кончил. Мы ведь с тобой мужички-не дурачки. Верно?
Михаил. Ну.
Губернатор. В цифрах оба неплохо соображаем. Сюда наклонил — они сюда, отсюда нажал — они ко мне. Так?
Михаил. Ну.
Губернатор. У тебя двенадцать, а у меня старая интересная история — раскрутить ничего не стоит. Плюс Наталья. Она ведь не развелась еще? Да плюс еще номер счетика одной корпорации, не будем пока уточнять какой. Ну, как?
Михаил. Ни хрена себе, друг детства!
Губернатор. Если помнишь, я добавил — «и самый серьезный политический противник».
Михаил(заводясь). В гробу я твою политику видел. При чем тут вообще политика? Копаешься в грязном белье, бабу какую-то приплел.
Губернатор. Какую-то! Даже так! Растешь, Ваня, растешь.
Михаил. Политика! Что, о тебе никакого дерьма не наскрести? Вот такую кучу. И еще останется для личного потребления. Думаешь, почему мне до сих пор главная роль не доставалась?
Губернатор. Почему?
Михаил. Режиссеры хреновые попадались. Я тебе скажу: в хорошей пьесе все роли хороши — и первые, и вторые. От вторых тоже действие зависит. Если я хорошо вторую выдам, значит с первой разберусь не хуже. При чем тут политика? (Пытается подделаться под голос Ленина.) За политическими амбициями господ думцев, как правило, прячутся узколобость, мелкое честолюбие и полное презрение к окружающим, которые для подобных политиков лишь средство для достижения цели или препятствие к ее достижению».
Губернатор. Ладно, ты мне тут театр не устраивай. Скажи лучше, будем договариваться или будем воевать? Кстати, через пять месяцев выборы мэра. Поддержу.
Михаил. Меня?
Губернатор. Держи пять, как мы говорили когда-то. Можешь быть уверенным на все сто.
Михаил. Смешно.
Губернатор. Я вполне серьезно.
Михаил. Смешно сейчас быть в чем-то уверенным. Сам говоришь — политика. Кто сейчас верит нашим политикам? Сплошная бутафория, картон, видимость, грим, парик, суфлеры. Театр для дураков. Знаешь, что мне про тебя сказали? «Все равно обманет».
Губернатор. Если желаешь, подпишем тайное соглашение. При свидетелях. С твоей и с моей стороны.
Михаил. Снова смешно — какая тайна при свидетелях? Все равно кто-то обманет — или ты, или я. Роли у нас с тобой сейчас такие — не обманешь, не сорвешь аплодисменты.
Губернатор. Можно аплодисменты, а можно и статью в газете. На первой страничке. Я тебя предупредил. Хотел по-хорошему, будем по-другому.
Михаил. Все равно обманешь.
Губернатор. Договорились бы в пределах разумного.
Михаил(разливает в стаканы коньяк. Один берет сам, другой протягивает Губернатору.) Театры, библиотеки закрываются. Писатели с протянутой рукой бегают — кто подаст. Спрашиваю не как губернатора, а как старого друга: спишь спокойно, а?
Губернатор. И ты научишься. Хлопнешь такую двойную, включишь телевизор, посмотришь на все — ну, думаешь, ты еще не самая последняя сволочь. Театры! Плевал я на твои театры! У меня заводы стоят! Что я им сейчас говорить буду? Врать, Ваня, врать! (Выпивает коньяк и, махнув рукой, уходит.)
Михаил(опустошает свой стакан). Сволочь!
Киллер(появляясь из-за шторы). Кто?
Михаил. А ты кто?
Киллер. Представитель оппозиции. Всему, что сейчас происходит. (Закрывает сначала одну, потом другую дверь, открывает окно.)
Михаил. Я тоже в оппозиции. Всему, что происходит.
Киллер. Тем не менее, я должен тебя безоговорочно устранить. (В руке у него появляется пистолет.)
Михаил(пьяно махнув рукой). Бутафория.
Киллер. Слышал про Сырого?
Михаил. Не-е.
Киллер. Не заливай, весь город слышал. Только на похороны 64 иномарки нарисовались. Сам считал. Восемнадцать человек охраны вокруг могилки. Сам считал. А ты — «бутафория». Был авторитет, нет авторитета. (Наливает в губернаторский стакан остатки коньяка, выпивает.) Нервы ни к черту стали.
Михаил. Боишься?
Киллер. Что мне бояться, это ты бойся.
Михаил. А мне чего бояться? Я — это не он. Не тот, кто тебе нужен.
Киллер. А кто ты?
Михаил. Артист.
Киллер. Все мы артисты, когда яйца дверью прищемит. Так красиво петь начинаем, не хуже чем в балете. Я тебе чего в прошлый раз советовал? Исчезай тихо и бесследно. И пока мы с этим козлом не разберемся, не высовывайся. Так?
Михаил. Это был не я. Это был он. Он выполнил ваши условия — бесследно исчез. После этого нашли меня, о чем я сейчас весьма сожалею. Утверждают, что я на него похож.
Киллер(присматриваясь, обходит вокруг Михаила). Точно, что ль?
Михаил. Как в аптеке. Имеется одна примета, по которой его от меня любой дурак отличит.
Киллер. Предъявляй.
Михаил. Он на баяне умеет, а я ни фига. Слуха нет.
Киллер(думает). Вообще-то мне без разницы — ты, он. Лишь бы под ногами не путался.
Михаил. Не буду.
Киллер. Чего?
Михаил. Путаться под ногами. Сегодня же возвращаюсь в свой театр. Один только вопрос.
Киллер. Давай.
Михаил. Почему вы думаете, что ваша оппозиция лучше, чем я? Или чем тот, кого вы козлом назвали?
Киллер. Да ни хрена я не думаю. Мне заказали, я исполняю. По мне все вы придурки коцаные. Правда, что ль артист?
Михаил. Клянусь!
Киллер. Докажи.
Михаил. Как?
Киллер. Тебе доказывать, ты и соображай. Не докажешь — шлепну. Пускай тогда заказчик разбирается, ху ис ху.
Михаил. Хорошо! Монолог Сирано де Бержерака из пьесы Эдмона Ростана «Сирано де Бержерак». Всю сознательную творческую жизнь мечтал об этой великой роли.
Киллер. Валяй. Мечты сбываются.
Михаил. «Но что же делать мне, скажи, мой бедный друг?
Во время чтения монолога сначала осторожно, потом все настойчивее и сильнее начинают стучать сначала в одну, потом в обе двери. Обрывается монолог под оглушительный грохот. Похоже, что собираются выломать двери..
Киллер. Вот что артист… Даю шанс. Дуй до своего театра. Двадцать с половиной часов на исполнение. Если завтра в обозначенное время о тебе будет что-нибудь видно и слышно, оппозиция перейдет в активное и решительное наступление. Усек?
Михаил. А вдруг другой вариант? Я исчезаю, а он возникает. Или кого другого найдут?
Киллер. Не твои проблемы. Думай исключительно о собственной безопасности. Твое счастье, что я тебе поверил. Играй в театре, а не в жизни, дольше проживешь.
Киллер выпрыгивает в окно. В это же время одновременно распахиваются обе двери, и в комнату врываются охранник, Жигалов, Психолог и Татьяна.
Жигалов. Что случилось? Почему закрыл двери? Почему не открывал?
Татьяна. На нем лица нет. Его запугали.
Психолог(машет рукой перед глазами Михаила). Он, кажется, в шоке.
Михаил. Всю жизнь не везет на главные роли.
Жигалов. Да он просто пьян!
Михаил. Я потрясен.
Психолог. Вижу. Успокойтесь и спокойно расскажите, что здесь произошло.
Жигалов. Уверен, он его шантажировал!
Татьяна. Запугивал, да?
Психолог. Возможно, он предложил ему больше, чем предложили мы. Поэтому до сих пор не может прийти в себя.
Михаил. Пришел и ухожу.
Жигалов(охраннику). Закрыть двери и проверить охрану. (Михаилу.) Я тебя предупреждал — не верь ни одному его слову!
Михаил. Не верил.
Жигалов. Что он предложил?
Михаил. Смыться. За двадцать с половиной часов.
Татьяна. Неужели догадался?
Психолог. Ещё какие-нибудь предложения были?
Михаил. Мэром. Через пять месяцев.
Татьяна. Я же говорила — он пойдет на уступки.
Психолог. Серьезное предложение.
Жигалов. Почти капитуляция. Теперь надо жать и жать. (Хлопнул Михаила по плечу.) Молодец!
Михаил. Рады стараться, ваше высокоблагородь! Все. Поигрались и хватит. Прошу считать мой контракт недействительным. Аванс возвращаю. (Выкладывает деньги.) Половину сейчас, половину в процессе театрального сезона. Каждый месяц с получки. Насчет конфиденциальности, можете быть спокойны. Лично кровно заинтересован.
Жигалов. Все?
Михаил. У меня все, у вас не знаю.
Жигалов. Есть тысяча и один способ заставить тебя изменить решение. От… и до… Заставлять не буду. Предпочитаю добровольное согласие.
Михаил. Добровольное! Да я сейчас так рвану отсюда, пыль за ушами свистеть будет. Мне, уважаемые работодатели, еще пожить маленько охота.
Психолог. Теперь согласны, что я был прав? Страховка никогда не помешает.
Татьяна. Выход у нас только один — победа.
Михаил. «Этот День Победы порохом пропах…»
Жигалов махнул охраннику рукой. Тот вышел и почти сразу вернулся с Женщиной. Она держится неуверенно, пока не увидела и не узнала Михаила.
Женщина. Миша… Тебя не узнать. Совсем другой. Настоящий какой-то… Даже похорошел…
Михаил(растерянно). Ты… Почему здесь? Зачем?
Женщина. Узнала, что ты наконец-то ушел из театра. Понимаю, нелегко было. Я-то знаю, как он любит театр. Помнишь, когда у меня уже не осталось ни сил, ни терпения, я сказала: или я, или театр! Он выбрал театр, хотя любил меня безумно. Теперь понял, что был неправ? Нельзя всю жизнь выходить на сцену с ролью на полстранички. Я ему всегда говорила: главные роли не для тебя, у тебя не хватает для них уверенности в своих силах. (Другим тоном.) Если ты не используешь этот шанс, будешь жалеть потом всю жизнь. Я тебе помогу. И вообще… Если хочешь, мы снова будем вместе.
Михаил. А тот? Ну, который…
Женщина. А… Это была ошибка, не бери в голову. Я снова одна. Мы, женщины, слабые существа, поэтому часто ошибаемся. Хочется надежности, опоры, уверенности. А он все время оглядывался, все время чего-то боялся. В конце концов, я тоже стала бояться. Вот ты настоящий мужчина — рискнул и выиграл.
Михаил. Я еще ничего не выиграл.
Женщина. Но и не проиграл. А выиграть мы сможем столько, сколько тебе и не снилось.
Психолог. Вы всю жизнь мечтали о главной роли. Дерзайте!
Татьяна. За ваши роли на сцене вы получали копейки, и то с задержкой на полгода. Здесь вы получаете новую жизнь, почти неограниченные перспективы, любовь, наконец.
Михаил. Насчет жизни — не уверен. (Тяжело вздохнув.) Насчет любви тоже.
Татьяна. Со старой жизнью, конечно, временно придется расстаться.
Женщина. Почему временно? Навсегда!
Михаил. Навсегда — категорически отказываюсь.
Жигалов. Не понял. От чего отказываешься?
Михаил. Навсегда расстаться с жизнью.
Женщина. Дурачок, наконец-то заживем, как люди.
Михаил. Кто заживет, а кто и наоборот. Полчаса уже прошло, осталось двадцать. (Забирает часть выложенных на стол денег.) Гонорар за сегодняшнее выступление по телевизору. Мне еще билет на поезд надо успеть… Два билета. (Женщине.) Поедешь со мной. Ты ничего не знаешь. Оставаться здесь смертельно опасно.
Женщина. Неужели и ты стал бояться?
Психолог. Стоп, стоп, стоп! Понял! Он вам чем-то угрожал?
Михаил. Не чем-то, а пистолетом. Вот таким! С глушителем.
Татьяна. Этого не может быть. Он губернатор, а не гангстер.
Жигалов. Ну, положим, сейчас губернаторам тоже палец в рот не клади. Откусит и не подавится. Жить каждому охота.
Михаил. Вот именно.
Жигалов. Я имею в виду не твою прежнюю жизнь, а настоящую.
Михаил. А я имею в виду жизнь вообще. В частности — свою.
Женщина. Он просто тебя запугивал.
Татьяна. Конечно. У него безвыходное положение. По последнему опросу у нас на двенадцать процентов больше.
Михаил. Он намекнул на какую-то старую историю, которую можно раскрутить. На первой странице.
Жигалов. Я в курсе. Со свидетелями мы уже договорились — они ничего не помнят. К тому же там не столько твоя вина, сколько обстоятельства. Туман, гололед… С кем не бывает.
Михаил. Со мной — не было!
Жигалов. Не было, так не было. Сделаем.
Михаил. Счет в какой-то фирме.
Жигалов. Пусть умоются. Уже.
Женщина. Что «уже»?
Жигалов. Фирму ликвидировали, счет перепишем.
Женщина. На кого?
Жигалов. Если вы не против, можем на вас. У вас какая фамилия?
Женщина. Другая.
Жигалов. Вот и ладушки. Что еще?
Михаил. Еще Наталья какая-то.
Женщина(изображая ревность). Какая Наталья?
Михаил. А я знаю? Я ее и в глаза не видел!
В комнату стремительно входит Наташа, до этого стоявшая за дверью. Она подходит к Михаилу и со всей силы отвешивает ему пощечину.
Наташа. Это за то, что ты меня в глаза не видел! (Отвешивает другую пощечину.) Это за то, что ты меня не знаешь! (Размахивается в третий раз и замирает.) Ой… Кто вы? (Поворачивается к Жигалову и Психологу.) Это не Иван… (Кричит.) Куда вы дели Ивана! Что здесь происходит?
ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ
Деревня неподалеку от города. Дом Ивана Григорьевича Петрика, отца исчезнувшего претендента на пост губернатора области. Иван Григорьевич, которого в дальнейшем будем называть просто «Отцом», и его сын Иван Иванович смотрят в «гостиной» телевизор. Показывают вечерний выпуск «Панорамы», сюжет о встрече Михаила с деятелями культуры и искусства.
Голос диктора. Вчера состоялась еще одна предвыборная встреча. Претендент на пост губернатора области Иван Иванович Петрик встретился с деятелями культуры и творческой интеллигенции нашего города. Состоялась непринужденная, но очень содержательная и серьезная беседа. Представители нашего искусства высказали немало претензий к сегодняшнему положению дел в театрах, библиотеках, музеях и творческих союзах. Пообещав активную поддержку местной культуре, в случае избрания его на пост губернатора, Иван Иванович в заключение сказал…
В кадре на экране телевизора крупный план Михаила.
Голос Михаила. В самое ближайшее время после того, как вы меня выберете, мы созовем здесь у нас Всероссийский конгресс русской творческой интеллигенции, и на этом конгрессе вопрос поставим ребром: или — или!
Отец. «Или» — это как?
Петрик(выключив телевизор). Чего тут непонятного? Человек прямо сказал: «или — или!»
Отец. Я, конечно, простой сельский труженик. Хотя, отчасти, из руководящего в прошлом состава — учетчик. А ты, Ванька, дурак в дырявых валенках.
Петрик. Почему в валенках? Да еще в дырявых? Разъясняй.
Отец подходит к сыну и неожиданно дает ему подзатыльник.
За что, батя?
Отец. Разъясняю. За то, чтобы конгрессы не собирал и в эти… конгресс-мены не лез. Напридумывали всякой фигни нерусской.
Петрик. Я лезу, что ли? Сам видишь — не я это. Не я!
Отец. Я-то вижу, а другие чего подумают? Скажут, Ванька Петрик за губернаторское место Родину продает.
Петрик. Что ты несешь? При чем тут Родина?
Отец. Ты у нас спросил — хотим мы твои конгрессы задрипанные со своего пустого кармана оплачивать? Никакой у тебя дебит—кредит в таком случае не сойдется. Вовсе по миру пустишь. Вот и получается — полный дурак, да еще и валенки дырявые. А раз сам дурак, значит, Родине помочь не сумеешь.
Петрик. Это из тебя учетчик колхозный полез. Колоски считаешь. Только ты меня сюда не приплетай, ладно? Не приплетай. Нету меня. Исчез, испарился, сгинул, слава Богу.
Отец. Ты мне, старому коммунисту, Бога в нос не суй, я ему ни к чему. С меня теперь весь спрос, как с огородного пугала опорос. Ты с ним сам один на один разбирайся — правильно сделал, что здесь сейчас находишься. Может и правильно, раз тебя, как пустое место клоуном каким-то заткнули, и никто разницы не заметил. По Ваньке и цена.
Петрик. Заметят, как до дела дойдет.
Отец. До какого дела? Я тебя спрашиваю — до какого? Не будет у тебя теперь дела. Все, отделался, в подполье хорониться залез. А в хате дверь открытая — заходьте, воры дорогие, грабьте, кто во что горазд! Не ожидал я от тебя, Иван, не ожидал!
Петрик. Я не за себя испугался.
Отец. А за меня не боись. Не боись. Какой им резон меня в покойники определять, когда я и без того одной ногой среди них путаюсь?
Петрик. Да нет, батя, я эту публику маленько изучил. Стрельнут — не задумаются. Им главное — день простоять, да ночь продержаться. За это время они такую деньгу накрутят — кладбища нашего не хватит для тех, кто им мешать будет.
Отец. Ты им, значит, поперек оказался?
Петрик. Да уж, не попутчик.
Слышно, как к дому подъехала машина.
Отец. Никак к нам что? (Выглядывает в окно.) Точно, прется какой-то. Может из них, а?
Петрик. Где ружье?
Отец. Не шебаршись. Оно у меня сейчас всегда рядком. (Достает откуда-то из под стола ружье.) А ты давай к себе в норку, пока не кликну. Вроде как кота отыскиваю: Васька, Васька, кыса-кыса-кыса. Значит человек безопасный. А ежели что, тогда, как кобеля: Карай, Карай, подь сюда!
В дверь стучат. Петрик исчезает в соседней комнате. Отец, не выпуская ружья из рук, идет открывать. Из сеней возвращается вместе с Психологом.
Так и не понял, уважаемый, что ты за личность и зачем моей хатой заинтересовался?
Психолог. Если не поняли, почему дверь открыли?
Отец. Не приучен гостей с порога сгонять. Сперва поговорить требуется, узнать, что к чему.
Психолог. Ружьишко для разговору прихватили?
Отец. Для взаимного уважения.
Психолог. Не понял.
Отец. Ну, ты меня уважать должен, потому как у меня это дело на взводе. А я тебя за то, что ты меня уважаешь. Получается взаимно.
Психолог. Занятная логика. Я к вам, Иван Григорьевич, по делу.
Отец. Докладай.
Психолог. Часа через полтора-два сюда прибудет съемочная группа телевидения. Будем снимать вашу встречу с сыном.
Отец. Это, с каким?
Психолог. А у вас что, еще есть сын?
Отец. Если хорошенько поискать, может и отыщется. Все ж таки учетчиком был — не пришей кобыле хвост.
Психолог. Речь идет об Иване Ивановиче Петрике. Вы же Петрик?
Отец. У нас тут, если хорошенько разобраться, полдеревни Петриков. Тебе, выходит, Иван нужен?
Психолог. Иван Иванович. Вы с ним давно не виделись?
Отец. Как сказать… По-хорошему, можно считать, и не виделись. Раньше, когда приезжал, вся родня собиралась…
Психолог. Вот и прекрасно. Заснимем вашу встречу, поговорите о жизни, о друзьях и близких, о нынешних временах.
Отец. Не боишься?
Психолог. Чего?
Отец. О нынешних временах говорить. Я ведь тебе все могу изложить.
Психолог. Сейчас не прежние времена, чтобы бояться.
Отец. Что не прежние, это безо всякого сомнения. У меня к тебе, уважаемый, еще один вопрос имеется.
Психолог. Внимательно слушаю.
Отец. Это хорошо, что внимательно. (Шепотом.) Ивана-то мы где раздобудем?
Психолог. Как где? Приедет вместе со съемочной группой.
Отец. Понятное дело. Как артист, значит?
Психолог(насторожился). Почему артист?
Отец. Сам говоришь — сымать будут. А кого все больше снимают? — артистов да начальников.
Психолог. Поймите, речь идет о будущем губернаторе. И чтобы доверие народа, так сказать, было как можно больше, мы покажем его в кругу семьи, в родных стенах, за столом, который мы с вами сейчас накроем. Договорились? Я сбегаю быстренько к машине, у меня там кое-что, а вы пока готовьтесь. Пока они подъедут, мы прорепетируем, обговорим тему беседы, вспомним какой-нибудь случай из детства… Я быстро…
Уходит. Отец выглянул в окно, убедился, что гость действительно направился к машине.
Выходит Петрик. Он совершенно неузнаваем. На нем женский парик и усы. Волосы парика стянуты на затылке в узел, одежда вполне достоверно создает образ деревенского чудика, который в любых обстоятельствах ведет себя, как ему заблагорассудится, мало считаясь с мнением окружающих и совершенно не заботясь о впечатлении, которое он производит. Отец некоторое время ошеломленно смотрит на него.
Чисто Федька Хренов. Позапрошлым летом утонул по пьяни. Я тебе рассказывал, нет?
Петрик. Точно, скажешь — Федька Хренов. Сосед.
Отец. Галькин начес что ль приспособил? Я его все выкинуть не соберусь. Белка на нем восьмого марта ощенилась.
Петрик(хотел снять парик, но передумал). Не разберут, что я?
Отец. Кто тебя в таком обалдуе распознает? Чуть не шмальнул с перепугу. Чистый артист. Федька на правую ногу припадал, не забыл?
Петрик. Точно, тоже припадать буду. Скажешь, в гости зашел, на бутылку стрельнуть.
Отец. Да уж найду чего сказать. Ты этого не знаешь, что приехал?
Петрик. Скорее всего, его идея близняшку мне отыскать. Ты с ним поосторожней. Он как-то хвалился — гипнозом балуется. Есть в нем что-то такое… неприятное. В глаза ему не смотри, отворачивайся.
Отец. Мне другое интересно. Он что, рассчитывает, что я этого… артиста… за тебя приму? Из ума, мол, старый дурак выжил? Так, что ль, он меня понимает?
Петрик. Вот и мне не вполне ясно. Поэтому буду поблизости находиться.
Отец. Я чего придумал-то… Ты тут оставайся, а я за Настасьей смотаюсь. Да ты погоди… Она все заговоры знает, на любого мужика порчу навести может до полной неспособности. И этот… гипноз тоже соображает. Кольке Горюнову такое замастрячила… Сидит он на завалинке у Гвоздевых, с похмелья сидит, злой, а она мимо шла. Так дернул его за язык кто, матюком ей вслед, пошутил вроде. А она ему: — Будешь, говорит, тут сидеть за оскорбление, пока не отпущу. Он опять матюком, хотел подняться — ни хрена. Так и сидел, пока Надька его не примчалась — отпусти, воет, моего, он теперь тебя вокруг деревни обходить будет.
Петрик. А что — неплохая идея. Давай, батя, чеши. Еще посмотрим, кто кого. Ружьишко сюда давай. Теперь для моей оппозиции получается, что я на их предупреждение положил, поскольку по телевидению заявления всякие делаю. Будем во всеоружии.
Забирает у Отца ружье и садится с ним на стул лицом к двери. Отец через летник и кухню уходит. Скоро, свалив в сенях пустое ведро, в комнату входит Психолог. В руках у него пакеты с едой и бутылки. Заметив Петрика, Психолог замирает в недоумении и, отчасти, испуге.
Петрик(стараясь изменить голос). У Зуевых кабанчик ногу сломал.
Психолог. Да? Сочувствую. А где Иван Григорьевич?
Петрик. Побег кабанчику помощь оказывать. Скоро будет. Чего стал? Проходи, разгружайся.
Психолог. Да, конечно… (Складывает все на стол.) Вы, наверное, родственник Ивана Григорьевича?
Петрик. Сосед я его буду. Федор Хренов. Можно просто Федька. Зашел на бутылек стрельнуть да про кабанчика сказать. Лучше бы не говорил.
Психолог. А что такое?
Петрик. Сперва, говорит, кабанчику помощь окажу, а потом уже тебе, если все как надо сделаешь. Сказать, что сделать просил?
Психолог. Интересно.
Петрик. Что?
Психолог. Что сделать просил.
Петрик. Кто?
Психолог. Вы же сами сказали, что Иван Григорьевич просил вас что-то сделать.
Петрик. А… Тут, говорит, ко мне козел какой-то приперся. Снимать, говорит, по телику меня и моего Ваньку будет. Так ты, говорит, карауль, чтобы он у меня хомут в сенцах не спер. Это у тебя какая холера в бутылке? Вон в той, с бабой?
Психолог. Греческий коньяк. Зачем мне его хомут?
Петрик. Так он не его, общественный. Сейчас доброго хомута днем с огнем не сыщешь, любой позарится. Чего, Ванька что ль приезжает?
Психолог. Вы его знаете?
Петрик. Ваньку-то? Да я ему один раз таких пи… пенделей навешал.
Психолог. За что?
Петрик. За дело. А в этой бутылке чего?
Психолог. Могу плеснуть. Фирменная. «Русская тройка».
Петрик. «Тройной» лучше. Вмажешь — от одного запаху удовольствие. Никакой закуси не требуется. Только хочу по-честному предупредить…
Психолог. Слушаю.
Петрик. Я, когда вмажу, петь начинаю. Не то, чтобы подряд, а так, когда накатит.
Психолог. И часто накатывает?
Петрик. Не. Плохо, что в самых ответственных местах.
Психолог. А как вы определяете, что они ответственные?
Петрик. Фиг его знает. Определяю как-то.
Психолог. Поете громко?
Петрик. Не. В основном для собственного удовлетворения. Вполголоса.
Психолог. Тогда еще один вопрос — а как насчет репертуара? Я имею в виду, что поете?
Петрик. Песни комсомольской юности.
Психолог. Это даже неплохо. Сейчас у народа начинает ощущаться склонность к ретро. Считают, что раньше пели лучше.
Петрик. А ты не считаешь?
Психолог. А ты раньше такую закуску и такую выпивку на этом столе видел?
Петрик. По мне лучше «тройняшки» все равно нет. Рассказать, как мы с Ванькой в стрельбе соревновались?
Психолог. Интересно. Так наливать или как?
Петрик. Или как. Много все равно не нальешь, фирму пожалеешь, а со ста грамм меня только в сон потянет. Так рассказывать?
Психолог. Обязательно. Может все-таки?.. (Открывает бутылку.)
Петрик. Давай, если не жалко. Но с условием.
Психолог. Внимательно слушаю.
Петрик. В одиночестве не употребляю, не алкаш. Пьем по-ровному. Потом я тебе о Ваньке такую ситуевину выдам — закачаешься. Секрет всей его жизни. Только он и я в курсе. Договорились?
Психолог(поколебавшись). Не возражаю. (Разливает водку по стаканам.) Может, расстанешься с оружием? Не сопру я его хомут, не беспокойся. А ружье, даже когда на стене висит, и то раз в год стреляет.
Петрик. Выстрелим, не сомневайся. Давай!
Выпивают.
Ружье то самое.
Психолог. Какое?
Петрик. С которого все началось.
Психолог. Давай по порядку.
Петрик. Еще что ль по одной?
Психолог. Нет, про ружье.
Петрик. Я тебе про это ружье столько могу выдать… Пяти таких бутылок не хватит. Это не ружье, а… тысяча и одна ночь в сопровождении оркестра. Народных, понятное дело, инструментов.
Психолог. Много не выдавай, одно что-нибудь. Самое, самое.
Петрик. Самое, самое?
Психолог. Чтобы можно было использовать в передаче. Для создания привлекательного образа.
Петрик. Какого образа?
Психолог. Будущего губернатора.
Петрик. Ваньки, что ль?
Психолог. Ивана Ивановича.
Петрик. Образ, так образ. Тогда, как он тетку Настасью спас.
Психолог. Это хорошо, что спас. Давай про тетку.
Петрик. Она ему до сих пор простить не может.
Психолог. Если спас, почему простить не может? Непонятно.
Петрик. Тут ее один перелетный снасильничать хотел. Она сдуру в крик, а Ванька ему дуплетом пониже спины. Дробью, бекасником. А простить не может, что так и осталась нетронутая. Мужиков у нас тут по пальцам. Через одного алкаш или еще хуже.
Психолог. Хуже — это как?
Петрик. Вроде тебя — не понять, то ли мужик, то ли еще чего. Тетка Настасья у нас — во! И — во! Таких, как ты, пятерых надо. Да ты не обижайся, поглядишь — сам скажешь.
Психолог. А где она сейчас?
Петрик. В колдуньи подалась.
Психолог. В экстрасенсы?
Петрик. Ну да. В народные целители. Алкашей лечит — только подавай. Меня тоже хотела, так я ей сразу объявление сделал: если ты мне хоть раз охотку спортишь, своими руками из Ванькиного ружья — вот из этого самого… Поскольку она этого ружья с тех пор в глаза видеть не может, отступилась.
Психолог(заинтересованно). Алкашей действительно вылечивает?
Петрик. Хрен их знает. Они, как узнают, что она за них берется, давай Бог ноги куда подальше. И так никакой жизни в нашей родной деревеньке сегодня, так еще последнюю радость вылечить хотят. Могу еще рассказать, как мы с Федькой… Тьфу! С Ванькой снежного человека словили.
Психолог. Нет. Случай, как он спас женщину от насилия, подойдет больше. Очень актуально для нашего времени. Наверняка мы получим дополнительно несколько сот женских голосов.
Петрик. Бери, не жалко. Может, вмажем за голоса?
Психолог. Вообще-то я не употребляю. Ради дела разве, понемножку…
Петрик. Помногу не предлагаю. Понемножку, да еще понемножку, да еще…
Психолог. Хватит, хватит…
Петрик. Вздрогнем. Потом я тебе про снежного мужика расскажу.
Выпивают. В это время открывается дверь, входит Михаил.
Психолог(бросается к нему, не пускает). Я же просил… Рано еще. Надо подготовить почву.
Михаил. Я тоже так готовить умею. (Подходит к Петрику.) Это кто, отец?
Психолог. Сосед, друг детства. Вы с ним снежного человека поймали.
Михаил. Да? Я думал, это он сам.
Психолог. Кто?
Михаил. Снежный Человек. Там твой сотовый надрывается. Архисрочно.
Психолог. Что случилось?
Михаил. Какие-то осложнения, я толком не врубился. Вроде прошел слух, что я, это не я. Общественность требует подтверждений и неопровержимых доказательств. Давай, давай, а я пока буду знакомиться с родным домом. (Наливает себе волки).
Психолог. Что, нельзя было сюда телефон принести?
Михаил. Твой господин Жигалов дал понять, что разговор будет конфиденциальным. Мое присутствие нежелательно. (Петрику). Слушай, а куда мы с тобой этого снежного человека дели?
Петрик. Отпустили.
Михаил. Правильно сделали. Его, собаку, прокормить никакой зарплаты не хватит. (Выпивает водку).
Психолог подходит к Михаилу и что-то шепчет ему на ухо.
Михаил. Будь спок, на сцене, как в бою. Раз вышел, отступать некуда, публика не виновата. Да, ты там осторожнее. У машины со всей деревни собаки собрались.
Психолог. Зачем?
Михаил. Телефон пищит, они думают, что кошка от них спасается.
Психолог уходит. Петрик и Михаил стоят друг против друга.
Маскировочка не профессиональная. Усы еле держатся, паричок вообще… Артиста на такой мякине не проведешь.
Петрик. Понятно. Значит артист?
Михаил. Не заслуженный, но зато похожий. Кстати, за это самое сходство дважды незаслуженно пострадал. Сначала чуть не пристрелили, а потом заработал две оплеухи от женщины, которую лично я теперь исключительно уважаю.
Петрик. Что же вас, господин артист, заставило взяться за такую опасную роль?
Михаил. Настоящий артист никогда не откажется от интересной роли.
Петрик. И выгодной.
Михаил. За всю свою жизнь не сыграл ни одной выгодной роли. Кажется, эта тоже не принесет мне ни славы, ни дивидендов. Я знал, что вы здесь
Петрик. Интуиция?
Михаил. Куда мне. Наташа шепнула. Я категорически не хотел сюда ехать, а она говорит — соглашайся, он там.
Петрик. Вот даже как? Наташа… Шепнула… Быстро вы… нашли общий язык.
Михаил. Не надо! Не надо. Она сходит с ума от беспокойства за вакс. По отношению к ней вы поступили просто подло.
Петрик. Не судите о том, о чем не имеете ни малейшего понятия. Рядом со мной стало очень опасно.
Михаил (не сразу). Возможно, на вашем месте я поступил бы точно так же. А вот мне никогда не везло с женщинами. Даже на сцене. Меня всегда обманывали… Или уходили безо всяких объяснений.
Петрик. Что там случилось?
Михаил. Она сразу узнала, что я, это не вы. (Потирает щеку.) Считает, что вас надо спасать.
Петрик. Я не о том. Что там по телефону? Какие слухи, какие доказательства?
Михаил. Кажется, в очередной раз не получилось с моей главной ролью. Товарищи из оппозиции потребовали теледебаты в прямом эфире. В девять ноль-ноль. А поскольку они в курсе, что вы в бегах, а из меня дебатер, как из дебила министр финансов, выигрыш им обеспечен на все сто десять процентов. Как говорится, финита ля комедия.
Петрик. Понятно. Вопросики наверняка будут очень конкретные и каверзные. Если на них не отвечать с полным знанием дела, можно со всего размаху сесть в лужу. Надеюсь, Жигалов это понимает?
Михаил. Он-то понимает. Икру мечет не хуже нашего главного во время генеральной. А что толку? Хоть разорись, хоть разорвись.
Петрик. Ничего, до девяти еще времени много, что-нибудь придумает. Что-что, а выкручиваться он умеет из самых безвыходных положений. Наглядный пример… (Показывает на Михаила.)
Михаил. Может, и выкрутится, только без меня. Будем считать, что все возвращается на свои места.
Петрик. Слушай… а это идея!
Михаил. Всю свою сознательную жизнь только и делаю, что воплощаю чьи-то идеи. Самому почему-то ничего не приходит в голову. Одно из двух: или я совершенно бездарен, или именно это мое призвание. В конце концов, я только артист. Какая идея?
Петрик. Возвращаемся на свои места. Я на свое, ты на место покойного Федьки Хренова.
Михаил. Покойников никогда не играл и не собираюсь. В гробу я видел твою идею! Ты можешь возвращаться, а лично я с этого момента Михаил Сергеевич.
Петрик. Не похож.
Михаил. Что значит — «не похож»?
Петрик. На Михаила Сергеевича.
Михаил. Да я это, я, собственной персоной.
Петрик. У Федьки был один серьезный недостаток.
Михаил. Какой?
Петрик. Пел песни. В самое неподходящее время.
Михаил. А как он определял, что оно неподходящее?
Петрик. Пошли, все тебе сейчас объясню. А еще он на правую ногу припадал. Вот так…
Увлекает Михаила в летник, не забыв прихватить с собой ружье.
(На ходу.) Сам говоришь — артист. Тебе такого сыграть, раз плюнуть. А с меня уже десять потов сошло. Никогда не думал, что у артистов такая трудная работа…
Некоторое время сцена пуста. Но вот скрипнула задняя дверь, и в комнату сначала заглянул Отец, а потом поманил рукой свою спутницу. Следом за Отцом вошла тетка Настасья. Отец, разглядев выложенные на стол припасы, подходит к ним, чешет затылок, рассматривает бутылки, оглядывается по сторонам.
Отец. Васька, Васька, кысв-кыса-кыса!
Тетка Настасья. Котом, что ль, обзавелся? Ты ж их всю свою жизнь терпеть не мог.
Отец. Это, Настасья Марковна, не кот, а пароль. Иди, значит, сюда, здесь свои находятся.
Тетка Настасья. И чего он? Понимает?
Отец. Кто?
Тетка Настасья. Кот.
Отец. Так я не кота, а Федьку зову.
Тетка Настасья. Какого Федьку?
Отец. Хренова.
Тетка Настасья. Ополоумел что ль? Он второй год как покойный.
Отец. Это для нас он покойный, а для них должен в полном здравии находиться.
Тетка Настасья. Для кого?
Отец. Которые кино для телевизора сымают. А еще он должен здесь для безопасности находиться, поскольку возможно нападение с приминением оружия. Непонятное дело — стол накрытый, а они как сквозь землю провалились. Васька, Васька, кыса-кыса-кыса!
Тетка Настасья(пятится к двери). Может мне за фельшером сбегать? Я только алкашей, да еще там сглаз, приворот, по бабьему делу всякому. Корову могу, козу. На воду пошептать. А с дуриками я сроду делов не имела. Я их сама не хуже чем кто боюсь.
Отец. С какими дуриками?
Тетка Настасья. Которые, к примеру, покойников котами кличут. Про кино тоже… Если бы ты, Ваня, сразу все обсказал, я бы шагу с тобой не сделала. Это ты, видать, телевизора обсмотрелся. Там теперь сплошь такие дела кажут, всю ночь потом не уснуть. Тут не то что Федька придет. У меня намедни сам Киркоров в закутке сидел. И так жалостно смотрит, я прямо в слезы.
Отец. Как была ты Наська, несознательным элементом, так и осталась, несмотря на свою колдунью натуру. Нет, чтобы добрый кто пришел, Киркорова ей подавай. Я тебе чего толкую? Привезут сейчас ко мне Ваньку моего, чтобы по телевизору всем показать, как он в родном дому водку со мной хлестать будет. Видишь, сколько всего тут понаставили? Только этот Ванька не Ванька, поскольку Ванька у меня заместо Федьки. Но раз его по телевизору со мной покажут, значит, сразу опасность возникает. Могут привести свою угрозу в исполнение. А этот, который уже приехал и это все понавез, гипноз, говорят, употреблять умеет. Глаза мне отводить будет, чтобы я там какого-то клоуна из артистов за своего Ваньку принял. Так ты мне на этот случай и требуешься. Как только он с гипнозом подступать начнет, так ты, значит, того… Раз-гипнотизируешь. Поняла?
Тетка Настасья(крестится, порывается уйти). Пойду я, Ваня, а? Скоро «Дом» показывать будут. А гипноза ты не боись. Я тебе сейчас средство одно скажу — никакой гипноз не возьмет.
Отец. Что за средство?
Тетка Настасья. Вон та беленькая, которая с лошадками. Приложись на полстакашка, чтобы по мозгу маленько вдарило. У тебя тогда там еще больше спутается. Никакой гипноз не достанет. Я сколь разов так-то попадалась. Тверезому покажу, все исполнит. А как загудел чуток — нипочем. Тогда у него только один замысел — как бы еще добавить.
Отец. Выходит, правду говорят — пьяному черт помогает.
Тетка Настасья. А то нет. Ее, нечистому, только ее подавай.
Отец. Значит, рекомендуешь?
Тетка Настасья. Даже не сомневайся, сразу полегчает.
Отец. И гипноз не возьмет?
Тетка Настасья. Куда ему до нее.
Отец. Ну, тогда я крякну. Для безопасности. (Наливает себе водку.)
Входит Психолог.
Психолог. Налейте и мне. Немножко, совсем немножко. Для взаимного уважения мы должны быть с вами на равных. Правильно? (Увидев тетку Настасью.) А вы тетя Настя! Правильно?
Отец. А ты откуда знаешь?
Психолог. Догадался по размерам.
Отец(торопливо выпив воду, тетке Настасье). Уже загипнотизировал. Я еще слова не сказал, а он про тебя уже все распознал. Давай, пока по мозгам не вдарила, противодействуй.
Тетка Настасья(Психологу). А ты, милок, чего мало так налил? Тут и воробей лапы не замочит. Мужик ты, аль нет? Поболе наливай, поболе!
Психолог(послушно берясь за бутылку). Вообще-то я не пью…
Тетка Настасья. Я тебя пить, что ль заставляю? Выпить маленько, чтобы на душе полегше стало. Глаза-то вон какие тревожные. Напугался чего? (Властно.) Пей!
Психолог послушно выпивает чуть ли не полный стакан водки. Тетка Настасья заботливо протягивает ему бутерброд.
Во-от… Теперь все как рукой снимет.
Психолог(Отцу). Как здоровье кабанчика?
Отец. Какого?
Психолог. Которому вы помогать ходили.
Отец. Все, приступил, зубы заговаривает. Может еще?
Тетка Настасья. Цыц! Чего я потом с двумя делать буду?
Психолог. Еще троих надо.
Отец. Зачем?
Психолог. Для взаимного уважения. (Настасье.) Вы напоминаете мне маму. Тоже была заботливая. А родитель, мягко говоря, злоупотреблял.
Отец. Ты ему в глаза не смотри. Про мать зачем-то начал…
Тетка Настасья. Куда ему теперь. А смотрит-то как малохольный. Точно как тот…
Отец. Кто?
Тетка Настасья. Порошенко.
Отец. Готова, загипнотизировал. Тогда я на всякий случай еще крякну.
Торопливо наливает водку, но выпить не успевает — входят Петрик в своем собственном обличье и Михаил в одежде, парике и усах Федора Хренова. В руках у него ружье. Отец оторопело уставился на них, тетка Настасья плюхнулась на стул. Психолог же, устало махнув рукой, дожевывает бутерброд. Пауза начинает превышать допустимую норму, и тогда Михаил запевает.
Михаил. «Забота у нас простая, забота наша такая:
Была бы страна родная — и нету других забот…»
Психолог. «И снег, и ветер, и звезд ночной полет…»
Вместе. «Меня мое сердце в тревожную даль завет».
Петрик (обрывая песню). Во сколько приедет съемочная группа?
Отец. Наська, срочно разгипнотизируй! Не берет проклятая. Вылитый Ванька! (Михаилу.) И разговор точь в точь. Ростом только маленько пожиже.
Михаил. Пожиже, пожиже.
Отец(обходит вокруг Петрика). Не знал бы, голову наотрез, что Ванька.
Психолог. Вы правы, это не ваш сын.
Отец. А чей?
Психолог. Не знаю. Он артист. Будет исполнять роль вашего сына.
Отец. А меня кто исполнять будет?
Психолог. Что значит «кто»? Вы же в наличии.
Отец. Так я исполнять не умею.
Психолог. Вам исполнять не надо, поскольку это не театр, а те-ле-репортаж.
Отец. Понял. Значит, если теле, то Ивана можно побоку?
Психолог. Почему побоку? Вот он, в наличии. Мы не имеем права допустить. Чтобы место губернатора досталось нашим политическим противникам. Это может резко дестабилизировать экономическую обстановку области.
Михаил. Долой дестабилизацию!
Психолог. Надеюсь, ав не хотите, чтобы ваши земляки жили еще хуже?
Отец. Да куда хуже-то?
Петрик(помешав Отцу задать очередной вопрос). Я еще раз спрашиваю — когда приедет съемочная группа? Каждая минута на счету.
Психолог. С каких это пор ты стал считать минуты?
Петрик. Сам сказал — в девять теледебаты.
Психолог. Теледебаты — одна система координат, ты — другая. Не надо путать.
Петрик. Тогда мы проиграем выборы.
Психолог(вяло аплодирует). Браво, браво. Система Станиславского в действии. Я думал, про нее уже все забыли. Я тебе обещаю, если все пойдет так, как задумано, главная роль тебе обеспечена.
Петрик. А как задумано?
Психолог. Пока секрет. По-ка. Продолжай играть свою роль. Только не очень усердствуй. А то даже меньше похож стал. Морщинки какие-то. Пузо подбери. И не смотри на всех, как будто мы твои враги. Здесь все родные и близкие тебе люди. Усек?
Петрик. Усек.
Психолог. И не надо считать минуты. Их буду считать я.
Михаил(поет). «Минуты раздают — кому покой,
Кому бесславье, а кому бессмертие».
Тетка Настасья. Он кто ж такой будет? Никак признать не могу.
Михаил(представляется с поклоном). Федор Хренов. Прошу любить и жаловать.
Настасья забрала у Отца стакан с так и не выпитой водкой, залпом выпила, в сердцах плюнула на пол, перекрестилась и решительно направилась к выходу. Отец бросился следом, загородил дверь.
Отец. Настасья! Не имеешь права покидать в беде. Я чего тут без тебя делать буду?
Тетка Настасья. Делай, что хош, я в таких делах тебе не помощница.
Отец. В каких делах? В каких? Дел еще никаких не было. Начинаются только.
Тетка Настасья. Ежели они таким манером начинаются, что дальше-то будет? Сына узнавать не желаешь, кота кличешь, когда у тебя его сроду не было. А заместо кота этот… (Крестится.) является. Точь-в-точь, который меня снасильничать хотел.
Психолог. Обязательно расскажите об этом случае нашим телезрителям. Это очень поднимет его рейтинг. (Показывает на Петрика).
Тетка Настасья. Чего, чего у него поднимет?
Психолог. Популярность в народных массах.
Михаил(поет). «Мы пройдем сквозь шторм и дым,
Станет небо голубым…
Не расстанусь с комсомолом,
Буду вечно молодым!»
Психолог. Правильно! Вы будете петь эту песню. Учитывая склонность большей части электората к ностальгии по прошлому, сыграет роль. Скажи, кто твой друг, скажу, кто ты.
Петрик. Ерунда! Если не состоятся теледебаты, все эти воспоминания детства мертвому припарки. Абсолютно нерационально тратить на это время. Сейчас надо сосредоточиться на главном.
Психолог. На главном еще рано.
Петрик. Боюсь, скоро будет поздно.
Пошел к двери, открыл — на пороге стоит Киллер с пистолетом.
Киллер. Убедительная просьба — не торопиться и не суетиться, во избежание решительных мер, которые будут иметь место, если не примите во внимание.
Петрик. Старый знакомый… Разыскал все-таки.
Киллер. А… артист… Плохо, слово не держишь. Я тебе как доброму поверил. Теперь будем разбираться, ху ис ху. По непроверенным пока данным, здесь должен находиться тот самый фраер, роль которого ты, не совсем хорошо подумав, решил выдать массам. Поэтому до девяти ноль-ноль, господа, покидать это бунгало категорически запрещается ввиду самых серьезных осложнений для здоровья.
Психолог. Собираетесь сорвать теледебаты? Можете успокоиться, мы тоже за то, чтобы они не состоялись.
Отец. А ей… (показывает на тетку Настасью) на двор охота.
Киллер. Придется потерпеть. Повторяю — до девяти ноль-ноль коллективно загораем. (Подходит к столу.) Неплохо проживают труженики сельского хозяйства. Сынок еще только собирается в губернаторы, а на столе уже полный коммунизм. Осетрина… бутерброды с икрой… А представляете, что будет, когда окажется во главе? Раньше воровали — боялись, а сейчас без оглядки, наперегонки, у кого руки длиннее. Ничего, гады, всех за борт, когда наша возьмет. (С трудом сдерживая истерику.) Артист! Наливай!
До Петрика не сразу доходит, что требование Киллера относится к нему. Среагировав на отчаянные жесты Михаила, нехотя подходит к столу.
Петрик. Кому наливать?
Киллер. Себе и мне. Чтобы руки не дрожали.
Петрик. У меня не дрожат. (Наливает водку.)
Киллер. Задрожат. Потому что я психовать начинаю. А когда я начинаю психовать…
Психолог. Надо обратиться к психологу. Я вас слушаю.
Киллер. Начинаю психовать, когда дерьмом пахнет. Я им сразу сказал — пахнет! Нет, говорят, сведения проверены, он там. Ну, где он? Где?!
Психолог. Вы совершенно правы. А это доказательство. (Показывает на Петрика.) Если бы мы знали, где тот, я бы не привез сюда его.
Отец. Хоть ты и пари пистолете, а ничем тут не пахнет. Хомут разве? Так он в сенях.
Психолог. Чеченский синдром.
Киллер. Сам ты синдром. И, судя по файсу, не нашего разлива. Выпьем, артист! Хорошие стихи ты вчера выдал, потом слова спишешь. Будь! (Пьет из протянутого Петриком стакана.) Во, теперь порядок. Сейчас проверку начнем, сведения все-таки были Баба не в счет. Психиатор тоже — личность известная, велено не обижать. Старик в ту же сторону. А вон с тем моджахедом у печки потолкуем. Чего в тень хоронишься? Давай сюда! Давай, давай, пока я добрый.
Михаил(поет). «Но сурово брови мы насупим,
Если враг захочет нас сломать…»
Киллер неожиданно поднял пистолет, который ни на секунду не выпускал из рук, и выстрелил в потолок, обрывая песню. На некоторое время воцарилась мертвая тишина.
Киллер. Кто враг? Я тебя спрашиваю, кто тут враг?!
Отец. Сосед это мой. Покойный Федор Хренов.
Психолог. Любит петь песни в самое неподходящее. Всегда.
Киллер. А почему покойный?
Петрик. Не «покойный» — спокойный. Человек он безобидный и спокойный. На левую ногу прихрамывает
Михаил. На правую.
Петрик. Правильно, на правую.
Киллер. Артист, откуда ты все это знаешь?
Петрик. Пока вас не было, мы познакомились. Хороший он мужик, честное слово.
Михаил. Могу не петь, если не нравится.
Киллер. На баяне играешь?
Михаил. Слуха нет.
Киллер. Слуха нет, а песни исполняешь. Подозрительно. (Поворачивается к Петрику.) И артист без слуха. Тоже подозрительно. Артист должен петь и играть, на то он и артист.
Петрик (не замечая отчаянной жестикуляции Михаила). Ну почему же… могём.
Киллер. И на баяне?
Петрик. И на баяне.
Киллер. Отец, тащи гармошку! Будем исполнять коллективно.
Психолог. Хочу предупредить — с минуты на минуту появится съемочная группа телевидения.
Киллер. При чем тут милиция, когда курица подохла? На телевидении тоже люди, хотя и хреновые. Приедут, а мы песни поем, сымай не хочу. Давай, отец, не задерживай, петь охота.
Отец, переглянувшись с растерявшимся Михаилом и, видимо, что-то решив для себя, подчеркивая старческую немощь, зашаркал в соседнюю комнату. И тут, наконец, окончательно пришла в себя тетка Настасья. В полный голос, так что все вздрогнули, запела.
Тетка Настасья. «Пускай любовь сто раз обманет,
Пускай не стоит ею дорожить,
Пускай она печалью станет,
Но как на свете без любви прожить?»
Из соседней комнаты, куда ушел Отец, подхватывая мелодию, зазвучал баян. Продолжая петь, тетка Настасья медленно подходит к Киллеру.
«И, может, мне не надо было
К нему навстречу столько лет спешить,
Я б никогда не полюбила,
Но как на свете без любви прожить?»
Тетка Настасья перевела дыхание и, притопнув ногой, пошла, пританцовывая, вдоль стола, выдавая частушку за частушкой. Вышел Отец с баяном и, ни секунды не промедлив, стал ей аккомпанировать.
Это кто такие, чьи?
Откуда появилися?
У нас нет таких парней,
Чтоб в меня влюбилися!
Ох, соломушку-солому
Ветер в поле теребит,
Это чей такой курносый
Не здороватся стоит?
Отец. Эх, гора, гора, гора,
Кака ты косогорная!
Ой, матанечка моя,
Кака ты несговорная.
Михаил. К своей милке я стремился,
Я смертельно к ней хотел, —
Лес и горы не держали
Из-под ног огонь летел. (Пустился в пляс вокруг тетки Настасьи.)
Тетка Настасья. А что это за мотанька,
Словно рыбка-чебачок!
Очень много тараторит
Балалайка-язычок!
Перебирает ногами, пока еще не трогаясь с места Киллер. Петрик, не оборвав мелодии, забирает у Отца баян, играет.
Хватит, тегонька , поплавал,
Хватит, крылышки помыл,
Хватит, милый, посмеялся,
Про меня поговорил.
Тетка Настасья вовлекает в пляску Киллера. Все, кроме Психолога, истово, позабыв обо всем, пляшут. Пляску резко обрывает телефонныйзуммер. Психолог достает из внутреннего кармана сотовый телефон. Остальные замирают, прислушиваясь. В руках у Михаила ружье, направленное почему-то на Психолога.
Психолог. Слушаю… Пляшем. Да нет, не шучу, очень даже серьезно. Пляшем, песни поем, рассуждаем о превратностях жизни… Нет, еще не приехали… Нет, она тоже еще не приехала. А что, должна?.. Хорошо, буду осторожен… Буду, говорю! Хочу предупредить — выехать вместе с ним не в состоянии по причине нетрезвого состояния… Не его, а своего… Голос трезвый, потому что контролирую. Пока контролирую… (Отключает телефон, спрятал в карман.) Да убери ты свою пушку! Не сопру я хомут, сто лет он мне не нужен. Давайте лучше выпьем!
Михаил. С волками жить — не коту масленица. (Наставляет ружье на Киллера).
Киллер. Тяжело в деревне без обреза.
Как ни в чем ни бывало, допивает так и не выпитый Петриком стакан водки и неожиданно, непонятно откуда, выхватывает пистолет и наставляет на Михаила. Петрик, передав Отцу баян, хватает кочергу и замахивается на Киллера. Коротко вякнул баян, и в избе воцарилась мертвая тишина.
Психолог(мерным гипнотизирующим голосом). Наш дом Россия. Все мы ее граждане, все мы ее дети. Между нами должно быть единодушие и согласие, мы должны понимать друг друга, мы слышим друг друга, мы помогаем друг другу. Отложите в сторону оружие, протяните друг другу руки. (В изнеможении закрывает глаза и отключается.)
Тетка Настасья(повелительно). Суд судом, век веком! Замыкаю зубы и губы злым сердцам, а ключи бросаю в Океан море, в железную кладь. Пух земля, одна семья. А будет мой приговор крепок и долог.
Все стоят неподвижно.
Отец. Чего дальше-то делать?
Тетка Наталья. Играй!
Отец. Чего играть-то?
Тетка Настасья. Что заиграется, то и играй. Само то и будет.
Отец заиграл что-то знакомое и грустное.
Киллер(опуская пистолет, Михаилу). Брось, а то уронишь!
Михаил(опуская ружье). А я, дядя, на вас глядя.
Петрик(опуская кочергу). Так они и жили: дом продали, ворота купили.
Киллер. Сватались, сватались — до и спрятались. Думаешь, охота мне всей этой фигней заниматься? Да пошли они все… (Прячет пистолет.) Слышь, отец, давай «цыганочку»!
Отец заиграл «цыганочку», и Киллер стал плясать. Плясал он почти профессионально — легко и красиво. Все залюбовались его пляской, прозевали, когда к дому подъехала машина, и спохватились лишь тогда, когда в дом ввалилась съемочная группа — оператор, осветитель, Татьяна. Осветитель сразу включил аккумуляторный свет, оператор стал снимать.
Татьяна(Киллеру). Продолжайте, продолжайте! Великолепная фактура! Вы, очевидно, друг детства? (Отцу.) Вы — отец, я права? У вас он научился играть на баяне. (Тетке Настасье.) Вы, очевидно, кто-то из родни. (Останавливается перед Михаилом.) А вы кто? Подождите, сейчас угадаю… Вы… Вы… просто зашли на огонек. Правильно? Поддержать своего односельчанина в его нелегкой борьбе за пост губернатора. Давайте с вас и начнем. Несколько слов для наших телезрителей. Какие надежды вы связываете с избранием вашего односельчанина губернатором?
Михаил(подумав). Главное, не допустить, чтобы закрывались театры. И еще, чтобы работали музеи и библиотеки. И симфонический оркестр.
Татьяна. Простите, вы кто?
Михаил. Хренов. Федя. Покойный.
Татьяна. Извините, я ошиблась. (Подходит к тетке Настасье.) Скажите, какие мысли появились у вас, когда вы узнали, что Иван Иванович Петрик выдвинул свою кандидатуру на пост губернатора?
Тетка Настасья. Стыдно даже говорить.
Татьяна. Наверное, подумали, что он сможет в случае избрания чем-то помочь вам и вашим односельчанам? Я права?
Тетка Настасья. Ну…
Татьяна. Я думаю, в этом нет ничего такого стыдного. В наше трудное время мы все должны активно помогать друг другу. И если ваш родственник станет губернатором, а мы все уверены в этом, то он просто обязан будет обратить самое пристальное внимание на нужды тружеников сельского хозяйства, как вашего района, так и всех остальных районов области.
Тетка Настасья. Нам бы, милая, внимания вашего помене, а справедливости поболе А Ванька там будет или кто другой нам сейчас безо всякой разницы.
Татьяна (слегка растерявшись). Не поняла, почему без разницы? Вы что, не желаете ему победы?
Тетка Настасья. Да ни в коем разе! Что я ему, враг? Такую обузу на себя взвалить и переть незнамо куда. Помочь никто не поможет, а пинать всякий будет.
Татьяна. Интересная точка зрения. (Подходит к Киллеру.) А что думает по этому поводу друг детства?
Петрик. Таких друзей за уши и в музей.
Киллер. У нашего свата — ни друга, ни брата.
Татьяна. Хорошо, если вы не друг детства, тогда сами скажите, кто вы.
Киллер. Этот… Как его? Который подсказывает. В театре.
Михаил. Суфлер.
Киллер. Точно.
Татьяна. Что же вы подсказываете?
Киллер. В каком направлении передвигаться, где останавливаться и когда сматываться. Со сцены. Верно, артист?
Петрик. Я не артист.
Киллер. Все мы артисты.
Татьяна. Что вы имеете в виду?
Киллер. Чужой дядя пишет, а мы, как попки — будет сделано! Не так что ли?
Михаил. Смотря кто пишет. Шекспир, Чехов… А если какой-нибудь там… В общем, понятно, да?
Петрик. Поэтому надо выбирать тех, кто писать умеет.
Татьяна. Странный у нас получается разговор. Мне начинает казаться, что никто из присутствующих не желает победы своему земляку и родственнику. А что скажет самый близкий нашему кандидату человек — его отец? (Протягивает микрофон отцу.)
Отец. Наська, помогай!
Татьяна. Давайте я вам помогу? Что вам?
Отец. Раз-гипно-тизировать.
Татьяна. Кого?
Отец. Всех!
Татьяна. Вы что, считаете…
Отец. Чего сейчас считать? — одни убытки. Понять ни хрена не могу.
Татьяна. Давайте разбираться вместе — что конкретно, вы не можете понять?
Отец. Кто тут кто и что вы в моей избе делаете? Я, окромя тетки Настасьи, никого сюда не созывал. Настасья, может ты чего поняла?
Тетка Настасья. Ты еще кота покличь, которого у тебя сроду не было.
Отец. Видишь, тоже ничего не понимает.
Татьяна. Я вам сейчас все объясню. (Оператору.) Подожди, не снимай. (Осветителю.) Выключи свет!
Отец. Без свету тут и вовсе концов не найдешь.
Татьяна. У нас свой свет. Вас предупредили, что мы приедем и будем вас снимать?
Отец. Предупредить предупредили…
Татьяна. В городе циркулируют упорные слухи, что ваш сын отказался от участия в выборах и исчез. Поэтому мы должны доказать, что он жив-здоров, никуда не исчезал, а просто навестил родные места, решил повидаться с отцом, с родственниками. Вроде как благословления попросил перед самым решающим моментом своей жизни. Понимаете?
Отец. Это я понимаю…
Татьяна. Прекрасно! Что бы вы ему сказали в таком случае? Свет! Камера!
Отец. Так я ему все уже высказал.
Татьяна. Ничего, повторите. Как будто в первый раз.
Отец. Я ему сразу объяснил: не тот Федот, который ныряет, а тот, который выплывает.
Татьяна. Очень интересно. А что вы имели в виду?
Отец. Ничего не имел, а так и сказал: не торопись на тот свет, там водки нет.
Татьяна. Вы, наверное, имели в виду ответственность, которую он на себя взвалит, в случае избрания?
Отец. Чего я имел в виду, ты, видать, лучше меня разбираешься. Как думаешь, что он мне на это высказал?
Татьяна. «Если не я, то кто!»
Отец. По-первости этот лозунг был в наличии. Потом по-другому запел.
Михаил. «Знать не можешь
Доли своей,
Может, крылья сложишь
Посреди степей».
Отец. Да нет, за себя он не особо переживал.
Михаил. Так не переживал, что до сих пор отыскать не могут.
Тетка Настасья. Чего его искать, когда вот он стоит.
Отец. Пускай стоит, ему, видать, за это немалые финансы выделены. Большой артист. Может, даже, народный. Что вблизи, что издаля — Ванька да Ванька. Зря платить не станут.
Михаил. За вредность не мешает накинуть.
Киллер. Накинем.
Тетка Настасья. Теперь и за вредность, что ль, платют? Надо Мотовилихе сказать — она за свою вредность лопатой грести будет.
Татьяна. Давайте не отвлекаться от темы. (Отцу.) Итак, что он вам ответил на ваши предупреждения?
Отец. Что он скажет? У него теперь вся личная жизнь под вопросом.
Татьяна. Что вы имеете в виду?
Киллер. Насчет жизни вопросы были, насчет личной не было.
Отец. У тебя, может, не было, а у него с ножом к горлу.
Киллер. Ножа тоже не было.
Михаил. «Быть или не быть!»
Отец. Точно. Так она и заявила: или со мной будь, или с этими…
Татьяна. Ничего не понимаю. С кем будь, с кем не будь?
Отец.(Михаилу). Говорить что ль?
Михаил. В обязательном порядке.
Отец. Или с ей, или с теми, которые его в дураки норовят.
Татьяна. Почему в дураки? В какие дураки?
Отец. В дырявых валенках.
Татьяна. Вы про что?
Отец. Про ее самую. Про любовь.
Тетка Настасья крестится. Неожиданно просыпается Психолог.
Психолог. Ерунда. Любовь и политика вещи абсолютно несовместимые. Вспомните Горбачева.
Татьяна(кидается к нему). Можешь объяснить, что здесь происходит? Ты обещал все подготовить.
Психолог. Я подготовил. (Показывает на стол.)
Татьяна. Что ты подготовил? Они совершенно не в теме. Любовь какая-то…
Михаил. Очень интересный поворот сюжета. Значит, он исчез из-за любви?
Татьяна. И этот туда же…
Психолог. Профессиональный политик начинается тогда, когда он абсолютно неуязвим с точки зрения всех и всяческих чувств.
Отец. У меня с его матерью тоже непростая история была. Чуть с партии не поперли.
Психолог. Что и требовалось доказать.
Михаил(поет). «Любви все возрасты покорны…»
Татьяна. Давайте без пошлостей! (Петрику.) Надеюсь, хотя бы вы без любви обойдетесь. Будем снимать. Приготовились! Помните, что вам надо говорить?
Петрик. Нет.
Татьяна(шипит). С такой памятью в актерах делать нечего. (Громко.) Повторяю, запоминайте. Сейчас вы скажете телезрителям, что вы очень счастливы побывать на своей так называемой малой родине, повидаться со своими родными и близкими. Что вы воспрянули духом и набрались сил, припав к родной земле и подышав воздухом детства. Если вам всем так приспичило, то можно и о любви. Признайтесь в любви к дорогой сельской школе или уютной сельской библиотеке — у вас это должно хорошо получиться. Дополнительные голоса сельской интеллигенции после подобного признания гарантированы. А про остальную любовь, ради Бога, забудьте!
Петрик. Почему?
Татьяна. Потому что моя задача поднимать имидж претендента, а не наоборот. О любви сейчас могут говорить только полные дебилы.
Тетка Настасья. Если ты, девка, так-то с мужиками разговаривать будешь, то ни у кого ничего ты сроду не поднимешь.
Татьяна(Петрику). Говорите! Снимаем.
Михаил. Говорить буду я.
Татьяна. На вас у нас нет времени.
Михаил. Помните, у Чехова? Звук лопнувшей струны, убитая чайка.
Киллер. Чаек никто не трогал.
Михаил. Не перебивай! Как друг детства, с которым мы отпустили снежного человека, случайно оказался в курсе… Берусь объяснить ту часть сюжета, которую собравшаяся здесь публика не в состоянии уяснить…
Киллер. Давай, моджахед! А то, правда, ни хрена не понять — в кого стрелять, с кем водку пить.
Михаил. Я понял. Все очень просто. Он любит ее, она любит его. А поскольку, как совершенно правильно выразился находящийся здесь господин Имиджмейкер, — любовь и политика вещи малосовместимые, то и получился весь этот бардак.
Психолог. Это на первый взгляд бардак. Все идет, как надо.
Михаил. Шло. Шло, пока не появился артист, который согласился играть роль, не зная ни сюжета, ни действующих лиц, ни задумки режиссера. Хорошо сыграть роль в таких условиях не сможет самый гениальный и трижды народный.
Киллер(Петрику). Понял, артист? Я тебе сразу сказал — мотай подальше, во избежание. Теперь меры придется принимать.
Психолог. Поправочка: задумку он знал.
Татьяна. Все, наше время на исходе, не успеем смонтировать к вечернему выпуску. (Оператору.) Его средним планом (Показывает на Петрика.) Остальные фоном. (Петрику.) Говорите!
Петрик(долго молчит, потом решается). В общем, побывал я здесь. На Родине. Родных повидал, знакомых, места. Библиотеку, школу. Поговорил, пообщался. Вспомнил… И что раньше было вспомнил, и попозже маленько, и сейчас. Такие дела.
Татьяна. Говорите, говорите, мы снимаем.
Петрик. Действительно, надо было побывать. Понять.
Татьяна. Продолжайте — что «понять»?
Петрик. Никому мы тут не нужны. И раньше не были нужны, сейчас не нужны и потом вряд ли понадобимся.
Михаил. Чехов. «Дядя Ваня».
Татьяна. Не мешайте!
Петрик(словно просыпаясь). И вообще… Мужики! Бабоньки! До каких пор вы будете надеяться, что кто-то явится и будет налаживать вам счастливую жизнь?! Да ни хрена вам никто ничего не наладит! Сами налаживайте. Сами не возьметесь — никто не поможет, ни президент, ни губернатор, ни Господь Бог. Даю слово, они знают, как это сделать, еще меньше вашего. Я, например, не знаю.
Психолог(аплодирует). Великолепный психологический ход. Никто не знает, я тоже не знаю, но если вы выберете меня — а вы выберете, вы умные — мы вместе со всем этим разберемся и все будет о`кэй! Татьяна, выдашь в эфир от первого до последнего слова.
Татьяна. Ты уверен?
Психолог. От первого до последнего!
Петрик. Тогда я еще добавлю… Раньше я говорил, «если не я, то кто», сейчас сформулирую иначе: если не вы, то и мне там делать нечего. Участвовать в выборах отказываюсь.
Психолог. Остановимся на словах «и мне там делать нечего». Отлично! Шоковая агитация путем риторического отрицания. Об этом можно потом статейку тиснуть.
А вы, оказывается, не дурак, господин артист, далеко не дурак. И ваши прежние просторечные обороты исчезли. Вы правы, сейчас они были бы совершенно неуместны. Сейчас нужна подлинная драматургия, классика. Вы блестяще воспользовались ее опытом. Браво, браво!
Петрик. Ничем я не воспользовался, сказал, что думаю. Мне нелегко было принять это решение.
Психолог(Татьяне). Последнее предложение можешь вмонтировать. А теперь пора! (Съемочной группе.) Орлы, срочно приняли на грудь, по-быстрому закусили и бегом на сорок седьмой километр вместе с нашим депутатом. Там вас ждут. Снимать со всеми подробностями, она вам все расскажет.
Оператор и осветитель (заметно, что они уже давно с нетерпением ждали этого приглашения) наливают коньяк, пьют, торопливо закусывают. Михаил и Киллер присоединяются к ним.
Татьяна. Что я им должна рассказать?
Психолог. Объясняю… (отводит Татьяну в сторону и что-то тихо разъясняет.)
Татьяна(не выдержав). Ты что, раньше не мог сказать?! Дурочку из меня делаешь!
Психолог. Могли образоваться всякие неожиданности. Поскольку расчет оправдался — действуй. Материал убойный.
Татьяна (оглянувшись на Михаила). Ты уверен?
Психолог. На все сто. Я сразу обратил внимание, что отец к нему апеллирует по каждому поводу. Вроде как за одобрением и поддержкой. Приглядись — парик, усы… Наигранность в каждом слове, неестественность поведения. Сразу видно, что не актер. Чистая самодеятельность.
Татьяна (еще раз оглянувшись на Михаила). А он не воспротивится?
Психолог. Хотел бы — давно бы уже вмешался. Сама говоришь — он не дурак. Все сразу взвесил и оценил. Через полтора месяца получит все на блюдечке, без волнений и риска.
Татьяна. Ты гений! Мужички, двинули, времени в обрез.
Подхватив под руку Петрика, она тянет его к выходу. Тот сопротивляется. Оператор и осветитель пришли ей на помощь, подталкиваю Петрика к двери.
Петрик. Я же ясно сказал — отказываюсь!
Киллер(загораживая дверь). Рекламная пауза! Такого договора не было. Телевидение удаляется, все остальные остаются.
Отец(тетке Настасье). Чего делать будем? Соображаю, все только начинается.
Тетка Настасья. А я уже ничего не соображу.
Психолог(Киллеру). У вас какая задача? Обеспечить, чтобы не состоялись теледебаты. Так?
Киллер. Вплоть до физического устранения.
Психолог. Согласен. А сверхзадача?
Киллер. Сверх — это у заказчика, я исполнитель.
Психолог. Тогда объясняю. Сверхзадача у вашего заказчика — выиграть теледебаты, а потом и выборы. Согласны?
Киллер. Согласен.
Психолог. Как, по-вашему, почему ваш уважаемый заказчик настаивает сейчас на проведении теледебатов, хотя раньше был категорически против?
Киллер. А хрен его знает.
Психолог. Объясняю. Он узнал про артиста. От вас узнал. Так?
Киллер. Ну.
Психолог. Расчет элементарный — артист в теледебатах, как медведь в симфонической музыке. Так?
Киллер(с опаской оглядывая Петрика). А хрен его знает.
Психолог. Так, так, можете не сомневаться. (Петрику) Подтверди.
Петрик пожимает плечами.
Видите, он согласен. Поэтому помогите даме проводить нашего артиста до машины и проследите, чтобы он никуда не делся до самой студии. Победа вам обеспечена.
Киллер берет сопротивляющегося Петрика под другую руку и тянет к двери.
Киллер. Пошли, артист.
Петрик. Я не артист.
Киллер. Все мы не артисты.
Петрик. Я отказался участвовать в выборах.
Киллер. Не надо было соглашаться.
Съемочная группа, сопротивляющийся Петрик и Киллер выходят из избы. Но почти сразу дверь открывается, Киллер просовывает голову и спрашивает Психолога: — А тебе зачем это надо?
Психолог. Что?
Киллер. Чтобы мы выиграли.
Психолог. Так вы уже выиграли.
Киллер. Это как?
Психолог. Ты же сам слышал.
Киллер. Что?
Психолог. Он отказался участвовать в выборах. Значит что?
Киллер. Что?
Психолог. Значит, мы уже проиграли. Понял?
Гипнотизируя, пристально смотрит на Киллера. Тот задумывается, потом, кивнув головой, исчезает. Слышно, как отъезжает машина. Психолог устало вытирает вспотевший лоб, подходит к столу, наливает себе водки, выпивает.
Тетка Настасья. Ружжо не выпускай, держи!
Отец. На кого держать-то?
Тетка Настасья показывает на жующего бутерброд Михаила.
Отец. Это же Иван.
Тетка Настасья. Сам с ума сдурел, и меня туда же?
Отец. Да ты глаза-то разунь, разунь! (Отрывает у Михаила один ус.) Это кто, по-твоему?
Тетка Настасья. Откуда ж я знать могу? То ты его котом кличешь, то Федькой, то за родного сына признать хочешь. Видать взаправду глаза тебе отвели.
Психолог(доверительно Отцу). Вы совершенно правы — это ваш сын.
Михаил. Вообще-то котом я тоже был.
Тетка Настасья. Сгинь! (Крестится.)
Михаил. Честное слово! Играл кота Базилио в «Золотом ключике».
Психолог. Перебор, Иван Иванович. Здесь же все свои.
Михаил. Почему перебор? Роли разные бывают — коты, собаки. Однажды я даже играл дерево — дуб. Очень, я вам скажу, интересная роль.
Психолог. Иван Иванович, давайте расставим все на свои места. Вы не против?
Михаил. Не против. Только я не Иван Иванович.
Психолог. Сейчас я докажу, что это не так, и вы вынуждены будете согласиться.
Отец(тетке Настасье). Принимай меры, а то докажет.
Тетка Настасья. Что?
Отец. Что Иван.
Тетка Настасья. А тебе чего надо?
Отец. Чтобы не доказывал.
Психолог(смотрит на часы). Вы правы, доказывать ничего не надо. Восемнадцать сорок… Через несколько минут на сорок седьмом километре со служебной машиной за номером НБ-362, следующей по маршруту «Топчиха — город» произойдет авария. Спокойно! Пострадавших не будет. Но видимость будет стопроцентная. В частности, у вас, Иван Иванович, обнаружатся повреждения, требующие немедленной госпитализации. Следовательно, принять участие в дебатах вы будете не в состоянии по самой что ни на есть у3важительной причине. Понимаете?
Михаил. Не очень.
Психолог. Съемочная группа аварию тщательно зафиксирует, поскольку вы вместе возвращались со встречи с родными местами. Понимаете?
Михаил. Кажется, понимаю.
Психолог. У нас в России любят пострадавших. Увидев все своими глазами, граждане дружно за вас проголосуют. Вы, то есть он, полежит в больнице месяц-полтора, а потом вы, как ни в чем ни бывало, приступите к исполнению губернаторских обязанностей. Есть еще вопросы?
Михаил. А он?
Психолог. Кто?
Михаил. Ну… который будто бы я. Если он не согласится?
Психолог(смотрит на часы). Боюсь, у него уже нет выбора.
Михаил. Он не согласится!
Психолог. Согласится.
Михаил. Понимаю… Та женщина… Вы взяли ее в заложницы?
Психолог. Ха-ха-ха и еще раз — ха. Мы еле ее уговорили на разовое выступление — она не хотела даже видеть его.
Михаил. Понятно.
Психолог. Выдали обещанный гонорар и отпустили на все четыре стороны. Михаил. Тогда почему вы уверены, что он согласится?
Психолог. Мы дадим ему роль.
Михаил(заинтересованно). Какую?
Психолог. Главную.
Михаил. В каком спектакле?
Психолог. Не все ли равно.
Михаил. Но это же очень важно! Главные роли тоже бывают разные. А в каком театре?
Психолог. В нашем. Он почему-то считает, что это прекрасный театр. (Пожимает плечами.) Хотели закрыть, но ради такого случая придется потерпеть. Мало ли еще дураков.
Михаил. Вы это про кого?
Психолог. Про тех, кто предпочитает театр реальной жизни.
Михаил. Даже самый плохой театр намного лучше сегодняшней жизни!
Психолог. Позвольте возразить. Никакой театр не сравнится с тем, что происходит в жизни.
Михаил. В жизни все перемешано — плохое, хорошее. Чем все это закончится — неизвестно. На плаву негодяи, во главе подлецы, женщины предпочитают удачливых беспринципных подонков и уходят от тех, кто готов их просто любить, а не покупать.
Психолог. А в театре?
Михаил. В театре всегда побеждает добро.
Психолог. Если бы это было так, в него бы никто не ходил. Все бы умерли со скуки.
Михаил. Пока еще в театре никто не умер. А в жизни умирают на каждом шагу. Вы не ответили на мой вопрос — какую роль?
Психолог. Я же сказал — главную.
Михаил. Подождите, я сейчас…
Уходит в другую комнату, где быстро избавляется от парика и усов и переодевается в свою одежду.
Психолог(Отцу). Последние события выбили его из колеи. Все это скоро пройдет, и он снова станет самим собой. (Тетке Настасье.) Интересно, а почему вы не согласны, что это он? Кто он тогда по-вашему?
Тетка Настасья. Кот.
Психолог. Почему кот? Что вы имеете в виду?
Тетка Настасья. Сама слыхала, как он его звал — кыса, кыса. Этот и заявился. Здесь сроду котов не водилось.
Психолог. Понятно. Ну, а я кто по-вашему?
Тетка Настасья. Дурак.
Психолог. Интересная логика. Между прочим, дураков на моей должности не держат. Точнее, они сами на нее не идут.
Тетка Настасья. А тебя-то как угораздило?
Входит Михаил в своем прежнем обличье.
Михаил. Ну? Теперь убедились?
Психолог. В чем?
Михаил. Что я — это я.
Психолог. Никогда не сомневался.
Михаил. Хорошо. Тогда мы пойдем другим путем… (Поискав глазами, берет в руки кочергу.) Это — шпага. Последний монолог Сирано де Бержерака. (Поднимает «шпагу»).
«А, смерть курносая!... Смеёшься надо мной…
Психолог шарахнулся в сторону, Отец снова схватился за ружье, тетка Настасья перекрестилась.
Почтенье к моему мечу!...
Что говорите вы? Считаете смешною,
Ненужной выходку мою?
И сам я признаю,
Что в бой вступать со смертью бесполезно.
Передо мной уже раскрылась бездна.
Но на врага идти, когда в руках успех,
Достойно труса лишь. Но кто передо мною?
Вас сотни? Тысячи? Стоите вы стеною?
Ага! Я узнаю вас всех!
Вы, старые враги! Ты ложь!
Поражает «шпагой» воздух в направлении Психолога.
В это время раскрывается дверь и входят Жигалов с «референтом», Киллер, весь забинтованный Петрик. Не в силах остановиться, Михаил продолжает монолог своего любимого героя.
Вы, предрассудки!
Ты, подлость! Вот тебе!...
А, змеи клеветы? Вот вам!
Чтоб я вам уступил? Оставьте шутки!
А, глупость, страшный враг, вот, наконец, и ты!
Я знаю, что меня сломает ваша сила,
Я знаю, что меня ждет страшная могила,
Вы одолеете меня, я сознаюсь…
Но все-таки я бьюсь, я бьюсь, я бьюсь!»
Падает, «умирая». Лежит неподвижно. Некоторое время в избе мертвая тишина. Потом громко заголосила тетка Настасья.
Тетка Настасья. Горемычная моя головушка! Да что же ты над собою уделал-то?! Чего ж тебя угомон не брал окаянного?! Да разве ж можно с кочергой супротив власти идти?
Михаил (поднимает голову). Я не против власти. Я вообще…
Жигалов. Хотелось бы вкратце подвести итоги непродолжительной деятельности господина артиста.
Референт(глянув в блокнот, поправляет). Само-деятельности.
Жигалов. Совершенно верно, самодеятельности.
Михаил(поднимается, не выпуская «шпагу» из рук). А в чем, собственно, дело?
Отец. Наська, принимай меры, сейчас начнется.
Психолог. Я сейчас все объясню…
Жигалов. С тобой мы потом объяснимся.
Киллер(достает пистолет). Может, сразу?
Жигалов. Я сказал — потом! (Михаилу.) Ты хоть понимаешь, сукин ты сын, чем теперь все это окончиться может?
Михаил(еще не вышел окончательно из роли Сирано). Попрошу без оскорблений! Папаша, ружье заряжено?
Отец. Не сомневайся.
Жигалов. Какой он тебе папаша?! (Отцу.) Это совершенно посторонний человек. Артист!
Отец. Все мы артисты. А этот, может, и других кого получше. Верно, Настасья?
Тетка Настасья. А то нет! С кочергой супротив, можно сказать, всех, кто во главе. Сейчас и артистов-то таких не бывает. То ли сами повывелись, то ли повывели.
Киллер. Этого тоже выведем.
Михаил(Киллеру). Ты же в оппозиции.
Киллер. Был.
Жигалов. Я ему заплатил в два раза больше.
Референт(заглядывая в блокнот). В два с половиной.
Киллер. Кроме того, меня категорически не устраивала в моем бывшем заказчике инвестиционная платформа и склонность к федерализму. Такая политика губительна для региона.
Тетка Настасья. Послушать — дурак дураком, а пляшет хорошо.
Отец. Замечательно пляшет Артист!
Жигалов. И все-таки, как мы окончательно убедились буквально полчаса тому назад, это не ваш сын. А ваш родной сын, благодаря безответственности вот этого, который не ваш сын, получил, как видите, серьезные травмы — руки, ноги, отчасти лица. Но самое главное — в результате шока потерял дар речи. Не исключено — окончательно. Что не позволит ему принимать участие… Ничего теперь не позволит! Кому он теперь нужен!
Расталкивая всех, врывается Наташа.
Наташа. Мне. (Припадает к Петрику.)
Отец. Ничего, Иван, главное, чтобы остальное было цело.
Петрик жестом показывает, что согласен.
Михаил(Психологу). А говорил — повреждений не будет.
Психолог. Кто бы тогда поверил, что авария настоящая? Это же не театр!
Киллер. Вмазали классно.
Жигалов. Мы же не знали, что там он, а не ты.
Михаил. А меня, значит, можно?
Жигалов. Тебя можно. Ты же артист. Тебе заплатили, дали роль. Поэтому ты должен был делать то, что должен, а не то, что получилось в результате.
Референт. Мы хотели как лучше…
Киллер. За невыполнение договорных обязательств знаешь, что полагается?
Хочет достать пистолет, но не может, хочет сдвинуться с места, но ни руки, ни ноги ему не повинуются. Выпучив глаза, он столбом застывает посреди комнаты.
Тетка Настасья. Будешь так-то стоять, пока не определишься, чем тебе дальше заниматься — душегубством или в народное творчество записаться. Слово мое крепко.
Жигалов. Давайте не превращать все в комедию! Речь идет о крайне серьезных вещах. О нашей будущей жизни — вашей… вашей… моей. Если мы не достигнем сейчас… (Поворачивается к Референту.)
Референт(заглянув в блокнот). Консенсуса.
Жигалов. Если мы не достигнем сейчас консенсуса… Что тогда?
Референт. Катастрофа.
Жигалов. И даже хуже. Абсолютно для всех здесь собравшихся. (Михаилу.) А для тебя — персонально. Я не пугаю, я…
Референт. Констатирую.
Жигалов. Констатирую. Пять минут на размышление.
Михаил подходит к Петрику и Наташе.
Михаил. Правда, не можешь?
Петрик (кивает).
Михаил. А если потом захочешь?
Петрик.(отрицательно качает головой).
Михаил. А мне потом, что делать?
Петрик (пожимает плечами).
Наташа. Вы, правда, очень, очень похожи. И еще… Мне кажется… Я уверена — вы хороший человек. Честное слово. Вас полюбят.
Психолог. Я читал их программу. Настоящую. Финансирование культуры урезается вдвое. Театр они закроют, можешь не сомневаться.
Отец. Ты только этот… конгресс не собирай. Нет на это моего согласия. Вовсе без обувки останемся, ежели и дальше языками чесать будем. Не дебита, ни кредита не дождемся. Последний хомут отдать придется.
Тетка Настасья. Это ничего, что котом раньше был. Кот животная самостоятельная, на цепочку его не посадишь.
Киллер, к которому подошел, было, Михаил, энергично закивал головой — мол, соглашайся.
Жигалов. Со своей стороны, гарантирую всемерную поддержку и значительное увеличение гонорара.
Референт. В валюте.
Жигалов. Можно в валюте.
Михаил постоял, осмысливая услышанное, потом бережно, как любимую шпагу, поднял кочергу, которую не выпускал из рук, поцеловал, хотел было переломить через колено, но зашиб ногу и, поддерживаемый Психологом, на одной ноге запрыгал к выходу. Следом за ними вышли Жигалов и Референт. Дернулся, но так и не смог двинуться с места Киллер.
В избе остались хозяин, тетка Настасья, Петрик с Наташей. Неподвижно стоит Киллер.
Отец. И что же мы теперь делать должны? Как дальше-то жизнь пойдет?
Тетка Настасья. Кто ее знает. Как пойдет, так и пойдет. У нас разве что угадаешь наперед. Сколь разов карты разбрасывала — ничего не сходится.
Наталья. Развод я оформила, теперь мы будем вместе. Согласен?
Петрик(согласно кивнул).
Отец(Киллеру). А ты знаешь?
Киллер(кивает).
Отец. Точно, что ль знаешь?
Киллер(снова кивает).
Отец. Говори тогда. Наська, пусть скажет.
Тетка Настасья. Говори.
Киллер. Все мы артисты…
Отец. Слыхали, ты про дело говори.
Киллер. Кто лучше всех знает, что делать артистам?
Наташа. Суфлер.
Киллер(отрицательно качает головой).
Отец. Автор что ль?
Киллер(снова не согласен).
Петрик. Режиссер!
Киллер. Правильно. Пусть он и говорит, что дальше делать.
На сцену поднимается режиссер спектакля.
Режиссер. Поскольку даже автор не знает, что будет завтра и что нам дальше делать, будем закругляться. На сегодня — все!
Берет баян, передает его Отцу. Отец заиграл было что-то грустное, потом махнул рукой и растянул меха. В полном соответствии с жанром комедии зазвучала плясовая.
Сначала по кругу, выбивая дробь, прошелся Киллер. Потом выскочил забинтованный так же, как Петрик, Михаил, и они с Петриком, стараясь переплясать друг друга, завертелись в центре сцены. К ним присоединились Наташа и тетка Настасья, а затем и все остальные. Пляшут до тех пор, пока кто-то не включил телевизор, на экране которого шапка «Вестей» и позывные. Новости, которые пойдут после этого, каждый раз сегодняшние.
