Юрий Ломовцев
ТАНЕЦ СЕМИ ПОКРЫВАЛ
трагикомедия в двух действиях
Действующие лица
ИРОДИАДА, жена тетрарха Иудеи Ирода-Антипы САЛОМЕЯ, ее дочь от первого брака НАРБАТ, личный охранник Иродиады МЕТРДОТЕЛЬ
ПЕВИЦА
АРФИСТКА
ФЛЕЙТИСТКА
СЛУГИ, ОФИЦИАНТЫ, СТРАЖНИКИ, ТАНЦОВЩИЦЫ
Занавес поднимается и мы оказываемся в одном из служебных помещений двор-ца в Махеронской крепости. Стены тускло освещают два масляных светильника. Вдоль стен стоят ящики с вином, корзины с фруктами, сундуки со столовой утварью,– од-ним словом все, что необходимо на пиру. Слева на авансцене лестница, которая спус-кается в темницу. Справа – выход на террасу, нам видна ее часть, скрытая за углом стены. Посредине широкий проем, занавешенный пурпурной, шитой золотом занавес-кой, которая отгораживает парадный зал. Слева от занавески дверь, ведущая на кух-ню и в винные погреба, справа - проход в покои царицы Иродиады.
По занавеске мелькают тени, по ним можно догадаться, что сейчас происходит
-
парадном зале: а там в самом разгаре пир, посвященный дню рождения тетрарха Ирода-Антипы. Звучит веселая музыка, доносятся гул голосов и смех гостей.
Из парадного зала выбегают танцовщицы, они возбуждены, громко смеются, кутаются в шарфы, прикрывая свою наготу, затем скрываются на террасе.
По сцене то и дело снуют официанты с блюдами и напитками. За ними при-сматривает Метрдотель. Это мужчина в возрасте, но молодящийся и очень суетли-вый. Он придирчиво осматривает официантов, кому поправит фартук, кому бабочку. Время от времени Метрдотель подходит к занавеске, в которой проделан специальный глазок, и смотрит, что происходит в зале.
-
занавески на сундуке сидит Флейтистка. Она немолода, одета в строгий темный хитон. Неподалеку от флейтистки расположились Певица и ее дочь, Арфист-ка. Сидят, поеживаются от холода. Певица - пышнотелая дама с приклеенной улыб-кой на лице, ее дочь - худая перезрелая девица. Обе наряжены в легкие прозрачные хи-тоны, сверх меры украшенные дешевой бижутерией. В руках у дочери кифара - это что-то вроде арфы небольшого размера.
Возле лестницы, ведущей в темницу, стоит охранник царицы Нарбат. Он вни-мательно следит, что происходит у занавески.
ФЛЕЙТИСТКА (отщипывает виноградину из корзины с фруктами и сует ее в рот). С ума сойдешь, пока дождешься выхода.
МЕТРДОТЕЛЬ. Сдурела?! Это же фрукты к царскому столу!
ФЛЕЙТИСТКА (быстро проглотив виноградину). Я нечаянно! (Отодвигается от кор-зины.)
МЕТРДОТЕЛЬ. За нечаянно бьют отчаянно! (Бросил певице шерстяную попону). Возь-
ми. Чего мерзнуть-то.
ПЕВИЦА. Спасибо.
Подобрала попону, и они вместе с дочкой укутались в нее.
АРФИСТКА. Как я боюсь, как я боюсь, мама! Я вся дрожу.
ПЕВИЦА. От холода дрожишь.
АРФИСТКА. От нервов.
ПЕВИЦА. Успокойся. Никто тебя не съест. Всю жизнь пою по дворцам - и, как видишь, жива.
АРФИСТКА. Слова забуду!..
ПЕВИЦА. Какие слова? Всего два слова: «долгие» и «лета». Долгие лета! Тетрарху шестнадцать раз, цезарю - тридцать два раза.
АРФИСТКА. Тридцать два?!
ПЕВИЦА. Успокойся. Тебе считать не придется. Я знак дам, когда хватит. АРФИСТКА. А почему цезарю тридцать два, а царю всего шестнадцать? ПЕВИЦА. Потому что цезарь римлянин, и он главнее. АРФИСТКА. Главнее царя?
ПЕВИЦА. Тише! Не нашего ума это дело. Наше дело петь.
АРФИСТКА. Давай еще раз пройдем наш номер, мама!
ПЕВИЦА (раздраженно). Сколько можно?! (Смягчившись.) Ну ладно. Давай.
Арфистка начинает играть, Певица вполголоса поет: «Долгие лета». Арфистка подпе-вает вторым голосом.
МЕТРДОТЕЛЬ. Вы сдурели, девочки? В зале все слышно!
ПЕВИЦА (прекратила петь). Нашел девочек!
ФЛЕЙТИСТКА. А мне нравится. Чувствуешь себя моложе.
ПЕВИЦА. Я и так не старая.
ФЛЕЙТИСТКА. Простите, а сколько вам?
ПЕВИЦА. Сколько есть - все мои. А вам?
ФЛЕЙТИСТКА. Аналогично. А сколько вам платят за выход?
ПЕВИЦА. А вам сколько платят?
ФЛЕЙТИСТКА. Я первая спросила.
ПЕВИЦА. Мало. Сущие гроши. Когда у нас артистам много платили?
ФЛЕЙТИСТКА. Ну, не скажите, бывало по-разному.
ПЕВИЦА. Вам, значит, много платят?
ФЛЕЙТИСТКА (делано хохочет). Ха-ха-ха! Да что вы! Сущие гроши.
ПЕВИЦА (вполголоса дочке). Никогда и никому не говори, какой у тебя гонорар! Узна-ют, что маленький - будут презирать, узнают, что большой - будут ненавидеть. Поняла? АРФИСТКА. Да, мама.
ПЕВИЦА. Ничего, мы подарками доберем. Гости нам деньги бросать будут. Ты на них сразу не кидайся, веди себя с достоинством. Но следи, куда что упало. Подходишь не спеша, без суеты и будто бы кланяешься - а сама поднимаешь монеты. (Показывает, как это надо делать.) И следи, чтобы официанты ничего не прикарманили. Эти враз об-берут! Запомни, все что валяется на полу - наше!
3
ФЛЕЙТИСТКА. (подходит к занавеске) На царя с царицей что ли поглядеть… (Смот-рит в глазок.)
НАРБАТ (мгновенно отреагировал). Не положено.
ФЛЕЙТИСТКА. Это почему же? Мы артисты.
НАРБАТ. Не положено.
ФЛЕЙТИСТКА (указывая на метрдотеля, сварливо). Ему можно, а нам нет? НАРБАТ. Ему можно. Вам - не положено.
Певица подходит к глазку и тоже пытается в него заглянуть.
НАРБАТ. Не положено.
ПЕВИЦА. Да бросьте! Сколько лет работаю, всегда в глазок смотрела. Для кого он,
спрашивается, проделан?
НАРБАТ. Не положено.
ПЕВИЦА (отходит) Тьфу, сатана тебя забери!
НАРБАТ. Полегче!
МЕТРДОТЕЛЬ (встревожено). В Махеронской крепости не ругаются! Это позволено только знатным особам.
ПЕВИЦА (обиделась). А пошли бы вы все!..
МЕТРДОТЕЛЬ. Что, будем ссориться, девочки? Не советую. Может, не в последний раз вместе работаем.
ПЕВИЦА. Дочке-то можно поглядеть? Девочка, можно сказать, первый раз в жизни на таком ответственном мероприятии.
ФЛЕЙТИСТКА (Метрдотелю, тихо). Где она девочку увидела? ПЕВИЦА. Вы только взгляните на нее - сущий ребенок! МЕТРДОТЕЛЬ (ухмыльнулся). Ну, разве что ребенку… НАРБАТ. Не положено.
МЕТРДОТЕЛЬ. Не будь формалистом. Ты отвернись, будто не видишь.
Скорчив презрительную мину, Нарбат отвернулся. Женщины как по команде бросились к глазку, стараются заглянуть в него, отталкивая друг друга.
МЕТРДОТЕЛЬ. Ну, все, все! Щас занавеску мне оборвете! (Оттесняет флейтистку, певицу и ее дочь от глазка.) Вам палец в рот положи - по локоть откусите!
ПЕВИЦА (дочке). Ну? Что-нибудь рассмотрела? АРФИСТКА (чуть не плача). Ничего! МЕТРДОТЕЛЬ. А что ты хотела увидеть?
АРФИСТКА. Царицу Иродиаду. Такая красивая женщина!
ФЛЕЙТИСТКА. Откуда ты знаешь?
АРФИСТКА. Я видела ее однажды на празднике. Она в своей колеснице проезжала. Та-кая шикарная колесница.
МЕТРДОТЕЛЬ. Еще бы! В Риме куплена. Восемь коней, три тысячи оборотов на полной скорости. Класс!
ФЛЕЙТИСТКА. Я смотрю, вы все знаете.
МЕТРДОТЕЛЬ. Интересуюсь.
АРФИСТКА. Можно я еще раз в дырочку погляжу?
МЕТРДОТЕЛЬ. А толку что? (Шепотом.) Сегодня царицы нет за столом.
ПЕВИЦА. Как нет? А где же она?
МЕТРДОТЕЛЬ. Тс-с… В темнице.
АРФИСТКА. Неужели посадили? У-у!..
ПЕВИЦА. Иродиаду посадили? Я так и знала! ФЛЕЙТИСТКА (со знанием дела). Все к этому шло.
МЕТРДОТЕЛЬ. Вы что, сдурели, девочки? Никто ее не сажал. Просто спустилась в тем-ницу.
АРФИСТКА. Зачем?
МЕТРДОТЕЛЬ (оглянулся на охранника, вполголоса). В темнице сидит Иоканаан. АРФИСТКА. А это кто?
МЕТРДОТЕЛЬ. Совсем политикой не интересуешься? Напрасно.
АРФИСТКА (кокетливо). Зачем мне?..
МЕТРДОТЕЛЬ. Милочка, политикой надо интересоваться. Сейчас от этого многое в жизни зависит.
АРФИСТКА. И так проживу.
МЕТРДОТЕЛЬ. Ой, знаю, на что надеешься. Тьфу! И не стыдно?
АРФИСТКА. Не стыднее, чем некоторым!
МЕТРДОТЕЛЬ. Это кого ты имеешь ввиду?
АРФИСТКА. Так…
МЕТРДОТЕЛЬ. А ты не проста, как я погляжу. Это что же ты на Ц.И. намекаешь?
ПЕВИЦА (испуганно). На какую еще Ц.И.?
МЕТРДОТЕЛЬ (шепотом). Царицу Иродиаду.
ПЕВИЦА. Что вы! Как у вас язык повернулся! Мы люди законопослушные! МЕТРДОТЕЛЬ. Не знаю, не знаю. Вы, правда, что ли про Иоканаана ничего не слыхали? ПЕВИЦА. Не знаем. Не слыхали. Клянусь!
МЕТРДОТЕЛЬ. Это известный диссидент. Против царя и веры выступает. Царь, гово-рит, плохой, и живете вы все неправильно. А уж как он царицу клеймит! И развратницей
-
называет, и блудницей, и похотливой сучкой… Говорит, что она из рода змия. Это он про внучку Ирода Великого, заметьте. И будто бы отдавалась она всем подряд. И с асси-рийцами путалась, и с египтянами, и с нубийцами… НАРБАТ(издает свирепый рык). Молчать!
МЕТРДОТЕЛЬ (испуганно). Я ничего не говорю! Я только цитирую…
Слышно как в темнице хлопнула железная дверь. По лестнице поднимается ца-рица Иродиада. Одета она в пурпурный праздничный хитон, голову украшает богатая диадема. Ни на кого не глядя, царица быстро проходит на террасу.
Арфистка подалась вперед, беззастенчиво разглядывает Иродиаду и уже готова последовать следом за ней.
НАРБАТ (преграждает путь, грозно). На колени!!!
Все присутствующие упали на колени и пригнули головы.
Нарбат идет на террасу.
ИРОДИАДА. Пир уже начался?
НАРБАТ. Да, царица души моей.
ИРОДИАДА. Кто позволил тебе называть меня так, Нарбат?
НАРБАТ. Так велит мне сердце, царица.
ИРОДИАДА. Это правда?
НАРБАТ. Я никогда не лгу.
ИРОДИАДА. Ты храбрый воин, Нарбат, и честный человек. Я позволяю тебе называть меня так.
5
НАРБАТ (преклонил колени перед Иродиадой). Благодарю тебя, царица души моей и сердца моего.
ИРОДИАДА. Ты забываешься, Нарбат!
НАРБАТ. Прости, царица души моей. Помимо воли сорвалось слово с губ. ИРОДИАДА. Давно идет пир?
НАРБАТ (поднимается с колен). Уже второе блюдо подали, царица. И сердце мое обли-вается кровью.
ИРОДИАДА. Что ты хочешь этим сказать?
НАРБАТ. Нет госпожи моей за пиршественным столом! Пустует почетное место ее! ИРОДИАДА (мрачно). Ну хватит! Сегодня ты излишне речист.
НАРБАТ. Худшей казни достоин тот, кто так унизил царицу души моей и сердца моего. ИРОДИАДА (вздрогнула). О ком ты?!
НАРБАТ. О том преступнике, что позволил себе злословить мою царицу. ИРОДИАДА. Ах, ты о нем… А я подумала… О, ужас!.. (Задумавшись.) Так ты счита-ешь, во всем виноват этот человек?
НАРБАТ. Нет оправдания ему! Он очерняет ту, что для меня дороже жизни.
ИРОДИАДА. Прекрати, я сказала! Речи твои двусмысленны и опасны.
НАРБАТ. Печаль омрачила твое лицо, царица. Когда я вижу тебя такой, я не могу мол-чать!
ИРОДИАДА. Ты еще слишком молод, Нарбат. В тебе говорит мальчишка. Но в жизни
есть черта, за которой… Не преступай этой черты, Нарбат, за ней одни лишь несча-
стья…
НАРБАТ. Я давно хотел сказать тебе, царица…
ИРОДИАДА (бьет Нарбата пальцами по губам). Молчи!! Даже безграничная предан-ность должна иметь свои границы… (Возвращается с террасы, подходит к занавеске, отгородившей пиршественный зал.)
Нарбат провожает ее тревожным взглядом. Царица останавливается возле глазка. Она хочет заглянуть в зал, но, вовремя одернув себя, разворачивается и уходит в свои покои. Нарбат следует за ней.
АРФИСТКА (поднимает голову, восторженно). С ума сойти, какой хитончик! Ты виде-ла, мама?! Откуда у нее такой?
МЕТРДОТЕЛЬ. Откуда, откуда… Из Рима вестимо.
ФЛЕЙТИСТКА. В Риме умеют делать. Не то что у нас.
АРФИСТКА. Как я им завидую! Черной завистью!
ПЕВИЦА. Кому?
АРФИСТКА. Римлянкам.
МЕТРДОТЕЛЬ. Не завидуй. Что это за жизнь? Каждый день то отравят кого-нибудь, то
горло кому перережут. Жуть!
ФЛЕЙТИСТКА. А вы почем знаете?
МЕТРДОТЕЛЬ. Интересуюсь.
ФЛЕЙТИСТКА. Между прочим, чего это мы стоим на коленях? ПЕВИЦА. Действительно… (Встает с коленей, приводит себя в порядок.) МЕТРДОТЕЛЬ (тоже встает). Прокололись мы с вами, девочки. ФЛЕЙТИСТКА. Вы что имеете в виду?
МЕТРДОТЕЛЬ. Дешево нас сириец купил. «На колени!» По новым правилам мы вовсе не обязаны падать перед царицей на колени. Достаточно низкого поклона. ФЛЕЙТИСТКА. Так чего же вы?!
АРФИСТКА. Стоя я бы ее хитончик лучше разглядела!
6
МЕТРДОТЕЛЬ. Успеешь еще наглядеться.
ПЕВИЦА. Ладно вам, на коленях так на коленях. От нас не убудет.
АРФИСТКА. Не скажи, мама. Раз не положено, то и нечего стоять. Словно при Ироде
Великом…
ПЕВИЦА. Молчи уж, детка. Что ты об этом знаешь?..
МЕТРДОТЕЛЬ. Правила надо соблюдать во всем. Дочка твоя верно заметила, на колени перед царицей только при Ироде Великом падать было положено.
ФЛЕЙТИСТКА. Вы мне про те времена лучше не напоминайте! Как вспомнишь - так вздрогнешь.
МЕТРДОТЕЛЬ. Зачем же краски сгущать. Нет, я не спорю, были, конечно, перегибы… ПЕВИЦА. Зато при Ироде Великом порядок был.
АРФИСТКА. Интересно, а перед цезарем на колени вставать положено?
ПЕВИЦА. Не лезь во взрослые разговоры, доча.
МЕТРДОТЕЛЬ. Вопрос законный.
ФЛЕЙТИСТКА. Ну, в Риме, на минуточку, таких порядков никогда не было.
АРФИСТКА. Можно подумать, вы в Риме бывали.
ФЛЕЙТИСТКА. А я и не скрываю - не была. Но в Риме все не так, как у нас! Там все циливизовано.
ПЕВИЦА (дочке). Что она сказала?
АРФИСТКА. Выпендривается. Умную из себя строит.
МЕТРДОТЕЛЬ. Да, циливизация - это вещь.
ПЕВИЦА (дочке). Надо же - циливизация… Надо будет запомнить.
МЕТРДОТЕЛЬ. Мы тоже подтянемся. Хотя до Рима нам еще ох как далеко.
ФЛЕЙТИСТКА. Хорошо хоть за слова теперь не сажают.
МЕТРДОТЕЛЬ. Не выгодно. Народ у нас говорливый, тюрем на всех не напасешь. Иной
-
сам готов сесть в тюрьму на казенные харчи, лишь бы не работать. ФЛЕЙТИСТКА. Лично я стою за циливизацию.
ПЕВИЦА. А я за порядок! Куда мы придем, если каждый начнет слова говорить? Наши родители жили без слов - и мы проживем.
МЕТРДОТЕЛЬ. Тоже верно… Наши деды и прадеды падали перед царями ниц. Чем мы лучше? А слова - штука опасная … (Шепотом.) Вчера один идумянин на площади ба-зарной кричал: «Свободу Иоканаану!» ПЕВИЦА. Кошмар!
ФЛЕЙТИСТКА. И что с ним сделали? Забрали? МЕТРДОТЕЛЬ. В том-то и дело, что не знает никто … ПЕВИЦА. А говорите за слова не сажают.
МЕТРДОТЕЛЬ. Тс-с! Тут уже не просто слова, тут интересы! Политика…
За сценой раздается громоподобный голос Нарбата: «Царица идет! На колени!» Выходит царица Иродиада в сопровождении Нарбата. Дамы переглядываются, на вся-кий случай приподнимают края хитонов, готовясь упасть на колени, смотрят на Метрдотеля ─ как он себя поведет. Метрдотель склоняется в глубоком поклоне, по-том для большей убедительности сгибает ноги в коленях. Дамы принимают такую же нелепую позу. Царица направляется к лестнице, ведущей в темницу.
ИРОДИАДА. Проводи меня, Нарбат.
НАРБАТ. О, царица! Прошу тебя, не спускайся в темницу!
ИРОДИАДА. Ты мне запрещаешь?
НАРБАТ. Не во власти моей запрещать тебе. Кто я рядом с тобой? Собака. Жалкий червь под ногами твоими. Не запрещаю - всего лишь прошу тебя, не ходи в темницу!
7
ИРОДИАДА. Но почему?
НАРБАТ. Этот человек не достоин глядеть на тебя, слышать голос твой. Пылинки с сан-далий твоих не достоит этот преступник!
ИРОДИАДА. Я должна его понять. Я хочу разгадать смысл его злых речений. НАРБАТ. Зачем тебе слушать его хулу? Жалкий, никчемный человечишка, сошедший с ума от зависти к власть имущим!
ИРОДИАДА. Возможно, ты прав… Но есть что-то в его слова, что тревожит мне душу. О ком он все время говорит? Чье появление возвещает?
НАРБАТ. Мало ли пустобрехов было и до него, царица? И все называли себя пророками. Самый дешевый путь возвеличить себя - назваться пророком. Чем этот лучше прочих? ИРОДИАДА. И все же, о ком он все время твердит? Кто он? Ты что-нибудь слышал о нем?
НАРБАТ. Возможно, и слышал, царица.
ИРОДИАДА. Говори.
НАРБАТ. Слышал от нищих пастухов, будто появился в ваших краях Человек, который назвал себя сыном божьим, и будто бы бродит он по пустыне и учит людей. ИРОДИАДА. Так он учитель? Из фарисеев? Чему же он учит? НАРБАТ. Он учит любви.
ИРОДИАДА. Бродит по пустыне и учит любви? И называет себя сыном бога любви? В таком случае этот человек - язычник. Наш бог един.
НАРБАТ. Говорят его проповедь прекрасна! Он учит людей любить друг друга! Учит прощать друг другу! Любить других, как самих себя! Больше, чем себя!
ИРОДИАДА. Он хочет научить нас любви? Как это странно… Разве возможно кого-то любить больше себя? В это трудно поверить. НАРБАТ. Возможно, царица!
ИРОДИАДА. Ты это верно знаешь?
НАРБАТ. Я знаю это каждой частицей своей души! Что же тогда еще - любовь?
ИРОДИАДА. Ты слишком пылкий…
НАРБАТ. Но я и другое знаю, царица: тот сквернослов, что заточен в темнице, не может
быть вестником бога! Что может он знать о любви?
ИРОДИАДА. Проводи же меня, Нарбат!
НАРБАТ. Остановись, царица! Прошу…
ИРОДИАДА. Выполняй приказ!
Нарбат и царица Иродиада спускаются в темницу. Слышен лязг железных засовов.
Метрдотель, Певица, Арфиста и Флейтистка выпрямляются.
МЕТРДОТЕЛЬ (сделав несколько приседаний). Ноги затекли…
ФЛЕЙТИСТКА. Лучше уж на коленях стоять, чем так вот - скрючившись. Гуманнее. ПЕВИЦА. Чего это она в темницу зачастила?
МЕТРДОТЕЛЬ. Плохо слушаете. Я же сказал, там - (Переходит на шепот.) - Иоканаан, который срамит царицу. Хоть тетрарх и заточил его в подземелье, но очень обеспокоен. Хулу эту многие слышали, а слово не воробей…. Вот он и говорит ей: «После таких
слов, мне рядом с тобой на пиру сидеть неудобно. Что гости скажут?» ПЕВИЦА. А что же она?
МЕТРДОТЕЛЬ. В своих покоях заперлась. Плакала.
АРФИСТКА. Фи! А говорили Иродиада никогда не плачет.
ПЕВИЦА. Все женщины плачут, доча.
МЕТРДОТЕЛЬ. Струсил тетрарх. Слишком много у этого Иоканана сторонников.
8
ФЛЕЙТИСТКА. Я лично думаю, что она ему просто надоела. Вот и нашел предлог от нее избавиться.
МЕТРДОТЕЛЬ. Интересная мысль… И как это мне самому в голову не пришло? ФЛЕЙТИСТКА. Все мужчины по одной мерке скроены!
МЕТРДОТЕЛЬ. И вроде все сходится. Не зря его прозвали «хитрый лис»… Надо же,
подходящий момент выбрал…
ПЕВИЦА. Кто бы мог подумать!..
Из темницы поднимается Нарбат, слышит последние слова Метрдотеля.
НАРБАТ (гневно). Жалкие болтуны! Сплетники! (Скрывается на террасе). ФЛЕЙТИСТКА. О ком это он?
МЕТРДОТЕЛЬ. Похоже, о нас с вами. Всего лишь какой-то охранник, а гонору! ПЕВИЦА. Интересно, о чем он с царицей говорил? Доча, ты ближе всех стояла, не рас-слышала?
АРФИСТКА. Да я не поняла. Что-то о любви.
ФЛЕЙТИСТКА. Я сразу подумала, что у нее с ним шуры-муры. ПЕВИЦА. Они о каком-то боге. Боге любви, что ли… ПЕВИЦА. Тс-с!.. Не говори глупостей, доча.
МЕТРДОТЕЛЬ. Мода у них такая пошла - рассуждать про религию. Сто течений, тыща направлений - и все с таким апломбом преподносится. Вы-то как насчет религии? ПЕВИЦА. Соблюдаем.
ФЛЕЙТИСТКА. Без религии никак нельзя…
МЕТРДОТЕЛЬ. Хм… Это конечно… Только к чему все эти новшества, я вас спраши-
ваю? И без того от сотворения мира столько предписаний, столько всяких правил пона-
придумывали. Здесь не сядь, туда не ступи, того не ешь, этого с другим не мешай. В
иной день смотришь - и того нельзя, и этого нельзя. А чем, спрашивается, питаться?
ФЛЕЙТИСТКА. Ну, если подходить без фанатизма…
МЕТРДОТЕЛЬ (хихикает). Так и приходится без фанатизма, а то ненароком ноги про-
тянешь.
АРФИСТКА. Все равно не пойму, о каком Боге они говорили?
ПЕВИЦА. Это явно из новомодного. Какой еще может быть Бог любви?
МЕТРДОТЕЛЬ. Придумают тоже… Что теперь и любить можно будет только по пятни-
цам? Ха-ха!..
ФЛЕЙТИСТКА. Вы шутник!
МЕТРДОТЕЛЬ. Да. Юмор уважаю. А вы разве нет?
АРФИСТКА. Ой, расскажите что-нибудь смешное, какой-нибудь анекдот, а то скиснем от скуки (Зевает.).
МЕТРДОТЕЛЬ. Смешное? Сейчас подумаем… (Спохватившись.) Самое смешное, что у меня третья подача, а я за разговорами чуть не пропустил! (Бежит на кухню, кричит на ходу.) Мальчики! Вы уснули? Третья подача!
ПЕВИЦА (отводит дочь в сторону, тихо). Доченька, ты бы к нему пригляделась. Муж-чина образованный, воспитанный, и кусок свой, сразу видно, имеет. АРФИСТКА. Не староват?
ПЕВИЦА. В самом соку! (Еще тише.) Самой-то сколько? Выбирать не приходится.
Из кухни в парадный зал проходят официанты с подносами.
МЕТРДОТЕЛЬ (подгоняет их). Живее, живее! Не спите на ходу! (Поправляет завесу, усаживается на ящик.) Уф! Какая жарища в этой кухне от котлов.
9
ПЕВИЦА. А здесь не жарко. Я бы даже сказала, зябко.
ФЛЕЙТИСТКА. Когда ж мы будем выступать?
МЕТРДОТЕЛЬ. Не гони лошадей. Дай людям нормально покушать.
АРФИСТКА. Мы в конце, мама?
ПЕВИЦА. В самом конце.
ФЛЕЙТИСТКА. Я тут от холода одубею.
МЕТРДОТЕЛЬ (заглядывает в свиток). Так, что там у тебя? «Самофракийская мело-
дия»?
ФЛЕЙТИСТКА. Угу.
МЕТРДОТЕЛЬ. Так… Флейта…Это под жареных соловьев.
ФЛЕЙТИСТКА. А скоро будут соловьи?
МЕТРДОТЕЛЬ (продолжает изучать свиток). Так, так… «Жареные соловьи под кап-
подакийским соусом»… Пятая подача.
ФЛЕЙТИСТКА. Ой, как еще долго ждать!
ПЕВИЦА. Жареные соловьи! Надо же… А говорите скромный пир.
МЕТРДОТЕЛЬ. А я и сейчас говорю - скромный. Какие прежде пиры бывали, вам и не снилось! Что там жареные соловьи, бывало и печень акулью подавали в янтарном соусе,
-
уши носорога в желе, и крокодильи яйца, фаршированные икрой... Эх, что говорить! А какие оркестры, бывало, играли - по сотне человек и более! Однажды ансамбль кифа-редов из Греции пригласили.
АРФИСТКА. Правда? (Берет Метрдотеля под руку.) И вы все это видели? МЕТРДОТЕЛЬ. Естественно. Между столами белые павлины расхаживали, бассейны заливали красным кипрским вином, а в них рыбки из золота плавали. И зал весь, бывало, цветными огнями светился.
АРФИСТКА. Обалдеть!
МЕТРДОТЕЛЬ. А сейчас? Даже римских артистов не выписали. Не серьезно. (Шепчет.) А все потому, что тетрарх наш Ирод-Антипа - бесхарактерный. (Подмигивает Флей-тистке.) Или же слишком хитрый! Так-то вот… ПЕВИЦА. И вправду не по-царски скромно.
АРФИСТКА. А как же жареные соловьи?
МЕТРДОТЕЛЬ. Ну, это единственное исключение. Уж больно тетрарх их любит, не смог отказать себе в удовольствие. Что говорить - слаб человек!
АРФИСТКА (впадая в экзальтацию). Хоть бы раз попробовать этих жареных соловьев!.. МЕТРДОТЕЛЬ. Не положено.
ПЕВИЦА. Знаем, что не положено… АРФИСТКА. Хотя бы один кусочек!.. ПЕВИЦА. Не стони!
ФЛЕЙТИСТКА. Замерзла, как цуцик. (Метрдотелю с намеком.) Надо бы согреться… МЕТРДОТЕЛЬ. Ладно, девочки. Выдам я вам немного вина. (Наклоняется над коробом
-
достает из него кувшин вина.)
НАРБАТ. Не положено.
МЕТРДОТЕЛЬ. Положено. (Трясет перед носом у охранника свитком.) Читайте в раз-нарядке: «Вино для артистов, один кувшин. Выдать после выступления». А мы немного нарушим порядок.
ФЛЕЙТИСТКА. Правильно! Для того и пишут инструкции, чтобы их нарушать.
Метрдотель разливает вино по чашам. Первой к нему подходит флейтистка, берет чашу и залпом ее выпивает.
МЕТРДОТЕЛЬ. Смотри не упейся раньше срока.
10
ФЛЕЙТИСТКА (возмущенно). Когда это я упивалась?!
МЕТРДОТЕЛЬ. Знаю я вас, артистов.
ПЕВИЦА (пригубив вино). Какой букет! Хорошее вино.
МЕТРДОТЕЛЬ. Еще бы - «Самофракийское красное»! Тетрарх вам великую милость оказывает.
ФЛЕЙТИСТКА. Слава тетрарху!
АРФИСТКА. Дайте попробовать.
ПЕВИЦА. Рано тебе.
МЕТРДОТЕЛЬ. Чего-чего? Рано?
ПЕВИЦА. Так почти что ребенок…(Достает из холщового мешка лепешку, отламыва-ет половину и протягивает дочери). На закуси.
Арфистка берет чашу и пьет вино.
-
террасы появляется Нарбат. Увидев его, Арфистка быстро допивает вино и отдает чашу Метрдотелю.
Завеса распахивается и в подсобку вбегает Саломея. Царевне лет семнадцать, она высокая, худая, по-детски угловатая и далеко не так красива, как ее мать Иродиа-да. Все приседают перед царевной в поклоне, один только Нарбат словно и не замеча-ет ее появления.
САЛОМЕЯ Где мама? Где мама, Нарбат? (Пауза.) Почему ты не отвечаешь мне? Мне нужна мама, я должна ее кое-что спросить… МЕТРДОТЕЛЬ. Позвольте обратится, госпожа царевна? САЛОМЕЯ. Ну, говори скорей!
МЕТРДОТЕЛЬ. Царица Иродиада спустилась в подземелье. В темницу.
САЛОМЕЯ. Зачем?
МЕТРДОТЕЛЬ. Не смеем знать…
САЛОМЕЯ (Нарбату). Мама в подземелье, Нарбат? Да? Почему ты не захотел мне ска-зать об этом? (Заглядывает ему в глаза.)
НАРБАТ. Да. Царица спустилась в темницу.
САЛОМЕЯ. Но почему же ты не сказал? (Берет Нарбата за руку и уводит на террасу.) Ну? Почему же ты молчишь? Почему ты отводишь глаза? НАРБАТ. Я на посту, царевна.
САЛОМЕЯ. Это лишь отговорка…
НАРБАТ. Если тебе действительно нужна царица…
САЛОМЕЯ (перебивает). Да! Мне нужна мама! Я хотела ее спросить… Я хотела с ней посоветоваться… (Глядя Нарбату в глаза.) Посмотри на меня, Нарбат! Там, за столом, финикийский царь весь вечер не отрывает от меня глаз. Он прислал мне ожерелье из аметистов - (Показывает ожерелье.) - и велел передать, что я очень красива… что та-кой красавицы он еще не встречал… Еще он сказал мне, что лицо мое… что лицо мое подобно луне… подобно молодой луне на небосводе… и что вся я… что вся я, как… как ветка юной оливы… как… как отражение алой розы в серебряном зеркале… Вот! Ну? Что же ты молчишь?
НАРБАТ. Что я должен сказать?.
САЛОМЕЯ. Разве финикийский царь не прав? Разве я не красива?
НАРБАТ. Ты красива, царевна.
САЛОМЕЯ. И это все?
НАРБАТ. Чего же ты хочешь еще?
САЛОМЕЯ. Попробовал бы ты сказать, что я некрасива!
НАРБАТ. Но я же сказал…
11
САЛОМЕЯ (кричит). Мама! Мне нужно поговорить с мамой… НАРБАТ. Она в темнице.
САЛОМЕЯ. Тогда… Тогда я тоже спущусь в темницу! (Идет к лестнице, ведущей в
темницу, у входа останавливается в нерешительности.) Нет, это не для меня! Я нико-
гда не спускалась в темницу. Мне страшно! Мне страшно, Нарбат… Возьми меня за ру-
ку…
НАРБАТ. Возвращайся на пир, царевна.
САЛОМЕЯ. Какой ты злой… Скажи матери, что я искала ее! (Убегает в зал чуть не плача.)
Нарбат остается у лестницы.
МЕТРДОТЕЛЬ (поправляет занавеску за Саломеей). Бегают туда-сюда, поговорить нормально не дадут.
ПЕВИЦА. А дочка совсем на нее непохожа.
АРФИСТКА. Страшненькая какая, да? Я поинтереснее буду, правда, мама? МЕТРДОТЕЛЬ. В отца пошла.
ФЛЕЙТИСТКА (продолжая пить вино). От кого она у нее? МЕТРДОТЕЛЬ. А бог его знает. От первого мужа. ФЛЕЙТИСТКА. Сколько же их всего у нее было?
МЕТРДОТЕЛЬ. Нынешний, вроде, третий. Наш тетрарх ее у своего брата двоюродного увел. Так она, между нами, всем своим мужьям родственницей приходилась. Племянни-цей!
АРФИСТКА. Какой ужас!
МЕТРДОТЕЛЬ. А то! (Кивает в сторону темницы.) Из-за чего весь сыр-бор возник, ду-маете?
ПЕВИЦА. Да… От родственных браков красивые дети не родятся…
-
подземелье хлопает железная дверь. По лестнице поднимается Иродиада. Гла-за ее блестят от слез. Увидев царицу, Метрдотель сначала низко кланяется и приседа-ет, затем, махнув рукой, опускается на колени. Дамы следуют его примеру.
Иродиада быстро идет на террасу. Нарбат ─ за ней.
НАРБАТ. О, царица души моей, на тебе нет лица! Ты плачешь?
ИРОДИАДА (прикрыв лицо руками). Это минутная слабость.
НАРБАТ. Не скрывай от меня своей печали, царица. Черной жемчужины - редчайшей из редких - достойна каждая твоя слезинка.
ИРОДИАДА. Я и не плачу, Нарбат. Никто и никогда не видел моих слез!
НАРБАТ. Что же блестит на ресницах твоих?
ИРОДИАДА (отняла руки от лица). Ты видишь, они сухие. (Царица направляется в сторону парадного зала. Видит стоящих на коленях Метрдотеля и его компанию.) Что делают здесь эти люди? Сейчас меня не должен видеть никто.
НАРБАТ (Метрдотелю и дамами). Эй вы, хамово отродье! Прочь отсюда! ИРОДИАДА. Зачем так грубо, Нарбат? Чем они виноваты?
НАРБАТ. Пошляки! Им бы только чесать языками! Как смеют они пить и жрать, ко-гда… (Осекается под гневным взглядом Иродиады.)
ИРОДИАДА. Что, когда? Ну? Говори же! НАРБАТ. Когда сердце царицы моей в печали… ИРОДИАДА. Чушь! Мне не из-за чего печалится.
МЕТРДОТЕЛЬ (подняв голову). Позвольте заметить, мы здесь работаем.
12
НАРБАТ. Или ты не понял меня? Царица желает, чтобы вы удалились.
МЕТРДОТЕЛЬ. Как скажете. (Поднимается с колен.)
НАРБАТ. На колени, ты, лизоблюд! На коленях ползи. (Достает меч из ножен.)
Метрдотель и дамы страшно перепуганы, ползут на коленях к двери, ведущей на кухню и скрываются за ней.
ИРОДИАДА. Ты безумствуешь, Нарбат. Ты слишком с ними груб.
НАРБАТ. Поверь, не достойны иного обращения эти пошлые людишки.
ИРОДИАДА. Ты второй месяц служишь при мне, Нарбат, а я о тебе совсем ничего не
знаю. Кто ты? Как твое полное имя?
НАРБАТ. Это неважно царица.
ИРОДИАДА. Откуда ты родом?
НАРБАТ. Это тоже неважно.
ИРОДИАДА. Кто твои родители?
НАРБАТ. Зачем ты спрашиваешь, госпожа?
ИРОДИАДА. Быть может, они высокородны?
НАРБАТ. Но.. Но все это не имеет значения, царица сердца моего.
ИРОДИАДА (иронично). Что же тогда имеет значение?
НАРБАТ. Лишь то, что я служу тебе, царица.
ИРОДИАДА. И то, что это я, я выбрала тебя из многих, возвысила тебя.
НАРБАТ. Я буду предан тебе до смерти! ИРОДИАДА. Ты словно пророчишь мне смерть… НАРБАТ. О, нет, царица! Если я и пророчу смерть, то себе!
ИРОДИАДА. Все это болтовня. Ты еще молод, зачем тебе умирать? (Нарбат молчит.)
Ну? Что же ты не отвечаешь мне?
НАРБАТ. Мне нечего ответить…
ИРОДИАДА. Вот видишь, я права. (Разворачивается, чтобы уйти в свои покои.)
НАРБАТ. Позволь спросить, царица…
ИРОДИАДА (остановилась). Спрашивай.
НАРБАТ. О чем ты говорила с человеком в темнице?
ИРОДИАДА. Ты хочешь знать? Ну что ж… Он был со мной груб, Нарбат. Он называл меня великой грешницей. Вот только я не разобрала, в чем же я так сильно провинилась. И, если он задумал бороться с грехами, почему выбрал меня как главную свою мишень? Что он может знать обо мне? Он требовал, чтобы я бросила мужа! Да как он смел?! Он не знает, как я люблю его, и что мы вместе уже семь лет. Он требует невозможного. Я не оставлю мужа, я буду с ним до конца. Клянусь тебе, Нарбат! НАРБАТ. Я это знаю, царица.
В парадном зале раздается смех гостей.
ИРОДИАДА. Они пируют… (Подходит к занавеске, но не решается заглянуть в зал.) Тут что-то не так… Все не так! Зачем мой муж уже дважды встречался с ним? Он не сказал мне об этом ни слова. Но я видела, как он спускался в темницу, видела собствен-ными глазами! Что это значит, Нарбат? О чем ему говорить с заключенным, хотела бы я знать? Нет, Нарбат, тут дело идет о большой политике. Под угрозой все наши устои. Кто станет верить царю, если какой-то пастух будет решать, кого ему брать в жены? Вот по-тому Антипа и спустился к нему. Разве я не права? НАРБАТ. Не знаю, царица.
13
ИРОДИАДА. Ты действительно плохо знаешь моего мужа. Он доверчив, словно ребе-
нок. Его так легко в чем-либо убедить! И он суеверен. А этот преступник пророчит нам
кару. Кончина твоя будет ужасна, – кричал он мне,– и вечные муки ждут тебя после
смерти…
НАРБАТ. Это всего лишь слова. Никто не знает, что ждет нас после смерти…
ИРОДИАДА. Как знать, как знать, Нарбат…
НАРБАТ. И он ничего не сказал тебе о проповеднике из пустыни?
ИРОДИАДА. О ком? Ах, да… Ты веришь в Его существование? Это сказка, Нарбат. Цель ее – взбаламутить народ. Ты веришь, что можно кого-то любить больше, чем себя? (Нарбат молчит.) Нет, я, конечно, спросила его, правда ли то, что Человек этот учит любви. Он ответил, что правда. Я рассмеялась ему в лицо. Если твой новый Бог учит любви, почему же ты не найдешь хоть каплю любви ко мне в своем сердце? Он не смог мне ответить. Он продолжал твердить про мои грехи… НАРБАТ. Проще всего отыграться на беззащитной женщине.
ИРОДИАДА. В чем-то ты прав, Нарбат. Во всяком случае я поняла, что говорить мне с ним больше не о чем.
НАРБАТ. В чем-то прав? В чем же я не прав, царица?
ИРОДИАДА. Ты мне не раз говорил, твой проводник по жизни - душа. Это так?
НАРБАТ. Да, царица…
ИРОДИАДА. Твой главный советчик - сердце.
НАРБАТ. Верно.
ИРОДИАДА. И у меня есть душа и сердце. Они подсказывают мне… (Задумывается.)
Да, он верно говорит! Я грешница…
НАРБАТ. В это я никогда не поверю, царица.
ИРОДИАДА. Только не в том моя вина, что я предана мужу! В другом… Всего второй месяц служишь ты при мне, но разве я не успела заметить, какими глазами смотришь ты на меня? И разве в душе моей не нашло это отклика? Разве не подумала я… О, я дей-ствительно грешница! (Закрывает лицо руками.)
НАРБАТ. Я никогда и ничем не хотел смутить тебя, поверь! ИРОДИАДА. И все же… Я должна все обдумать и на что-то решиться…
НАРБАТ. Я тоже много размышлял о любви, какой она должна быть. Чистой. Самоот-
верженной…
ИРОДИАДА. Ты размышлял о любви? (С улыбкой.) Ну, да, конечно. Ты молод, о чем тебе еще размышлять? (Царица идет в свои покои. Останавливается, поворачивается к Нарбату.) Вели подать мне вина. Оно меня подкрепит. НАРБАТ. Слушаюсь, царица.
Иродиада уходит.
НАРБАТ (кричит). Эй вы! Можете выходить! И приготовьте вина царице! Самого луч-шего, янтарного кипрского вина!
МЕТРДОТЕЛЬ (высунувшись из двери, ведущей на кухню). Слушаюсь! (Исчезает и тут же появляется с подносом, на котором кувшин вина и бокал.)
Нарбат забирает у него поднос и уходит в покои царицы. Из кухни выходят Певица, Флейтистка и Арфистка.
ПЕВИЦА. На кухне жарко – здесь сквозняки. Нет в мире совершенства!.. ФЛЕЙТИСТКА. Как он нас обложил! А?! Безобразие! Словно при Ироде Великом жи-вем!
МЕТРДОТЕЛЬ. И не таких обламывали! Кто он? Нет, по разряду, не спорю, он выше стоит. Только он без году неделя во дворце, а мы тут как-никак старожилы. Посмотрим,
14
надолго ли задержится. Царь собирается ехать в Рим, и я уже внесен в списки, а этот еще неизвестно. Возьмут ли еще царицу, неизвестно, если так дальше дело пойдет! АРФИСТКА. Вы поедете в Рим?
МЕТРДОТЕЛЬ. А чего тут особенного? И поеду. ФЛЕЙТИСТКА (закатив глаза). Рим - это нечто! ПЕВИЦА. У меня сложилось впечатление, что она с ним… АРФИСТКА. Чего она с ним, мама? ПЕВИЦА. Тише! (Одними губами.) Спит!
МЕТРДОТЕЛЬ. С нее станется.
ПЕВИЦА. При живом-то муже!
МЕТРДОТЕЛЬ. При муже, говорите? (Шепчет.) Это еще вопрос, кто ей муж. И тот вро-де муж, и этот муж… Одним словом, царица она липовая!
ПЕВИЦА (изображает негодование). Ах! Ах!..
ФЛЕЙТИСТКА (Метрдотелю). Простите за нескромный вопрос, а у вас есть семья? Я
имею в виду, вы женаты?
МЕТРДОТЕЛЬ. А вам, собственно, что?
ФЛЕЙТИСТКА. Чисто из любопытства.
МЕТРДОТЕЛЬ. Нет. Не женат. Присматриваюсь. Не так легко найти свою половину. ПЕВИЦА. И правильно, куда торопиться?
МЕТРДОТЕЛЬ. А потому что нелегко найти подругу жизни, когда кругом такая без-нравственность!
ФЛЕЙТИСТКА. Будь я мужчиной, я бы женилась только на женщинах в возрасте. Что эти молодые посикухи в жизни понимают? Жена должна быть опытной, умудренной - одним словом, надежной. Молодые и готовить толком не умеют. Мне бы вот дали этих соловьев, я бы не хуже царского повара зажарила!
АРФИСТКА. А я… А я и не выйду замуж за такого, кому готовить надо. Муж должен зарабатывать. Мы прислугу будем держать! И вообще стоять у плиты устарело! ФЛЕЙТИСТКА. Ты, как я вижу, за цезаря замуж метишь. Мечтать не вредно! ПЕВИЦА. Дочка, не слушай ее! У нас еще все впереди!
МЕТРДОТЕЛЬ. Ну хватит, девочки! Разговорились мы что-то, еще кто ненароком под-
слушает…
ПЕВИЦА. Так мы ж ничего такого…
МЕТРДОТЕЛЬ. Со словами надо быть осторожней. Я вот однажды чуть так не влип!
(Засмеялся.) Слушайте сюда, расскажу. ( Дамы обступают его теснее.) Я тогда еще со-всем юным был, в официантах ходил. И вот как-то раз к нам в заведение римлянка ста-рая заявилась. По виду лет сто, не меньше. Уселась. Я ее обслуживал. И говорит мне, по-ихнему, по-римски - лепешку, говорит, подай мне из отрубей.
ФЛЕЙТИСТКА. Римлянка - и лепешку из отрубей попросила? Какой позор! МЕТРДОТЕЛЬ. Вот-вот. И где, спрашивается, я возьму ей эту лепешку? Нечто мы в бу-фете, я извиняюсь, такое говно держим!? Это что же мне за этой лепешкой на базар бе-жать? Я, конечно, ей улыбаюсь в полный рот, а самого такая злость разобрала. И говорю ей вежливо так, не по-римски, разумеется, по-нашему: «И с чего же это тебе, грымза старая, лепешки из отрубей захотелось?» ( Дамы изображают испуг и восторг одновре-менно, хихикают.) И вдруг она мне отвечает на чистом идумейском! Ты, сынок, гово-рит, потрудись, раздобудь мне эту лепешку. Давно, говорит, я пищи родной не ела! АРФИСТКА. Так она, выходит, не римлянкой была?
МЕТРДОТЕЛЬ. Естественно! Ой, что со мной было! Думал, ногами вперед меня выне-сут.
ФЛЕЙТИСТКА. Как же вы выкрутились?
15
МЕТРДОТЕЛЬ. Бабка добрая оказалась, начальству не нажаловалась. А ведь по-всякому
могло выйти. Могли и посадить!
АРФИСТКА. Какой ужас!
МЕТРДОТЕЛЬ. А могли и казнить!
ПЕВИЦА. Это ж надо! Римлянке сказать - «грымза старая». (Хохочет.) МЕТРДОТЕЛЬ (тоже хохочет). Я, может, и еще что покруче сказал, теперь уже точно не припомню.
Из парадного зала выбегает Саломея.
САЛОМЕЯ. Мама не появлялась?
Из своих покоев выходит Иродиада. Увидев ее Метрдотель и дамы пятятся к двери на кухню, но не уходят.
ИРОДИАДА. Ты ищешь меня?
САЛОМЕЯ. Да, мама. Гости хотят увидеть «Танец семи покрывал»!
ИРОДИАДА. Это правда, Саломея? Ты слышала сама?
САЛОМЕЯ. Так дядя Антипа сказал.
ИРОДИАДА. Ну что ж, за мной дело не станет… (Возбужденно.) Я знала! Я знала, что он изменит решение! (Зовет.) Нарбат!
Появляется Нарбат.
Принеси ларец с драгоценностями из моих покоев! Предчувствие не изменило мне! По-стой, Нарбат. Сначала мне надо одеться. Собери всех служанок! Я буду сегодня танце-вать! О, я как знала! С утра я разложила в покоях все семь покрывал! (Саломее.) А ты скажи дяде, что скоро я буду готова! (Направляется к двери.) САЛОМЕЯ. Мама, постой!
ИРОДИАДА. Ну что еще, Саломея?
САЛОМЕЯ. Я не решаюсь сказать.
ИРОДИАДА. Ну, говори! Мне некогда ждать!
САЛОМЕЯ. Дядя Антипа хочет, чтобы я танцевала «Танец семи покрывал»… ИРОДИАДА. Что?! Как ты смеешь! Как он посмел!.. САЛОМЕЯ. Мама… Ты должна понимать…
ИРОДИАДА. Что я должна понимать? Я не желаю этого понимать! Это мой танец!
Мой!! И пусть кто-то осмелится сказать, что это не так!!!
САЛОМЕЯ. Никто не оспаривает, что первой его исполнила ты, мама…
ИРОДИАДА. Не исполнила. Я его задумала. Я его сочинила. Я его выстрадала! Передай царю, что танца не будет! Это я - Иродиада, дочь Аристобула, царица, внучка Ирода Великого, - так сказала!
НАРБАТ. Идем, царица. Здесь больше нечего делать. (Метрдотелю и его компании.) Ну, что уставились? На колени!
Метрдотель и дамы присели в поклоне. И только теперь Иродиада поняла, что говорила с дочерью при посторонних.
ИРОДИАДА (растеряна, с трудом овладевает собой). Идем, Нарбат. САЛОМЕЯ. Стойте! Все ждут танец семи покрывал, и я его станцую! ИРОДИАДА. Никогда!
16
САЛОМЕЯ. Никогда? Так вот что я тебе отвечу. .. Ты никогда не любила меня! Ты все-
гда держала меня в тени и пользовалась мной, когда тебе это было выгодно! Ты все, все
отняла у меня! Я тебя ненавижу!
ИРОДИАДА. Опомнись, Саломея!
САЛОМЕЯ. И если ты не позволишь мне танцевать, я отрекусь от тебя!
ИРОДИАДА. Замолчи!
САЛОМЕЯ. Нет, я все тебе скажу! Ты… ты… Стыдно быть дочерью порочной матери! (Убегает в слезах.)
ИРОДИАДА (растеряно). Это тот человек… Это все тот человек! Он раздавил, уничто-жил меня! (Уходит.)
Нарбат следует за ней.
ФЛЕЙТИСТКА. Вы слышали, как она ее? А?
МЕТРДОТЕЛЬ. А я что вам говорил?
ПЕВИЦА (дочери). Надеюсь, ты никогда не будешь так со мной говорить? Да, доча? АРФИСТКА. Опять ты начинаешь!..
Из кухни выглядывают официанты с подносами, вопросительно смотрят на Метрдотеля.
МЕТРДОТЕЛЬ. Что, соловьи поспели? Подавайте!
Официанты проходят в зал.
ПЕВИЦА. Уже соловьи?
МЕТРДОТЕЛЬ. Ну, вот и дождались. (Флейтистке.) Бери свою флейту - и вперед! ФЛЕЙТИСТКА Как, уже?! (Прикрывает глаза и молится). Да поможет мне Бог! (Берет флейту и выходит в зал.)
МЕТРДОТЕЛЬ (вслед). Лабай, филармония!
Действие второе
Из парадного зала доносятся переливы флейты ─ мелодия тихая и незатейли-вая, но берет за душу своей безыскусной простотой*. Все, застыли с серьезными лица-ми, слушают флейту. Даже Метрдотель приутих.
НАРБАТ. Какие печальные звуки. Они ранят меня. Как совместить - та некрасивая женщина, которая пила здесь вино, злословила, смеялась искусственным смехом - и эти звуки?
МЕТРДОТЕЛЬ (с усмешкой). Хм… Что тут скажешь - профессионалка.
НАРБАТ. Молчи, холоп!
МЕТРДОТЕЛЬ (про себя). Ну, это мы еще посмотрим, кто есть кто…
НАРБАТ. Словно кто-то плачет о моей жизни. О, да! Жизнь моя кончена! Но когда слышишь эти звуки, вдруг начинает казаться, что это не так, что все еще впереди… (Слушает музыку.) Но нет. Только кажется. (Отворачивается к стене и плачет.)
-
Автору здесь слышится мелодия из вступления ко 2-му действию оперы Глюка «Орфей и Эв-ридика»
17
Появляется царица Иродиада. Не привлекая к себе внимания, садится на один из ящиков, поодаль от всех.
ИРОДИАДА. Много ли надо человеку? Чуть-чуть внимания, чуть-чуть тепла… Почему он так жесток ко мне? Ведь я была ему хорошей, верной женой, надежной советчицей…
Нарбат поворачивается, видит Иродиаду, приближается к ней.
За что он так поступил со мой? Я любила его. Все бросила ради него, не убоялась люд-ской молвы, пошла за ним, стоило ему поманить меня пальцем… За что? Или я не до-статочно молода и красива для него? Но ведь и он давно уже разменял шестой десяток… Все чаще старые раны досаждают ему по ночам. Бедро, которое поранил дикий зверь давным-давно на охоте, плечо, которое задело вражеское копье во время войны с ара-вийским царем Аретой. Одна я умела его успокоить, уврачевать. Стоило мне прикос-нуться рукой - и боль его проходила. Так что же случилось? Конечно, он сейчас цели-ком увяз в политике, и, может быть, действительно я стала помехой в его делах… Но разве я не достойна маленькой жертвы? Не допустить меня к столу - какое предатель-ство! Как может он не понимать, что я страдаю?! (Слушает музыку.) А я по-прежнему люблю его…
Нарбат издает глухой стон.
ИРОДИАДА. Нарбат? Ты плачешь?
НАРБАТ. Плачу, царица. И не стыжусь своих слез. Не трусостью, не малодушием вы-званы они, а музыкой, которая ранит душу. Вся жизнь моя в этой мелодии флейты. Вся моя короткая ничтожная жизнь.
ИРОДИАДА. О чем ты, Нарбат? В первый раз я вижу тебя таким.
НАРБАТ. Я многое понял за сегодняшний день, царица. Многое понял и на многое ре-
шился…
ИРОДИАДА. Не говори загадками.
НАРБАТ. Не могу сказать по-другому, царица… Не знаю, как… Время еще не пришло.
ИРОДИАДА. Когда ты так говоришь, мне делается страшно. ИРОДИАДА. Не бойся, царица, ничего не бойся. Я сумею тебя защитить. ИРОДИАДА. Да, ты прав… Сейчас, как никогда, мне требуется поддержка. Я тоже на многое решилась, Нарбат. Это было непростое решение.
НАРБАТ. Об одном прошу, не поддавайся минутным порывам, царица.
ИРОДИАДА. Я все хорошо обдумала, Нарбат. Вели позвать мою дочь Саломею.
НАРБАТ. Не надо, царица!
ИРОДИАДА. Я приказываю!
МЕТРДОТЕЛЬ (услужливо). Позвать царевну? Я мигом. (Выскальзывает в зал.) ИРОДИАДА. Ты видел как я танцую, Нарбат? Я знаю, видел.
НАРБАТ. Видел, царица, я этого не скрывал. Был я в то время еще юношей, почти ре-
бенком, жил в достатке со своими родителями … С тех самых пор уязвлена душа моя. И
вот я бросил все, ушел из дому…
ИРОДИАДА (зажимает ему рот рукой). Не говори! Никто не должен знать об этом…
НАРБАТ. Повинуюсь, царица.
Флейта замолкла. В зале раздались аплодисменты, послышались крики одобре-
ния.
18
Из зала выбегает Саломея, видит Иродиаду.
ИРОДИАДА. Пойдем со мной, Саломея.
САЛОМЕЯ (гневно). Что тебе надо?
Иродиада берет ее за руку и ведет на террасу. Нарбат поодаль следует за ними.
ИРОДИАДА. Я была несправедлива к тебе. Прости. Не стоит хвататься за то, что ушло. Соломинка не спасает… Слушай меня, Саломея! Ты будешь танцевать сегодня «Танец семи порывал»!( Долгая пауза.) Ну, что же ты молчишь? Радуйся! САЛОМЕЯ. Ты тоже прости меня… Мама…
ИРОДИАДА. Ты будешь танцевать. И ты станцуешь лучше, чем это делала я!
САЛОМЕЯ. Но, мама… Станцевать лучше, чем ты…
ИРОДИАДА. Не надо восхвалений, Саломея. Я слышала их вдосталь. Ты моложе, а зна-
чит, сделаешь это лучше меня. Я так хочу. Ты будешь танцевать перед гостями, и они поймут, что ты достойная дочь прославленной матери. Танцуй! НАРБАТ. Царица!..
ИРОДИАДА. Молчи, Нарбат! Саломея будет танцевать сегодня! И, может быть, кто-то увидит ее танец и будет уязвлен в самое сердце, и не сумеет забыть…
Нарбат отворачивается к стене.
ИРОДИАДА. Идем, Саломея. Я сама помогу тебе одеться. И кто-нибудь сообщите гос-тям - сегодня «Танец семи покрывал» исполнит моя дочь!
Иродиада и Саломея уходят в покои царицы.
Из зала возвращается Флейтистка, прижимает к груди заработанные деньги.
Монеты падают, Певица и Арфистка помогают их собрать.
ФЛЕЙТИСТКА. Дайте мне скорее вина!
МЕТРДОТЕЛЬ. Ишь чего захотела! Вино все выпили.
ФЛЕЙТИСТКА. Там в разнарядке записано - «вино для артистов».
МЕТРДОТЕЛЬ. Я же говорю, выпили! Ты же и выпила!
ФЛЕЙТИСТКА. Эх ты!.. Мелкая душонка! Вина для артистки пожалел!
МЕТРДОТЕЛЬ. Да ладно! Вот вам еще один кувшин. За мой счет. (Достает из ящика
кувшин с вином.) Хоть упейтесь!
ФЛЕЙТИСТКА. Не надо мне ваших подарков. Я в состоянии заплатить. Я заработала. (Швыряет ему монету.)
МЕТРДОТЕЛЬ. Как угодно. (Пробует монету на зуб и прячет в карман.) ФЛЕЙТИСТКА (наливает вино). Мне надо выпить. Чтобы снять напряжение. Сейчас это просто необходимо… (Выпивает полную чашу.)
НАРБАТ (подходит к флейтистке). Как хорошо ты играла!... Спасибо тебе. ФЛЕЙТИСТКА (поперхнулась). Искусство сближает, не правда ли?
НАРБАТ. Молчи! Не надо слов. Пустое слово способно все убить! (Отходит в сторо-ну.)
АРФИСТКА. Ну, скажем, я на арфе не хуже играю.
ФЛЕЙТИСТКА. Сравнила арфу с флейтой!
МЕТРДОТЕЛЬ. Если потренироваться, и я бы не хуже сыграл.
ФЛЕЙТИСТКА. Уверены?
19
МЕТРДОТЕЛЬ. Думаешь, ты такая исключительная? Любую мартышку можно играть научить.
НАРБАТ. Как смеешь ты сравнивать человека с обезьяной? Зверь рождается чтобы есть, спать, размножаться, справлять свои нужды и служить пищей кому-то. Но люди не зве-ри! У людей есть душа!
ПЕВИЦА. Как верно вы сказали! Разве может мартышка понимать в искусстве? МЕТРДОТЕЛЬ. Больно много вы мните о своем искусстве. Ваше дело гостей развлекать
-
вот и развлекайте.
НАРБАТ. Разве в этом предназначение искусства?
МЕТРДОТЕЛЬ. А в чем же?
НАРБАТ. Искусство нужно людям, чтобы душа жила!
ФЛЕЙТИСТКА. Как это верно! Вы слышали, как гости мне хлопали? Какой успех! АРФИСТКА. Нам будут так же хлопать, мама? ПЕВИЦА. Нет, дочка. Нам будут хлопать больше.
АРФИСТКА. Правда?
ПЕВИЦА. Абсолютно уверена.
ФЛЕЙТИСТКА. Не вам будут хлопать, а цезарю и тетрарху!
ПЕВИЦА. Это почему же не нам?
ФЛЕЙТИСТКА. Потому что даже сравнивать глупо мою мелодию и ваши пошлые здра-
вицы! (Передразнивает.) «Долгие лета!»
ПЕВИЦА. Все слышали, что она сказала? Все слышали? Нахалка!..
НАРБАТ (рычит). Молчать! (Закрывает уши руками и уходит в покои царицы.) АРФИСТКА. Чего это с ним?
МЕТРДОТЕЛЬ. Благородного из себя строит. А сам-то кто? Без роду, без племени! За-летела ворона в царские хоромы!
Арфистка хихикает. Из зала возвращаются официанты с подносами.
МЕТРДОТЕЛЬ. Все что ли? Так быстро? (Заглядывает в блюда.) Чего это, чего это? Со-ловьев не едят?!
ФЛЕЙТИСТКА. Почему же, царь поел. Даже два раза себе накладывал. А кто-то и во-обще не притронулся. (Гордо.) Заслушались!..
МЕТРДОТЕЛЬ. Ну, зажрались! Отказываться от жареных соловьев?! (Останавливает одного из официантов.) Дай-ка сюда. (Забирает блюдо, осматривает его придирчиво.)
-
этого краю совсем не тронуто. Ну, девочки, налетай! Кто тут хотел попробовать жаре-ных соловьев?
АРФИСТКА (восторженно). Правда, можно?! ПЕВИЦА (тихо). Веди себя достойно!
АРФИСТКА. Я бы попробовала из любопытства… (Метрдотелю.) Вы сначала сами по-пробуйте.
МЕТРДОТЕЛЬ. Да ладно. Я этих соловьев давно уже напробовался. ПЕВИЦА (подходит к блюду). Разве что одну штучку. (Ест.) ФЛЕЙТИСТКА. Вина себе наливайте. Я угощаю.
Все пьют и едят.
АРФИСТКА (присаживается рядом с Метрдотелем). А в Риме тоже едят соловьев? МЕТРДОТЕЛЬ. Едят. В Риме все подряд едят.
АРФИСТКА. А правда, что там нужду справляют не выходя из дома? Как-то даже не верится…
20
МЕТРДОТЕЛЬ. Чистейшая правда! Канализация называется. ПЕВИЦА. Надо же! Как вы сказали называется, - циливизация?
МЕТРДОТЕЛЬ. Угу. Циливизация. (Задумывается.) Постойте, не сбивайте меня. Кана-лизация! Вечно я путаю эти два понятия.
АРФИСТКА. А еще, говорят, вода прямо в доме течет. МЕТРДОТЕЛЬ. А это водопровод называется. ФЛЕЙТИСТКА. Нам до такого не дожить. МЕТРДОТЕЛЬ. Отчего же, в Салиме уже провели. ФЛЕЙТИСТКА. Что провели? Водопровод?
МЕТРДОТЕЛЬ. Естественно. Теперь и циливизацию провести собираются. ФЛЕЙТИСТКА. Я не верю. Наши тут же сломают! Не может у нас быть как в Риме! ПЕВИЦА. А правду говорят, у нас в Салиме будут строить цирк? МЕТРДОТЕЛЬ. Я тоже слышал.
ФЛЕЙТИСТКА. Какой у нас может быть цирк? Курам на смех! АРФИСТКА. Говорят, в цирке на золоченых колесницах катаются. Да?
МЕТРДОТЕЛЬ. Не только. Там рабов заставляют сражаться с дикими львами. Насмерть. АРФИСТКА. Правда, насмерть? Как я хочу попасть в цирк! Это предел мечтаний! ФЛЕЙТИСТКА. Пустят ли? Туда сам цезарь ходит!
АРФИСТКА. Сам цезарь? Обалдеть! Как я хочу в Рим! (Прижимается к Метрдотелю). ПЕВИЦА. Съездишь, доча. Какие твои года? Вот мне уже поздновато. (Вздыхает). ФЛЕЙТИСТКА (Арфистке). Можно тебя на минутку? АРФИСТКА (недовольно). Чего еще?
ФЛЕЙТИСТКА. Два слова сказать. (Отводит Арфистку в сторону.)
Метрдотель напрягает слух
.
ФЛЕЙТИСТКА. Ну чего ты к нему липнешь? Бесполезно. Он же «голубок». АРФИСТКА. Откуда вы знаете?
ФЛЕЙТИСТКА. Мне ли не знать? В этих дворцах один разврат!
МЕТРДОТЕЛЬ (подходит к Флейтистке, хватает ее за руку). Как ты смеешь гадости про меня говорить?! А я еще вином ее угощал! Фу, самарянка проклятая! ФЛЕЙТИСТКА. Сам ты самарянин!
МЕТРДОТЕЛЬ. Неправда. У меня мама - идумейка. А вот ты - чистейшей воды сама-рянка, все это знают!
ФЛЕЙТИСТКА. Господи! Ну и что с того, что самарянка? Каждый теперь носом тыкать будет?
МЕТРДОТЕЛЬ. Сама нарываешься, артистка хренова!
ФЛЕЙТИСТКА. Что ты знаешь об артистах? Что? Возьми вот флейту. (Протягивает Метрдотелю флейту.) Дунь!! Попробуй!!! Увидишь, какой это каторжный труд! Сто звуков в минуту! Устанешь дырки на это дырявой палке зажимать! А ведь надо еще вы-разить мысль! Надо выдать чувство! Легко сказать, - «Самофракийская мелодия», а бьешься над ней не год, и не два. А потом подвалит какой-нибудь хрен с масляной ро-жей и давай учить: «Темпы не те, трактовка не та»! С детства по этим дыркам пальцами долбишь, а результат? Ни денег, ни детей, ни семьи, ни дома… Вся жизнь псу под хвост! Еще и самарянкой обзовут! (Рыдает.)
МЕТРДОТЕЛЬ (не может успокоиться). Я б тебя и не так обозвал! При дамах неудоб-но.
ПЕВИЦА (примирительно). Перестаньте, прошу вас! Мы артисты, граждане мира! ФЛЕЙТИСТКА. Ну каждый, буквально каждый носом тычет! Доколе это будет продол-жаться?!
21
ПЕВИЦА. Не принимайте близко к сердцу. При нынешнем царе это уже не имеет значе-ния.
МЕТРДОТЕЛЬ. Ошибаетесь, девочки. Еще мой дедушка - вечная память! - говаривал:
«Цари приходят и уходят - только проблемы у нас не меняются».
ПЕВИЦА (вздыхает) Тоже верно…
ФЛЕЙТИСТКА. Дайте вина!
МЕТРДОТЕЛЬ (наливает в чашу вино). Пожалуйста. Я разве против? А все равно язык не надо распускать…
Дамы пьют, наливают снова.
Из покоев царицы торжественно входит Саломея в костюме для танца, за ней следует Иродиада, замыкает процессию Нарбат. Останавливаются в проеме двери.
ИРОДИАДА. Ну вот, Саломея, пришел твой час. Теперь я вижу, что ты совсем взрослая
-
не нуждаешься во мне. САЛОМЕЯ. Я боюсь, мама…
ИРОДИАДА. Не надо бояться. Данные у тебя есть. Осталось дело за малым - слушать музыку и следовать движениям души. И все получится.
САЛОМЕЯ. Мне кажется, я не сумею… ИРОДИАДА. Всем так поначалу кажется, дочка. САЛОМЕЯ. Нет, нет! Я не сумею!
ИРОДИАДА. Сумеешь. Я открыла тебе секрет своего танца - следовать движениям ду-ши.
САЛОМЕЯ. Мама, а после? Что будет после? ИРОДИАДА. Это зависит от тебя.
САЛОМЕЯ. Хорошо… Я как-нибудь станцую. А вдруг царь захочет меня?
ИРОДИАДА. Тише! (Берет ее за руку, ведет на террасу).Он не захочет.
САЛОМЕЯ. Как не захочет?!
ИРОДИАДА. Он постыдится. Ведь ты моя дочь.
САЛОМЕЯ. Вот как? Значит, я снова всего лишь твоя дочь, значит, я снова в тени?! ИРОДИАДА. Это ничего не значит, Саломея, кроме того, что он любит меня. САЛОМЕЯ. Это ужасно, мама!
ИРОДИАДА. Что ты, дочка! Зачем тебе его любовь? Когда-нибудь тебя тоже кто-то страстно полюбит, поверь. Зачем тебе дядя Антипа? Тебя ждет другое, славное буду-щее!
САЛОМЕЯ. Мне не нужен дядя Антипа! Но если он не захочет меня, это будет позор! Он не захочет меня при всех гостях?! Какой позор!
ИРОДИАДА. Прекрати! Он захочет тебя. На словах, конечно. Дядя Антипа умеет при-лично вести себя на людях. Он публично заявит, что хочет тебя.
САЛОМЕЯ. Ты уверена?
ИРОДИАДА. Конечно, Саломея. Дядя Антипа публично заявит, что возжелал тебя, и проведет сцену так, что никто не сможет его заподозрить в неискренности. Он спросит: «Что хочешь ты получить за свой танец?» И он исполнит любую твою просьбу. Он по-клянется в этом.
САЛОМЕЯ. Он поклянется? И что же мне попросить у него? Этот дворец? ИРОДИАДА. Дурашка, этот дворец и без того твой.
САЛОМЕЯ. Что же мне попросить? Чтобы он отвез меня в Рим? ИРОДИАДА. Он отвезет. И кому ты будешь нужна в этом Риме?
САЛОМЕЯ. Так что же? Может быть, попросить у него новое ожерелье из смарагдов? ИРОДИАДА. Я подарю тебе свое. Лучшего все равно не найдешь. Даже в Риме.
22
САЛОМЕЯ. Тогда я не знаю.
ИРОДИАДА. Проси, чтобы он казнил пастуха, который сидит в темнице.
САЛОМЕЯ. Зачем это мне?
ИРОДИАДА. Это нужно мне!
САЛОМЕЯ. Но зачем?..
ИРОДИАДА (почти кричит). Проси, чтобы он казнил пастуха! Я так хочу! САЛОМЕЯ (растерялась). Что с тобой, мама?
ИРОДИАДА (взяла себя в руки). Сделай это ради меня, девочка, ведь я отдала тебе свой танец. Пойми меня правильно, Саломея, это нужно не только мне, это нужно всем нам. Человек, который сидит в темнице, сеет раздор в стране. Дядя Антипа давно бы казнил его, но он слишком мягкий и нерешительный. К тому же политическая ситуация сложи-лась непростая. Сам он боится отдать такой приказ, это может вызвать волнения в наро-де. Но если об этом попросишь ты, он с радостью выполнит просьбу. Никто не сможет упрекнуть его, ведь он просто исполнит царскую клятву. Пусть все думают, что это был твой каприз. Моя дочь имеет право на любые капризы. САЛОМЕЯ. Я, право, не знаю… Все это так странно…
ИРОДИАДА. Так что же ты просишь у него? Или, может быть, у тебя есть какая-то меч-та, тайное желание?
САЛОМЕЯ (смутившись). Я еще не решила… (Невольно взглянула на Нарбата и опу-стила глаза.)
ИРОДИАДА. Тогда послушайся меня. Дворец, изумрудное ожерелье, поездка в Рим – как это мелко! И даже если ты попросишь полцарства, это будет так мелко! САЛОМЕЯ. Но почему?
ИРОДИАДА. Не понимаешь? Увы, тебе не достает благородства.
САЛОМЕЯ. Объясни мне, мама!
ИРОДИАДА. Подумай сама. Подумай над тем, что я тебе сказала. А теперь иди. Гости устали ждать.
САЛОМЕЯ (чуть не плача). Я иду. (Выходит с террасы, движется к выходу в зал, останавливается. Нарбату) Ты будешь смотреть, как я танцую, Нарбат? НАРБАТ (отводит глаза). Не знаю, царевна.
САЛОМЕЯ. Ты должен видеть, как я танцую! Я приказываю тебе! (уходит в зал.)
Голос глашатая: «Танец семи покрывал!» Эхо повторяет эти слова многократ-
но.
МЕТРДОТЕЛЬ (дамам). Я знал, что он будет! Какой же пир обойдется без танца семи покрывал?
ФЛЕЙТИСТКА. Это должно быть красиво…
Дамы, официанты, слуги - все прильнули к занавеске.
ИРОДИАДА. Что же и ты не торопишься, Нарбат? Или тебе не интересно, как будет
танцевать Саломея?
НАРБАТ. Нет, царица.
ИРОДИАДА. Ты действительно преданный…
НАРБАТ. Но зачем ты решила казнить его?
ИРОДИАДА. Он осмелился меня судить. Он нагло вмешался в мою жизнь и должен быть наказан! Он мой личный враг, Нарбат, а врагов положено убивать. НАРБАТ. Ты говорила, что в жизни есть черта… Не преступай ее, царица!
23
ИРОДИАДА. Врагов положено убивать! Так учили меня дед и отец. Так было и так бу-дет всегда. И ты не посмеешь мне возразить!
Раздается музыка. По занавеске, отделяющей парадный зал, скользит тень Са-ломеи - она начала свой танец.
НАРБАТ. Идем, царица. Не стоит терзать себя.
ИРОДИАДА. Нет, Нарбат. Я должна испить эту чашу. (Садится.) Когда-то мне было столько же лет, как сейчас Саломее. Я жила во дворце деда в Салиме. Отца уже не было
-
живых. Его оклеветал сводный брат Антипатр. Дед был доверчив и вспыльчив, он от-дал тайный приказ и отца задушили. Позже он так сожалел об этом! Ничего исправить было уже нельзя, и тогда всю свою отцовскую любовь он перенес на нас, своих внуков. Ни в чем нам не было отказу, нас учили наукам лучшие учителя, лучшие повара корми-ли нас и лучшие портные шили для нас одежду. Когда я проходила по коридорам двор-ца, все склонялись в глубоком поклоне и вслух восхищались моей красотой. И была я гордой, надменной, смотрела на мир свысока и считала, что все меня любят. Но судьба моя была решена за меня. Когда умер дед, меня спешно выдали замуж за одного из моих дядьев. И хотя у нас не приветствуют родственные браки, выбирать мне не приходилось. Вскоре мой муж разорился и умер, и я осталась без гроша в кармане с дочерью на руках. Вот так спало с плеч первое покрывало, и я увидела мир, как он есть.
Завеса приоткрывается и слуга выносит покрывало. Нарбат подхватывает его и опускает к ногам царицы.
ИРОДИАДА. Вот оно, первое покрывало. Здесь, собственно, и начинается танец. Все в мире изумляло меня. Я видела, как сочетаются в нем красота и уродство, благородство и низость, богатство и нищета. Самой мне, чтобы хоть как-то заработать, пришлось вы-учится танцевать. (Поворачивается к занавеске и смотрит на тень Саломеи.) Разве способна Саломея это понять? В ее жизни не было таких испытаний.
Слуга выносит следующее покрывало, и оно так же падает к ногам Иродиады.
ИРОДИАДА. Да, Саломее тут нечего сказать, потому так быстро сбросила она второе покрывало… (Встает.) А жизнь моя продолжалась, когда везло, я танцевала на пирах в богатых домах, в иные же дни - на постоялых дворах и в дешевых тавернах, моля Бога, чтобы никто меня не узнал. И вот я встретила свою первую любовь. Он тоже был тан-цовщик. Сириец… (В сторону зала.) Ну же, Саломея! Расскажи нам и ты о своей любви! Приоткрой свою душу! (Наблюдает за тенью.) Что же ты? Танцуй! Что может быть му-чительней и прекрасней любви? Что? Только любовь! Разве я не права?
НАРБАТ. О да, царица! (Склоняется перед Иродиадой в поклоне.)
ИРОДИАДА. Ты это знаешь, Нарбат. Верю.
Слуга выносит еще одно покрывало. Оно тоже падает возле ног царицы.
ИРОДИАДА. Так быстро? Выходит, что здесь моей дочери тоже нечего сказать… (Са-дится.) Я прожила счастливый год. Целый год! Мой избранник многому научил меня в танце. Но главное не в этом, он научил меня любить. Однако же, тайное быстро стано-вится явным. За долгую жизнь у Ирода Великого было девять жен, можешь представить, сколько же у меня родственников? Один из них увидел меня. Скоро и все остальные узнали, что под личиной простой танцовщицы скрывается внучка великого Ирода. Род-
24
ственники сочли это неприличным. Сирийца моего казнили… А мне… мне запретили появляться среди простых людей.
Слуга выносит четвертое покрывало.
(подобрав его.) Это был страшный год! Кто способен подобное вынести или хотя бы по-нять? Увы, не ты, моя девочка… (Отбрасывает покрывало.) Меня приютила одна из теток. Меня кормили, одевали, заботились о Саломее, но в душе у меня воцарился траур. (Смотрит на тень Саломеи.) Что она делает?! Кто научил ее этому? Уменье бедрами крутить еще не все! Где же твоя душа?.. Разве я так танцевала? НАРБАТ. О нет, царица! Твой танец был другим!
ИРОДИАДА. Спасибо, Нарбат.
НАРБАТ. Кто видел его хоть раз, никогда не забудет!
ИРОДИАДА. Да… В нелегкое время он родился. Я подумала: это должен быть танец о женщине, о самой женской сути. И сразу возникла идея - танец семи порывал. Семь по-крывал… Семь женских сущностей, семь ее ипостасей. Сколько же раз я его танцевала? Не счесть. И раз от разу он изменялся, ведь и я менялась. Он обретал новые штрихи, но-вые чувства. Танец жил вместе со мной.
Следующее покрывало легло у ног царицы.
Пятое покрывало. Как быстро проносится жизнь!.. В доме у тетки устроили праздник. Собралась вся родня. Был приглашен и мой дядька Филипп, он правил тогда тремя обла-стями на востоке от Иордана. Филипп прибыл с богатой свитой, привез роскошные по-дарки родне. Я упросила тетку позволить мне танцевать на пиру. Филипп увидел меня и воспылал страстью. Наутро он сделал мне предложение… Замуж за родственника, хоть он и дальний? Опять? Что скажут люди? Но мне тогда было все равно, лишь бы уехать, лишь бы в другую жизнь!.. Я не любила Филиппа, но он разбудил во мне дикую чув-ственность. Он знал толк в ласках и умел распалить меня. Он приводил меня в спальню
-
заставлял меня танцевать перед ним, каждый мой танец неизбежно заканчивался по-стелью. Тело мое горело от страсти, а душа была холодна. Так продолжалось немало лет… (Смотрит на тень Саломеи.) Что же она движется, как сомнамбула?! Ну же, Са-ломея, ну! Где твоя страсть?! Покажи, на что способна дочь царицы Иродиады! (Отво-рачивается.) Нет, я не так танцевала…
Слуга выносит еще одно покрывало.
Которое по счету покрывало? Не важно. Дело близится к развязке… Ты не устал меня слушать, Нарбат? Не смущают тебя мои откровенные речи? НАРБАТ. Говори, царица. Все примет моя душа.
ИРОДИАДА. И снова был пир. И снова я танцевала. Я сразу увидела его среди гостей. Высокий, крепкого сложения, благородная сединой в бороде - он унаследовал стать своего отца, великого Ирода. Он был серьезен и задумчив, но когда смотрел на меня, добрая улыбка появлялась на его лице. Но даже когда он улыбался, в глазах его была пе-чаль. Я подумала: он, наверное, тоже много страдал… (Встает, подходит к Нарбату и смотрит ему в глаза.) Ты понял, о ком я, Нарбат? Это был Ирод-Антипа. В тот вечер я танцевала как никогда. Филипп пришел в крайний экстаз и потащил меня в спальню. Но
-
сказалась больной. Он не поверил, ударил меня. Я заперлась в своих покоях, он хотел выломать дверь… Потом он ушел спать к одной из своих наложниц. А я тайком пробра-лась на половину гостей. Той же ночью мы бежали.
25
Темп танца нарастает. Тень Саломеи мечется по занавеске.
(Перекрикивая музыку.) Много лет я занимала почетное место за царским столом, пока все не кончилось в одночасье!.. Вот он, печальный итог! Вот она, моя жизнь, Нарбат!..
Музыка в зале смолкла. Слуга выносит последнее покрывало.
(Подбирает его.) В чем же смысл «Танца семи покрывал»? Одно за другим, как шелуха, спадают покрывала, обнажая саму женскую сущность. Любить и быть любимой! И только это…
В зале раздались аплодисменты.
Теперь мне осталось одно – казнить преступника.
НАРБАТ. Не совершай ошибки, царица!
ИРОДИАДА (гневно). Ты вздумал учить меня? Ты поверил в сказочку о любви? Любить
другого больше, чем себя? Ну что же, лей слезы, вздыхай, изъясняйся загадками! И да-
леко ты уйдешь с такою своею любовью?
НАРБАТ. Царица!
ИРОДИАДА. Да, я царица, и никогда не забывала об этом. А ты – ни на что не годный жалкий щенок!
Из зала выбегает Саломея. Она раскраснелась, пот течет по ее лицу.
САЛОМЕЯ. Ну как, как я танцевала?
ИРОДИАДА. Ты была великолепна, Саломея. Гости в восторге.
САЛОМЕЯ. Я счастлива, мама!
ИРОДИАДА. Иди к гостям, требуй награды! Ты не забыла, о чем я просила тебя?
САЛОМЕЯ (идет к залу, вдруг останавливается). Подойди ко мне, Нарбат. (Тихо.)Ты не пожелал смотреть на меня? Ты посмел ослушаться моего приказа? НАРБАТ. Да, царевна.
САЛОМЕЯ. Ну что ж… Мне теперь все равно! И все же ответь, за что ты меня так не любишь? Говори правду!
НАРБАТ. Мне не за что тебя не любить, царевна, как не за что и любить… САЛОМЕЯ. Но ты не видел танца!
НАРБАТ. Нет. Однажды в жизни я уже видел танец…
САЛОМЕЯ (бьет его по лицу). Ее слава затуманила тебе глаза! Но ты увидишь, моя сла-ва будет не меньше! Уже сегодня говорить будут только обо мне! (Гордо удаляется в зал.)
И снова грянул шквал аплодисментов.
ПЕВИЦА (дочери). Приготовься, скоро наш выход. Мы должны быть на высоте. ФЛЕЙТИСТКА. Дайте мне выпить!
МЕТРДОТЕЛЬ (наливает вино в чашу). При царе Соломоне женщины вином освежа-лись - теперь они напиваются.
ФЛЕЙТИСТКА. Глупо! (Пьет.)
26
В зале наступила гробовая тишина.
МЕТРДОТЕЛЬ. Что такое? (Прикладывается ухом к завесе и сообщает остальным, что
услышал.) Царевна Саломея просит у царя подарок…
АРФИСТКА (прижавшись ухом к завесе). Она требует голову Иоканаана.
ПЕВИЦА. Какой кошмар!
АРФИСТКА. Мама, она просит, чтобы ей подали голову пастуха на серебряном блюде. ФЛЕЙТИСТКА. Мне сейчас будет дурно!
ИРОДИАДА (подходит ближе). Что ответил ей царь? МЕТРДОТЕЛЬ. Не слышно. Царь говорит тихо. ИРОДИАДА. Говорит тихо? Это значит, что он взбешен.
МЕТРДОТЕЛЬ. Тише вы, тише! Он и так говорит едва слышно! Царь говорит, что вы-
полнит просьбу… хотя она неприятна ему… Он говорит, что выполнит просьбу, если…
если среди присутствующих найдется человек, который исполнит ее… исполнит, зная,
что царю это не угодно… (Отходит от завесы.) Говорил я вам – хитрый лис! Кто же
решится, зная, что за это с ним сделают?
АРФИСТКА. А что с ним за это сделают?
МЕТРДОТЕЛЬ. Казнят. Что же еще?
Повисла напряженная пауза. К царице Иродиаде подходит Нарбат, долго смот-рит ей в глаза.
НАРБАТ. Я! Я отрублю ему голову! (Выходит в зал, оттуда слышен его голос.) Я от-рублю Голову Иоканаана.
ПЕВИЦА (дочери). Кого казнят? Я что-то ничего не поняла… АРФИСТКА. Этого и казнят… Который голову отрубит. Так получается… ПЕВИЦА. Куда же он тогда пошел? (Подходит к Флейтистке.) А вы как считаете? ФЛЕЙТИСТКА (истерично). Я ничего не знаю! Ничего не знаю! Меня играть пригласи-ли – я сыграла! И все. И все! (Укутывается в попону.) ПЕВИЦА (дочери). Что это с ней? Ненормальная…
АРФИСТКА (Метрдотелю, который прижался ухом к занавесу). Простите, может, вы нам объясните?
МЕТРДОТЕЛЬ (отмахивается). Да тише! Шепчет что-то себе под нос… Ни одного сло-ва не разобрать!..
АРФИСТКА. Кто шепчет? Мы тоже знать хотим…
МЕТРДОТЕЛЬ. Кто, кто… А ж говорил, политикой интересоваться надо! ПЕВИЦА. Вот мы и просим вас разъяснить… МЕТРДОТЕЛЬ. Куда лезете?! Не ровен час тут всех казнят! АРФИСТКА. А нас за что? Он шутит, мама?
ПЕВИЦА. Тут, доча, не поймешь, кто шутит, а кто нет. Лучше помолчим.
Нарбат возвращается, держа в поднятой руке перстень с рубином и на ходу обнажая меч; спускается в темницу.
АРФИСТКА. Что это? Что у него было в руке? МЕТРДОТЕЛЬ. Перстень смерти. Царь вручает его палачу… ПЕВИЦА. Какой ужас!
АРФИСТКА (дернув мать за рукав). Дай мне лепешку, мама. ПЕВИЦА. Да погоди. Чего это тебе приспичило? АРФИСТКА. Ну, дай лепешку!
27
Певица развязывает мешок, достает лепешку и дает дочери.
ФЛЕЙТИСТКА. Вам бы только жрать!
ПЕВИЦА. Подумаешь!.. Проголодалась девочка… (Дочери, тихо.) А ты не могла потер-
петь? Вечно меня позоришь!
АРФИСТКА. Это у меня от нервов, мама.
ПЕВИЦА (Флейтистке). Это у нее от нервов. Понятно вам? Переживаем очень. МЕТРДОТЕЛЬ (строго). Ведите себя прилично! В такой момент… ПЕВИЦА. Чем же мы так себя неприлично ведем? МЕТРДОТЕЛЬ. Тише!
ПЕВИЦА (дочери, тихо). С тобой одни неприятности!..
Напряженная тишина. Нарбат возвращается. В руках у него серебряное блюдо, накрытое платком. Иродиада быстро уходит в свои покои. Нарбат направляется в зал.
АРФИСТКА. Его казнят, мама? Да? Я поняла, теперь его казнят? Как страшно! ПЕВИЦА. Смотри, доча, смотри! Запоминай! Когда еще такое увидишь?
Арфистка устремляется к глазку. Следом за ней все остальные.
Раздается крик Саломеи: «Не-ет!»
Из зала выходят стражники, они ведут Нарбата. Следом бежит Саломея.
САЛОМЕЯ (преграждая стражникам путь). Куда вы его ведете? Я не позволю! Нет!!
Охранники отталкивают ее и уводят Нарбата в темницу.
(бежит в зал). Нет! Нет!! Пощадите его!!! МЕТРДОТЕЛЬ. Какой ход! Как в греческой трагедии… АРФИСТКА (смотрит в глазок). Упала в оморок! Они ее выносят. МЕТРДОТЕЛЬ (отталкивает Арфистку от глазка). Дай-ка глянуть. ПЕВИЦА. Не в оморок, а в обморок. Следи за речью! АРФИСТКА. Отстань ты от меня, зануда!
МЕТРДОТЕЛЬ (удивленно). Чего, уже расходятся? (Проскальзывает в зал.)
ПЕВИЦА. Что значит расходятся? Мы еще не выступали. Ну-ка посмотри, доча, что у них там.
Арфистка прильнула к занавеске и смотрит в глазок.
ПЕВИЦА. Ну, что там у них?
АРФИСТКА (отрываясь от глазка). Не видно, как на зло! Официанты спинами мне все загородили!
ПЕВИЦА. Дай я сама погляжу!
ФЛЕЙТИСТКА (пытаясь оттеснить Певицу от глазка). Вы уже посмотрели! Теперь моя очередь.
ПЕВИЦА. Какая очередь? Что это вы тут свои порядки устанавливаете?!
АРФИСТКА. Да тише вы! Давайте хоть послушаем!
ПЕВИЦА. Что ты услышишь? Не слышно ничего!
АРФИСТКА. Я бы все услышала, если бы ты не трындела!
28
Возвращается Метрдотель. Дамы отскакивают от завесы.
МЕТРДОТЕЛЬ (тоном глашатая). Пир окончен! Царь провожает гостей!
ПЕВИЦА. Как это окончен? А наше выступление?
МЕТРДОТЕЛЬ. Ты что, идумейского не понимаешь? Окончен пир.
ПЕВИЦА. А мы?
МЕТРДОТЕЛЬ. Вы свободны. Можете расходиться по домам. ФЛЕЙТИСТКА. Нет уж, извините! Я сначала дождусь гонорара. МЕТРДОТЕЛЬ. Какой гонорар? Царь уезжает вместе со свитой и казначеем. ПЕВИЦА. Куда это он уезжает?
МЕТРДОТЕЛЬ. В Тевериаду. Там у него второй дворец.
ФЛЕЙТИСТКА (переходит на крик). А кто мне за выступление заплатит? Кто, я спра-шиваю?!
МЕТРДОТЕЛЬ. Я что ли? Я тут не при чем.
ФЛЕЙТИСТКА. Я требую гонорар!
МЕТРДОТЕЛЬ. Не шуми. Сама должна понимать - форс-мажорные обстоятельства.
Зайдешь через неделю.
ПЕВИЦА. А нам кто заплатит?
МЕТРДОТЕЛЬ. Так вы же вообще не выступали! АРФИСТКА. Ну и что? Я требую, чтобы нам заплатили! МЕТРДОТЕЛЬ. Какая наглость! Я был о вас лучшего мнения.
ПЕВИЦА. А договор? У меня есть договор! Мы ведь пришли, честно дожидались, мы ни в чем не виноваты!
МЕТРДОТЕЛЬ (с сомнением). Уж не знаю, заплатят ли вам…
ПЕВИЦА. Как не заплатят? А упущенная выгода? Мы этот вечер на другом пиру могли отработать!
МЕТРДОТЕЛЬ. Попробуй зайти через неделю.
ФЛЕЙТИСТКА. Я никуда отсюда не уйду, пока не получу свои деньги!
МЕТРДОТЕЛЬ (строго). Освободите помещение, девочки. У нас тут еще работы - конь не валялся. Не видели, как гости насвинячили? ПЕВИЦА. Мы тоже никуда не уйдем!
МЕТРДОТЕЛЬ. Стражу что ли вызывать? Под руки вас выводить? (Официантам.) Эй! Покажи дамам, где выход.
Один из официантов подходит к дамам, берет их под руки и подталкивает к террасе.
ФЛЕЙТИСТКА. Беспредел!
ПЕВИЦА. А еще про канализацию рассуждал!
Дамы уходят. Из своих покоев возвращается царица Иродиада.
МЕТРДОТЕЛЬ. Смею доложить, царица, пир окончен.
Метрдотель раздергивает завесы, за ней слуги собирают метлами горы мусора.
Царь велели передать, что вы можете ехать. Сейчас ваши вещички принесут. Повозка уже дожидается.
ИРОДИАДА (растерянно). Ехать? Куда ехать? МЕТРДОТЕЛЬ. Царь сказал, может ехать, куда пожелает.
29
ИРОДИАДА. И он послал сообщить мне об этом лакея?!
МЕТРДОТЕЛЬ. Велели передать…
ИРОДИАДА. Прочь от меня, собака… Худшей казнить достоин тот, кто посмел пере-
дать царице такие слова!
МЕТРДОТЕЛЬ (нагло ухмыляясь). Уже казнили, да только не меня!
ИРОДИАДА. Ты еще смеешь пререкаться?
МЕТРДОТЕЛЬ. Я к слову, так сказать, заметил… Царь велели с отъездом не затягивать. ИРОДИАДА. На колени, собака!
МЕТРДОТЕЛЬ. Ну, что вы так разволновались? (Слугам.) Поторопитесь с вещами цари-цы!
Царица вскидывает голову, в лице ее уже нет ни тени растерянности, во взгляде
-
одна только непреклонная воля, а голос звучит подобно раскатам грома. Эхо разно-сит его по опустевшей крепости.