ПОСЛЕ ПЕТРА

ИРИНА ПАВЛЫЧЕВА

 

 ПОСЛЕ ПЕТРА

одноактная историческая пьеса

Санкт-Петербург

2019

ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА:

 МЕНШИКОВ АЛЕКСАНДР ДАНИЛОВИЧ,  52  года. – СВЕТЛЕЙШИЙ КНЯЗЬ.

МЕНШИКОВА ДАРЬЯ МИХАЙЛОВНА, ЕГО ЖЕНА.

ЕКАТЕРИНА I АЛЕКСЕЕВНА, 41 год, с 1725 г. – РУССКАЯ ИМПЕРАТРИЦА.

ПЕТР  II АЛЕКСЕЕВИЧ, 10 лет – ВЕЛИКИЙ КНЯЗЬ,  с 1727 г. – РУССКИЙ ИМПЕРАТОР.

ДОЛГОРУКИЙ АЛЕКСЕЙ ГРИГОРЬЕВИЧ – КНЯЗЬ, ОТЕЦ ФАВОРИТА  ПЕТРА II.

ДОЛГОРУКИЙ ВАСИЛИЙ ЛУКИЧ, 55 лет  – ЕГО ДВОЮРОДНЫЙ БРАТ,

ДЕВИЕР АНТОН МАНУЙЛОВИЧ  – МУЖ СЕСТРЫ МЕНШИКОВА, ОБЕР–ПОЛИЦМЕЙСТЕР, 51 год.

ТОЛСТОЙ ПЕТР АНДРЕЕВИЧ, 72 года – ГРАФ.

БУТУРЛИН АЛЕКСАНДР БОРИСОВИЧ,31 год – ПОЛКОВНИК.

РЕПНИН АНИКИТА ИВАНОВИЧ, 57 лет – КНЯЗЬ, ГЕНЕРАЛ-МАЙОР.

ГОЛОВКИН ГАВРИЛА ИВАНОВИЧ, 65 лет – ГРАФ, КАНЦЛЕР.

МАКАРОВ АЛЕКСЕЙ ВАСИЛЬЕВИЧ, 51 год – КАБИНЕТ-СЕКРЕТАРЬ.

БАССЕВИЧ ГЕННИНГ–ФРЕДЕРИК  – МИНИСТР ДВОРА ГЕРЦОГА ГОЛЬШТИНСКОГО.

ЯГУЖИНСКИЙ ПАВЕЛ ИВАНОВИЧ, 42 года  – ГРАФ, КАБИНЕТ МИНИСТР.

ФЕОФАН ПРОКОПОВИЧ  – епископ, с июня 1725 года – архиепископ.

ДЕНЩИКИ

ЛАКЕИ

 ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ

КАРТИНА ПРЕВАЯ

Дворец Меншикова. Внутренние покои. Слышно, как во двор стремительно влетают сани. Весь дом оживает, приходит в движении. Слышны голоса: “Князь”, “Их сиятельство”, “Светлейший”. Входит Меншиков. Он угнетен и очевидно нервничает. Навстречу и вслед бегут лакеи и денщики. Воцаряется переполох, больше похожий на панику.

  МЕНШИКОВ (крайне взвинчен, нервозен, намеренно не замечает челядь). Где все? Как вымер дом! Денщик!

  ДЕНЩИК. Я здесь, ваша светлость!

  МЕНШИКОВ. Сию минуту разослать нарочных к Толстому, Бутурлину, Макарову, Бассевичу, Девиеру. Пусть просят их быть ко мне, как скоро могут. Иди, да поспешай!

 Денщик выбегает. Входит Дарья Михайловна Меншикова. Взволнованна, напугана, озабочена.

МЕНШИКОВА. Здравствуй, свет мой! Как там, что?!

МЕНШИКОВ.  Все!!! Все!!!

МЕНШИКОВА. Неужто ...

МЕНШИКОВ.  Умирает. Умирает, Петр!

МЕНШИКОВА. Господи помилуй, неужто?!!

МЕНШИКОВ. Понимаешь ли ты, что это значит?

МЕНШИКОВА. Господи, воля твоя. Может, Бог ещё смилуется над нами?

МЕНШИКОВ.  Ах, если бы!!!

МЕНШИКОВА. Он не стар...

МЕНШИКОВ. Так-то оно так, да, коли поприпомнить, в роду его ведь все недолговечны. Хоть батюшку его возьми, хоть братьев. Да и матушка, царство ей небесное, тоже не слишком пожила. Нет, трудно уповать на милость Божью! И не можем мы этого себе позволить.

МЕНШИКОВА. Как так? Окстись!!!

МЕНШИКОВ.  Ах, Ангел мой, нешто ты и впрямь не понимаешь?

МЕНШИКОВА. Столь ли страшно?

МЕНШИКОВ.  О Господи!

МЕНШИКОВА. А, чай, со сменою царя тебе и забудут все начеты, что Долгорукий, да Голицын на тебя возвели?

МЕНШИКОВ.  И-и-и, матушка! Ты понимаешь ли, кто может на престол встать?

МЕНШИКОВА. Должно, Петр Алексеевич – внук.

МЕНШИКОВ (передразнивая). Должно!!! Нет, не должно произойти такого! Внук Петра! А чей он сын? Ты, часом, не припоминаешь? Не о себе тужу, я – старый грешник. Но дети, ты... Все рушится...

МЕНШИКОВА. Успокойся, батюшка родимый, ты устал, душою изболелся за Петра, тебе и видится все в черном свете... Отдохни, смирись, коли судьба так повернулась...

МЕНШИКОВ. Ладно, ладно и ты не беспокойся, напрасно я сей разговор затеял. Твое ли это дело? Иди-ка к детям, что ли. А мне обдумать надобно кое-что и действовать.

МЕНШИКОВА. Что тут поделаешь, поди, лекарей давно созвали всех. Екатерине-то, я чаю, тяжко?

МЕНШИКОВ. А то нет! Она слишком хорошо знает, что её не пощадят...

МЕНШИКОВА. Петра теряет...

МЕНШИКОВ.  Ну, после Монсовой истории, как знать, хотя, конечно, горе.

МЕНШИКОВА. Теперь, опасаюсь, ей одна дорога – в монастырь.

МЕНШИКОВ.  Не скажи, по меньшей мере – три: в монастырь, на плаху... иль на престол. Мал Петруша, пусть подрастет, а царствовать пока Екатерине.

МЕНШИКОВА. Друг мой, Бог с тобой! Как можно? Я душой ей предана, сам знаешь. Но в народе ее не любят, для них она осталась иноземкой, и ею будет. К тому же женщина – и на престол, не очень-то у нас ведется!

МЕНШИКОВ. Ох, верно, верно, ты, душа моя, прямо, как в карты смотришь врагам нашим. Разве что малости какие упустила... Вот задача и заключается в том, чтобы не дать им их разыграть. Виданное – невиданное, иноземка – не иноземка, – спасаться нужно. А коли хочешь, то и дело Петра продолжать! Он родное дитя – Алексея не пощадил! А я должен рассуждать, кто любит, кто не любит Катерину? Иль ты не понимаешь, что малолетний Петр на престоле – значит, что у власти приспешники Алексея, которому я первым смертный приговор подписал!

Постучав, входит денщик.

ДЕНЩИК. Ваша светлость, позвольте доложить. Прибыл полковник Бутурлин!

МЕНШИКОВ. А остальные, за кем я посылал? Нарочные вернулись?

ДЕНЩИК. Так точно, князь, Бассевич и Толстой обещались сейчас быть. Макаров просил извинить и передал, что отлучиться болящего никак не сможет, Девиера пока не разыскали.

МЕНШИКОВ. Бутурлина зови немедля. Девиера не искать до следующих распоряжений.

Денщик выходит.

МЕНШИКОВ (потихоньку вытесняя Дарью Михайловну). Душа моя, мы с тобою заболтались! Ступай, ступай теперь. Похлопочи по дому, а то и отдохни, ты, смотрю, разволновалась, негоже, совсем негоже. У меня, прости, тут будут скучные дела.

МЕНШИКОВА. Изволь, изволь (уходит).

Входит Бутурлин, он искренне удручен.

БУТУРЛИН.  Здравствуй на многие лета, князь Александр Данилович! Печаль какая на наши головы!

МЕНШИКОВ. Здравствуй, брат, здравствуй! Печаль не то слово, грядет беда, погибель, не дай Бог!

БУТУРЛИН. Надежда есть ли?

МЕНШИКОВ. По чести сказать, мало. Поэтому, мой друг, я и просил тебя приехать. Видишь ли, с государем всякое теперь может случиться, в любой момент. Гарнизон и войска за шестнадцать месяцев жалования не получали. Коль будет Божья воля призвать нашего императора к себе, выйдет, что умрет он должником перед своими подданными. Ему теперь тяжко, ни до чего. Мы же с тобой обязаны позаботиться, чтобы подобного не вышло. Займись. Ты знаешь, куда, к кому, как надо обращаться. Ссылайся на меня.

БУТУРЛИН. Сделаю.

МЕНШИКОВ. Не тяни, сегодня ж.

БУТУРЛИН. Ужели, он так плох?

МЕНШИКОВ. Так ли нет, порядок навести неоходимо. И вот! Мы много войск на разные работы разослали. Как думаешь, не след ли их вернуть?

БУТУРЛИН. Вернуть можно...

МЕНШИКОВ. И я думаю, следует вернуть. В такой-то час, пусть молятся за императора. Да и спокойнее в столице станет.

БУТУРЛИН. Верно, верно. Тогда мы сможем удвоить стражу на постах.

МЕНШИКОВ. По улицам не плохо бы пустить отряды небольшие пехоты, пусть двигаются взад вперед в предупреждении волнений. Сим тож займись. Вели указы разослать немедля, чтоб завтра были здесь, усиль охрану.

БУТУРЛИН. Сделаю.

МЕНШИКОВ. Как твои гвардейцы?

БУТУРЛИН. Ты ведаешь, князь, они Петра до обожания любят. Молятся, скорбят.

МЕНШИКОВ. Кто, думают они, престол наследует.

БУТУРЛИН. Они надеются на выздоровление государево.

МЕНШИКОВ. И всё ж?

БУТУРЛИН. Со старшими офицерами я перемолвился...

МЕНШИКОВ. Ну?

БУТУРЛИН. Государыню жалеют и дочерей-цесаревен.

МЕНШИКОВ. А нас, что ждет?

БУТУРЛИН. Дурно дело, светлейший князь!

МЕНШИКОВ. Не узнаю тебя! Ты готов покориться? Противникам Петра отдать Россию?! Чтоб всё, что делали, враз прахом стало!

БУТУРЛИН. Женщина она, и иноземка

МЕНШИКОВ. Заладили! Ты сам, смотрю, как баба.

БУТУРЛИН. Нет, я готов, в своем полку уверен.

МЕНШИКОВ. Тогда делай, о чем уговорились, как можно расторопней. Да будь поближе.

Входит денщик.

ДЕНЩИК. Позвольте, ваша светлость, доложить? Граф Толстой и граф Бассевич изволили прибыть!

МЕНШИКОВ. Звать немедля!

Входят Бассевич и Толстой. Все здороваются.

ТОЛСТОЙ (Бассевичу, продолжая разговор). Говоришь, совсем плох он?

БАССЕВИЧ (всем). Я только что оттуда. Страшный жар почти постоянно держит его в бреду.

БУТУРЛИН. Боже! Простите меня, надобно ехать, дела срочные.

МЕНШИКОВ. Ступай,брат, ступай, дел у тебя немало.

БУТУРЛИН. Прощайте, милостивые государи!

Удаляется.

  МЕНШИКОВ (вслед).  С Богом, с Богом! (оставшимся) Начистоту?

  ТОЛСТОЙ.  Времени вилять у нас нет, светлейший.

БАССЕВИЧ. Герцог Гольштинский, все наши люди готовы поддержать императрицу.

ТОЛСТОЙ.  Войска в нашей власти. Прикинем далее: статс-секретарь Макаров, обер-прокурор Ягужинский, обер-полицмейстер Девиер – не подведут.

МЕНШИКОВ. Синод за Феофаном Прокоповичем пойдет, а он – с нами. Словом, ключевые позиции в наших руках, но надо действовать. Войсками, стражей занимается Бутурлин. Теперь казна.

ТОЛСТОЙ.  Казну бы надо в крепость перевезти. Там комендант надежный.

МЕНШИКОВ. Согласен. Кто берется переговорить с императрицей?

БАССЕВИЧ. Берусь попробовать. Мне есть, что ей сказать. Сегодня ко мне являлся Ягужинский. Отметьте, был переодет. Советовал мне срочно позаботиться о своей безопасности, если не желаю завтра же иметь честь болтаться на виселице рядом с тобой, светлейший князь. Ему стало известно о заговоре. Считает, что гибель императрицы и ее семейства неизбежна, если сегодня ночью удар не будет отстранен. Еду к ней?

МЕНШИКОВ. В добрый час!

Бассевич прощается и уходит.

ТОЛСТОЙ.  Что будет заговор, в том я не сомневался. Но уважение и страх перед Петром сильны. Ручаюсь, они не двинутся, пока в нем остается хоть признак жизни.

МЕНШИКОВ. Они пусть ждут, нам пора делать серьёзные шаги. Друг мой, возьми-ка на себя ты труд оповестить всех, кто верен Ее Императорскому Величеству, чтоб собрались во дворце сегодня к ночи. Гвардейцами, казною я займусь.

ТОЛСТОЙ. Сделаю. Прощай, тогда.

МЕНШИКОВ. Будь трижды осторожен, с Богом!

Толстой удаляется.

МЕНШИКОВ. Денщик!

Входит денщик.

ДЕНЩИК.  Ваша светлость?

МЕНШИКОВ. Вели послать в гвардейские казармы надежного и преданного человека, иль лучше сам пойди. И именем моим вели ты старшим офицерам без шуму лишнего явиться ко дворцу сегодня часам к восьми, а можно и пораньше, как кто придет. Пусть займут позиции, что поважнее. Они сообразят. Делать нужно все тайно, не привлекая внимания, будто невзначай. Надеюсь, тебе понятно.

ДЕНЩИК. Совершенно, ваша светлость.

МЕНШИКОВ. Тогда иди теперь же. Будь осмотрителен. Ступай.

ДЕНШИК. Слушаюсь, ваша светлость (уходит).

 

        КАРТИНА ВТОРАЯ

Зимний Дворец Петра I. Комната, соседняя с покоями царя. Макаров выходит от императора. Ему навстречу появляется Бассевич.

БАССЕВИЧ. Господин Макаров! Что?

МАКАРОВ. Плохо. Чуть приотпустило – потребовал бумагу и перо. Начал писать: “Отдайте всё...”

БАССЕВИЧ. Ну?!!!

МАКАРОВ. Всё.

БАССЕВИЧ. Кому?!!!

МАКАРОВ. Всё, дальше силы не хватило, упал сознания лишился.

БАССЕВИЧ. Всевышний, смилуйся!... Мне надо говорить с императрицей.

МАКАРОВ. Невозможно, три дня и три ночи она от него не отходит ни под каким видом.

БАССЕВИЧ. Дело касается ее будущего. Вы же добра желаете ее величеству? Иль пусть ей – монастырь, нам – ссылка, смерть?

МАКАРОВ. Попробую, но...

Макаров выходит, Бассевич нервно прохаживается. Быстро возвращается Макаров.

МАКАРОВ. Сожалею, граф.

БАССЕВИЧ. Вы даже не попытались уговорить. Вернулись мгновенно.

МАКАРОВ. Мне не только наотрез было отказано, но и велено немедленно выйти вон. Ослушаться я не решился.

БАССЕВИЧ. Эх!!!

Бассевич не успевает уйти, ему навстречу входит Меншиков.

  МЕНШИКОВ. Что она?

 БАССЕВИЧ. Отказала. Безотлучно при императоре.

 МЕНШИКОВ. Он?

 БАССЕВИЧ. Без памяти.

 МЕНШИКОВ. Сделал завещание?

 БАССЕВИЧ. Хотел, – не смог.

 МЕНШИКОВ. Так... Эй, кто там!

 ЛАКЕЙ. К услугам вашим?

 МЕНШИКОВ. Поди, скажи моему человеку, чтобы действовал, как я велел. Мигом! (Бассевичу) Думаю, ты согласен, граф, что необходимо, чтобы императрица дала надежду подданным своим, пока что самым близким, что не оставит их, словом, что согласна взять на себя бремя управления, покуда цесаревич подрастет. Ну и прочее... С царицей я переговорю, пожалуй, сам.

БАССЕВИЧ. Так оно вернее, ваша светлость. Только, чаю, трудно будет ее уговорить оставить мужа.

МЕНШИКОВ. Будь добр, расстарайся, граф, испроси мне аудиенцию у её величества.

БАССЕВИЧ. Применю все свое усердие, коль меня пропустят и не отошлют, как Макарова (уходит).

Зависает ожидание. Меншиков явно нервничает, не может найти себе места, мечется, что-то шепчет про себя.

МЕНШИКОВ (бормочет). Должна выйти. Сама хочет знать, что ждёт в случае… При императоре, хоть и без чувств, невозможно вести такие речи… Должна выйти. Говорить с Бассевичем отказала, но ему не доверяет, как мне…

                            Входит Екатерина. Меншиков бросается к ней.

МЕНШИКОВ. Ваше величество! (припадает на колено, склоняется к ее руке, говорит очень тихо). Ваше величество, в ваших руках наши жизни, жизни многих и многих, преданных вам и его величеству слуг. Не оставьте нас своей милостью.

ЕКАТЕРИНА. Что я могу!

МЕНШИКОВ. Подумайте о дочерях своих и о себе, в конце концов. Неужели вы хотите жизнь провесть на Соловках!?

ЕКАТЕРИНА (вздрагивает, настораживается). Неужто?

МЕНШИКОВ. Есть заговор. Он против вас, но есть и друзья ваши, их меньше, но они сильнее. Все важные посты в руках слуг, преданных вам и его величеству. Большого риска нет, если принять меры вовремя. Одно лишь ваше слово.

ЕКАТЕРИНА. Такое горе! Я едва способна думать.

МЕНШИКОВ. Но ваше слово?

ЕКАТЕРИНА. Я соглашусь на все, что вы сочтете нужным. Верю в ваше благоразумие и преданность. Сама убита и ничего не в состоянии предпринимать.

МЕНШИКОВ. Благодарю, благодарю, ваше величество. Бог милостив!

ЕКАТЕРИНА. Иди, и я спешу.

МЕНШИКОВ. Ещё один момент, позвольте.

ЕКАТЕРИНА. Слушаю, но прошу, лишь суть.

МЕНШИКОВ. Матушка-государыня, я понимаю, что не в праве в столь скорбный час беспокоить вас, и нет мне прощения, но обстоятельства таковы, что я вынужден был просить вас об этой милости... Взгляните в окно. Вон там и там в углу, и здесь, совсем под окнами, гвардейцы-офицеры. Они пришли сюда, по собственному побуждению, потому что беспредельно преданы нашему императору и вам и хотят вас поддержать в роковой момент. Они вас обожают... Мы посоветовались: все первостепенные сановники и сенаторы на вашей стороне. За нами не только гвардия, но и армия. Казна у нас в руках. Мы, ваши  приверженцы, занимаем все ключевые позиции. Сторонники Петра II сильны только знатностью. Риска нет. Но действовать необходимо. Должны же ваши подданные знать, что вы согласны принять на себя власть...

ЕКАТЕРИНА (хочет перебить). Но я...

МЕНШИКОВ. Матушка Екатерина Алексеевна, ваше величество, сам Петр венчал тебя на царство. Прошу соберись, подумай. Нужно сказать лишь несколько слов успокоения своим подданным, которые желают после Петра на троне видеть только тебя. А если у кого из них есть сомнения, вы, ваше величество, должны разрушить их. Позвольте, я взгляну, все ли в сборе и вернусь за вами.

ЕКАТЕРИНА (быстро направляясь к дверям). Нет, я от него не отойду больше ни на минуту.

                      Из покоев Петра, навстречу Екатерине, выходит Макаров.

МЕНШИКОВ. Помилуйте, ваше величество, если власть перейдет в руки ребенка, стране грозит хаос, в котором первыми погибнем все мы.

Екатерина, хоть и замедлив шаг, продолжает двигаться к дверям. Макаров мягко заступает ей дорогу.

МАКАРОВ. Ваше величество, Александр Данилович действует и советует вам разумно. Я понимаю вашу скорбь, но со своей стороны тоже молю вас соблаговолить и выполнить просьбу светлейшего князя.

ЕКАТЕРИНА. Не в силах.               

Входит Толстой.

ТОЛСТОЙ. Позвольте доложить, ваше величество, приглашенные его светлостью, прибыли. Ждут.

                                   Екатерина отрицательно качает головой.

ТОЛСТОЙ. А вы вместо того, чтобы пойти навстречу им и скипетру, хотите без пользы обнимать своего супруга, который вас уже не узнает. Там ваше присутствие не нужно, государыня! Здесь ничего не может быть сделано без вас для того, чтобы вы могли царствовать, а не плакать! И если душа вашего супруга еще остается в его теле, которое ему уже не служит, то только для того, чтобы отойти с уверенностью, что вы умеете быть достойной своего супруга и без его поддержки, и что вы с дочерями вне опасности.

Пауза.

ЕКАТЕРИНА. Если так... Я покажу это и ему, и вам, и всем. Минуту. Соберусь... (выпрямляется, принимает осанку) Зови!

Входят Бутурлин, Апраксин, Бассевич, Феофан Прокопович, ещё несколько человек: офицеры, духовенство, сенаторы.

ЕКАТЕРИНА. Вы просили меня выйти к вам. Я здесь. Я разделяю ваше беспокойство и понимаю, как много опасностей и несчастий может грозить государству, которым управляет ребенок. Меня же, как вам всем известно, венчал на царство сам супруг мой, Петр Великий, поэтому, идя навстречу вашим просьбам, и получив право из рук самого императора, я могу принять корону на себя. Но не для того, чтобы отнять ее у великого князя, а для того, чтобы надежно сохранить ее для него, как священный залог, который и возвращу ему, когда небу будет угодно соединить меня с моим обожаемым мужем, ныне отходящим в вечность.

Присутствующие прерывают ее несколько приглушенными возгласами “Да здравствует Императрица Екатерина! Виват! Благодарим, тебя матушка!” и т.п.

ЕКАТЕРИНА. Я также благодарна вам за преданность и верность.

ФЕОФАН ПРОКОПОВИЧ. Братья мои, поклянемся в верности нашей государыне императрице и разойдемся.

ВСЕ. Клянемся! Клянемся! Клянемся!

Все поочередно подходят к Феофану Прокоповичу и клянутся на Евангелие.

МЕНШИКОВ (на фоне этого процесса). Прошу вас быть в готовности в любой час снова вернуться сюда, или оставаться во дворце.

Некоторые выходят, Бассевич, Макаров, Толстой и др. остаются.

ЕКАТЕРИНА. И мне позвольте покинуть вас (направляется к дверям).

МЕНШИКОВ. Матушка-государыня, я понимаю ваше нетерпение вернуться к своему супругу и разделяю его. Я сам бы жаждал стоять сейчас у его ног, но государственные дела не терпят. Давайте попросим господина Макарова побыть там и в случае малейших перемен в состоянии императора немедля сообщить. (Макаров, поклонившись, быстро удаляется в комнату Петра)

А нам надо обсудить стезю, по которой мы должны направлять грядущие события.

ЕКАТЕРИНА. Ах, как он!

МЕНШИКОВ. Надежда, разумеется, есть, но имея противников, как наши, мы должны быть в полной готовности к любому ходу событий... Матушка-императрица, теперь ты для многих подданных, во всяком случае, для тех, кто правит государством – на престоле. Я бы предлагал во избежание осложнений немедля арестовать злоумышленников, тех, кто мыслит вопреки воле государя императора, и со злым умыслом погубить великие дала Петра хотел бы возвести на трон дитя.

                                      Екатерина не успевает ответить.

БАССЕВИЧ. Но такая мера может произвести смятение.

МЕНШИКОВ. Можно взять только зачинщиков, тогда остальные, трепеща, молча, смирятся с уже принятым решением.

ТОЛСТОЙ. Светлейший князь! А если вдруг, не дай Бог, противоположной партии удастся восторжествовать...

БАССЕВИЧ (подхватывает) Участь её императорского величия и ее приверженцев, будет тем плачевнее...

МЕНШИКОВ. Вы правы. К чему излишняя жестокость. Куда приятнее пережать их разумом, а не силой... Однако, государыня, что ты молчишь?

ЕКАТЕРИНА. Ты знаешь, князь, что никогда я не любила мер крутых. Да, и престол ищу не для того, чтобы людей тиранить, а только, чтоб не почило дело мужа моего с ним вместе...

МЕНШИКОВ. Понимаю и слушаюсь, матушка, все будет, как прикажешь отныне и впредь. Теперь, как высказала ты желание свое, если соблаговолишь, ступай к государю. Мы будем поступать по твоей воле.

ЕКАТЕРИНА. Верю вам и полагаюсь (уходит).

МЕНШИКОВ. Итак, нам предстоит составить план действий в решительную минуту, которая последует за смертью императора. Тут будет необходимо объединение усилий многих лиц. Прежде всего, нужно, чтобы каждый из нас обязался дать надлежащие наставленья тем, кто ему наиболее предан, или находятся в зависимости.

ТОЛСТОЙ. Да, но сначала нужен план.

МЕНШИКОВ. Прошу вас, господа, сюда, к столу, подальше от чужих ушей (отходят вглубь сцены). Так, что же нам понадобится?

БАССЕВИЧ. Гвардия и войска.

МЕНШИКОВ. Гвардия уже здесь. Войска поручим Бутурлину. А теперь моя основная задумка, пригнитесь, буду говорить очень тихо, тут важна полная секретность и неожиданность для противника. И еще наперед прошу всех сразу четко запоминать, что надлежит кому. Репетировать нам некогда, подсказать может не быть случая, а действовать мы должны очень слаженно. Так вот я, пожалуй, могу предложить вам забавнейшую шутку, которую мы с ними сыграем  и в два счета примирим с нашим решением! Они  и “ах” сказать не успеют... Эх, коли не печальный сей момент, мы посмеялись вдоволь бы потом... Однако, давайте перейдём, где поукромнее. 

Они тесной группой начинают потихоньку двигаться к дверям. Меншиков переходит на шепот, так что зрители ничего не слышат, а лишь видят пантомиму, энергичную, эмоциональную, но короткую, которую прерывает появление Макарова, он выходит из комнаты императора в слезах.

МАКАРОВ. Все кончено!

                          На несколько секунд все замирают, потрясенные.

МЕНШИКОВ (приходя в себя). Я к НЕМУ. Всем действовать!

Участники «совещания» выходят во внутренние покои. На некоторое время на сцене воцаряется суматоха. Входят и выходят уже известные и вновь появившиеся персонажи, здороваются, невнятно переговариваются друг с другом, обмениваются знаками.

КАРТИНА ТРЕТИЯ

    Зал быстро наполняется среди вновь пришедших: граф Апраксин, Федор Матвеевич, Долгорукие Алексей Григорьевич и Василий Лукич, князь Репнин Аникита Иванович, Ягужинский Павел Иванович, Головкин Гаврила Иванович, офицеры, духовенство. Сдержанный обмен приветствиями, грозными взглядами словами скорби, печали, радости. Быстро нагнетается атмосфера противостояния. То тут, то там можно расслышать фразы: “ Да, их жалкая кучка!” или “ И древностью рода и количеством превосходим...” “Петр II” и т.п. Василий Лукич и Алексей Григорьевич Долгорукие как бы невзначай сходятся (на переднем плане).

АЛЕКСЕЙ ДОЛГОРУКИЙ (одними губами). Что, князь Долгорукий, Василий Лукич? Как на дело смотришь?

ВАСИЛИЙ ДОЛГОРУКИЙ (также еле слышно). С надеждой, князь Долгорукий, свет-Алексей Григорьевич, – наших тут подавляющее большинство. По шепоткам слыхать, что Петру II на троне быть, если ничего непредвиденного не произойдет. Твое мнение?

АЛЕКСЕЙ ДОЛГОРУКИЙ. Уверен.

ВАСИЛИЙ ДОЛГОРУКИЙ. Рад слышать, рад слышать (на  этих словах минуют друг друга).

 Бассевич появляется из внутренних покоев, встреченный холодными и презрительными

взглядами, не смущается и исполненный достоинства подходит к Ягужинскому.

БАССЕВИЧ (понизив голос и с крайне секретным видом, но так, чтобы любой желающий мог бы расслышать хотя бы суть). Примите награду, господин Ягужинский, за предостережение, сделанное вами вчера. Уведомляю вас, что казна, крепость, гвардия и армия, синод и подавляющая часть сената – в распоряжении императрицы и даже здесь ее сторонников больше, чем вы думаете. Передайте это тем, в ком вы принимаете участие и посоветуйте сообразовываться с обстоятельствами, если они дорожат своими головами (отходит в сторону).

ЯГУЖИНСКИЙ (плавно перейдя к своему тестю, графу Головкину). Граф, будьте осторожны  – сила и власть в руках Екатерины.

Бутурлин, проследив, чтобы весть обошла большинство присутствующих, обменявшись взглядами с Бассевичем и Толстым, подходит к окну и прислоняется к нему лбом, –  это условный сигнал. Тотчас за сценой раздается барабанный бой, который дает понять присутствующим, что дворец окружен гвардейскими полками. По присутствующим опять пробегает шепоток, на сей раз тревожный: “Что такое? Никак мы в окружении? Западня! Теперь держись! и т. п. Два князя Долгоруких снова смыкаются.

ВАСИЛИЙ ДОЛГОРУКИЙ (уголком губ, брату). Считай, мы в ловушке, ну и прыть у некоторых. Поберегись, одно неловкое движение и дверца захлопнется.

АЛЕКСЕЙ ДОЛГОРУКИЙ. Не многовато ли мы трусим?

ВАСИЛИЙ ДОЛГОРУКИЙ. Гляди! Геройствуй в меру (отстраняется).

РЕПНИН. Что это значит, кто осмелился распоряжаться гвардией помимо меня?! Разве я боле не главный начальник полков?

БУТУРЛИН. Приказано мною. Без всякого, впрочем, притязания на ваши, князь, права. Я имел на то повеление императрицы, моей всемилостивейшей государыни, которой всякий верноподданный обязан повиноваться и будет повиноваться, не исключая и вас.

Репнин не находится и не успевает ответить, т.к., едва Бутурлин умолкает, входят Меншиков и Екатерина.

ЕКАТЕРИНА (ответив на холодные поклоны). Несмотря на удручающую меня глубокую горесть, я пришла к вам, мои любезные, с тем, чтобы рассеять вполне справедливые опасения, которые предполагаю с вашей стороны, а именно, того, что власть теперь может перейти в руки ребенка. Хочу уведомить вас, что согласно воле моего возлюбленного, дражайшего покойного супруга, который, разделяя со мной трон, собственноручно возложил на меня корону, готова посвятить все оставшиеся мне дни трудным заботам о благе империи и всеми силами стараться воспитать великого князя так, чтобы он сделался достойным того, кого мы теперь оплакиваем.

МЕНШИКОВ (не давая никому опомниться и вставить слово). Виват Государыне Императрице Екатерине I! Виват! Виват! (видя, что подхватили не все) Матушка, Государыня-Императрица, позволь поблагодарить тебя за столь благое и важное объявление (Макарову). Господин кабинет-секретарь, скажите нам, не сделал ли покойный государь какого-либо письменного распоряжения и не приказывал ли обнародовать его?

МАКАРОВ. Нет. Однако его намерения были выражены с такою торжественностью, которую нельзя было бы придать никакому письменному акту.

МЕНШИКОВ. Согласен. Посему, в силу коронации императрицы и присяги, которую все чины ей принесли ещё в 1722 году, когда Петр Великий собственноручно возложил корону на главу своей супруги, и благодаря милостивому согласию Ее Величества, сенат может провозгласить её Государынею и Императрицей Всероссийской с тою же властью, что имел Государь. Полковник Бутурлин, объявите об этом гвардейским полкам, а то боюсь, они теряют всякое терпение. (Бутурлин немедленно выходит) Пусть узнают, что их упования на матушку-императрицу сбылись, да грянут громкое “ура”. Полагаю, вам, господин Макаров надлежит заняться составлением манифеста. (Макаров тут же приступает к делу) А мы, здесь присутствующие, можем заново принести присягу нашей Монархине.

                                 За сценой раздается громоподобное  “ура”. 

МЕНШИКОВ (в паузу между многократным “ура”) Вот и гвардия выплескивает свою радость. Давайте подхватим, друзья! Гип–гип!

На этот раз все дружно подхватывают, особенно стараются те, кто уклонился прежде, всё приходит в движение. Начинается процесс присяги под неумолчное “ура” и здравицы Екатерине I.

                                              КАРТИНА ЧЕТВЁРТАЯ

Дворец Меншикова. Меншиков, как и в первой картине шумно входит в дом. На этот раз не чувствуется нервозности и напряжения. Меншиков спокоен, величав, даже доволен, но в то же время и подавлен. Ему навстречу выбегает Дарья Михайловна.

МЕНШИКОВА. Батюшка, дорогой! Что там? Как?

МЕНШИКОВ. Тяжко! Устал! Но мы на троне.

МЕНШИКОВА. Грех, грех, свет мой, что, право, ты несешь! Устал? Что Петр?!

МЕНШИКОВ. Нет Петра, отыде в лучший мир ...

МЕНШИКОВА (искренне сокрушена). Боже милосердный, за что?!! Осиротели, все осиротели!!! Ах, Петр Алексеевич, Петр Алексеевич!!! Ах не жалел ты себя ...

МЕНШИКОВ. Никогда не жалел... А после Монсовой истории и совсем, как специально на рожон лез. Такое уж у него настроение было, знать судьба его вела.

МЕНШИКОВА. Дался ему этот Монс!

МЕНШИКОВ. Не в Монсе дело, – в Екатерине сильно усомнился, отделаться никак не мог, видать...

МЕНШИКОВА. Как она-то сердешная?

МЕНШИКОВ. Она? Прекрасно!

МЕНШИКОВА. Креста на тебе нет! Как можно!!!

МЕНШИКОВ. Прекрасно, в смысле, на престол взошла, а так, конечно, горько ей.

МЕНШИКОВА. Екатерина? На престол?

МЕНШИКОВ. Да, свет мой, да. Иначе никак нельзя было. Иль ты не рада?

МЕНШИКОВА. Как не рада? Рада! Слов нет. Только не ожидала.

МЕНШИКОВ. Уж, всех к присяге привели!

МЕНШИКОВА. Подумать только!

МЕНШИКОВ. Всё твой муженек! Как дети-то здоровы?

МЕНШИКОВА. Здоровы, слава Богу.

МЕНШИКОВ. И хорошо. Да, тяжко, что Петра нет, но справимся. Себя столицу, государство в обиду не дадим... зато, что бы я не дал, лишь бы Петр ещё пожил... да! Однако никуда не денешься. Беру всё на себя...

МЕНШИКОВА. Ты, право, будто и впрямь сам на престоле!

МЕНШИКОВ. На престоле – не на престоле, а править буду, должен. Екатерина не сумеет (видя, что Меншикова собирается спорить, с напором). А я смогу, обязан! Коль не хочу увидеть, как наперекор Петру Россию вспять покатят, ломая по пути созданное им, как опустеет Петербург, как армия и флот растают... Я тоже много сил вложил! Знаешь сама.

МЕНШИКОВА. Захочет ли Екатерина делиться властью. Не осерчает ли?

МЕНШИКОВ. И-и-и, матушка, нечто ты не видишь. Она давно устала быть в напряжении, которого требовала близость Петра. Умела держать себя на должной высоте, но как вьюнок, обвивающий могучее дерево. Никогда у нее не было ни настоящего интереса, ни внимания к делам, ни способности начинания и направления действий. Перед Петром она всегда чувствовала трепет, если хочешь, тщательно скрываемый страх. Она обессилила от беспрестанного самоконтроля и давно начала давать сбои. Да, она не только захочет поделиться, она сама власть мне в руки вложит, посмотришь. Она жаждет расслабиться, пожить спокойно, в удовольствиях. И правильно! Она – женщина. Пущай!

МЕНШИКОВА. А коли не тебе, кому другому она доверит власть.

МЕНШИКОВ. Кому?

МЕНШИКОВА. Толстому иль Головкину, а то фавориту, вроде Монса, чай, их немало будет?

МЕНШИКОВ. Будет, но мне одному она обязана судьбой, причем, дважды. Мне доверяет, а она осторожна, что есть, то есть. Мы за всю жизнь друг друга ни разу не предали...

МЕНШИКОВА. Ах, что-то будет?

МЕНШИКОВ. Ладно будет! На первых порах возьму себе назад военную коллегию и разберусь там хорошенько. Ни один солдат не пойдет больше на строительные работы. Пока мирное время, рекрутские наборы прекратим. Тех, что набраны, оденем, накормим, обогреем...

МЕНШИКОВА. Поехал! Господи, прости!

МЕНШИКОВ (не обращая внимания). Помнишь, как Петр сказал по заключении Ништадского мира? “Должно всеми силами благодарить Бога, но, надеясь на мир, не ослабевать в военном деле, дабы не иметь жребия монархии Греческой!” Господи, грехи наши тяжкие, не уберегли Петра!!! Как представишь, мой ангел, с какой тайной радостью воспримут при иностранных дворах весть о его смерти.

МЕНШИКОВА. Горестно подумать!!!

МЕНШИКОВ. Как их раздражает, что Петр, всех раздвинув, поставил Россию на подобающее место! Как любо им рассуждать было, что вся сила наша – один гений императора.

МЕНШИКОВА. Что до последнего, так тут они ох как правы!

МЕНШИКОВ.  Тут-то – да!

МЕНШИКОВА. Теперь с его смертью будут ждать, что наше значение сильно уменьшится...

МЕНШИКОВ (несколько рисуясь). Смею надеяться, и после Петра оно уменьшится не так значительно, как они мечтают. Смуты не будет! Россия, по-прежнему, в твердых руках, пусть даже потеряем чуток престижа, но не считаться с нами теперь нельзя будет никогда.

МЕНШИКОВА  (вышучивает). Больно ты грозен, отец мой.

МЕНШИКОВ. Устал. Ничего-ничего. Отдохнем. Время пройдет – горе поотпустит. Заживем. И о стране, и о себе подумаем. Свои дела с начетами прекращу! Потом испрошу себе Батурин – 1300 дворов, чуешь? Да 2000 дворов Гадятского Замка... А там и генералиссимуса.

МЕНШИКОВА. Неуемный! Иди-тка отдохни! Иль поешь? Ведь, поди, не одни сутки не ел?

МЕНШИКОВ. Когда ел, не помню, но сейчас не смогу. В горле ком...

МЕНШИКОВА. Только не ропщи! На всё Божья воля.

МЕНШИКОВ. Да, Божьих промыслов нам не понять! Прилягу.

МЕНШИКОВА. То-то дело. Денщик! Проводи их светлость в опочивальню.

МЕНШИКОВ (медленно и тяжело ступая, уходя, как бы самому себе) И после Петра не считаться с нами уже нельзя будет НИКОГДА!

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

КОНЕЦ

Комментарии закрыты.