ДА ЗДРАВСТВУЕТ ПАПА!

 

 ЮРИЙ ДИМИТРИН

 "Да здравствует папа!"

 

Опера-фарс в 2-х актах.

 

 

Либретто композитора по комедиям А.Сографи

"Театральные порядки" и "Театральные беспорядки"

Юрия Димитрина

 

 

Юрий Димитрин – Елена Третьякова

О комической опере.

(Фрагменты интервью)

 

Ю.Д. – ...На спектаклях опер этого жанра публика всё же понимает, что роль текста здесь необычайно высока. И если бы Вы меня спросили: так что же особенного, господин либреттист с амбициями, вы сделали для славы вашего оперного отечества...

 

Е.Т. – Так что же особенного, господин либреттист с амбициями, не лезущими ни в какие рамки, вы сделали для славы вашего оперного отечества?

 

Ю.Д. – ...я бы ответил: дал возможность публике в оперном зале смеяться, как смеются на комедийном представлении в драматическом театре. Вот, скажите мне, что смешного в комической опере "Севильский цирюльник"? Там же улыбнуться нечему. Никому на спектаклях оперы Моцарта "Свадьба Фигаро" и в голову не придёт смеяться. А на представлениях комедии Бомарше? И вот, поди ж ты, смею утверждать, что и в опере создатель поющегося текста (в союзе с режиссёром и актёром, разумеется) может добиваться от зрительного зала настоящего смеха, подчас даже хохота. А смех – это праздник театра и его публики.

 

...Я думаю, оперная практика разберётся сама. И уверен в одном: в спектаклях комических опер (если они комические не только по названию) языку оригинала одержать победу будет не легко. Надеюсь, что поставленные на русской сцене оперные комедии с моим текстом будут сопротивляться попыткам возврата к языку оригинала с решимостью смертников. Попробуйте, убедите театры, играющие у нас "Колокольчик", переучить его по-итальянски. Очень хочу увидеть, что у вас (и у театров) получится. И в этом отношении большую надежду я возлагаю на мою последнюю не поставленную ещё работу – трансформацию оперы Г. Доницетти "Да здравствует мама!". В моей сюжетной версии она называется "Да здравствует папа!" Действие там происходит в России, на подмостках оперного театра Костромы в начале ХХ века. Не знаю, доведется ли сделать еще что-нибудь, в жанре классической оперы. Но в "Папу" я вложил всё, чему научился за целую жизнь. Для меня это страстный гимн обновлению классических оперных сюжетов. И уверяю вас, мы ещё посмеёмся.

 

Петербургский театральный журнал.

Май 2000 г.

 

 

ТЕАТРАЛЬНЫЕ ПОРЯДКИ И БЕСПОРЯДКИ

21 января 1827 г. в театре Неаполя "Nuоvo" состоялась премьера одноактной оперы-фарса Гаэтано Доницетти "Театральные порядки". Литературно-сценической основой оперы послужила пьеса Антонио Сографи, идущая в драматических театрах Италии с 1794 года. На оперной сцене в доницеттиевском фарсе возникала... сцена провинциального театра в Римини, где некая итальянская труппа репетировала итальянскую оперу. Комизм этого фарса во многом основывался на смешении литературного итальянского языка, на котором исполнялась репетируемая опера "Ромул и Герсилия" (текст П. Метастазио), с неаполитанским диалектом бытовых сцен, к чему ещё добавлялся немецкий акцент немца-тенора, приглашённого по сюжету фарса петь партию Ромула. Забавную, подчас пародирующую оперные нравы комедию (чуть-чуть "капустник"), сам композитор отнюдь не считал вехой в своём творчестве. Тем не менее, она выдержала за сезон 53 представления, и спустя несколько лет была снова поставлена в Неаполе.

В 1831 году для постановки в миланском театре "Kanobbiana" Доницетти вновь вернулся к своему неожиданно удачному фарсу. На этот раз он использовал и другую пьесу А.Сографи (1800 г.) "Театральные беспорядки". И двухактный фарс, где разговорные сцены первой одноактной редакции были заменены речитативами "секко", стал называться "Театральные порядки и беспорядки".

Эта "опера об опере" Доницетти не была забыта и в ХХ веке. Репертуарной её не назовёшь, но время от времени опера-фарс "Да здравствует мама!" – именно это название прижилось – появляется в различных редакциях на европейских оперных сценах. И в любой стране, где она ставится, действие происходит также, в Италии, репетируемая по сюжету фарса опера поётся по-итальянски, а все номера и речитативы, связанные с жизнью труппы – на родном публике языке. Сюжет пьесы Сографи, (вернее двух пьес не во всём удачно соединённых композитором) от этого не слишком выигрывает. Но так как нелепость оперного действия для большинства оперных меломанов, певцов, дирижёров и постановщиков – дело привычное и во многом носит характер "священного оперного ритуала", постановки оперы "Да здравствует мама!" проходят с успехом. Присутствие в опере сюжетной невнятицы, а иногда и "зон скуки" прощаются публикой. Причин тому более чем достаточно. Это – превосходная музыка, и возможность проявить себя певцам. Это – необычная фактура оперного сюжета ("закулисье" сцены) и удобное поле для режиссёрских трюков, способных иногда даже вызывать смех в зрительном зале, что для оперы – в т.ч. и комической – большая редкость. Опера ставилась и на русской сцене.

В новой версии либретто действие оперы-фарса Г. Доницетти "Да здравствует папа!" передвинуто в 1913 год и перенесено в Россию на сцену городского театра Костромы, где некая русская антреприза ставит (на итальянском языке) оперу Доницетти. Автор новой версии   (не перевода) намеренно старался насытить детали сюжета, "совмещённого" с итальянской музыкой и речитативами "секко", русской атмосферой того времени. Способна ли оперная сцена в комической (иногда пародийной) стихии спектакля совместить эти заведомо разные энтосы сюжета и музыки? В комической – способна. Автор убеждён в этом. Как, впрочем, и в том, что опера как жанр ещё не знает своих возможностей.

  Юрий Димитрин

Апрель 2018 г.

 

* * *

 

 

 

 

 

Действующие лица:

 

Г-жа Лючия Корсини,русская примадонна         – сопрано

 

Эскамильо Валерьянович Стефанопуло,

антрепренёр, её муж                             – баритон

 

Маэстро Артуро Иванович Тосканюня, дирижёр   – баритон

 

Всеволод Вахтангович Кончак-Булатов,

режиссёр из Москвы                             – бас

 

Синьор Пьетро Альмавива, тенор из Италии         – тенор

 

Мадам Дорофея Валуа, местная певица             – меццо-сопрано

 

Лизетта, певица-дебютантка                      – сопрано

 

Мамаша Агафья, бывшая певица, оказывающаяся

папашей Агафоном, бывшим певцом              – бас.

 

Городовой                                      – немая роль.

 

Мужской хор труппы Стефанопуло.

Место действия – театр в Костроме во время репетиций

оперы Г. Доницетти «Ромул и Герсилия».

 

Время действия – 1913 год.

 

 

Первый акт

№1.Увертюра

 

№ 1а

 

Сцена городского театра. Репетиция оперы Доницетти «Ромул и Герсилия» в разгаре. Хор, певицы и певцы – в цивильной одежде с некоторыми нелепыми театральными добавками. Маэстро склонился над оркестровой ямой, что-то объясняя музыкантам. Режиссёр Кончак-Булатов репетирует сцены с хором. Мадам Корсини кокетливо примиряет бутафорскую диадему. Лизетта судорожно листает ноты, Дорофея наблюдает за тенором из Италии, картинно размахивающим бутафорским мечём. Импресарио Стефанопуло расхаживает взад вперёд, нервно посматривая на часы.

КОНЧАК-БУЛАТОВ (хору). Грубо. Бездарно. (Втолковывая хористам.) Вы все латиняне. Европа! Вы живёте в Древнем Риме. Гордый Рим, дворец тирана, а не рынок в Костроме!

МАЭСТРО. Повторяем. Сначала.

КОНЧАК-БУЛАТОВ, СтЕФАНОпуло, Корзини, Луиза, Дорофея. Как? Всё с начала??

АЛЬМАВИВА. О! Мама мия!!

МАЭСТРО. Нет. Со сцены, где Герсилья ждёт тирана.

(Корсини.) И прошу вас, там, где форте – не робеть.

КОРСИНИ. У маэстро есть сомненья? Я вообще могу не петь.

СТЕФАНОПУЛО. Свары – прочь, и просьба впредь:

 Все, что нужно всё же спеть.

ДОРОФЕЯ, ЛИЗЕТТА (в сторону Корсини).

Свары – прочь, но этой стерве верхних нот не одолеть.

МАЭСТРО. Свары – прочь. Но, умоляю, там, где пьяно – не реветь.

ВСЕ. Свары – прочь, и станет ясно, кто вообще способен петь.

ЛИЗЕТТА (нервно теребя нотные листы). Маэстро, я буду петь рондо в третьем акте? Вы обещали.*

КОНЧАК-БУЛАТОВ (Корсини и Альмавиве). Образ! Лепите образ, господа актёры.

ДОРОФЕЯ (Кончаку, язвительно) Они вам налепят. (Уходит.)

 

______________________

*  Подчёркнутые фразы – говорятся.

 

№ 2. Репетиция арии Герсилии.

Г-жа Корсини триумфальной походкой примадонны выходит на середину сцены, принимает трагическую позу, и начинает арию, смакуя итальянский язык. Альмавива, следя за дирижёрской палочкой и опасливо посматривая на режиссёра, в нужный момент вступает со своими репликами.

АЛЬМАВИВА (отпев свою вокально эффектную реплику, Кончаку). Как образ, бамбино? Ещё лепить?

 

Корсини продолжает арию, в финале поддержанную хором.

СТЕФАНОПУЛО. Браво! (Вторя финальным фразам арии.) Браво, браво!

Что за голос. Браво, браво! Дар богов – небесный дар, небесный дар, небесный дар!

 

Ария завершается, хористы окружают Корсини с выражением восторга.

 

 

№ 2а.

МАЭСТРО. Перерыв. Пять минут, и мчимся дальше. Премьера на носу. (Отводя в сторону Стефанопуло.) Да, кстати, Эскамильо. Один вопрос… пренеприятный. Где долгожданный задаток? Мы все без денег. Хор и тот волнуется.

СТЕФАНОПУЛО. Дормидонт – купец солидный. Заплатит всё до копейки.

МАЭСТРО. О, меценаты! Как жаждет вас искусство!!

КОРСИНИ (подходя к ним). Ну, что, маэстро, вам ясно? Мне подвластны и два пьяно и три форте.

СТЕФАНОПУЛО. Моя жена права. Споры с ней – сплошной убыток. (Отходит.)

 

МАЭСТРО (Корсини, вкрадчиво). Я рискну спросить, что стало с тем поклонником, с вашим купчишкой, с которым вы…

КОРСИНИ. С Дормидонтом?.. Мы осенью разошлись с ним во взглядах. Он отказал мне в какой-то шубке. Мой голос не стоит шубы? Мужлан. И наказан был немедленно. Я тут же согласилась стать женой Эскамильо. (Отходит.)

СТЕФАНОПУЛО. (в сторону). Дормидонт, где обещанные деньги? Я ума не приложу, что приключилось.

МАЭСТРО (всем). Итак, продолжаем. Где Ромул, наш тиран?

КОНЧАК (ворчливо, Маэстро). Ваш тенор из Турина – пень. Гибель театра, падение культуры.

МАЭСТРО. Позволь, а голос. Наш тенор – он вполне может стать кумиром публики.

КОНЧАК. Стань он кумиром Художественного театра, театр тут же перестал бы быть художественным.

МАЭСТРО (запальчиво). Здесь другое. Звуки, ноты, пенье, партитура.

КОНЧАК. Без сцены – всё это абсурд. (Альмавиве.) Прошу вас, наш кумир, – на сцену. Запомни минимум: ты Ромул, и любишь пленённую Герсилию. Всё. Теперь лепи.

Маэстро поднимает дирижерскую палочку.

 

АЛЬМАВИВА (кутая шею шарфом). Как раз момент,.. голос мой не есть в порядке. Я не звучать. (Откашливается, пробует голос) Ми-и…

МАЭСТРО Что за капризы? (Кончаку.)  Вампир, но, однако, голос.

ЛИЗЕТТА. Маэстро, я буду петь рондо в третьем акте?

МАЭСТРО (свирепо). Никогда!!

 

№ 3.Репетиция арии Ромула

Альмавива, кутая горло шарфом, поёт арию.

АЛЬМАВИВА (перед финалом арии, Кончаку с ослепительной улыбкой). Ёщё лепить, бамбино? (Эффектно завершает арию).

№ 3а

 

МАЭСТРО. Совсем не дурно.

СТЕФАНОПУЛО. Браво! Превосходно!

КорСини аэстро и Кончаку). Чуть не забыла сказать вам... Финальный выход в третьем акте: пусть там свисают цепи.

КОНЧАК. Какие цепи?

КОРСИНИ. Цепями должен быть скован Ромул, чтоб мне за них хвататься, а не то, учтите... Финала я не стану петь.

КОНЧАК. Что за нелепость?! Ромул в финале... – он триумфатор. Его в ликующем Риме славят толпы. И славят как героя! И где тут цепи!? Здесь может быть всё, что угодно. Но цепи – полный вздор. Давайте так. На площадь въехал Ромул на белом жеребце, и тут Герсилья… ухватилась за уздечку. Разве плохо?

КОРСИНИ. Вы смеётесь. Я теноров на лошадях не приемлю. А Ромул должён быть в темнице. Я слышу цепи.

КОНЧАК. Но это,.. это же глупость!!

КОРСИНИ. Нет, это опера.

КОНЧАК. Да, к несчастью.

 КОРСИНИ. И в ней сапожник. И должен для певцов он шить ботинки... Поудобней, ежели он мастер.

КОНЧАК (потрясённый). Совершилось злодеянье. Мне только что сказали, что я сапожник. И где случилось это? В театре. На сцене. «Любите ли вы театр, как люблю его я?!» Пигмеи!! (Рыдает.)

СТЕФАНОПУЛО. Будь выше. Ну, что нам Ромул? Что за проблема? Пусть он сидит в темнице,.. и весь в цепях. Ведь всё равно в опере что-нибудь понять – дело гиблое. Даже если петь по-русски. А если шпарить по-итальянски... здесь в Костроме?!.  (Появляется Лизетта со свежеотпечатанной афишей.) О! Вот уже готова и афиша.

КОНЧАК (утирая слёзы, Стефанопуло). Там на месте моя фамилья?

АЛЬМАВИВА (Лизетте). Я там есть главный?

ЛИЗЕТТА (Пряча афишу за спину, Стефанопуло). Пою я рондо в третьем акте?

Альмавива. Я… там писаться крупно? В красный цвет?

СтефанОПУЛО О. мама мия!! (Отбирает у Лизетты афишу. За кулисами шум.) В чём дело?

 

За кулисами истошные крики.

 

ГОЛОС МАМАШИ АГАФЬИ (из-за кулис). Ты кого не пускаешь? Маму Агафью? Что ещё за выходки?!

Лизетта! Держись! Я с тобой!

ЛИЗЕТТА (радостно прислушиваясь). Вот он, наконец-то!

СТЕФАНОПУЛО. Что там за балаган? (Ворвавшейся мамаше Агафье.) Кто такая?! В чём дело?!

МАМАША АГАФЬЯ. С дороги, хулиганы? В тюрьме я или в театре?! Где мой ребёнок?! (Бросается к дочери.)

ЛИЗЕТТА (оторопело). Папаша...

 

МАМАША (тихо) Я мамаша. Мужчине здесь не справиться. Нужна женщина. Вздорно-обаятельная и  стервозно-пленительная. Ей поверят.

ЛИЗЕТТА. (Громко) Мамуля!! (Объятья.)

 

 

№ 4. Ария Мамаши

МАМАША

Что за нравы в этом доме?

Что за встреча робкой дамы?

Куртизаны! Лицедеи!

Беззащитного ребёнка

   отрывать от старой мамы.

Как на крыльях я летела на премьеру.

Выпал шанс моей дочурке

   сделать в опере карьеру.

Звёздный час её пришёл.

И что же?

«Кто такая?», « Как посмела?»,

«Кто пустил?», « Кто привёл?»

Я буквально онемела.

Я сама когда-то пела

И Кармен и Лепорелло,

А меня – лицом об стол.

МАЭСТРО. Но, мадам, мы вас не знаем.

МАМАША. Лицедеи.

МАЭСТРО. Вы ворвались...

МАМАША. Куртизаны!

МАЭСТРО. ...c громким лаем.

МАМАША.

Кто поверит в вашу ложь,

Тот головкой нехорош.

(Взяв у Луизы ноты и листая их.)

Что за дивная пиеса!

Это рондо надо петь.

Даже те, кто в нашем деле – ни бельмеса,

   будут млеть.

Это рондо надо петь.

Это рондо надо петь.

МАЭСТРО (подскакивая к мамаше).

Пробил час рассвирепеть.

МАМАША (усаживая его в кресло).

Свирепей, не свирепей, а будешь млеть.

 (Листая ноты.)

Что за дивная пиеса!

Это рондо надо петь.

Что за дивная пиеса!

Даже те, кто – ни бельмеса,

Смогут душу обогреть.

Что за дивная пиеса!

Это рондо надо петь.

 (Вспрыгнув на колени к Маэстро.)

Мимо вас проскользнули едва ли

Оркестровых узоров детали.

Вы б давно от восторга рыдали.

Если вас не скрутил бы испуг.

 

(Входит Кончак. Мамаша спрыгивает с колен Маэстро

и пританцовывает вокруг Кончака).

Эти скрипочки: цикетэ-цикетэ,

Цикетэ-цикетэ-цикетэ-цикетэ.

Два гобойчика: пирипи-пирипи,

Пирипи-пирипи-пирипи-пирипи.

Флейта пикколо: фринкетэ-фринкетэ,

Фринкетэ-фринкетэ-фринкетэ-фринкетэ,

И валторны по терциям: ро-та-ри, ту-ри-та-ра.

Будто звуки затеяли танцы.

Словно нот легконогих игра.

В целом мире одни итальянцы

    и могут эти писать номера.

Могут эти писать номера.

 

Скрипки – цикетэ-цикетэ-цикетэ-цикетэ.

Пирипи-пирипи-пирипи-пирипи.

Фринкетэ-фринкетэ-фринкетэ-фринкетэ,

Цикетэ-цикетэ, пирипи-пирипи,

Фринкетэ-фринкетэ-фринкетэ-фринкетэ,

Пирипи-пирипи, ротари-турита-та.

Нотка за ноткой, и эта, и та.

Будто звуки затеяли танцы.

Словно нот легконогих игра.

В целом мире одни итальянцы

Могут эти писать номера.

Цикетэ-цикетэ, пирипи-пирипи,

Фринкетэ-фринкетэ, пирипи-пирипи,

Турита-та.

Нотка за ноткой, и эта, и та.

Цикетэ-цикетэ, ротари-турита,

Фринкетэ-фринкетэ, ротари-турита,

Турита-та.

Нотка за ноткой, и эта, и та.

В порыве восторга властно притягивает к себе Маэстро и смачно целует его в губы.

 

 

№ 4а.

МАМАША. Я прошу извинить нас. Но… мы с маэстро… не в силах скрыть нахлынувшие чувства. Если страсть пленяет сердце музыканта, он, грешный, забывает всё на свете… Скрипки: цикетэ-цикетэ-цике…

МАЭСТРО. Мадам, позвольте вас огорчить. Рондо прелестное. Но! Оно из другой оперы.

МАМАША. Кто это знает?

МАЭСТРО. Нарушить авторскую волю?? Доницетти же классик.

МАМАША. Он нам простит. Он вечно живой. А мы просто живые. И бедствуем.

 

АЛЬМАВИВА. Да! Не платить задаток. (Ослепительно улыбается.)

ЛИЗЕТТА. Солидарна. (Пожимает Альмавиве руку.)

 

МАМАША. Вы слыхали, маэстро? Все согласны. Это мненье вашей труппы. Замечу, кстати... У вас у всех здесь итальянский стиль в крови. Даже просто разговоры звучат здесь как речитативы «секко» – не по-русски. Все мы как бы в оперном сюжете – всё нелепо, но ласкает ухо. Словно все мы в Европе.

МАЭСТРО. Ну, всё, довольно. Транжирим время. Начнём четвёртый акт.

(Входит Дорофея.)

 

КОРСИНИ (развернув афишу.) Что за названье?? «Ромул и Герсилия»?!

СТЕФАНОПУЛО. Опять не так?

КОРСИНИ (презрительно отбросив афишу). Название просто оскорбительно! «Герсилия и Ромул».

СТЕФАНОПУЛО. Что!

КОРСИНИ. Иначе пойте сами.

 

СТЕФАНОПУЛО. Но позволь…

ДОРОФЕЯ. Она вам не позволит. И не надейтесь.

СТЕФАНОПУЛО. Нет, я на это не в силах согласиться.

МАЭСТРО. Или блажь или творчество!!

ДОРОФЕЯ. (Насмешливо). Битва буффонов.

СТЕФАНОПУЛО. Афишу делать снова? Опять платить?

КОНЧАК. Позор! Триумф тщеславья. Пир невежды. Попиранье всех традиций. (Втолковывая Корсини.)

 «Орфей и Эвридика», «Руслан и Людмила», «Ромео и Джульетта». (Сдерживая рыдания.) «Адам и Ева». Впереди всегда мужское имя!

КОРСИНИ. Чушь! Кто главный, тот первее. «Дидона и Эней», «Стрекоза и муравей», «Ворона и лисёнок».

КОНЧАК. Чудовище! (Рыдая, уходит.)

СТЕФАНОПУЛО (Корсини). Прости, мой друг. На этот раз я буду защищаться.

ДОРОФЕЯ (саркастически). Как лев?

МАЭСТРО (встав рядом со Стефанопуло) Как два льва! Не будь я Артуро Тосканюня!!

СТЕФАНОПУЛО (Корсини). Менять афишу?

ДОРОФЕЯ (''любуясь'' Стефанопуло). Геркулес!!

СТЕФАНОПУЛО. Платить?!

ДОРОФЕЯ (Альмавиве). Он ей уступит через миг.

 

АЛЬМАВИВА (Корсини). Ромул есть главный. Я!!!

(Стефанопуло, ослепительно улыбаясь). Ты изменять названье –

я поджигать кулис.

МАМАША. Вот этого не надо.

СТЕФАНОПУЛО (направляясь к Корсини). Дорогая.

 

КОРСИНИ. Всё, дорогой, извини, – я не пою.

У вас есть сказочный выход. Найти замену.

АЛЬМАВИВА (достав спичечный коробок). Здесь лежать большая спичка.

СТЕФАНОПУЛО. (Корсини). Вот! Пусть всё вокруг сгорает?!

КОРСИНИ. Да. Но без меня.

ДОРОФЕЯ. Какая стерва. (Стефанопуло). И я не буду петь.

Бесконечная спесь мне надоела. (Уходит.)

СТЕФАНОПУЛО. Что за неумные демарши? Ей надоело.

Кто ты такая, милочка? Дорофея Валуа. Вернёшься!

Надоело ей. Мы не пугливы!  (Уходит в противоположную кулису.)

МАМАША. Браво. Сольём две роли. (Лизетте.)

Ты спасёшь ихбудешь Феей. (Маэстро.)

Вам повезло – есть Лизетта. (Лизетте). Кроме рондо споёшь большую арию…

ЛИЗЕТТА. (Маэстро, с вызовом) С дуэтом.

МАЭСТРО. Как? Дуэт с Герсильей?

МАМАША (Маэстро). Этот скромный дуэт… – обессмертит наш спектакль.

КОРСИНИ (нервно расхохотавшись). Я, Корсини, примадонна,..

пою дуэт с каким-то кенгурёнком??

МАМАША. Это ещё что за крик совы? С кенгурёнком петь дуэт не надо.

Но (указав на Лизетту) с ней…

КОРСИНИ. С ней? Я? Корсини???

МАМАША. Да вы, госпожа Корзина. Не будь я мамашей.

 

 

№ 5. Дуэт Корсини и Мамаши

КОРСИНИ (сардонически).

Сколь краток путь певицы

Из мира древних римлян... в родную Россию.

Любая торговка, любая торговка

Здесь может дерзить примадонне Корсини.

Любая мужланка, мерзавка, чертовка

Здесь может поднять на меня

  свой пропитый, прокуренный бас.

И кто же смутился развязностью тона,

И кто же вступился за честь примадонны?

Ну, хоть бы какой-нибудь плохонький тенор,

Хорист, баритон, хоть бы кто, хоть бы раз.

Хорист, баритон, билетёр, капельмейстер,

Супруг, наконец, ну, хоть кто-то из вас,

Хоть кто-то из вас, хоть кто-то из вас.

МАМАША.

Смотрите, какая изысканность слога!

«Мне плохо!» «Я жертва!»... А хватка бульдога.

Послушать её, так она и скромна, и добра,

  ну, само благородство, и – точка.

Тогда отчего б ей не петь с моей дочкой?

А всё оттого, что надута как бочка,

  а зла как бульдог.

Откуда все эти чванливые речи?

Так ей же никто, никогда не перечил.

Ну, хоть бы разок, ну, какой-нибудь тенор,

  хорист, баритон... Хоть бы кто-нибудь смог!

Хорист, баритон, билетёр, капельмейстер...

Супруг, наконец... Ну, хотя бы разок.

Не петь с моей дочкой! И вот вам итог:

Надута как бочка и зла как бульдог.

КОРСИНИ.

В ответ – ни полслова. Эта шваль мне не ровня.

Мне спорить с дворняжкой совсем не с руки.

МАМАША.

Ты зря так сурова. Ведь обе мы помним,

Как ты продавала в разнос пирожки.

КОРСИНИ. Досужие вымыслы старой карги.

МАМАША. На шее лоток, а в лотке пирожки.

КОРСИНИ. Скажу лишь: «Ты лгунья!!»

И вновь умолкаю.

МАМАША. В Самаре – с белугой...

КОРСИНИ. Да, кто ты такая?

МАМАША. В Тамбове – с капустой

КОРСИНИ. Кощунственно-гнусно!!

МАМАША.

В Орле – с тухлым фаршем из бычьей ноги!

КОРСИНИ.

Визгливая жучка! Безмозглая квочка!

Поверь, ты поёшь даже хуже, чем дочка.

И этим развязным своим голосочком

Вливаешь нам в уши свой пакостный бред.

И всё для того чтобы, всё для того чтобы,

Я с её доченькой спела дуэт.

МАМАША.

О, как благодарны судьбе ваши детки

За то, что у вас их, бедняжечек, нет.

КОРСИНИ.

Две туфельки – пара. И ты и дочура.

Ты, что же считаешь, что публика дура?

Едва свой роток распахнёт твоя крошка,

Освищут её, как визгливую кошку.

МАМАША.

Скажу по секрету, как лучшей подруге:

Что я за твою опасаюсь карьеру.

Вся наша родня из Орла и Калуги

За мною примчится сюда на премьеру.

И, чтоб завершить наши жаркие споры,

Гнилые с собою возьмёт помидоры.

Гнилой помидор и гнилое яйцо...

Хрясть!

Кому-нибудь могут попортить лицо.

Хрясть!

Кому-нибудь могут попортить лицо.

КОРСИНИ (Угрожающе надвигаясь на Мамашу).

Как лучшей подруге!?..

МАМАША. Родня из Калуги.

КОРСИНИ. И все – с помидорами?!

МАМАША. Чтоб кончить со спорами.

КОРСИНИ. Дуэт с вашей дочкой?!

МАМАША. Шарах!!! – между щёчек!!

МАМАША. КОРСИНИ.

Вцепиться ей в шею, и дело с концом!

КОРСИНИ.

Вцепиться в шею, хоть разок.

О, как она мерзка!

МАМАША. Шарах!!

КОРСИНИ. Заткни паскудный твой басок,

Калужская треска!

МАМАША. Шарах!!

КОРСИНИ. И мать, и дочь, и дочь, и мать

Отвратны мне, хоть вой.

МАМАША. Трах-тарах!!

КОРСИНИ.

Схватить, вонзить, скрутить, сломать.

И в прорубь с головой.

МАМАША. Бабах!!

КОРСИНИ, МАМАША

КОРСИНИ.

Вцепиться в шею, хоть разок.

Ох, как ты мне мерзка!

Заткни паскудный твой басок,

Калужская треска!

И мать, и дочь, и дочь, и мать

Зазвать бы на чаёк...

Схватить, вонзить, скрутить, сломать.

Разрезать – и в мешок.

В ярости)

Скрутить эту бабу,

Распять эту жабу!

Забыть мерзопакостный этот басок.

Как мерзко, и мучительно

Растоптана душа!

И, как мне отвратительны

Все эти антраша!

Мамашу высечь, дочь распять

Пути иного нет.

Забыть, зарыть, пресечь, унять,

Их пакостный балет.

Схватить обеих и распять,

Пути иного нет.

Пути иного нет!

Обеих высечь и распять,

Пути иного нет, , иного нет!

Пути, пути иного нет, иного нет!

МАМАША

Послушай, зануда!

Умолкни покуда...

Терпеть эти вопли – тоска.

Сядь на свой шесток.

Кончай вопить! Ослабь голосок!

И помни, что каждый сородич в Калуге

Готовит тебе помидора кусок.

Эй, ухнем!

Бабахнем!

Все дружно!

Шарахнем!

Ещё раз!

Попали!!!

Таков наш сюжет.

Таков наш сюжет.

Ты поёшь с ней дуэт.

Тут хочешь, не хочешь, а выхода нет.

Любимая дочь спеть мечтает дуэт.

Любимый ребёнок. И вот мой совет:

Готовься, дружок:

Будешь петь, будешь петь с ней дуэт.

Таков наш сюжет.

Раз выхода нет – поёшь с ней дуэт.

 

Корсини в бешенстве уходит. Лизетта бросается в объятья Мамаши.

 

 

№ 5а.

 

Возвращается Стефанопуло.

 

СТЕФАНОПУЛО. Господа, я прошу не волноваться. Всё это дурь и климакс. Дорофея вернётся и будет петь. А пока займёмся афишей. (Все окружают Стефанопуло, развернувшего афишу. Мамаша отводит Лизетту в сторону.)

МАМАША. С тобой всё в порядке. (Осенённая внезапной мыслью). Момент!.. Этот мозг пробуравлен дерзкой идеей.

СТЕФАНОПУЛО (над афишей). «Ромул и Герсилья»... (Альмавива, ослепительно улыбаясь, вынимает спичечный коробок.) Да, название отнюдь небезупречно. (Альмавива зажигает спичку. Стефанопуло, взглянув на часы, Маэстро). Время – четвертый час, а денег нету.

МАЭСТРО (задув спичку в руках Альмавивы, философски). Как жаждет вас искусство, меценаты!

Входит Кончак.

КОНЧАК. Эскамильо Валерьянович, Дорофея всем нам шлёт поклоны.

СТЕФАНОПУЛО. Сбежала, стерва!

МАМАША (Лизетте). Это то, что нужно. Но их ждёт поклон похлеще. Эх, тряхнем-ка стариной... Покажем голос свой... Я спою им тирана.

ЛИЗЕТТА. Ромула?!? Но папа,.. ты же мама.

 

МАМАША. Я?? Не ручаюсь.

СТЕФАНОПУЛО (Лизетте). Ты готова петь?

МАМАША (Стефанопуло). Не тираньте дочку. Она устала. (Делает Лизетте знаки, что б та ушла.)

КОНЧАК. Что за капризы? Извольте, милочка, остаться. Репетируем. Сцена из финала: «Фея прощает Ромула.»

 

Лизетта, подчиняясь знакам Мамаши, уходит.

СТЕФАНОПУЛО (подпрыгнув). Что за нахальство?! Одна спешит устроить демарши! Эта вдруг устаёт! Сплошное сумасбродство. (Разгневанно уходит.)

КОНЧАК (с ненавистью). Так вот здесь творят искусство. Угли, пепел, и зола!! Гибель театра! (Уходит, содрогаясь от рыданий.)

 

МАМАША. Да, дочь мою понять способен только мудрый. Кто мудёр здесь? Вот разве что Маэстро. И он один лишь понял, как ребёнку сложно петь при всех незнакомые ноты. (Выхватывает у Маэстро нотные листы.) Господин Тосканюня, дайте ей хоть ночь на подготовку. К тому же нам пока не ясно, какую козью рожу нам состроит примадонна?

МАЭСТРО. И что? Каков же выход?

МАМАША. Выход?.. Пока попеть со мною.

МАЭСТРО. Как понять вас? В паре вы и тенор? Что за вздорная выдумка?

МАМАША. Чтоб не транжирить время.

МАЭСТРО. Ну, что же... Я согласен. (Поднимает дирижёрскую палочку.)

АЛЬМАВИВА (Маэстро). Ты запутать меня, бамбино. Разве тот бабуся есть певица? Как же слабо понимать я славянскую душу!

№ 6. Трио Альмавивы, Мамаши и Маэстро.

 

Альмавива и Мамаша начинают итальянский дуэт.

МАЭСТРО (корректируя исполнение дуэта).

Чуть тише! Акценты! В ритме! Стокатто! Гибко! Нежно! Скорбно! Плача! Здесь портаменто! Легче! Легче!  Глубже! Скорбя! Смиряясь! Тихо, словно в забытье... Забыться и растаять... Сойти и умереть... И снова раствориться... Смириться и уйти. О!.. Ну, ещё разочек, воскресая, умереть... (Альмавиве.) Теперь вы – ей... (Мамаше.) Она – в ответ... Чуть ниже. Ещё ниже. (Мамаша всё ниже и ниже опускается на колени, но поёт всё также высоко.) О!! Стон! В ответ последний стон!.. И боль и торжество...

АЛЬМАВИВА (потеряв терпенье).

Не желаю!!

Скверно это!

Так не значит петь дуэтом.

Ни какой из нот не спето.

Только блеять как коза.

МАЭСТРО. Но, позвольте...

АЛЬМАВИВА. Нет хотенья!

МАЭСТРО. Так нельзя!

АЛЬМАВИВА.

Кончать сомненья!

Это есть козлячье пенье.

Вам по-русски я сказать!

МАМАША (Маэстро).

Как понять? Он недоволен?

Или спятил? Или болен?

МАЭСТРО.

Нет, но он не хочет боле

Вас певицей называть.

МАМАША

Что за мерзкий тенорино!

Обезьяна из Турина!

Сладкозвучный хвост павлина!

АЛЬМАВИВА. А ты есть – козлиха!!

МАЭСТРО. Баста, всё!

МАМАША. Крыса!

МАЭСТРО. Стоп!

АЛЬМАВИВА. А ты есть – козлиха!

МАЭСТРО. Заткните рты! Вы друзья!

МАМАША. Жаба!

МАЭСТРО. Фу!!

АЛЬМАВИВА. Козлиха! Козлиха!

МАМАША. Ты! Весь! Спесь! Гнусь!

МАЭСТРО (обоим).

Скандальный нрав и мерзкий вкус!!

МАМАША.

(Щупает свой пульс.)

Где?.. мой?.. пульс?..

Боже! Мне же плохо.

Два удара на три вздоха. (Падает в обморок.)

 

МАЭСТРО. Мамаша, не пугайте нас.

МАМАША. (Приподнимаясь.)

Он спел со мной и – хлоп!..

МАЭСТРО. Прошу вас, успокойтесь.

МАМАША. Вогнал певицу в гроб.

(Вскакивает.)

МАЭСТРО. Вы живы?

АЛЬМАВИВА, МАМАША, МАЭСТРО

(Альмавива.)

Ты есть певица лживая,

Нахальная, фальшивая

Ты вся как мерин сивая

И вся невыносима.

Ты мне давно сомнительна,

Сварлива, подозрительна,

Нагла и отвратительна.

И я тебе не верь!

(Маэстро.)

Я есть мужчина вспыльчивый!

И весь могу стремительно

Уйти и хлопнуть дверь.

Гордо!

Дерзко!

И твёрдо!

Хлопнуть дверь!

 (Маэстро.)

Я ультиматум вынужден,..

Я ставить ультиматум!

Я ставить ультиматум!

Козлиха!!

 

(Схватив пачку нотных листов и собираясь их разорвать.)

Маэстро, я настаивать:

Решайте: либо – либо.

Одно из нас, одно из нас -

Козлиха либо я?!

(Разрывает нотный лист.)

Зол как зверь.

Вспылю – и в дверь!

(Разрывает нотный лист.)

Сказать незамедлительно,

Победно и решительно:

Козлиха либо я?!?

(Разрывает нотный лист.)

Сказать незамедлительно:

Козлиха либо я!

Козлиха либо я!

Сказать незамедлительно:

Козлиха либо я,

Козлиха либо я!

Маэстро, я настаивать:

Сказать незамедлительно:

Победно и решительно:

Козлиха либо я!

Козлиха либо я!

(Мамаша.)

 

(Бьёт в литавры)

Труп!

Гроб!

Тля!

Клоп!

Гиена!

Лось!

 

 

Гусь!

Глупый гусь с повадками

Павлина из Турина.

Ты,.. ты,.. ты,..

Пёс!

Драный пёс с замашками породистого дога.

Ты,.. ты,.. ты,..

Ты вздорный итальяшка!

С ослабленной головкой

И с голосом кастрата.

Козлище!!

 

(Маэстро.)

Не мне от вас утаивать,

Что он мне омерзителен,

Но сами рассудите вы:

Прав тенор или я?!

Но сами рассудите вы:

Но сами рассудите вы:

Прав тенор или я?!

Но сами рассудите вы:

Прав тенор или я?!

Прав тенор или я?!

Но сами рассудите вы:

Прав тенор или я?!

Прав тенор, тенор или я?!

Не мне от вас утаивать,

Как он мне омерзителен.

Но сами рассудите вы:

Прав тенор или я?!

Прав тенор или я?!

Прав тенор или я?!

(Маэстро.)

(Мамаше.)

Бог мой!

Поаккуратнее!

Мягче!

Колотит словно зверь!

Мягче!

Легче!

Пьяно!

Свой пыл-то поумерь!

Я вновь прошу умерить пыл, хотя б наполовину!

Я вновь прошу, поласковей,

Помягче, хоть немного.

Ульти... Матум...

Дири... Жёру?!

Баста! Баста! Баста! Баста!

Довольно!

Заткните

  ваши щедрые фонтаны.

 

(Альмавиве.) Нельзя!!

Нет!

Кто бы ни был

прав из вас, этого нельзя!

Нет!

Нет!! Отдай!!

(Бросается к нему.)

Вот этого – нельзя!

Нет! Нет! Нет!

Отдай козёл!

Что ж...

Мы обойдёмся без тебя!

Да, правда зла.

Бог дал козла!

Бог взял козла!

А ноты рвать нельзя!!

Альмавива в бешенстве уходит.

 

№ 6а.

МАЭСТРО. Кровь выпить и уйти! Вздорный нрав теноров мне давно известен. Поднять скандал, сжечь мосты и вернуться с невинным видом.

КОНЧАК (входя). А куда мчался тенор наш? Здесь, что... вышла ссора?

МАМАША. Напротив, мы сдружились.

МАЭСТРО (Кончаку). Не волнуйся. Он вернётся.

КОНЧАК. Вечный оперный смрад.

СТЕФАНОПУЛО (входя). А куда отправился наш тенор? Причём, не один, а с бутылкой.

 

Входит Лизетта со свежей газетой в руках.

 

ЛИЗЕТТА. Ваша газета, господин импресарио.

 

СТЕФАНОПУЛО.(Взяв газету.) Где-то здесь анонс о премьере нашей труппы.

 

Уходит с газетой.

МАМАША (Лизетте, тихо). Тенор изволил смотаться, всё идет как надо. (Громко.) А теперь, господа, прошу внимания.

 

Мамаша достаёт длинный свиток и разворачивает его.

№ 7. Финал первого акта.

МАМАША.

Вот, что пришлось пережить мне,

любящей мамаше, ради дочки.

Я составила список всей родни нашей,

перечень сородичей.

             

 (Кончаку и Маэстро.)

Сто две контрамарки – на премьеру

Для прибывших из Калуги поддержать её карьеру.

МАМАША, ЛИЗЕТТА. Сто две! Для спасенья премьеры!

ЛИЗЕТТА, МАМАША, КОНЧАК, МАЭСТРО.

 

(Мамаша, Лизетта)

 

(Кончаку).

Придётся петь для народа.

(Читают по очереди.)

Брат Мисаил

с племянницей Любашей.

 

Дядя Паша с дочерьми

бабы Глаши.

Его свекровь Варвара,

Дядя Ваня, тётя Сара.

Владимир Палыч

Ленский

И деверь Досифея -

 – дебошир и забияка.

С тещей от второго брака.

Свояк Руслан, женатый

На куме родного брата.

Фарлаф Ильич Елецкий

- сват по прозвищу «Гуляка».

Тётка Лиза. И Полина.

(заглянув в конец списка,

Маэстро)

Кто же, как по вашему,

Венчает этот храм

Во всём блюдя гармонию,

Венчает этот храм?

Сестра кумы Феврония

И шурин Варлаам!!

Феврония и шурин,

и шурин Варлаам.

(Кончак)

Звучит словно ода!

Приказ о наступленьи

по Армии спасенья.

К нам едут сливки общества,

Изысканный бомонд.

Поэма!! Былина!!

 

(С язвительным пафосом.)

Мадам, поверьте, дорог нам

Любой калужский хлам.

О жалкий, жалкий жребий мой, позор, тоска, бедлам.

(Маэстро)

Браво! К нам

едет, едет публика!

Блестящая идея!

Ну, читайте же скорее.

Браво! Мы вам

благодарны

за эту клаку!

 

 

 

 

 

 

 

 

(Мамаше.)

Кто же?

Возвращается Стефанопуло с газетой.

 

КОНЧАК, МАЭСТРО. СТЕФАНОПУЛО.

 

(Кончак)

...Хотя б наполовину.

Зятья, золовки, девери,

двоюродные тёти,

Троюродные дедушки,

и все кричат ура!

(Маэстро)

Ох, вспыльчивый мужчина.

Не ждёт ли канарейка

Золовку из Турина

Зятья, золовки, девери,

двоюродные тёти,

Троюродные дедушки,

и все кричат ура!

Зятья, золовки, девери,,

двоюродные тёти,

Троюродные дедушки,

и все кричат ура!

(Стефанопуло)

 

Статья о нашем теноре.

(Цитирует газету.)

«...поёт как канарейка...»

Теперь повалит публика,

и зал наш будет полным.

Блеснёт наш тенор

 голосом,

И на высокой ноте

Овацией закроется

бюджетная дыра.

 (Углубляется в газету.)

 

 (Входит Корсини.)

КОРСИНИ. Кого так долго ждём мы? Ни хора, ни оркестра.

МАЭСТРО.А все они в буфете. Насиженное место.

КОНЧАК. Священный час -«козла забить» и выпить в знак протеста.

МАМАША (Маэстро.) Ах, как мне близок их протест – денег маловато!

МАЭСТРО. Не мало их, а вовсе нет.

КОНЧАК. Ждём денег мецената.

МАЭСТРО. Кусаешь локти, но творишь великое искусство.

МАМАША. Я тоже всех кусаю, когда в карманах пусто.

КОРСИНИ. Когда имеешь голос, а денег нет, как нет...

МАЭСТРО, КОНЧАК. Творец всегда был нищим.

МАМАША. Понатворил и рыщет.

КОРСИНИ, ЛИЗЕТТА, МАМАША, КОНЧАК, МАЭСТРО, СТЕФАНОПУЛО

 

(Корсини)

А голос просит пищи...

А голос

просит пищи...

Родной для нас

сюжет.

(Лизетта)

А рядом только хищники.

А голос

просит пищи...

Он есть,

а пищи нет...

Нет!

(Кончак, Маэстро, Мамаша)

Родной для нас сюжет.

Творец всегда был нищим.

Творишь, а денег нет!

Нет!

(Стефанопуло)

 

(Вскакивает,

поражённый

чем-то в газете.)

Это что за неприличье!!

Коварство!

Крах!!

Кладбище!

Извечный

наш сюжет!!!

СТЕФАНОПУЛО (в ярости отбрасывая газету). Ну, Дормидоша!! Жажду крови!! (Корсини.) Твой дружок большая шельма!

МАЭСТРО. Объясни же, наконец, что случилось?

ЛИЗЕТТА. Я пою рондо?

МАМАША (Стефанопуло). Что-нибудь грозит нам?

СТЕФАНОПУЛО (всем, трагически). Кто здесь ждёт задатка?

ВСЕ. Мы! Мы!

СТЕФАНОПУЛО (суёт Мамаше газету). Вот! Здесь! Читайте!

МАМАША (читает). «Месть мецената. На днях стало известно, что наш меценат г-н Дормидонт Мизгиревич Вакула – разбушевался. В ответ на бракосочетание оперной примадонны г-жи Лючии Корсини (в девичестве – Люськи Корзинкиной)...

КОРСИНИ. Враньё.

МАМАША ....с оперным антрепренёром, г-ном Эскамильо Валериановичем Стефанопуло... щедрый меценат лишил театр обещанного саквояжа с ассигнациями.

КОРСИНИ. Скряга.

 

СТЕФАНОПУЛО (с трагической угрозой, напевая): "Эй, дубинушка, ухнем..."

МАМАША (дочитывая). "...Любовь творит чудеса, – шутят меломаны. Теперь петь оперу не только нечем, но и не на что. Подпись. Василий Лоэнгрин".

 

КОНЧАК, МАЭСТРО (с тоской, напевая). "Эх, зелёная, сама пойдёт..."

СТЕФАНОПУЛО (в ярости). Ну, уж нет! Шалишь! Премьера будет! Все по местам! Акт четвёртый!!

КОРСИНИ, ЛИЗЕТТА МАМАША МАЭСТРО, КОНЧАК СТЕФАНОПУЛО.

КОРСИНИ,

ЛИЗЕТТА

За так,

без задатка?

Петь за так?

Нет и нет!

Рыбка – рыбкой,

А мы без копейки.

Рыбка – рыбкой,

А вертишься

белкой.

МАМАША

За так,

без задатка?

Петь за так?

Нет и нет!

Рыбка – рыбкой,

А вертишься

белкой

Душу – настежь,

и пой канарейкой.

Петь за так!

МАЭСТРО,

КОНЧАК

О, нет.

Это слишком.

За так !

Петь за так?

Нет и нет!

Рыбка – рыбкой,

А мы без копейки.

Рыбка – рыбкой,

А вертишься

белкой.

СТЕФАНОПУЛО

Сдаваться

на милость...

Дормидонта?

Не быть премьере?

Братцы, сыграем, споём, заработаем,

Вытащим рыбку

из пруда.

 

Братцы!

 

 

 

КОРСИНИ,

ЛИЗЕТТА

Мчись на сцену

И пой канарейкой,

А в карманах

опять пустота.

Рыбка – рыбкой,

А мы без копейки.

Рыбка – рыбкой,

А вертишься

белкой.

Рыбка – рыбкой,

а пой канарейкой!

А в кошельке

снова ни черта.

МАМАША

А в карманах

Опять ни копейки.

Рыбка – рыбкой,

А мы без копейки.

А в карманах

одна пустота.

Рыбка – рыбкой,

А пой

канарейкой.

А в карманах

пустота.

А в кошельке

снова ни черта.

МАЭСТРО,

КОНЧАК

 Мчись на сцену

и пой канарейкой,

 Мчись на сцену,

И пой

канарейкой!

 А в карманах

 Опять пустота.

За так! За так!

Вот вам и вся

рыбка.

Рыбка – рыбкой,

А пой канарейкой.

А в карманах

опять пустота.

А в кошельке

пустота.

СТЕФАНОПУЛО

Что за страсти?

Кончай

перестрелку.

Бог мой! Хватит!

Рыбка! Белка!

Душа! Канарейка!!

Хватит. Сам я без копейки!

Спеть премьеру,

и касса полна.

Кто? С кем? Что? Зачем? Где? Как? Жуть и мрак!

А в кошельке

как всегда

нету ни черта.

А в кошельке опять пустота.

КОРСИНИ, МАМАША, КОНЧАК, ЛИЗЕТТА, МАЭСТРО, СТЕФАНОПУЛО.

КОРСИНИ, МАМАША

КОНЧАК

«Спой нам пташка»,

А денег не платят.

Вот и нет

в кошельке ни черта..

В карманах нету

ни черта!

ЛИЗЕТТА, МАЭСТРО,

Все клянутся

искусством, и – нате...

Петь за так,

да, с какой это стати

В карманах

нету ни черта!

СТЕФАНОПУЛО

Меценаты!

 Где деньжата?

Меценаты!

Где деньжата?

Вы ж богаты!

А кто все мы?

Беднота!

МАМАША (отведя Стефанопуло в сторону). Мой сударь, я петь готова.

Но только с условьем: дайте партию Ромула мне.

СТЕФАНОПУЛО Вам!!! Позвольте, Ромул – тиран, а вы – дама!

МАМАША. Ну и что? В старых операх тиранов пели кастраты.

И чем кастратнее, тем с большим успехом.

СТЕФАНОПУЛО. Вы... иногда... мне кажетесь слегка с ума сошедшей.

МАМАША. В безднах души мы все хороши.

КОРСИНИ, ЛИЗЕТТА, МАМАША, МАЭСТРО, КОНЧАК, СТЕФАНОПУЛО.

(Одновременно.)

КОРСИНИ

ЛИЗЕТТА

Рыбка – рыбкой,

А мы без

копейки.

Рыбка – рыбкой,

А вертишься белкой.

Мчись на сцену

и пой

канарейкой,

А в карманах

Одна пустота.

Мчись на сцену

и пой

канарейкой,

А в карманах

Опять пустота.

В карманах ни копейки,

а пой за так.

На сердце – мрак.

А пой за так.

И пой, и пой,

и пой за так!!

И пой, и пой,

и пой за так!!

МАМАША

Рыбка – рыбкой,

А вертишься

белкой.

Душу – настежь,

и пой канарейкой.

Душу – настежь,

Душу – настежь,

А в карманах опять пустота.

Душу – настежь!

Душу – настежь!

Душу – настежь!

В горле – ком,

в сердце – мрак.

Пой за так!

В горле – ком,

В сердце мрак.

Душу – настежь!

Без копейки!

Канарейкой!

Канарейкой!

Канарейкой – за так!

МАЭСТРО

КОНЧАК

Рыбка – рыбкой,

А мы без копейки

Пой за так

и свисти канарейкой,

А в карманах опять пустота.

За так! За так!

Спину гнуть

Без копейки,

За так! За так!

И поёшь,

канарейкой

за так!

На сердце мрак.

А ты всё пой,

за так!!

На сердце – мрак.

А ты всё пой, за так!!

СТЕФАНОПУЛО

На кой чёрт

вам далась

эта рыбка !?

Да поймите,

Я сам без копейки!

Пчёлка, белка,

душа, канарейка.

А в карманах опять пустота.

Да, сам я

без копейки!

Я дважды

канарейка!

Гну спину как ишак

за так!

 

(Мамаше)

Пойми же ты,

злодейка:

В карманах

ни копейки.

не сыщешь никак.

На сердце – мрак.

А пой, за так!!

На сердце – мрак.

А пой, за так!!

Конец первого акта.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

ВТОРОЙ АКТ

№ 8.  Вступление.

 

Сцена ночью. Мерцание. Блики декораций. Духи театра.

 

***                                                                                                                                                                                                                          

Раннее утро следующего дня. Стефанопуло заканчивает осмотр наспех составленных декораций «Ромула и Герсилии» и двигается к авансцене.

 

№ 9. Ария Стефанопуло

 

СТЕФАНОПУЛО.

Сколько лет тяну я лямку

В этом оперном кошмаре?

Ежедневно

в репертуаре

Та же вечная кадриль.

Всё те же па выводят пары,

Те же свары, тот же стиль.

Те же глотки, сочетая

Звуки рая с мерзким лаем,

В тайну музыки впрягают

Отвратительную быль.

Те же свары, тот же стиль.

Те же свары, тот же стиль.

От сезона до сезона,

От спектакля до спектакля...

Друг у друга – кровь по капле,

В каждом акте в каждом такте.

День за днём – и примадонны,

И хористов легионы,

И басы, и баритоны,

И, конечно, тенора,

Тенора, тенора.

Длинновата увертюра,

Узковата тесситура,

Устарела партитура,

Голос бархатный, но дура,

Дирижёр, колоратура,

И, конечно, тенора.

Тенора – посланцы ада!

Всех мечтаешь искромсать их.

Нрав, замашки, спесь, бравада,

Но приходится ласкать их.

Никакого с ними сладу,

Но попробуй отыскать их.

Тенора подобны кладу.

Откопал – кричи «Ура»!!

В нашем деле тенора.

Это чёрная дыра.

Вот вам общая картина.

Свары! Хаос! Чертовщина.!

Всё в разнос! Нелепо! Мнимо!

Но одно необъяснимо:

Отношенье к этой стае,

Где я жизнь свою гублю.

Ненавидя, обожаю,

А, любя, едва терплю.

Вот, загадочность какая:

Ненавижу и люблю.

Ненавидя, обожаю,

А любя, едва терплю.

За миг разгадки этой

Я дам любую цену.

Ну, чем душа согрета,

Когда певец на сцене,

А голос, ноткой верной,

Очистив вас от скверны,

И смыв весь хаос ей вослед,

Зажёг какой-то тайный свет,

И сердце, тая от восторга,

любви даёт ответ.

А!.. А!.. А!.. А!.. А!.. Любви даёт ответ.

Ну, объясните, в чём секрет

Я дам любую цену.

В чём тайна, тайна сцены,

Когда на ней певец?

Ужель во время пенья сам творец

Ужели сам творец

Даёт сердцам совет.

Разгадки нет!

 

 

№ 9а.

 

(Появляется Мамаша. На ней шлем Ромула.)

 СТЕФАНОПУЛО. Мамаша! Что за маскарад?

МАМАША. На премьере мне петь Ромула.

СТЕФАНОПУЛО. Как !?

 

МАМАША. Речь – о судьбе спектакля. Вам разве не сказали Ваш тенор запил. Вот так в эту гастроль сроднился он с Россией. Благодушный итальянец.

СТЕФАНОПУЛО(трагически). Этот случай уникален во всей антрепризе!!

МАМАША. Так ли это важно. Важней другое. Мы без задатка... Неужели денег в кассе вправду нет? Или, причина тут похитрей: задаток,.. он вреден нам, потому что деньгами портится характер?

СТЕФАНОПУЛО. Оставьте ваши шутки!

№ 10. Дуэт Стефанопуло и Мамаши.

СТЕФАНОПУЛО.

Мне любой приемлем танец,

Я любой пойму зверинец.

Но, чтоб горькую пил итальянец??

Это в толк взять не могу.

Если тенор из Турина

Лечит так свою кручину,

Значит мы для всех – вакцина,

Значит все у нас в долгу.

Да, да, все, все у нас в долгу.

Если так, то почему же

Те, питьё которых хуже,

А душа которых уже,

Жрут сосиски на лугу?

Я далёк от разных измов:

Кто кому поставит клизму.

Но всей сути гуманизма

Я осмыслить не могу.

МАМАША.

Вы умны, причём чертовски.

Но, увы, все ваши сноски,

Рассуждая философски,

Не прибавят вам деньжат.

Если путь с последним спуском

Оказался слишком узким

И, не выдержав нагрузки,

Итальянец пьёт по-русски,..

Раз Европа стала русской

Значит, время бить в набат.

Да, значит, время бить в набат.

И скажу, сойдя на пьяно:

Я сама спою тирана,

Так что люстры задрожат,

Так что люстры задрожат.

Я вам так спою тирана

На чистейшем итальяно,

Словно – в зал воды ушат!

СТЕФАНОПУЛО.

Задрожат не только люстры.

Уши тоже бросит в дрожь.

МАМАША.

От восторга дрогнут души,

А про уши – это ложь.

СТЕФАНОПУЛО.

Вашим снам цена – копейка.

 

(Потрясая газетой.)

Вот вчерашняя статейка.

«Тенор – это канарейка!!»

Так он, сукин сын, хорош.

МАМАША. Канарейка?

СТЕФАНОПУЛО Баста. Хватит.

МАМАША. Я не хуже!

СТЕФАНОПУЛО. Вы некстати!

МАМАША. Значит, нет?

СТЕФАНОПУЛО. Петь тирана? Вам? Ну, бред.

МАМАША.

Ваш ответ, он без сомнений

Для премьеры роковой.

СТЕФАНОПУЛО.

Мадам, пока я всего лишь без денег...

Но с головой.

МАМАША.

Дайте мне пожить в искусстве!

Тенор от него ушёл.

СТЕФАНОПУЛО.

Раз итальянец стал махровым русским,

Значит, знает, что в России есть рассол.

МАМАША. Выйти! К рампе!

СТЕФАНОПУЛО. Боже правый, как я зол.

МАМАША.

Ощутить с последним взлётом

Сцены тайный ореол,

Сцены тайный ореол.

СТЕФАНОПУЛО. Тиран, поверьте,

Терплю вас только, уважая ваш слабый пол.

Да! Терплю вас, уважая слабый пол!

МАМАША. Нет?

СТЕФАНОПУЛО. Нет!

МАМАША. Нет?

СТЕФАНОПУЛО. Нет!

 МАМАША.

Всё пропадай, раз так.

(Сдёргивает кольцо с пальца.)

Всё распродам за так.

 

(Стефанопуло.) Я покупаю свою премьеру.!

Всю мишуру – браслетки, кольца, серьги –

Я заложу сегодня же в ломбард!

(Стефанопуло застывает, как вкопанный.)

Всё распродам, чтоб час побыть на сцене.

В глазах кураж, в душе азарт!

 

Стефанополо, МАМАША

(Стефанопуло)

Что-то послышалось мне о ломбарде.

А значит, сюжет нам сулит поворот.

Тот, кто у нас прозябал в арьергарде,

Имеет все шансы прорваться вперёд.

Как-то на сердце вдруг стало светлей.

Старый мотив зазвучал веселей.

Бьюсь об заклад,

Что деньжат серенада

Рождает в нас радугу новых идей.

Сквозь эту призму

Мы верим в отчизну.

И свет гуманизма нам виден ясней.

Вива ля мама! Вы у нас такая дама!..

Что за сердце, что за ум!

А ваша дочь...

Готов ей спеть эпиталаму

Независимо от сумм.

Что за сердце! Что за ум!

Вива ля мама, Вива мамуля!! Э-ва-э!!

Где ж ваша дочка?

И ставим точку?

Ах, какой у нас на Волге

Замечательный народ.

Снова мне слышится

песнь о ломбарде.

А значит сюжет нам сулит поворот.

Тот, кто у нас прозябал в арьергарде,

Имеет все шансы прорваться вперёд.

Старый мотив зазвучал веселей.

Сколько рождается новых идей.

Если утраты разбавить деньжатами,

Как-то уверенней любишь людей.

Если утраты разбавить деньжатами,

Как-то уверенней веришь в людей.

Если утраты разбавить деньжатами,

Как-то уверенней любишь людей.

Если деньжата есть...

Как-то уверенней веришь в людей.

(Мамаша)

Плачу за оперу!

Плачу за оперу!

Плачу за оперу!

Плачу за оперу,

За час премьеры с вашей дружной труппой.

И буду петь всё что хочу.

Плачу за оперу и спорить глупо.

Раз я задаток оплачу.

И буду петь всё то, что петь хочу я,

Раз любую нотку я и оплачу.

Мой друг, я то в смущении,

то в восхищении

От ваших истинно высоких дум.

Я прикажу немедля дочке:

Всё – в узелочек, и – в ломбард.

И – тут же в театр с деньжатами,

срочно.

Скорость – это мой стандарт.

Сейчас придёт.

И нет забот.

Купила оперу!

Купила оперу, и сразу

как-то стало веселей.

Купила оперу, и сразу

как-то дышится вольней.

Купила оперу,

и сразу в голове толпа идей!

Купила оперу, и сразу

как-то верится в людей.

Купила оперу,.. купила оперу...

И неумеренно люблю людей.

Купила оперу,

и сразу как-то верится в людей.

Как-то уверенней любишь людей.

Купила оперу,

и сразу как-то верится в людей.

Купила оперу,

и сразу как-то верится в людей.

Сразу есть повод любить людей.

№ 10а.

СТЕФАНОПУЛО. Ну, где же ваша дочка?

МАМАША. Пока не вижу. Нам вот что надо сделать. Мы спустимся ко входу и встретим дочку там. Так будет проще.

Мамаша и Стефанопуло поспешно уходят. Из противоположных кулис появляется Лизетта.

 

ЛИЗЕТТА. Так я пою рондо в третьем акте!?!

 

 

                       

№ 11. Ария Лизетты*

 

ЛИЗЕТТА

Вырваться хочет

Птичка из плена.

Так и мой голос

Рвётся на сцену.

Ах, не мешайте

Ему, птицеловы,

Ведь он прямо к звёздам

Мечтает взлететь.

Что ему засовы,

Силки, оковы?

Он просто хочет петь.

Как укротить судьбу мою?

Дайте мне спеть, и я спою.

Как выпорхнуть на сцену

В этом оперном раю?

Сколько ж можно мне терпеть?

Дайте птичке песню спеть.

Выйти к рампе и взлететь.

А-а-а-а-а-а-а!

Как поймать мне свой успех,

Если всё поёт за всех

Если всё поёт за всех

Оперная дива.

 

Я одной мечтой жива!

А в ответ одни слова...

А поёт одна сова.

Разве это справедливо?

Верить ли в мудрость

Оперной музы?

Голос мой рвётся,

Из клетки наружу.

Ну, помоги же

Поющему сердцу!

Сколько ж томиться

За запертой дверцей?

Как укротить судьбу мою?

Дайте мне спеть, и я спою.

Как выпорхнуть на сцену

В этом оперном раю?

______________________

* Ария из оперы Г. Доницетти "Бетли".

Сколько ж можно мне терпеть?

Дайте птичке песню спеть.

Выйти к рампе и взлететь.

А-а-а-а-а-а-а!

Как поймать мне свой успех,

Если всё поёт за всех

Если всё поёт за всех

Оперная дива.

Я одной мечтой жива!

А в ответ одни слова...

А поёт одна сова.

Разве это справедливо?

Если б звезда на ладонь мне упала

И прошептала: "Зал полон, он твой...

Он твой, он твой, он твой, он твой... Твой!

Миг, о котором ты столько мечтала!.."

И словно вторя притихшему залу,

Мне бы душа приказала: "Ну, пой...

Ну, пой! Ну, пой! Ну, пой! Ну, пой!

А-а!

Голос свободно парит над землёй.

А-а-а... А-а-а... А-а-а... А-а-а...

Поднимайся к звёздам и свободно пой.

А-а-а-а!

Свободно пой!

 

№ 11а.

 

Входят Мамаша и Стефанопуло.

 

МАМАША. А дочь уже нас ждёт.

 

СТЕФАНОПУЛО (бросаясь к Лизетте). Голубка.

Мамаша (Лизетте). Послушай. Сверхответственное порученье. В узелок собрать драгоценности...

СТЕФАНОПУЛО. И скорее, на всех парах, к ломбарду.

Лизетта. ...Не уловила.

МАМАША. Что здесь ловить? Всё... соберёшь и всё заложишь.

ЛИЗЕТТА. Боже! Папа!

МАМАША (спасая положение, Стефанопуло). Это нервы...

ЛИЗЕТТА (спохватившись). Да... Всплыли мысли... о покойном папе...

МАМАША (в сторону). Вот, негодяйка. (Громко.) Утри слезу. Мы с нашим импресарио по-братски договорились. Все актёры получат свой задаток. А я спою в память о папе тирана.

ЛИЗЕТТА (в восторге). Папочка!! (Стефанопуло, спохватившись.) Опять покойник... (Мамаше.) Поняла. Я – в ломбард и обратно. (Хочет уйти.)

МАМАША. Да. Впрочем, нет. (Догнав Лизетту, тихо).

Не забудь... Браслет и веер, что подарил мамочке месье Трике, – тот плут из Парижа... Вот эти две вещицы в ломбард... нести не надо. (Лизетта, кивнув, убегает.) Ну, что ж, пока что всё идёт, как по нотам.

СТЕФАНОПУЛО. Тем не менье, я в тревоге. Дочь деньжата не потеряет?

МАМАША. Где сударь мой, вы взяли эти мысли?

(Входит возбуждённый Маэстро).

 

МАЭСТРО. Господа, примите поздравления. Ну, ну, не стоит так пугаться.

Я как рыба нем. Но то, что всех нас ждёт задаток, мне известно.

СТЕФАНОПУЛО. Мой бог, откуда??

(Мамаше). Не ваша ли дочь страдает недержанием дара речи?

МАЭСТРО. Женская судьба – что-нибудь выболтать.

МАМАША. Ах, друг мой , вы мне льстите.

МАЭСТРО. Вы – совсем другое дело. Ваша щедрость,

ваш женский шарм, ваш чудный голос...

МАМАША. Даже так?! ...Вы бы не могли помочь мне спеть тот эпизод,..

где тиран молит небо о прощеньи.

(В сторону.) Пришёл миг истины.

Пой я как сапожник – для них всё будет превосходно. В этом прелесть театра!

МАЭСТРО. Всё, что вам угодно. (Судорожно роясь в нотах.) Вот он, этот номер.

Начинаем Я готов.

МАМАША (начиная петь без знака дирижёра). As-si-sa...

МАЭСТРО. Начнём с двух пьяно...

МАМАША. Зачем? С двух форте.

 

 

№ 12. Репетиция арии Ромула.

 

Мамаша поёт по-итальянски нарочито фальшивя.

МАЭСТРО (комментируя). Не дурно. Приемлемо. Превосходно.

 

 

№ 12а.

На сцену вбегает радостный Кончак.

КОНЧАК. Примите поздравленья. Я кое-что слыхал о задатке.

СТЕФАНОПУЛО. Откуда?

КОНЧАК. Что за простак наш импресарио? В театре, мой сударь, всё известно всем и сразу. Я это слышал (театральным шепотом) в хоре. Хор здесь, готов работать. Кстати, вы знаете куплет о вас, который ходит по театру. Нет! (Поёт с чувством, но фальцетом) «Знай, импресариум, Весь наш террариум Без гонорариум Завтра помре!»  Талантливые люди.  И я в Москве всё это расскажу всенепременно Константину Сергеевичу. (В кулису.) Террариум! На сцену.

 

На сцену стройными рядами выходит хор в полных костюмах дворцовой стражи. У каждого хориста одинаковые приклеенные усы.

№ 13. Репетиция хорового номера

Хоровой номер, исполняемый по-итальянски, завершается началом сольного эпизода Ромула (Мамаши). Во время соло Ромула на сцене появляется Корсини в ослепительном костюме Герсилии.

 

МАЭСТРО (комментируя). Славно. Чудно...

КОНЧАК. Верю! .

№ 13а.

СТЕФАНОПУЛО: Браво! Друзья, как близок час триумфа.

КОРСИНИ (подходя к Мамаше). Браво. Горжусь, что я ваш современник. (Заключает Мамашу в объятья).

 

МАЭСТРО. Не расслабляйтесь. Продолжим. Сцена у ручья. Жертвоприношение. Фея прощает Ромула, и... (Корсини) ваша ария.

 

КОНЧАК. Не спать. |(Хору.) Мрачно шествует процессия. (Ликующей Корсини.) Герсилия! Образ! Здесь тебя, между прочим, приносят в жертву. Где кипарис?!

 

Стефанопуло. Несу! (Бежит за кулисы).

 

 

№ 14. Репетиция сцены жертвоприношения.

Под звуки траурного марша к середине сцены движется процессия. Впереди шествует Мамаша-Ромул с мечом в руках и зверским выражением на лице. Стража ведёт заламывающую руки Корсини-Герсилию. Сзади Стефанопуло катит бутафорский кипарис.

 

КОНЧАК. Где Фея ?

МАМАША (победоносно потрясая мечом). Фея в ломбарде.

Стража выстраивается в центре сцены. Ромул с поднятым мечом перед кипарисом. У его ног – в мольбе обнимающая его колени Герсилия.

 

Кончак. Вниманье. Боги даруют жизнь Герсилии. Подаю реплику за фею. Romolo, non ferir, giove e placato!!

 

(На бутафорском облаке спускается облачённая в небесных цветов костюм Фея-Лизетта, с божественным вдохновением держа на вытянутых руках потрёпанный ридикюль).

 

ЛИЗЕТТА. Romolo, non ferir, giove e placato! Едва успела!!

 

№ 16. Репетиция финальной арии Герсилии.

Герсилия поёт ликующую арию. С последними её тактами Лизетта на облаке «подлетает» к Мамаше и, священнодействуя, надевает ридикюль на бутафорский меч Ромула. Ромул с последним аккордом арии целует меч.

 

 

№ 17. Финал.

 

КОРСИНИ, Лизетта, МАЭСТРО,

КОНЧАК, СТЕФАНОПУЛО. ХОР.

Ты услышал нас, творец!!

КОРСИНИ. Могла б я вызвать больший трепет...

МАЭСТРО. О чём вы?

КОРСИНИ. И не смотрелась так нелепо,

МАЭСТРО. Да, о чём вы?

КОРСИНИ. Когда б на Ромуле висели цепи.

МАЭСТРО.

Ну, дались вам эти цепи,

Да на кой они, на кой они вам бес?

КОРСИНИ

Их вполне могла бы фея

Бросить Ромулу с небес.

ЛИЗЕТТА, МАМАША, КОНЧАК,

СТЕФАНОПУЛО, ХОР.

Ну, дались вам эти цепи,

Да на кой они вам бес?

СТЕФАНОПУЛО.

Други, не ссорьтесь!

КОРСИНИ.

Всё же, если б я могла за них схватиться,

Разорвать и вдохновиться,

Мой бы голос словно птица

Реял в синих небесах

 

КОРСИНИ, КОНЧАК

(Корсини)

Пусть будут цепи,

Чтоб разорвать их,

разорвать и вдохновиться.

Тогда б мой голос,

Подобно птице,

Победно реял в небесах.

(Кончак)

Что за оперная мода

Все мы сердцем за свободу,

Но, что б рядом был бы кто-то

Обязательно в цепях.

Обязательно в цепях.

Чтобы рядом –

обязательно в цепях.

Все, все мы за свободу,

Все, все мы за свободу,

Но чтобы кто-то рядом

Непременно был в цепях.

СТЕФАНОПУЛО

Ну, зачем, судите сами,

Вновь сидеть нам в той же яме.

КОРСИНИ. Согласна. Но цепи...

СТЕФАНОПУЛО Давайте уступим ей. Есть в театре цепи?

Хор. Где-то есть, пылятся в хламе.

(Кто-то из хористов уходят за кулисы и приносят цепи.)

 

СТЕФАНОПУЛО. Вот путь навстречу мнительной даме.

КОНЧАК. Всё в той же яме.

ХОР (Корсини). Что же делать нам с цепями?

Корсини властно указывает на Мамашу. Хористы с цепями неуверенно движутся к ней.

 

КОРСИНИ. ЛИЗЕТТА. МАМАША, МАЭСТРО, КОНЧАК, СТЕФАНОПУЛО, ХОР.

(Одновременно.)

КОРСИНИ.

Несётся

к звёздам голос,

когда поёшь

с цепями.

ЛИЗЕТТА.

Чуть выплывешь, и вновь

на дне!.

МАМАША.

Зачем мне эти цепи?

Зачем мне цепи?

С цепями пойте сами.

Разгуливать с цепями – не по мне.

КОНЧАК,

МАЭСТРО.

Всё в той же яме.

На том же дне.

Всё в том же бедламе,

Всё в том же бедламе.

СТФАНОПУЛО

Любые цепи – просто

пустяки

в таком бедламе.

ХОР.

(В зал.)

Люди, что нам делать

с цепями

в такой кутерьме?

Из-за кулис появляется Городовой с большим конвертом в руках. Ошарашенный диковинной для него обстановкой и озираясь по сторонам, он неуверенно движется по цене.

СТЕФАНОПУЛО.

Посторонние на сцене!

Репетиция в разгаре!

Никакого нет почтенья.

Это что за циркуляры?

Что ещё за донесенье?

(Берёт протянутое письмо.)

Фу-ты, ну-ты, это мне.

(Вскрывает конверт и углубляется в чтение.)

 

ВСЕ.

(Одновременно.)

 

КОРСИНИ, ЛИЗЕТТА

Как попал?

Кто пустил?

Нам срывают репетицию.

МАМАША.

Если так ведёт себя

полиция...

МАЭСТРО,

 КОНЧАК

Что за порядки

Здесь, в Костроме?

ХОР.

Что за нравы в Костроме? Что за нравы в Костроме?

МАМАША.

Вот вам наглая повадка

Вечных стражей беспорядка.

Вот кого бы было сладко

Посадить на эту цепь.

СТЕФАНОПУЛО. (Закончив чтение письма).

Алчная стая!!

КОРСИНИ, ЛИЗЕТТА, МАМАША, ХОР.

Что приключилось?

 

СТЕФАНОПУЛО. (Потрясая письмом.)

Нас выгоняют!

КОРСИНИ, ЛИЗЕТТА, МАМАША, ХОР.

Что там случилось!..

СТЕФАНОПУЛО.

Гибнет всё, что свято!

Мерзкое решенье городского головы.

Его тупая чиновничья стая.

Не хочет ждать семьсот рублей арендной платы.

И наш удел, всё проклиная,

Покинуть сцену на радость супостатам.

И премьера как дым исчезает.

А с нею – все мы.

 

Городовой с испуганным выражением лица тупо берёт под козырёк.

 

ВСЕ.

КОРСИНИ ЛИЗЕТТА

Страшный день!

Скорбный час!

Что за

мерзостный приказ?

МАЭСТРО

КОНЧАК

Отставить нас от этой сцены!

Какие злобные гиены!

Отринуть от искусства нас!

Какой

чудовищный приказ!

СТЕФАНОПУЛО

Так распять в душе

искусство

Так посметь обидеть нас.

Так унизить

наши чувства!

Что за мерзостный приказ.

Так распять

в душе искусство,

Осквернить наши чувства!

Леденящий душу приказ!

ХОР.

Прогнать нас

со сцены!

Ну, нету слов.

За вздорную цену

В семьсот рублёв.

Все угрожающе надвигаются на Городового. Мрачно звенят цепи.

 

ВСЕ.

КОРСИНИ.

ЛИЗЕТТА.

Так искусство оскорбить!

Так певцов осиротить!

Орава псов,

ворьё,

балбесы.

Проходимцы,

Мракобесы!

Крокодилы,

Тараканы!

Так искусство

Оскорбить!

Так нас, певцов осиротить!

Так нас, певцов осиротить!

МАМАША.

Орава псов!

Толпа баранов!

Так певцов осиротить!

Орава псов!

Толпа баранов!

Так певцов осиротить!

Так нас, певцов осиротить

Так нас, певцов осиротить

МАЭСТРО.

КОНЧАК.

Подлецы, ворьё, балбесы,

крокодилы, мракобесы.

Проходимцы, лицемеры,

И(е)зуиты, изуверы!

Мир профанов,

Пир болванов!

Мир профанов,

Толпа баранов!

Толпа болванов!

Пир баранов,

Мир профанов,

Толпа ослов!

Так нас, осиротить!

Банда жирных тараканов!

Так искусство оскорбить!

Мир болванов!

Так искусство оскорбить.

Орда профанов!

Пир баранов!

Толпа ослов!

Так нас осиротить!

СТФАНОПУЛО

Свора псов,

толпа баранов,

остолопов

и болванов!

Банда жирных

тараканов!

Так искусство оскорбить!

Орава псов!

Толпа баранов!

Пир болванов!

Орда профанов!

Так искусство,

так искусство

осиротить!

Предать,

сломать,

сглодать,

сгубить!!

Разъярённые хористы прикручивают оторопевшего Городового, цепями к кипарису.

 

СТЕФАНОПУЛО (Городовому). Вон из театра!!

 

Кипарис с привязанным к нему Городовым, продолжающим держать под козырёк, увозят со сцены.

 

СТЕФАНОПУЛО (Мамаше).

Всю нашу труппу

безмерно восхитил ваш поступок.

Кто же знал, что вашу щедрость ожидает

столь печальный, столь безрадостный конец?

 

ВСЕ.

КОРСИНИ,

ЛИЗЕТТА,

КОНЧАК.

Ваш поступок – это редкость

Среди

бестрепетных –

сердец.

МАМАША.

Неужели мы сдадимся

 тупой надменности сердец.

СТЕФАНОПУЛО

(Мамаше).

Ваш поступок –

это редкость

среди

бестрепетных – сердец.

ХОР

  Поступок ваш –

 редкий гость

в нашем мире

злой надменности сердец.

Мамаша.

Я кое-что ещё смогу.

Мысли прыгают в мозгу.

Пи-ри, пи-ри-пи, пи-ри-пи, цикете-цикете,

Пи-ри-пи, пи-ри-пи, фринкете, фринкете,.

Что нам задаток, зачем эти глупости...

Если со сцены нас гонят на улицу.

Гонят на улицу. Гонят на улицу.

Цикете-цикете, ту-ри-та, ту-ри-та-та.

(Вынимает из ридикюля ассигнации.)

Что нам задаток – одна суета!

 

Отдадим, и сыграем премьеру.

(Пересчитывает купюры),

Вот и сумма как будто бы та!

Пейте кровь, хитрецы, лицемеры.

 

(Одну купюру прячет обратно в ридикюль.)

(В сторону.) Это лишнее – мы беднота.

(Отдаёт деньги Стефанопуло).

Кто мог, друзья, заварить эту кашу?

(Снимает с себя шлем Ромула и женский парик.)

Да только лишь женщина, только мамаша.

Мужчины – туфта.

(Сбрасывает с себя юбку.)

Вера любому мужчине – не та.

Как же мне быть, если я не мамаша,

И – хуже того – я скорее папаша.

Так повелось, что я тот, а не та.

Пи-ри-пи, пи-ри-пи, тот, а не та.

Цикете-цикете, тот, а не та.

Фринкете, фринкете, тот, а не та, тот, а не та.

Пи-пи-ри-пи-пи, ту-ту-ри-та-та.

 

Отклеивает усы у одного из хористов и вызывающе приклеивает их себе.

ВСЕ. Вива ля папа! Вива ля папа! Вива ля папа!

 

Сцена притемняется, окрашивается причудливым светом... Ирреальное, рапидное кружение всех, кто находится на сцене.

 

Видение исчезает. Из-за кулис нетвёрдой походкой выходит Альмавива под руку с Дорофеей.

 

ПАПАША. Кто к нам пришёл?!

СТЕФАНОПУЛО (зловеще). Прекрасный сон!

АЛЬМАВИВА (улыбаясь). Готов попеть.

ДОРОФЕЯ. И я и он.

СТЕФАНОПУЛО (страшным голосом). В хор, негодяи!

 

ВСЕ.

 

Корсини.

АЛЬМАВИВА.

ПАПАША.

Боже правый,

что за счастье

Эти оперные

страсти,?

Возникает

увертюра,

Вот из полного

сумбура.

Возникает

увертюра.

Но звучит

не партитура

А поёт твоя душа

Верю, мучаюсь,

прощаю.

Отрицая,

принимаю.

Ненавидя,

обожаю,

А, любя,

едва терплю.

Только б жить

для этой сцены

Мне бы только

жить для сцены,

вечной

музыкой дыша

ЛИЗЕТТА,

ДОРОФЕЯ.

Боже правый,

что за счастье,

эти оперные

страсти!

Лишь бы жить

для этой сцены,

вечной музыкой

дыша!

.

Пусть берут
любую цену,

Лишь бы жить

для этой сцены.

Лишь бы жить для этой сцены,

Вечной музыкой дыша!

Вот из полного

сумбура.

Возникает

увертюра.

Но звучит не партитура,

А поёт твоя душа.

МАЭСТРО.

КОНЧАК

Боже правый,

что за счастье,

эти оперные страсти!

Лишь бы жить

для этой сцены,

вечной музыкой

дыша!

Вот из полного

сумбура.

Возникает увертюра.

Но звучит

не партитура

А поёт твоя душа.

Пусть берут

любую цену,

Лишь бы жить

для этой сцены.

Вечной музыкой дыша!

Сквозь аккорды

до-мажора

Льётся голос

трубадура.

Но звучит

не партитура

А поёт твоя душа.

 СТЕФАНОПУЛО

Я верю,

мучаюсь,

прощаю.

Отрицая,

принимаю.

Ненавидя,

обожаю,

А, любя,

едва терплю.

Опровергая,

Соглашаюсь.

Негодуя,

наслаждаюсь.

Ненавижу,

возмущаюсь,

Но по-прежнему люблю.

Даю любую

цену,

Только б жить

для этой сцены.

Только б жить

для этой сцены.

вечной, вечной

 музыкой дыша!

ВСЕ.

Славься, оперная муза

вечной музыкой дыша!

вечной музыкой дыша!

Славься, оперная муза –

вечной музыки душа!

 

 

Конец оперы

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

КОМЕДИЙНЫЕ ОЕРНЫЕ ПРЕДСТАВЛЕНИЯ И «ЯЗЫК ОРИГИНАЛА».

Мне представляется, что наиболее успешными, востребованными среди моих работ по созданию оперных текстов иноязычных классических опер являются тексты комедийных оперных либретто. И, возможно, что эта востребованность базируется на том обстоятельстве, что моя работа над текстами комедий оперной классики к жанру «перевод» отношения не имеет никакого. Даже то, что обычно называется «свободным переводом», суть любой из моих комедийных работ никак не отражает.

В XIX веке издавались сотни переводов оперных либретто. Поначалу эти переводы старались быть дословными Литературный, лексический их уровень был ужасен. Да и с эквиритмикой у них была глухая вражда. Первый перевод на русский либретто оперы «Кармен» сделан композитором Г. Лишиным. И первая фраза Хабанеры им переведена так: «Лю̀бовь птица, но не ручная…» Очевидно эта уродливая «лю̀бовь» композитора совсем не смущала. Ударная гласная текста («любо̀вь») попадает на безударную долю мелодии – ничего страшного, за то это точное следование оригиналу либретто. Постепенно переводчики от дословности стали уходить. Техника эквиритмического перевода, его литературный уровень повысились. Однако добиваться создания фразы равноритмичной мелодической строке удавалось далеко не всегда. Зачастую, укладывая фразу, приходилось прибавлять в мелодию нотку-другую. Как-то, работая над переводом «Кармен», я подсчитал, сколько раз эта самая нотка-другая нарушала мелодическую строку Бизе в изданном у нас в 1953 г. клавире оперы. Оказалось, более трехсот раз.

Мне в такого рода «переводческой» работе тоже пришлось осваивать технику профессии эквиритмиста. В моих давних русских текстах эти подставные нотки иногда встречаются. Сейчас же, (к примеру, в двух моих последних работах – гайдновский «Лунный мир» и «Прометей» Карла Орфа) – нет ни одного даже самого малейшего изменения мелодической строки ради текста. Однако «переводами» и эти мои работы можно назвать лишь с большой (очень большой) натяжкой. Первостепенный принцип в создании русского поющегося текста, мной исповедуемый, гласит: органика, естественность лексики персонажа безусловно приоритетнее верности букве либретто, с которого делается «перевод». Я научился, сохраняя общий смысл эпизода, иногда усиливая мотивацию поступков героев и даже, подчас, обновляя нюансы сюжета, ни в малейшей степени не изменять мелодику вокальной строки. (Речитативы «секко» – не в счет, они не музыка, а изобретенное старыми оперными мастерами приспособление, обеспечивающее певцу большую естественность сценического самочувствия.)

Однако самое сложное в процессе музыкального перевода это умение добиться безусловного, точного (точнейшего) соответствия эмоций переводного текста эпизода эмоциональному содержанию музыки. Ну, скажем, музыка печальна. Но «печалей» в музыке много и каждая чем-то отличается от другой. Образно говоря, печаль №5 или скорбь №8 – это ведь далеко не одно и тоже. И создатель эквиритмического текста должен – понотно, потактно – уметь, правильно определив (услышав) музыкальную эмоцию, скрупулезно следовать за нею в поисках эмоциональной окраски употребляемого им слова, фразы. Иными словами, я, переводчик должен уметь «спрятать» «переведенный» текст за неизменяемую музыку. И не только текст, но и те обновляемые нюансы сюжета, которые встречаются в моих работах. В этом коренное отличие моих принципов от нынешних постулатов так называемой «авторской режиссуры». В «режопере» привнесенные режиссером новые сюжетные линии эмоционально, эстетически не совпадают (или совпадают не точно, неряшливо) с музыкой, написанной композитором на другую сюжетную ситуацию. Кроме того, в «режопере» режиссер подавляет музыку своим творчеством, и она перестает

быть главным средством художественного воздействия на восприятие публики. Музыка, эмоционально и эстетически «спрятанная» за режиссуру, превращается в некий саундтрек, обезображивающий саму суть оперного искусства – опера как жанр перестает быть оперой. Созданный мной текст довлеет над музыкой? Оспаривает ее эмоциональности? На мой взгляд, эта вседозволенность ни для переводчика, ни для режиссера совершенно недопустима.

При создании текста либретто комедийных опер все эти правила, рекомендации и табу, оставаясь обязательными, оказываются совершенно недостаточными.

В оперной комедии, приходится размышлять над каждой фразой. Как ее «усмешнить», сделать комедийной. Такова их музыка. Таков замысел композитора. И здесь создателю «переводного» текста необходим талант комедиографа. Или хотя бы способности. В лирических вкраплениях они не столь обязательны, и, разумеется, не каждая «усмешненная» фраза способна вызвать именно смеховую реакцию. Но флер комедийности присутствовать должен везде.

Это, поверьте, совсем не просто. И не случайно, многие переводчики (даже успешные) такие задачи перед собой не ставят вообще. Ответьте мне, что смешного, скажем, в идушей по-русски опере-буфф «Севильский цирюльник»? Там же улыбнуться нечему. А по-итальянски? «Язык оригинала» улыбок здесь – увы – не прибавит. А если они и возникнут, то не от непонятного залу текста, а от режиссерских гэгов. Музыка, разумеется, ощущение забавности в нас вызывает, но для полнокровной комедийности этого совершенно недостаточно. И вывод здесь однозначен: язык оригинала – едва ли не главная беда комедийных оперных спектаклей. Но пусть даже опера звучит на языке понятном залу. Никому на русскоязычных спектаклях, скажем, оперы Моцарта «Свадьба Фигаро» и в голову не приходит смеяться. А на представлениях комедии Бомарше? И вот, поди ж ты, смею утверждать, что и в опере создатель поющегося текста (в союзе с режиссёром, дирижером и актёром-певцом, разумеется) может добиваться от зрительного зала настоящего смеха, подчас даже хохота. Кто-то из рецензентов назвал один из недавних спектаклей «моего» «Колокольчика» «чудом комедийности». Не считаю это преувеличением. Ведь смех в оперном зале, – не веселое настроение, не ощущение забавности, не «оживление в зале», а подлинный смех – это действительно чудо. Чудо и праздник театра и его публики.

Ясно одно: в спектаклях комических опер (если они комические не только по названию) языку оригинала одержать победу будет нелегко. Надеюсь, что поставленные на русской сцене оперные комедии с моим текстом (их не так мало: «Колокольчик» – 25 постановки, «Рита» – 15, «Мнимая садовница» – 4, «Тайный брак» – 7) будут сопротивляться попыткам возврата к языку оригинала с решимостью смертников. Попробуйте, убедите театры, играющие у нас «Колокольчик», переучить его по-итальянски. Очень хочу увидеть, что у вас (и у театров) получится. Утверждаю со всей убежденностью, что непонятный залу «язык оригинала» не только совершает покушение на полнокровную комедийность спектакля. Он оскопляет и музыку, которая писалась композитором в надежде на немедленный и одновременный с услышанным отклик слушателя. Немедленный! Никакая бегущая строка эту немедленность и одновременность не обеспечивает. И рано или поздно всем нам придется осознать: «язык оригинала» в комической опере – проявление бездумного неуважения к музыке великих композиторов. Надеюсь, что этому осознанию будет способствовать и моя не поставленная ещё работа «Да здравствует папа!» (созданная мной по доницеттиевской опере «Да здравствует мама!). Не знаю, доведется ли сделать еще что-нибудь, в жанре комедийной оперы. Но в «Папу» я вложил всё, чему учился всю жизнь. И уверяю вас, мы ещё посмеёмся.

Юрий Димитрин

 

Комментарии закрыты.