В 1734г. Надир-шах разбил Сурхая и взял Кумух всего с 20-ю тысячами воинов. Потому шах и рассчитывал завоевать Дагестан в скором времени, и, подчинив себе этот край, двинуть войска на Россию. Это был широко задуманный поход, но в силу обстоятельств он стал «дагестанским». Конечно, данная драма художественное произведение и является вымыслом автора, хотя надо признать, что многие аргументы имеют в основе исторический факт. А ещё, хочется подчеркнуть тот факт, что до этого дагестанцы никогда не выступали против врага так дружно, как один народ. Это было их первое сплочение. Даже далёкие аварские ханы, до которых и не дотянулась ещё рука Надир-шаха, прислали в Андалал свои войска. Это был сильный и жестокий враг, который представлял собой реальную угрозу для многих, а в первую очередь – России. Вот слова Надира, которые передаёт в Петербург Камушкин (1741г.) «Персия скверная – достойна ли ты такого великого государя иметь, как я! Един Бог на небе, а я единый государь на земле, то ни один монарх на свете о нас без внутреннего страха слышать не может. Если бы мы теперь саблю нашу на Россию обратили, то легко могли бы завоевать это государство…» Но в горах Дагестана Надир-шах растратил всю свою мощь – до Дербента дошли только половина воинов, остальные сложили свои головы. Надир не мог смириться с таким исходом и весной 1745 года он предпринимает ещё один – четвёртый! – поход на Дагестан. Но итог был для него плачевным: он в жалком состоянии выводит из Дагестана остатки своего войска и больше сюда не возвращается. Это война длилась почти непрерывно с 1734 по 1745гг. И если в прежние времена каждое общество оборонялось своими силами, то здесь мы уже видим сплочение. Т.е. дагестанцы начинают осознавать общность исторической судьбы, единство. И горцы не только сохранили свободу и независимость, но сорвали замысли похода Надир-шаха на Россию.
Горцы (Сплочение)
Драма
Действующие лица:
Дагестанцы:
Амир - племянник Кайтагского уцмия Ахмед-хана
Зейнаб - невеста Амира
Ахмед - рядовой гражданин
Сурхай-хан - хан Казикумуха, военнопленный Надир-шаха и его вассал
Муртазали - сын Сурхай-хана
Шахман - богатый и образованный человек, крупный общественный деятель
Курбан - сын Шах-мана
Магомед-Гази - кадий, аварский нуцал
Дибир - сын Магомеда-Гази
Хочбар и Мирзабек - приближённые Магомеда-Гази
Магомед и Гаджи - учатся в Хунзахе вместе с Амиром и Муртазали
Залим - богатырь из Гомода, высокого роста и крепкого телосложения
Гамадар - друг Залима из Казикумуха
Хадижат - невеста Гамадара
Хидир - брат Хадижат
Патимат - горянка, собирательный образ женщин Дагестана
и др.
Иранцы:
Надир-шах - правитель Ирана
Салим и Назим - военачальники Надир-шаха и др.
В конце мая 1741г. начался третий дагестанский поход Надир-шаха. Во главе стотысячной армии Надир-шах вторгся в Дагестан и занял крепость Дербент. Он намерен подчинить горцев или уничтожить их и завладеть этим краем. В конце июля возле стен Дербента шах ставит свой лагерь. С требованием присоединиться к нему посылает своих людей по всему Дагестану: к уцмию Кайтага Ахмед-хану, к шамхалу Хасбулату и к др. Кое-кто, как Хасбулат со своими людьми, примкнул к Надир-шаху, а некоторых ему удается склонить на свою сторону силой, коварством и жестокостью. Берёт в заложники родственников (аманаты). Надир не держит слово. Его люди бесчинствуют, нападая на близлежащие ханства. Заставляют платить дань имуществом, скотом и людьми. Отрывают от груди матерей младенцев. Красивых, молодых и крепких увозят, а старых, детей и некрасивых – бросают под копыта лошадей.
Племянник Ахмед-хана Амир учится в Хунзахе вместе с сыновьями Сурхай-хана и Магомеда-Гази (Муртазали и Дибир). А на земле Кайтага осталась невеста Амира, красавица Зейнаб. Воины Надира решили пополнить ею гарем шаха. Но по пути в Дербент Зейнаб удается бежать, обманув охрану.
Акт первый
СЦЕНА ПЕРВАЯ
Занавес. Шум схватки горцев с воинами Надир-шаха. Крики. Плачь. Голоса удаляются. Всё стихает. Пауза. Душераздирающий вопль. Занавес раздвигается. На сцене, лицом вниз, лежит тело Мурада, брата близнеца Зейнаб. На спине у него торчит кинжал врага. Рыдая, на сцену выбегает Зейнаб и, найдяпод скалой тело брата Мурада, подбежав, причитая, падает на колени перед ним.
Зейнаб (склонившись над телом брата, стонет, дрожит и плачет без слез).
Брат!.. Родной… любимый мой брат… Отраженье моего лица – мой близнец… Брат!.. Радость моих глаз, тепло моей души… мой брат… Ты все со мной делил - осталась я одна… Почему в моих руках кинжала не было в тот миг и не легла я возле тебя героем?.. Жених далек… одни мы с матерью остались… (Плачет.) Пока врагу не отомщу, мне радости не знать. Клянусь, я отомщу за смерть! (Вытерев слезы.) Нет, я не буду плакать – я займу твое место, брат! Зейнаб больше нет – я стану тобой, я возьму твое имя, брат! Нет, не напрасно ты учил меня держать в руках кинжал. (Грустно улыбаясь.) И зря ты, брат мой, обижался, когда брала я вверх… (Берет в руки папаху брата.) О Аллах… как я радовалась твоему лицу, брат… Неужели, думала, я так же красива? И вот, в последний раз смотрю я на тебя, и слезы не от радости – от горя… Нет, довольно слез! (Сняв с головы чухту – типа платка – собирает косы и надевает на свою голову папаху.) Клянусь! я не сниму этой папахи до тех пор, пока не отомщу за кровь брата!.. (Гладит брата рукой по лицу.) Прощай, брат! Я возьму твою одежду и твой кинжал, и стану Мурадом, а тебя… сама похороню, чтобы никто, ни единая душа не знала нашу тайну. (Берет на руки тело брата и встает.) Простимся, брат… (Уходит.)
На сцену выходит хор.
Хор. Лезгистан и Дербент в руках у врага,
И Кайтаг растоптали Надира войска.
Весь в огне Дагестан. Сакли – груда камней.
Зарывают в могилы живыми детей.
Вдов хватают, как будто добычу свою.
Гибнут горцы, сражаясь в неравном бою.
Кровью плачет Самур под мечами Таймаза,
Было б легче со скал в море броситься сразу.
Словно в саване белом седая гора,
И сползает туманом небесная мгла.
Лютый враг саранчой истребляет живое,
От набегов Надира и горы все ноют,
Засеваются трупами наши поля,
Орошается кровью родная земля.
Хор удаляется. На сцену выходит Надир-шах со своими людьми: Салим, Назим и др.
Надир. На колени поставлю я всех.
Утоплю я вас в озере слез.
(Смеется.) Всем старейшинам головы я отрублю,
Всех младенцев на ваших глазах удавлю.
Салим и Назим (вместе). Мы славного шаха Надира войска!
От нас разбегаются звери и птицы,
И стонет от боли земля. Ха-ха!
И если великий наш шах повелит,
Вершина в равнину у нас превратится.
Уходят.
СЦЕНА ВТОРАЯ
Хунзах. Учебное заведение. На сцене Амир, Муртузали, Магомед, Залим, Курбан, Гамадар и Дибир. Все они молодые люди 23-25 лет.
Амир. Друзья мои, время ли сейчас для учебы, когда тревожные вести волнуют сердца? Когда враги топчут наши посевы и жгут наши дома? Когда уводят сестер наших, убивают младших братьев, а захваченных в плен превращают в наших врагов?.. Спрашиваю: время ли сейчас для учебы?! Нет! Вот мой ответ!
Пауза.
Дибир (вздохнув). Да, друзья, Амир прав, но… Нас так мало, а враг очень силен. Полчища Надира неисчислимы…
Залим. Он жесток и беспощаден.
Курбан. И хитер, словно лиса.
Амир. Вот–вот! Он давит нас поодиночке. Вчера – Табасаран, сегодня – Кайтаг, завтра – Кумух, глядишь – до Хунзаха доползут.
Муртазали. Набегами персы изводят нас, сея страх в ранимых сердцах и глумясь над живыми.
Гамадар. Да, мы не привыкли к жестокости такой.
Амир. И что же, мы так и позволим им уничтожить себя поодиночке?
Муртазали. И то верно! Так они нас всех перебьют, как и хромой Тимур когда-то.
Амир. В ауле Дибгаши они собрали всех детей вместе и растоптали своей конницей, смеясь в ответ на стон их, плачь и слезы.
Дибир. Ясно, так дальше нельзя. Но что мы можем?
Магомед. Создадим свой отряд и будем воевать! Что тут говорить!
Амир (отдавая Магомеду деревянный шомпол от своего ружья.) Да, Магомед, ты прав. А ну, друг мой, попробуй силу свою. Переломи этот шомпол! Сможешь?
Магомед. Ну да… (Берет и легко ломает.) А что?..
Амир. Друзья, соберите мне все шомпола от ружей. (Собрав их.) А теперь, дорогой Залим, ты из нас самый сильный. Возьми их вместе и попробуй переломить.
Залим (краснея от натуги). Нет, брат, это и мне не по силам.
Амир. Так вот, друзья, наша сила в единстве.
Магомед. И что ты предлагаешь?
Амир. Разойтись.
Гамадар. Разойтись?!
Амир. Да, по аулам своим.
Курбан. Амир, я понял тебя. Разойтись, чтобы после вновь собраться вместе – так?
Амир. Да, друг мой, так. Мы поднимем людей, вооружим их и вместе пойдем на врага.
Муртазали. Друзья, я поддерживаю Амира: не время сейчас для учебы. Если мы будем врозь – враг нас одолеет. И я предлагаю всем объединиться, и не ждать, пока враг постучится и в наши ворота.
Залим (почесав голову). И, клянусь Аллахом, верно, а!…
Магомед. Золотая голова!
Муртазали (похлопав Магомеда по спине). А ты этого не хотел признать!
Дибир (Залиму и Магомеду). Это вам не силу рук мерить, кто – кого.
Курбан. Друзья мои, время позабыть обиды и вместе встать на защиту родных гор, земли нашей.
Муртазали. Верно! Пришел наш час! Мы обязаны поднять народ и объединить его в единый кулак.
Амир. Тогда, друзья, простимся – и до встречи.
Обнимаются и расходятся в разные стороны.
На сцену выходит хор.
Хор. Будь проклят жестокий коварный Надир,
Который ученье Корана забыл.
Будь сотни раз проклят убийца Надир,
Ты лучше б кинжал себе в сердце вонзил.
Не будет покоя тебе никогда,
Повсюду с тобою приходит беда.
Мы столько увидели зла от тебя,
Что местью питали с рождения себя.
И птицы замолкли. Лишь волки сильней
Завыли от хищной натуры твоей.
Какая же мать породила тебя?
И, видно, растила тебя, не любя.
Ты миру принёс столько боли с собой,
Земля под твоей застонала ногой.
Чтоб глаз твой ослеп и отсохла рука,
Поднявшая меч против мирных людей.
Пусть земля разверзнётся, будто река,
Чтоб сгинул из жизни навечно ты в ней.
Уходят.
СЦЕНА ТРЕТЬЯ
Амир возвращается домой и узнает о смерти Зейнаб. Узнав о его возвращении, Зейнаб (в одежде Мурада) спешит к нему.
Амир (терзаясь от горя). Ах, как грустно это возвращение! Дядя Ахмед–хан в неволе у Надира, отец погиб, а теперь не стало и невесты… Как мне жить?! О Аллах, как больно мне, как больно!… Вернулся я домой, а будто в ад спустился… Не рад я ни родным, ни земле родной, померк и солнца свет, тьма грудь мне раздирает. Скорбят глаза мои, сознание померкло… Зейнаб, любовь моя… как без тебя дышать мне?! Я жаждою томим – вода мне стала ядом. Мечтал о счастье я – от горя я рыдаю! Ах, как хотелось жить – теперь я смерть взываю!.. (Зажав кулаками голову, опускается на землю.)
Зейнаб (вбегая на сцену). Кто смерть к себе зовет – не отомстив за жизнь, за убиенных?! Тебя не узнаю я – скажи мне: кто ты?
Амир (вздрогнув). Зейнаб?! Я брежу?.. Твой голос ли… живой… я слышу – или это мираж?..
Зейнаб. Ах, ты ли это, Амир?! Что же ты глаза закрыл – чего ты испугался? Сзываешь мрак и проклинаешь свет… (Горько усмехнувшись.) Что смерть зовешь к себе, честь горца позабыв?!
Амир. Зейнаб…
Зейнаб. Открой глаза, Амир!.. (От волнения голос её дрожит.) Я не Зейнаб – Мурад я! Брат твоей невесты, близнец её…
Амир. Мурад… моей невесты брат?.. И ты… (Пауза.) Скажи, что с ней случилось? Не верит сердце, что она мертва…
Зейнаб. Она… в неволе жить не захотела… Ах, что сказать!.. Враги ей выбора не дали, и от позора только смерть могла её спасти… (Пауза.) Её душа теперь над нами – я сам её похоронил… Она тебе верна осталась!
Амир. И… думаешь, она все видит?!
Зейнаб. Я думаю, что да…
Амир. Её глаза – передо мной… О Аллах, как вы похожи!…
Зейнаб (встрепенувшись). Узнав, что ты вернулся, я прибежал, чтобы… (Кусая губы.) Но вижу я, ты вовсе мне не рад …
Амир. Нет-нет, Мурад, я очень тебе рад, но… (вздыхает) радоваться сердце отучилось.
Мурад. Прости, не думал я, что ты будешь так страдать.
Амир. Такая глыба горя надо мной…
Зейнаб. Не только над тобой, Амир…
Амир (сновавздохнув). Ты прав, Мурад.
Зейнаб (грустно усмехнувшись). Сестра мне говорила, что ты, как скалы наши, твёрдый, и не уступишь в силах никому… что ты герой, что ты… (Вздыхает.) Видимо, перехвалила…
Амир. Нет, Мурад, сестра была права, но… (пауза) мужество она мне придавала, потеряв её – себя я потерял…
Зейнаб. Эх, Амир, если б только о сестре речь шла – сколько людей враги поубивали… Что смерть? Позор страшнее смерти: сестра хоть честь спасла. А сколько девчат враги лишили чести, глумясь над ними перед их отцами, к столбам веревками связав. Такое горе у народа – многие сошли с ума и криками детей своих пугают… В костер детей бросали, звери… под ноги лошадей… со скал… (Пауза.) А ты – ударился тут в слезы! Что смерть одна? Гибнет Дагестан!
Амир (пристыжено). Прости, Мурад, такая боль…
Зейнаб. Мне, думаешь, не больно? Скажи Амир, а кому не больно?!
Амир (твердо, вздохнув). Да, мой брат, ты прав! Ну, дай обнять тебя!
Бросаются в объятия друг друга. И тут Зейнаб, не выдержав, плачет.
Амир. Ну что ты, брат? Меня ругал, а теперь, сам в слезы…
Зейнаб (отворачиваясь в сторону и вытирая глаза). Прости… прости, так долго ждал тебя я – это от счастья слезы… (Улыбается.) Теперь – я не один!
Амир. Мурад, клянусь, враг сполна получит – за все ему мы отомстим!
Зейнаб (взяв себя в руки). Клянусь и я перед тобой, Амир, рядом с тобой я буду до конца: или смерть – или победа!
Амир. Другого не дано! Сегодня же начнем людей сзывать и сплачивать в отряд единый.
Зейнаб. Многие ушли в леса и нападают тайно на врага, отбивая и людей и скот.
Амир. Теперь очаг наш лес и горы – они укроют нас, идем.
Зейнаб (с улыбкой). Возьмешь меня с собой оруженосцем?
Амир. Ты будешь правою рукой моей! (Обняв за плечи.) Я никогда с тобою не расстанусь, брат мой!
Зейнаб. Клянусь быть верною рукой! (Поет, весело, вприпрыжку следуя за ним.) И брат, и друг мне, кинжал и сабля. И золота дороже мне кремневка…
Уходят вместе.
Сцена четвертая
Аул. Окраина. Иранцы бесчинствуют, вытаскивая из домов все ценное и насилуя молодых девчат. Разграбив и разгромив, они уходят, уведя с собой молодых. Среди них и сестра Ахмеда. На сцену выбегает Ахмед, а за ним Амир и Зейнаб. За сценой крики о помощи и смех насильников. Ахмед, обнажив кинжал, рвется на зов. Амир и Зейнаб держат его и не пускают.
Амир. Ахмед…Ахмед! Брат мой, нас слишком мало, чтобы ввязаться в бой!
Ахмед. Амир!… Они… они увели мою сестру… убили отца и растоптали мать… (Плачет.)
Зейнаб. Держись, Ахмед, стисни зубы и терпи… (Тоже плачет.)
Амир. И наша смерть ничем тут не поможет: чтобы мстить – надо жить!
Зейнаб (вытирая глаза). И нам больно, Ахмед… (Твердо.) Придет час – мы отомстим за всех!
Амир. Надо поднимать людей – все народы Дагестана – и только так мы сокрушим врага. Не ты один от боли стонешь, друг мой. И меня они лишили жизни – я потерял невесту…
Зейнаб. Поверь, Ахмед, и я готов был жизнь за сестру отдать – её убили на моих глазах…
Амир. Мурад прав, Ахмед, не время плакать… Нам надо силу набирать – сплачивать вокруг себя людей.
Зейнаб. Идем с нами, Ахмед. Многие ушли в лес, а кто и в горы высоко …
Ахмед (обняв Амира). Что они с нами сделали, Амир? (В зал.) До каких пор они будут уводить наш скот, насиловать наших женщин, убивать наших детей и стариков? (Вздохнув.) Как жить, скажи, терпя такой позор?
Амир. Сегодня – сила на их стороне: их много, и они, жестоки и коварны. У них и пушки, а у нас – ружьё да сабля. Но жестокость эта их – их же и погубит.
Зейнаб. Да, и я верю в это. Придет час, когда горцы встанут на пути их единою стеной…
Ахмед. Когда?! Когда он наступит – этот час?
Амир. Когда поймут все, что беда общая, когда станет совсем невыносимо. Соседи надеются, что враг к ним не придет, а когда поймут…
Ахмед (усмехнувшись). А поймут ли?.. Когда-то и Хромой Тимур сокрушил всех поодиночке, а Хайдак – сжёг дотла… (Вздохнув.) И никто на помощь не пришёл… Из тысяча выжил лишь один.
Амир. Не говори так, брат мой. Плечом к плечу стояли и христиане, и иудеи, и мусульмане*.
Зенаб. Да, Ахмед, и тогда народы все друг другу руку протянули, иначе всех бы вырезал хромой.
Амир. И сейчас поймут, да и мы поможем! (Пауза.) У меня много друзей по всему Дагестану – они учатся со мной. Сейчас все разошлись по своим аулам, чтобы поднять на врага своих сородичей.
Зейнаб. Мы разрознены - потому нас и бьют…
Ахмед. Ах!.. Как огонь, охвативший лес, движется враг по земле, пожирая все за собой. Будет ли конец этому?
Амир. Мой дядя Ахмед–хан сдался в плен, чтобы спасти людей и родную землю, но это не помогло: у Таймаз–хана нет понятия чести. Но и дядя Ахмед-хан не прост, я уверен при случае малейшем обманет он Надира.
Зейнаб. Но поверь, Ахмед, придет и наш час. Это наша земля!
Амир. И, если не мы, кто защитит наши горы, народ наш и землю?
Ахмед. Да, вы правы, уйдем в горы – в лес, соберем людей в один отряд и будем нападать на врага, отбивая братьев и сестер.
Амир. Не будет им от нас пощады!
Зейнаб (гордо). Таймаз–хан ещё пожалеет, что сунулся к нам.
Ахмед (твердо). Отныне моя жизнь – борьба! Я отомщу им, отомщу! Пока я жив, покоя им не знать!
Амир. Пока мы живы, брат. Идем.
Зейнаб. Идем, врагу мы отомстим!
Ахмед (уходя с ними). Эх, дожить бы до этого дня. Идем!
*Автор имеет в виду, что в то время одни дагестанцы исповедовали христианство, а другие – ислам, и даже иудаизм. А зароострийцев называли язычниками. Но это не помешало им сплотиться против общего врага Тамерлана (конец XIV века).
СЦЕНА ПЯТАЯ
На сцене дочь с отцом. Персы – человек десять, - нападают на них. Старика убивают и, раздев, бросают посреди дороги, а девушку забирают с собой. Появляются Амир, Зейнаб и Ахмед.
Амир (подбежав к старику, слушая пульс). Мертв! Как жестоко они расправились с ним!..
Зейнаб. Шакалы! Они от нас не уйдут!
Амир (берет труп на руки). Предадим его земле…
Уносят труп и уходят. На сцену выходит хор.
Хор. Ухбукцы, аварцы покинули сакли,
И встали стеной на пути у врага.
Всех лакцев на битву зовет Патима,
Надвинув папаху себе на глаза.
И сабли за саблей куют амузгинцы,
И в кузнице дети сменили отца.
Уверены все – от Лезги до Анди,
Что крепче Ирана сталь Амузги.
АКТ ВТОРОЙ
СЦЕНА ПЕРВАЯ
Шахман, отец Курбана, пытается подчинить всех дагестанцев своей
власти. Но народ и сыновья его против такого диктата.
Курбан. Отец, твоя идея сейчас не ко времени. Народ и так возбужден и раздражен, поэтому лучше оставь эти мысли… (Вздыхает.) Дагестанцы привыкли жить по-своему – у каждого народа свои обычаи, свой менталитет…
Шахман (перебивая). Э, сын мой, я не знаю таких мудреных слов. Но если мы сойдемся в один кулак, в одно ханство – ты представляешь, насколько мы будем сильнее?
Курбан. Вернее, отец, ты хочешь сказать, подчинить всех себе?
Шах-ман. Народом должна править сильная рука – от этого он только выиграет.
Курбан. Но народ наш не привык гнуть спину и никто ещё не сломил его. Дагестанцы вольнолюбивы.
Шахман. Народ, хм… Сын мой, народ – это стадо…
Курбан. Отец, со мной в Хунзахе учатся юноши со всего Дагестана, и я знаю, насколько горд и честен наш народ. Смелость и отвага – вот его черты, а не покорность.
Шахман. Так-так-так… (Гневно сверкнув глазами.) Как я понял, мой сын не хочет поддержать меня?..
Курбан. Отец, я хочу предостеречь тебя от ошибки, которая…
Шахман (резко перебивая). С каких это пор яйца курицу стали учить?! (Пауза.) Ты мне вот что скажи: на чьей ты стороне?!
Курбан. Отец, я сын твой, но я также и сын Дагестана.
Шахман. А–ах, вот оно что… Значит, по-твоему, отец твой – враг Дагестана?
Курбан. Я… я этого не говорил…
Шахман. Неужели?! А, стало быть, я не так понял?!
Курбан. Да отец, может быть… (Пауза. Вздохнув.) Я друг тебе, а не враг.
Шахман. А по мне, лучше открытый враг, чем…
Курбан. Отец, не говори так, ты… ты ошибаешься…
Шахман. Я только в одном ошибся – в тебе. Но, к счастью, у меня есть ещё два сына.
Курбан (вздохнув). Отец, я говорю здесь с тобой как от лица друзей моих, так и от лица моих братьев. Так считают и Сурхай с Нуцалом. Поэтому я прошу тебя, отец, откажись от своей идеи. Нет, я не спорю, может, ты и прав, и в чем–то я тебя поддерживаю, но только не сегодня, не в такой час. Не время, отец, не поймут тебя люди. Пусть народ сам…
Шахман (грубо перебивая). Значит, все против?! А, безмозглые скоты!.. Не вам меня учить!..
Курбан. Не надо, отец…
Шахман. Пошел вон! Пошли вы все прочь! (Усмехаясь.) Я ещё докажу вам, кто прав! Все, все будете ползать на коленях передо мной!
Курбан (тревожно). Отец… ты что задумал?
Шахман. Не твоего ума дело! Ах, вы ещё станете умолять меня, принять власть над вами, но… (кривя губы) но уже будет по-иному. Я вас всех заставлю трепетать! Шакалы! Собаки!
Курбан (сдержанно). Отец, гнев не союзник ума, можно таких дров наломать…
Шахман. А ты их уже наломал, хм… вместе со своим народом! (Оскалившись.) Я же отныне изгой! (Смеется.) Но я вернусь и отомщу за все! (Резкоразвернувшись, уходит.)
Курбан. О Аллах!.. (Схватившись руками за голову, уходит в другую сторону). Желая власть заполучить, отец сошёл с ума…
СЦЕНА ВТОРАЯ
Дербент. Резиденция Надир–шаха. Шах в окружении невольниц. Входит нукер и что–то шепчет ему.
Надир (хищно улыбнувшись и, тотчас сменив маску). Введи, введи его, но… пусть его обыщут перед этим.
Нукер. Да, мой шах. (Низко поклонившись, уходит.)
Входит Шах-ман.
Шахман (склоняясь перед Надиром). О великий шах, благодарен вам, что приняли меня…
Надир (взмахнув рукой). Довольно! Говори, с чем явился, зачем пришел и беспокоишь.
Шахман. Могучий и непобедимый! Преодолев горы и ущелья, пробираясь через леса и речки, терпя зной и голод, моля Аллаха о встрече с вами – я шел сюда. (Снова склоняется перед ним.)
Надир (сквозь улыбку). Ну, странник, что за нужда гнала тебя? Что за обида питала твои силы, какая жажда тебя вела?
Шахман. Я знаю, великий шах давно мечтает покорить Кавказ…
Надир (жестом руки прогнав невольниц). Теперь говори, мой друг.
Шахман. Я открою врата в горы, о великий. Нет тропы, которой бы не знал Шах-ман. Я обнажу перед тобой грудь Дагестана, и сердце его преподнесу тебе на ладони.
Надир. Ну-ну… (Кивает головой.)
Шахман. Я раздвину скалы и введу тебя в Казикумух, в Хунзах, в Согратль… Орлом ты будешь взирать с вершин, и не только на Дагестан. Я расстелю горы под копыта твоих коней, и мы вместе покорим все вершины.
Надир (внутренне ликуя). Вот это мужской разговор! И что же хочешь ты в обмен?
Шахман (раздувая ноздри). Во–первых, поставить Дагестан на колени и подчинить своей власти…
Надир. То есть, стать вассалом моим…
Шахман. И другом, мой шах!
Надир (с улыбкой). Завтра мы с тобой поговорим и пожмем друг другу руки. А теперь иди, невольницы очистят твое тело (смеется) и успокоят твой тревожный дух.
Расходятся в разные стороны. Один – гордо, другой – пятясь назад и отвешивая поклоны.
СЦЕНА ТРЕТЬЯ
Казикумух. Разрозненно обороняясь, народ сопротивляется воинам Надир–шаха. Дагестанцы терпят поражение. Залим попадает в плен: он находился в гостях у Гамадара – на его свадьбе. Люди Надира пытают его, выкручивая руки и ноги, бьют и режут уши и лицо. Но Залим мужественно переносит все мучения. И они, ничего от него не добившись, связав по рукам и ногам, потехи ради, сажают его в мешок и сбрасывают со скалы. На сцене остаются те, кто сбрасывал мешок, остальные, смеясь, уходят.
Персы: Первый, Второй.
Первый. Ну вот, ещё одним джигитом стало меньше.
Второй. Пошел на корм зверям и птицам.
Первый (хватаясь за живот от смеха). Как снежный ком скатился со скалы.
Второй. Героем он себе казался – мы ежиком его свернули.
Первый. Теперь с червями пусть воюет, после укусов наших сабель.
Второй. Он брыкался, словно телёнок, и по заслугам получил.
Первый (грозно). Мы будем мучить, и терзать всех, пока не покорятся.
Второй. Не то, что этих дикарей, мы растопчем их вершины.
Первый. А тех, что убегут в леса, изжарим мы на шашлыки.
Второй. Горяночками их, красивыми и стройными, гаремы мы свои умножим.
Первый. Сады, дома и скот – все станет нашим.
Второй. Детей служить себе заставим.
Первый. Разбогатеем мы с тобой, Салим.
Второй. Да, друг Назим, мы славно заживем.
Уходят.
Сцена четвертая
На сцену с мешком в руках выходят Хидир, Гамадар и Хадижат.
Хидир. А мешок–то шевелится – живой тут кто–то.
Гамадар. И тяжелый же, однако.
Хадижат. Вокруг никого, ушли все. Давай, заглянем, кто внутри.
Хидир. Хадижат, сестра, ты отойди, а может, враг с винтовкой притаился...
Гамадар. Развязывай, Хидир, я обнажу кинжал.
Развязывают, освобождая обезображенного Залима.
Хидир (вздрогнув и отскочив). Ты… ты кто?!
Залим (вздохнув, устало). Не узнали меня, это же я – Залим… Вот что со мною сделал враг – свои не узнают.
Гамадар. Залим, друг мой, ты ли это?
Развязывают ему руки и ноги.
Залим. Да, Гамадар, это я… Они пытали меня, резали, били и жгли огнем, но ни слова, ни стона не проронил я. А после, связав, посадили в мешок и сбросили с той скалы.
Хидир. Что?! Сбросили с той вершины?! И ты после всего этого живой ещё?! Или… (встряхнув головой) или мы все уже мертвы и это – не земля, а небо?
Гамадар. Нам туда ещё рано, друг. Надо бы отомстить врагу – пусть возрадует чертей.
Хадижат. Я с вами рядом путь войны пройду. Они испортили нам свадьбу.
Залим. И я останусь с вами. Руки мои пока целы, и в силах я оружие держать, да и глаз один еще видит, и различить могу врага.
Хидир. Мы врага, как волки, чуем.
Хадижат. Да чтоб медведь их разорвал на клочья! (Завязывает повязку на ослепленный глаз Залима.)
Гамадар (забирая верёвки с собой). Мы врагу завяжем ими руки. (Вздохнув.) Эх, двум смертям не бывать – одной не миновать. Не посрамим наших седых вершин.
Залим. Кто смерть принес – её здесь и найдет.
Хидир. Да, Залим, и мне есть мстить им за кого – живыми сына и жену, они конями растоптали. Идем, найдем себе оружие в бою.
Хадижат. Камнями горы на врага обрушим. Десятерых убьем за одного.
Гамадар. Нет больше жалости в груди. Прогоним врага с родной земли, сломаем ему кости, руки, ноги, чтобы дорогу позабыл к нам в горы.
На сцену выходят дагестанцы, вооруженные кто чем.
Залим. Горцы! Хватай, что есть и вместе на врага, идём! (Поёт.)
Пока сила в руках не иссякнет,
Будем врага убивать!
Хадижат. Они числом нас не возьмут,
В ущелье смерть они найдут.
Гамадар. Я костьми их засею поля,
Воду речек их кровью окрашу.
Хидир. Мы сошлись защищать страну гор,
И врагу отомстить за позор,
За отцов, матерей и сестёр.
Залим. За Дербент мы прогоним врага
Или в битве с врагами умрём,
Чем терпеть униженья, позор.
Вместе. Не дадим себя в землю загнать.
Если силы пошлёт нам Аллах,
В западню мы заманим врага,
Чтоб его раздавила гора!
С песней все уходят.
СЦЕНА ПЯТАЯ.
Слева – персы: Салим, Назим и др., справа – дагестанцы: Залим, Хидир, Гамадар, Хадижат и др.
Хидир. Эй, каджары, от вас много шуму: о-во-во-во!
Гамадар. А у нас говорят, шумливая речка моря не увидит – по пути пропадет.
Салим. А что этим вы хотите сказать?
Залим. А то, что вы группами, по частям застрянете в наших ущельях.
Хидир. Навечно! Аминь!
Хадижат. У–мо-мо-мо-мо!
Назим. А мы подкупим горы вашими трупами.
Салим (смеясь). Вашими девочками их соблазним.
Назим. Ха-ха-ха!
Гамадар. Но вы ошиблись в одном!
Салим. В чем же это?
Гамадар. Горы наши неподкупны, как и сами люди.
Залим (обращаясь к своим). Братья мои, на свадьбу друга я с Анди явился, но враги не дали веселиться. Отомстим им?
Народ. Да!
Залим. Горцы, встанем единой стеной, скалой отвесной – на защиту гор родных!
Народ. Да, Залим! Да, Гамадар! Да, Хидир!
Затягивают песню и дружно идут на врага.
Народ. Коварного шаха несметная сила.
Ползет саранчою, все поедая.
И стонет от боли земля.
Враг теснит их на край бездны. Уходят. Шум битвы за сценой.
СЦЕНА ШЕСТАЯ
Раненая Хадижат выбегает на сцену и готова броситься в ущелье, чтобы не попасть на поругание врага.
Хадижат. А вот и ущелье! Прощай, Гамадар! И ранить-то враг не смог меня на смерть. Но с кровью из тела уходит и сила. И лучше я кинусь в объятие смерти, чем отдаваться в руки врагу. (Бросается в бездну).
Гамадар (отбиваясь от персов, выходит на сцену). Прощай, Хадижат! За тебя отомщу я, и врага – хоть троих! – уведу за собой, где я навеки обручусь с тобой. (Убивает одного, но и его ранят). Ах, что-то горячее грудь обожгло… Н–нет, вам так просто меня не сломить. ( Убивает ещё двоих.) Это вам дар мой за любимую душу. А это… (Он, не успев нанести удар, роняет саблю и, пронзенный врагом в грудь, падает на колени. Но, скинув с себя насевшего врага, становится на ноги.)
Враг в страхе убегает, он грозно идет за ним. Уходят за сцену.
Появляются Салим и Назим.
Салим (понукая своих воинов). Что вы оробели перед этим ослом?! Хватайте его за руки, за ноги, штыками к скале пригвоздите, и голову от плеч отделив, невесте в подарок пошлите. (Смеется.) Пусть камни целуя, по отвесной скале, под ноги любимой скатится.
Назим. Шакалы за нами очистят здесь плато, а мы же, с тобой, пустимся в погоню. (Угрожая кулаком.) Поймаем всех и четвертуем, пример покажем мы другим. Хм, сопротивляться вздумали Надиру – великому шаху Востока.
Уходят.
Сцена седьмая
Залим и Хидир вместе с уцелевшими в битве горцами.
Хидир. Сиротой остался я на свете – ни сестры, ни брата, всех убили…
Залим. Лучшего друга я потерял – с врагом отважно бился он … (Вздохнув.) Твоя сестра достойна чести.
Хидир. Мы память сохраним о них, и беспощадно будем мстить.
Залим. И я теперь твой друг и брат – мы будем рядом до конца стоять.
Хидир (пожимая ему руку). Пока нас смерть не разлучит.
Залим. Давай о смерти, брат, не будем…
Хидир. Да, мой друг, ты прав… (Пауза.) Надо выводить людей отсюда, чтобы к своим пробиться. Ещё одна такая схватка - никто и не спасется.
Залим. Верно, нас слишком мало против многочисленного врага. Уйдем в Кайтагские леса, и раны залечим свои, а может, встретим там кого, кто умножит наши силы.
Хидир. Зверством враг своим, страх нагоняет на людей. Не люди, а шакалы…
Залим. Но страх не вечен – он проходит, рождая в сердце ненависть и отвагу.
Хидир. Клянусь, ты прав! Признаться стыдно, и меня вначале страх сковал, пока… (Тяжело вздыхает.) Мне уже нечего терять – ни сакли своей, ни родных.
Залим. Вот здесь, брат, с тобой я не согласен. Дагестан – наш дом, и все горцы – братья нам. Мы – один народ. Одна боль, одна рана объединяет нас.
Хидир. Верно… (вздохнув) прости. (Обняв.) И одна забота – враг! (Пауза.) Спасибо. Ты мне душу отогрел, Залим.
Залим. Впереди, друг, жизнь новая нас ожидает…
Хидир. Да, если победим врага…
Залим. Победим! (Пауза.) Нам надо всем объединиться в единый Дагестан. В один народ. Тогда и враг не страшен. Ах, как был прав Амир.
Уходят.
Акт ТРЕТИЙ
Сцена первая
На фоне леса и гор. Амир со своими людьми отбивает атаку иранцев, но преимущество на стороне врага.
Амир. Ахмед, Мурад, уходите, уведите народ в лес, нам не устоять, врага уж слишком много, надо беречь людей…
Зейнаб (отходя со своими). Да, Амир, да, уходим… Тут только лес и в силах нас спасти.
Ахмед (бьется рядом с Амиром, оглядываясь). Ещё немного – и мы спасены. В чащобе этой им нас не догнать, а там и горы защитят.
Уходят. На сцену выходят иранцы: Первый, Второй, Третий.
Первый. Вот вам и смелые хайдакцы, только пятки засверкали.
Второй. Ничего, далеко не уйдут, всех достанем и горло перережем.
Третий. Ха-ха-ха, как и барашкам их.
Первый. Мирных – заставим работать, а буйных – перебьём, как зайцев.
Второй. Нас так много – им не устоять.
Третий. Наша сила – наш великий шах.
Первый. Вырубим леса и сожжем, вершины гор с землей сравняем.
Второй. Наши люди расползлись повсюду: Салим и Назим очищают Кумух. Ибрагим* покоряет Хунзах.
*Племянник Надир-шаха Али-хан по настоянию шаха взял себе имя отца Ибрагима.
Третий. И скоро мы отпразднуем победу.
На сцену выходит Надир–шах.
Надир. Двинемся сегодня же в Хайдак. (Гордо.) Мы хайдакцев непокорных сотрем с лица земли, а их сакли превратим в песок. Коня мне! Коня!
Уходят. Появляются Хидир и Залим со своими людьми.
Хидир. Стой! Залим, ты слышишь шум впереди? Как будто кабаны…
Залим (прислушавшись). Да… кто-то движется прямо на нас.
Хидир. Спрячемся, может, это враг!.. И кабана и волка он страшнее.
Прячутся. На сцену выходят Амир со своим отрядом. Залим, узнав Амира, выходит навстречу.
Залим. Амир!
Амир. Стой!.. (Пауза.) Залим?!
Залим стискивает Амира в объятиях. Хидир и остальные тоже выходят из укрытия. Все обнимаются и приветствуют друг друга.
Залим. Как я рад тебе, Амир!..
Амир. Ты ли это, Залим?! Тебя не узнать, и только по голосу я понял, кто ты. Что они сделали с тобой?!
Залим. Я был в плену… (Вздыхает.)
Амир. Не вижу друга твоего – где Гамадар?
Залим. Погиб… смертью храбрых! Покоится на дне ущелья со своей любимой: там и похоронили их. Домой я не вернусь, пока не отомщу… И Хидир теперь осиротел.
Амир (сердечно обняв их). Они ответят за все! (Обращаясь ко всем.) За оружие, братья мои! Нас стало больше, и стали мы сильнее!
Ахмед. Враг идет по пятам и скоро будет здесь.
Зейнаб. Теперь нас вдвое больше – сильнее мы в пять раз.
Хидир (раздувая ноздри). И с нами те, плечом к плечу, кого мы потеряли.
Залим. За нами горы с сединой вершин.
Амир. Идем, дадим врагу отпор, нет места лучше для засады.
На сцену выходят Дибир и Гаджи со своими людьми.
Дибир. А не возьмешь ли и нас с собой, Амир?
Гаджи. Враг и нам немало насолил…
Амир (радостно, идя навстречу им). Дибир! Гаджи! Как рад я вам, друзья! (Обнимает их.)
Залим. Амир, ну дай и нам обнять наших друзей. Как будто век уже не видел их.
Дибир. Твой голос мне знаком, но…
Гаджи. Кажется, это наш друг Залим!
Хидир. Да, Гаджи, ты прав, это – наш друг Залим. Он чудом жив остался, а Гамадар и сестра погибли…
Залим. Меня Хидир спас, а я над ним смеялся…
Амир. Да, друзья, мы за месяц повзрослели лет на десять.
Хидир. Я бы сказал на век…
Залим. Кое-кто успел и поседеть…
Гаджи. Проклятые иранцы, не люди – звери.
Дибир. Хуже…
Амир. Потому и сказано: с волками жить – по-волчьи выть. Дадим врагу отпор достойный. Идём.
Ахмед. Выпустим кишки этим волкам! (Поднимает кинжал.)
Зейнаб (хватаясь за кинжал). Вперёд, друзья!
Появляются иранцы. Идёт схватка, где люди Амира побеждают врага. Амир и его друзья, бряцая оружием, воодушевлённо.
Амир. Братья мои, поздравляю – это первая достойная битва. Мы вырвали победу у врага.
Дибир. Мрак рождает чертей.
Гаджи. Теперь и пообщаться можно: мы заслужили передышку.
Амир. Так, значит, проклятый Таймаз покоряет вершину за вершиной, и Аваристан уже под ногами его?
Гаджи. Да, и скоро враг будет в Согратле.
Дибир (вздохнув). Я должен быть в Андалале и защищать родные стены…
Амир. Скажите, а где Муртазали? Не слышали о нем?
Хидир. Безрукий Сурхай в плену у Надира, вчера узнали от людей.
Гаджи. А супруга Сурхая Айшат, говорят, в шатре Надира…
Амир. Сделал наложницей её?.. (Вздохнув.) А Муртазали?
Дибир. Братья Муртазали-бек и Мухаммад-бек у Нуцал-хана – их в Андалал отправил сам Сурхай. А сейчас Муртазали в вершинном Хунзахе.
Гаджи. Сзывает всех друзей, чтоб вызволить из плена мать.
Амир (вздохнув). Стрела врага пронзила все сердца – беда и боль проникли во все двери.
Ахмед. Каджары многих нас лишили чести, взяв в плен сестер и дочерей.
Хидир. Они ещё не доросли до окон и только начали цвести.
Амир. И Зейнаб, моя невеста, ущелье предпочла неволе… (Вздохнув.) Вот брат её Мурад. Он сам сестру похоронил и в руки взял кинжал отца, которого враги убили…
Зейнаб (смущаясь). Мы были близнецы… теперь Амир мне братом стал, а мать в старуху превратилась – в сорок лет…
Амир. И для меня души роднее нет: его лицо – лицо её сестры.
Хидир (в сторону). Совсем ещё юнец безусый…
Ахмед (вздохнув, невольно). У всех своя печаль…
Залим. Но стала она общей.
Хидир. И всех объединила.
Гаджи. Как розу, чей бутон ещё и не распустился, бросает под ноги шалун, они невест бесчестят наших и бросают в грязь.
Дибир. Не люди, манихеи* какие–то, черт бы их побрал.
Ахмед. Ещё мусульманами себя называют…
Гаджи. Враги жизни не могут называться мусульманами, это проклятые, коварные и жестокие исмаилиты**.
Дибир. Почти весь Дагестан под их ногами. Амир был прав.
Амир (задумчиво). Вот и сейчас, друзья, хочу сказать, пора нам всем собраться воедино. Иначе мы врага не одолеем.
Хидир. И что ты предлагаешь, Амир?
Амир (не спеша, твердо). Уйти в горы… по отдельности, чтобы…
Залим. Что?! Разойтись?! Когда… когда от одного твоего имени, Амир, враг мочится в штаны?!
Гаджи. И верно, Амир, мы только что в отряд сложились.
Хидир. И за нами победа за победой!
Амир. Друзья мои, сейчас не время спорить, давайте мы оставим пыл для боя.
Залим. Ну, зачем ты так, Амир? Мы же…
Дибир. Давайте, послушаем Амира, может, он и прав. Клянусь, он мудр не по годам. Говори, Амир.
Амир (так же серьезен). Вот что, сегодня отдохнем, а завтра… каждый из нас пойдет туда, где он сможет собрать больше народу, чтоб повести их в Андалал.
Дибир. В Андалал?!
Амир. Да, брат мой, Андалал – место что надо… (Обняв Дибира за плечо.) А ты поднимешь там всех, кто способен держать оружие – и жди нас.
Дибир. Ждать?!
Амир. Да! Пусть все дагестанцы сходятся в Андалал – дадим Таймазу достойное сражение.
Гаджи. Валлах он прав!
Залим. « Пусть лишится силы, чья рука дрогнет,
Проклят будет вовеки, чья душа струсит! » ***
Амир. Гаджи, весь Салатау сзывай к Андалалу, отважных андийцев сзывай ты, Залим. (С улыбкой.) Привет от нас Хочбару, Дибир.
Хидир. А я пойду в Кумух и за собой всех поведу. И я уже не тот Хидир.
Ахмед. Я подниму всех акушинцев. (Грустно.) Моя мать оттуда была родом. Уста**** Гамид – отец мой – в неё влюбился, когда работал у её отца.
Амир (смеясь). И я отошел далеко от села. Вернусь, чтобы уйти.
Зейнаб (с улыбкой). А мне с тобою по пути.
Амир. А теперь всем отдыхать: сон придаст нам силы.
*Манихеизм – мистическая религия, возникшая в Иране, в начале н.э. У манихеев мир не творение, заслуживающее любви, а результат катастрофы, и подлежит уничтожению.
**Исмаилиты – приверженцы мусульманской шиитской секты, возникшей в 8 в.
***«Песня о разгроме Надир–шаха».
**** уста – мастер.
СЦЕНА ВТОРАЯ
На сцене кадий Магомед–Гази со своими людьми: Мирзабеком и Хочбаром. Перед ними – мешок пшена.
Гази. Значит, Надир–шах ставит нам условия, требует мою дочь и?.. (Вздыхает. Пауза.) Ах, и сына рядом нет: в плену или убит?…
Мирзабек. Магомед–Гази, мы скорее умрем, чем встанем на колени…
Гази. М-да…
Хочбар. Гази, Таймазу нельзя верить: он подло обманул Сурхай–хана Казикумухского, как и уцмия Кайтага Ахмед–хана.
Мирзабек. Он взял их в плен, сжег их дома и…
Гази. Мы должны ответить.
Хочбар. Гази, буду рад, если поручишь это мне.
Гази. Если да если… (Вздыхает.) А ты знаешь, что значит, этот мешок пшена, который доставил нам посол Надир–шаха?
Хочбар. Думаю, он этим хотел сказать, что у него столько воинов, сколько пшена в мешке.
Пауза.
Гази. Не страшно оказаться одному в этом мешке?..
Хочбар (шутливо). Кто сегодня помрет, тот на завтра застрахован от смерти.
Гази. А лучше до победы и не помирать вовсе, а там, как говорится, не грех и пожить.
Смеются.
Хочбар (после паузы). Проклятый, сколько лет он топчет наши земли…
Мирзабек. Да-а, мы против Надира, что муравьи против слона.
Гази. Но и полчища муравьев могут погубить слона.
Мирзабек. Я бы не сказал…
Хочбар. А как, Магомед–Гази?
Гази. Если нападут на него за раз и искусают.
Мирзабек. Да что ему эти укусы?
Гази. Не скажи! Они так выведут его из себя, что слон сам себя и погубит в своем безумстве.
Хочбар. М-да, и со мной как–то раз такое случилось, что с кулак я шишку заработал – муравьи искусали.
Мирзабек. Ах, шайтан! И вправду – это возможно.
Гази. Ну, убедил? Мирзабек, иди, готовь людей к сражению. (Мирзабек уходит.) Хочбар, пиши: «Возвращаем мешок с пшеном и в придачу посылаем петуха, общипанного, как и мои люди. Сам пойми...» Все. А насчет дочери моей скажешь сам, что я – согласен. Ну, только пусть не приходят за ней ни в понедельник, ни во вторник, ни в среду, ни в четверг, ни в пятницу, ни в субботу, ни в воскресенье. (Смеется.) Жив будешь, расскажешь мне, какое было у него лицо.
Смеясь, Гази и Мирзабек уходят. Появляются Надир–шах и Салим. Надир и Хочбар отходят в сторону, Салим забирает мешок и уходит. Надир раздражён и мерит шагами сцену.
Надир (в гневе). Что, он так и сказал?!
Хочбар (с трудом сдерживая смех). Да, великий…
Надир. Это же… это же…
Возвращается Салим.
Салим. Петух склевал зерно…
Надир. А?! Что это значит?!
Салим. Ничего, мой шах, просто…
Надир. Что они этим хотели сказать?!
Салим. Мало ли что…
Надир. Что?!
Салим. Эти голодранцы хотят сказать, что истребят нас так же, как общипанный петух склевал зерно.
Надир. Ах, вот как!… Всех! Всех в порошок сотру, истреблю всех, кто не сдастся! Никого не щадить – ни женщин, ни детей, ни стариков! Всё и всех – в огонь! Передай им этот мой фирман: кто не сдастся – будет уничтожен! Всё!
Хочбар. Если да если…
Надир. Пошел вон, шайтан! Гоните его! Вон, пока башка цела! Вон! Я в гневе! Передай это своим!
Расходятся в разные стороны.
СЦЕНА ТРЕТЬЯ
В левом углу – иранцы, в правом - дагестанцы. На поединок выходят
Магомед–Гази и Назим, бьются кинжалами.
Назим. Если у тебя есть жена и дети, то жена твоя останется вдовой, а дети сиротами.
Гази. Лучше ты подумай о своих.
Назим. А у меня, их в Дагестане сотни, ха-ха-ха. (Иранцы смеются.)
Гази. Язык – это оружие женщин, а мужчины решают спор без слов. Не я к тебе пришел, ты залез в мой дом! И ты мне ещё смеешь угрожать? Ну что ж, придется отрубить тебе рога и защитить очаг свой.
Назим. Я голыми руками задушу тебя. (Бросив кинжал, кидается на Магомед–Гази с голыми руками.)
Гази (засучив рукава). Ах, ты решил мне руки почесать! (Тоже оставляеткинжал и, схватив иранца, швыряет его в речку.) Пусть наша рыба кормится тобой, шакал.
Хочбар. Слава Магомед-Гази!
Салим. Воины Надир–шаха, отомстим за славного Назима.
Воины. Сравняем горы с землей, а-айт!
Гази. Джигиты (хватает кинжал), вперед на врага! Защитим родные горы.
Горцы. Умрем все, как один, а-айт!
Завязывается битва. Иранцы числом своим вытесняют горцев. Затемнение.
Согратль. Здесь собрались воины со всего Дагестана. Во главе встал Дибир. В Андалале решили дать Надиру генеральное сражение: ущелье, крутые склоны, река. На сцене Дибир. Задумался, смотря в даль. Шум. Выходят Амир, Муртазали и Магомед Хунзахский.
Амир. Мы рады видеть тебя, брат наш Дибир.
Муртазали. Дай и мне обнять тебя, друг наш верный. Славных ты собрал бойцов.
Дибир. Магомед–Гази погиб в бою, а всех, кто уцелел, Хочбар сплотил вокруг себя.
Друзья выражают Дибиру соболезнования по поводу смерти его отца Магомеда–Гази. Муртазали произносит суру «Фатиха» из Корана - и все повторяют её за ним.
Магомед. Весь Хунзах поднял Нуцал-хан, и сказал: «Если Андалалом враг завладеет – никогда не смоем пятно позора… Постоим же, братья, за наши горы».
Амир. Славные слова, достойные горца.
Муртазали. Или – или, другого тут не дано.
Дибир. Друзья, выгоним его с позором, чтобы позабыл дорогу в Дагестан.
Магомед. Пусть Аллах твои слова услышит и да поможет горцам отстоять свободу.
Муртазали. Аминь! Свободными родились и умрем в свободе!
Амир (с улыбкой). А я не против и пожить, друзья мои, да порадоваться победой, и вашим счастьем и свободой.
Дибир. Да сбудется мечта твоя, Амир!
Муртазали. Ну, поболтали, а теперь за дело.
Амир. Мы с друзьями ещё раз осмотрели окрестности – лучшего места не найти.
Муртазали. Главное, Надир не сможет применить кавалерию, и вынужден будет разбить пехоту на небольшие группы. Вот тут, кстати, и погода в помощь нам: туман, дождь, холод и грязь. Скользко им придётся…
Магомед. Так что решающим фактором станет инициатива воина, его смелость и умение. Этих качеств у горца не отнять.
Дибир. Да, остается только мелкими стычками завлечь врага к Хицибу.
Магомед. И натиском, ударом мощным, разгромить.
Муртазали. Побьем, брат, ещё как побьем, зажмем в тиски…
Амир. Вопрос: как завлечь его в теснину? Надир, друзья мои, не так прост. Он очень умен и хитер. В нем повадки и лисы, и шакала, и тигра.
Магомед. А ты умней его, Амир. Муртазали был прав: ты всегда был умнее всех.
Амир (шутит). Ну, Магомед, не пойму тебя, то споришь ты, то превозносишь.
Дибир. Но сегодня, Амир, он прав, как никогда. Спасибо тебе, отважный друг, ты всех собрал нас воедино.
Амир. Друзья, оставим речи для великих, не люблю я это. (Вздохнув.) Сегодня завтра подойдут и остальные, вот тогда и решим. В жизни каждому есть место.
Магомед. И всему…
Муртазали (похлопав по плечу Магомеда). Говорил я тебе, Магомед, бери пример с него, учись. Так нет, ты всё в драку лезешь.
Магомед. Ну ладно, простите мне мою горячность.
Дибир (смеется). Ладно, простим. Ничего, в бою всему есть место.
Амир. И когда это было.
Муртазали. Да, Амир, ничего не скажешь!
Дибир. Ну, орел, орел! (Смеется.) Я сам такой!
Смеются и, обнявшись, уходят. Появляются Надир–шах с воинами и Салим.
Надир. Это горные барсы что-то задумали и тащат нас за собой неспроста.
Салим. Великий шах, вы хотите отменить наступление?!
Надир (покручивая усы). Если враг умен, его надо обмануть коварством и хитростью.
Салим. Сказать легко, а как это сделать?
Надир. Восхвалим его и начнем переговоры. Узнаем, чего они хотят…
Салим. Но…
Надир. Пошлем гонца и заманим их.
Салим. Чтобы вскормить собакам?..
Надир. Не говори, мой друг, ничего до времени. (Уходит.)
На сцену выходят Амир, Дибир, Магомед, Муртазали и Хидир.
Амир (обращаясь к Салиму). Значит, Надир–шах хочет перемирия, я так понял?
Салим. Да, так сказал великий шах. Мы мусульмане и нам нечего делить…
Магомед. А где же вы раньше были, когда…
Муртазали (сжимая ему руки). Магомед, это посол, пусть выскажется.
Салим (слегка кивнув и скосив в улыбке губы). С самого начала великий шах не желал вам зла, но вы упрямством своим рассердили его.
Магомед. А вы жестокостью своей…
Амир. Простите нас, мы много пережили… Так, мы слушаем.
Салим. Наша цель была закрепиться в Дербенте и вместе с вами двинутся на Кизляр, а после и в Астрахань – покорять неверных. Мы же мусульмане…
Магомед (снова перебивает). Чушь!
Дибир (обращаясь к Салиму). Переговоры – это хорошо, хотя вы ужасно запоздали. И все же передайте своему шаху, что мы пришлем гонцов и скажем свое слово. Можете идти, мы обсудим ваше предложение. Проводите их.
Послы уходят.
Магомед. Я им ни на ноготь не верю, вот! (С иронией.) Братья мусульмане!.. А-а, мы теперь стали братья, когда… Когда голодный петух в задницу клюнул. Э-эх, зря вы их отпустили! У них слова одни и никакой веры.
Амир. И мы им не особо–то верим, брат мой. Но переговоры – уже хорошо. Они уже начали с нами считаться.
Дибир. И это уже хоть какая–то победа.
Муртазали. Вопрос исчерпан, кто возглавит наших послов?
Хидир (почесав голову). Честно говоря, и я им никогда не верил, да и не поверю, но если надо – готов идти. (Вытягивается.)
Амир (обнимая). Спасибо, Хидир.
Дибир. Ты герой, Хидир.
Муртазали. Мы гордимся тобой.
Магомед. Эх, глупо все… А все же, Хидир, ты молодец.
Уходят.
Сцена четвертая.
Там же. Все кроме Хидира.
Магомед. Ну, зачем, зачем?! Ах, на верную смерть послали – знали же!.. Шакалы, послов убить – но это же… (Безнадежно машет рукой.)
Амир. Не это ли предлагал и ты, вспомни…
Дибир. Дагестанцы их не забудут, а Хидир - герой, он и сам знал, что идет на верную смерть – и пошел.
Муртазали. Зато, Магомед, ни одна душа Надиру больше не поверит и не перейдет к нему. Наоборот – повернут оружие против него и Хасбулат, и остальные шамхалы.
Дибир. Да, теперь между нами не может быть мира. Будем биться до победного конца или умрем, но отступать не будем.
Амир. Пусть враг скорей умрет. Отомстим врагу, друзья, за все.
За сценой голос Зейнаб, и слышно как она бежит.
Зейнаб (выбегая на сцену). Амир! Амир! (Увидев, что он не один.) Ах, друзья, простите…
Амир. Что так счастлив ты, Мурад, как будто враг нам пятки показал?
Зейнаб. Амир! Друзья! Залим ведет отряд андийцев и акушинцы за горой, да с запада люди спешат: народ поднялся на войну с врагом!
Амир (обняв Зейнаб). Спасибо, брат… Как радостно нам это слышать! (Снова, обняв, целует её. Она смущается и краснеет.) Друзья, идем встречать.
Уходят.
СЦЕНА ПЯТАЯ
Противостояние: справа – горцы, слева - персы.
Дагестанцы: Первый, Второй.
Первый. Э–эй, каджар, вырой себе яму, а то, после и копать некому будет.
Второй. А ещё лучше, сразу же ложись в нее и заройся, а мы убьем и закопаем.
Смеются.
Персы: Первый, Второй.
Первый. Смотри, герой за скалой, как бы в яму сам не угодил.
Персы смеются.
Дагестанцы:
Первый. А ты уже в яме, гад ползучий. Это наши горы и они нас укроют.
Второй. Вы к нам как собаки пришли и сразу же кусаться.
Первый. Вот-вот, как собаки и помрете! Собакам – и смерть собачья.
Персы:
Первый. Скорей мы вас отправим шакалам на корм. Сила на нашей стороне, лучше сдавайтесь. Может, великий шах и примет вас на службу.
Второй. Кланяйтесь и целуйте пятки, ха-ха!
Дагестанцы:
Первый. Мы не привыкли пресмыкаться.
Второй. Верно, нас мало, но за нас горой земля родная.
Иранец. Ах, так! Мы обещаем, она примет вас в свои объятия. (Смеется.)
Дагестанец. Кто войну затеял, тот и погибнет! Ну, лезьте к нам, посмотрим.
Завязывается битва. Дагестанцы отступают. Иранцы, преследуя их воинственными криками, уходят за сцену. Пауза. Раздается песня старца - слепого даргинца Рабадана. Иранцы, преследуемые горцами, выбегают на сцену и в панике разбегаются в разные стороны. За сценой затихающий гул битвы.
Дагестанцы выходят на сцену, вынося с поля битвы труп старца и скорбя. В руках его зажат чунгур, а в груди – сабля врага. Спев траурную песню, они уходят, унося труп. На сцену выходят женщины, возглавляемые отважной Патимат.
Патимат. Э-эй, горянки, жены Дагестана, матери и сестры, отомстим за поруганную честь! Эй, псы Таймаза! Вот я, Патимат, перед вами! Ну, кто хочет вкусить сладость кинжала моего, который остался от мужа – давай, давай, подходи! Страшно?! За мной, сестры, бей неверных каджаров! Вперед!
Вступают в бой.
ХОР.
Три века прошло, как Парту-Патима
Дала Темирлану достойный отпор,
Всех горцев она за собою звала,
Отвагой своей ряды умножала.
Сегодня, как прежде, дух Парту-Патима
Зовёт за собой нас на полчища шаха.
Чтоб свободу свою отстоять от врага
Дочери наши одели папахи.
Не дрогнет рука, убивая врага,
Смыкая ряды за Парту-Патима…
Мы песни о ней не устанем слагать
В памяти подвиг её воспевать.
Уходят. Выходит Зейнаб.
Зейнаб (одна). О Аллах, как трудно выдавать себя за брата и жить… среди мужчин. Как хочется признаться мне Амиру, что я Зейнаб, что я… Но нет – это разлучит нас! Он мне не позволит воевать! Нет, нет, терпи, терпи, Зейнаб! Терпи… (Тихоплачет.)
Появляется Амир.
Амир (подходя к Зейнаб). Мурад, ты что уединился? Ты сестру упомянул, я слышал, твои уста вздохнули её имя… И ты по ней тоскуешь, как и я?.. (Вздыхает.)
Зейнаб (тайкомсмахивая с глаз слезы и улыбаясь). Да… я тут, под звездами, невольно отдался воспоминаньям…
Амир (сочувственно). Мурад… ты… ты что, плачешь?..
Зейнаб. Прости… Я вспоминал, как мы с сестрой часами звезды наблюдали. Она с созвездиями знакомила меня, я знаю, ты её учил…
Амир (вздыхая). Мы через звезды с ней общались…
Зейнаб (как бы про себя). Вот видишь, там, над нами, звезды ковшиком сложились… Пусть этот ковш черпает счастье и дарит нам любовь…
Амир (взволнован). Это… это же… мои слова… я…
Зейнаб. Мы были близнецы и всем делились, сердце сестры знал я, как свое… Ах! Как она любила и… любит…
Амир. И была любима, как никто… Клянусь, я так любил её и люблю, что для другой в сердце и места нет. Сквозь века я пронесу любовь – и встречусь с ней, я знаю…
Зейнаб. Я… (пауза) я верю… (В сторону.) Как хочется мне признаться ему и к груди родной прижаться…
Амир (мечтательно). И сейчас я смотрю на звезды и…
Зейнаб. Что?..
Амир. Они сияют так же светом счастья, о любви все так же говорят.
Зейнаб. Ты им веришь?
Амир. Хотелось бы, но… Я верил им…
Зейнаб. И надо продолжать верить. Нельзя терять веру в счастье и любовь. Без любви на свете трудно жить…
Амир. Ты прав, Мурад. (Вздохнув.) Любовь не может нас покинуть: без любви сердца черствеют… А ты, Мурад, успел уже влюбиться? Или…
Зейнаб (краснея). Да…
Амир. И кто же она?
Зейнаб. Сердце сестры стало моим…
Амир. Я… я не совсем понял, объясни…
Зейнаб. Нет, не сейчас, друг, не время. Вот кончится война, ты первым все узнаешь: какая тайна сердце давит мне.
Амир. Странно как–то ты заговорил.
Зейнаб. И правда, я… я очень изменился. Да мы все стали какими–то другими.
Амир. Верно, ты прав, мы все ужасно повзрослели…
Зейнаб. Вот и я о том же… (Пауза.)
Амир. Мурад, спасибо тебе.
Зейнаб. За что?
Амир. Что ты есть, что ты сейчас тут, со мной рядом – это так помогает… (Пауза.) Какое–то время мне показалось, что со мной Зейнаб. Что это – её глаза, дыхание, голос… Ты так похож… не могу поверить, что её нет в живых – настолько она реальна в моем воображении… Не знаю, как будто дух её вокруг витает – она всегда со мной. И звезды мне о жизни говорят, они…
Зейнаб (прикусывая дрожащие губы). Амир… ты верь этому чувству, верь!.. Она… её душа всегда рядом, всегда… Она… она все видит! (Убегает в слезах.)
Амир. Мурад!.. (Бежит за ней.)
СЦЕНА ШЕСТАЯ
Ставка Надир–шаха. Надир и Сурхай наблюдают за битвой. Вбегают нукеры Надира.
Первый, Второй, Третий.
Первый. Великий шах, дорога к отступлению отрезана хунзахцами.
Второй. Перевал занят лакцами.
Третий. Мы окружены…
Надир. Что?! (Пауза.) Вон! Прочь! Трусливые шакалы! А-ах! У-у! А так… так близка была победа!.. В бой! Прорваться! Прорваться любой ценой! Возьмите их числом! Огнем! Обманом, да хоть чем – в бой!..
Нукеры (вместе). Да, Великий шах! Но…
Надир. Головы сложите свои, но Андалал должны взять, сегодня же! Все, идите!
Нукеры уходят.
Сурхай. Не беспокойся, Надир Великий, твои воины – что звезды на небе. (Всторону.) Чтобы они головы свои в этом ущелье сложили!
Надир (как бы не слышит его). О-у! Как метко бьют кремневки врага, выстрел каждый уносит жизни две. У, шайтаны, они меня без воинов оставят. Как будто Дагестан весь втиснулся в эти ущелья.
Сурхай (в сторону). Ай, проклятый Надир, ты прав. Даже кумыки с низовья взошли на вершины. Теперь, я вижу, жив Дагестан.
Надир. Чего молчишь, вздыхая, а, Сурхай? А кто этот всадник на черном коне, что спускается с правого склона, словно барс? Дружина черная мчится за ним.
Сурхай (в сторону). Это смерть на твоих бойцов наседает, Таймаз. (Надиру.) Ах, это славного Нуцала дружина, чтоб у него руки отсохли.
Надир. Жаль, что я упустил его в Хунзахе!
Сурхай (в сторону). Как он вовремя и кстати!
Надир. А доблестный воин впереди, наверно, его сын? Ах, настоящий лев!
Сурхай. Это Муртазали, мой сын, чтобы ему ворон выклевал очи. (В сторону.) Гордость седин моих, отомсти им. Пусть не дрогнет твоя рука, убивая этих шакалов!
Надир. Да чтоб и другой руки ты лишился, Сурхай жестокий. Как ты посмел сказать на сына такое? Да я бы полвойска отдал, все свои богатства, чтобы Муртазали мне сделался сыном.
Сурхай (плачет, в сторону). Вот она, Свобода, Дагестан!
Надир. Что плачешь ты, вздыхая, безрукий Сурхай?
Сурхай. Как трава под косой ложатся твои воины под горские сабли, Таймаз.
Надир (тоже вздыхая). Да, к сожалению, ты прав, лучших воинов я уже потерял!
Сурхай (в сторону). В жизни не было счастливее дня! (Надиру.) Ты проиграл, Надир.
Надир. Идём! Уйдем, пока тело с душою не рассталось.
Сурхай. Ты хочешь взять меня с собой?
Надир. Ты теперь единственный мой козырь. Надо готовиться к худшему. Если завтра бой проиграю – это конец. Завтра!..
Уходят. На сцену, сражаясь, выходят воины Надира и дружина Амира, а рядом с ним Зейнаб и другие. Ахмед спешит на помощь. Бьются. Зейнаб вырывается вперед и попадает в окружение троих персов. Амир сам в окружении. Ахмед пробивается к Зейнаб, и Амир тоже.
Амир (отбиваясь от иранцев). Ахмед, выручай Мурада.
Зейнаб (в схватке). Ах, как много вас тут собралось… (Закалывает одного, но и сама, не удержавшись на ногах, падает, кувыркнувшись через голову. В это время папаха слетает с её головы и коса распрямляется. Это её и спасло. Перс растерялся и на миг задержал удар. Зейнаб, не теряясь, вонзает кинжал ему в живот.)
Ахмед (убивая третьего). Не стыдно вам: на девушку – втроем!
Горцы спешат им на помощь. Враг бежит. С возгласом «Ла иллаха ил лалах» горцы преследуют их.
Амир (бросаясь к Зейнаб и обнимая её) Ты?! З-Зейнаб?! Ты… ты жива?! Так ты не Мурад?! Ах, ты ли это или я во сне?!
Зейнаб (плачет в его объятиях). Амир… родной… любимый – это не сон, это я – твоя Зейнаб… Да, я жива, и спас мне жизнь Ахмед…
Ахмед (смущаясь). Коса твоя спасла тебя, а может быть и нас…
Амир (не может нарадоваться). Зейнаб!.. Зейнаб… Неужели ты передо мной?..
Зейнаб (улыбаясь сквозь слезы). В твоих объятиях, милый…
Амир. А Мурад?.. Зачем за брата выдала себя ты? Как ты могла?.. Ах, что это я… Прости, от счастья сам не свой…
Зейнаб. Иначе в бой меня бы не пустил ты…
Амир. А брат – что с ним?
Зейнаб. Убили… Я сама его похоронила и над могилой поклялась, отомстить врагу. Оделась я в одежду брата, а платье свое закопала. И превратилась я в Мурада.
Ахмед. Тобой гордился бы твой брат…
Амир. И как же ты все это время… не представляю…
Зейнаб. Ах, милый, мне было очень нелегко и особенно видеть твои страдания, как ты терзался…
Амир. И ты… всегда была рядом… мы… (Вздохнув.) О Аллах!..
Зейнаб. Несколько раз я чуть было не раскрылась, но сдержалась… Сама не знаю – как…
Амир. Ты сильнее меня оказалась…
Ахмед (украдкой вытирая слезы). И этот народ хотел враг покорить…
Амир (как бы очнувшись). Что это мы!.. Ах, Зейнаб!… Зейнаб!.. Как я счастлив! Прости, прости меня!
Зейнаб. Это ты прости меня, любимый. Страдать заставила тебя…
Амир. А если бы тебя убили?
Зейнаб. Если, если: не убили же!..
Амир (примирительно). И все же, шалунья, больше ни шагу в бой.
Зейнаб. Но…
Амир. Это приказ! Прости… (Пауза.) Ахмед тебя проводит.
Ахмед. Да, друг мой.
Зейнаб. Береги себя, родной.
Амир. До скорой встречи, милая.
Зейнаб и Ахмед уходят. На сцену выбегают Муртазали и Магомед, ещё не остывшие после схватки.
Магомед. Дай и мне обнять тебя, Амир. (Обнимая). Достойная невеста у тебя и стала героиней дня! Желаю счастья вам!
Амир. Спасибо! Спасибо, друзья! Я тронут, рад и счастлив…
Муртазали. Ах, какой день, друзья! Враг дрогнул, наконец!
Магомед. Я знал: против нас врагу не устоять.
Амир. Да, ты прав, мы стали крепче амузгинской стали.
Муртазали. Как зайцы, воины Таймаза побежали! А говорят, косы твоей невесты испугались. (Весело.) Горы эхом говорят о ней, Зейнаб стала героиней дня.
Смеются, обнимая друг друга.
Магомед (гордо). Давя друг друга, персы разбежались, хотя раз в десять больше было их.
Муртазали. И все, друг мой, благодаря тому, что весь народ поднялся на борьбу, и старики, и женщины, и дети.
Амир (счастливо улыбаясь). А главное, нет среди них друзей таких. (Обнимаетих.)
Муртазали. Верно сказано, Амир.
Магомед. Говорят, куй железо – пока горячо. Ну что, насядем на врага, отомстим за всех, кого убили: отважный Залим погиб в бою.
Муртазали. Да, Магомед, ты прав, как никогда. Дрожат, трясутся руки, и сердце рвется в бой.
Амир. Идем, затянем петлю на шее у врага, и вытряхнем всю душу из него!
Амир и Муртазали уходят.
Магомед (один). Ах, проклятый Зулму-хан, в ущелье этом смерть себе найдешь ты. Скормим орлам твои войска.
Показав кулак, бежит за ними.
СЦЕНА СЕДЬМАЯ
Амир и Зейнаб.
Амир. Любимая, наконец-то, мы с тобой одни. Проклятая война! Всех выставила за дверь она.
Зейнаб. Как собак бездомных…
Амир (обняв её за плечо). Нет, родная, ты не права. Это Таймаз-хан со своими людьми, что псы бездомные, бродят по нашим горам и лесам, разрушая наши сакли, угоняя в плен и убивая. Но, мы то у себя дома! Пусть горы, пусть лес – мы у себя! Дагестан – наш дом.
Зейнаб (прильнув к нему). И то верно. Но все же обидно и больно, когда приходят чужие и вторгаются в твою судьбу. Рушат твою саклю и покушаются на твою жизнь, на твое счастье, на твою честь… Скажи, милый, почему столько зла на земле? Почему люди воюют постоянно? Никто же не хочет себе вреда, боли и зла! Так почему же тогда одни ранят других, таких же, как они, принося им боль и слезы?
Амир (вздохнув). Ах, Зейнаб, это философский вопрос… Как на него ответить я не знаю… Но думаю, что причина – это алчность и зависть… да ещё и гордость. И пока они довлеют над человеком – войны будут продолжаться. Человеком движет эгоизм, он хочет все для себя, хотя без других людей ему и жить было бы неинтересно. Он сошел бы с ума от одиночества.
Зейнаб. Зачем жить, если ты один, если… Э-эх!.. (Пауза.) Человек разумен, но никак не поумнеет.
Амир. Если бы ум человека был направлен на процветание и мирное сосуществование, то, я уверен, земля превратилось бы в райский уголок. Но… (Вздыхает.) Пойди, объясни это людям… Каждый старается воздвигнуть рай только для себя, а в итоге мы все оказываемся в аду – виновные и невиновные.
Зейнаб. Нет, родной, я не согласна. Да, пусть вокруг нас и ад, но внутри себя, в душе, мы можем пребывать в раю. И мой рай никто не отнимет, пока ты со мной, запомни.
Амир (нежно, с чувством). Спасибо тебе, милая. Да и мне с тобою жизнь, что рай, пусть нас и окружает ад.
Зейнаб. Вот кончится война, и начнем строить свой дом, как Адам и Хава.
Амир. Дай Аллах… А теперь пора прощаться, как бы ни хотелось. Дибир скоро подойдет. (Вздохнув.) Проклятая война!
Зейнаб (прильнув сильнее). Постой, родной, ещё немного и уйду… (Вздыхает.) Интересно, а что будет через сто… двести, триста лет? Как хотелось бы знать! Хоть чуточку заглянуть в это будущее! Наверное, к тому времени люди перестанут воевать и начнут жить дружной семьей, сплотившись воедино, как наш Дагестан сегодня?
Амир. Поживем – увидим… (Целует.)
Зейнаб (прыснув). Ты что, триста лет жить собрался?!
Амир. Дибир, это очень ответственный момент в нашей жизни… Враг дрогнул, но… как он завтра себя покажет, мы еще не знаем – сил у него пока много…
Дибир. К сожалению, это так. Мощи Надира позавидовать можно, но они на чужой земле.
Амир. Это и есть наш козырь. И вопрос стоит не только о нашей с тобой жизни. Решается судьба всего Дагестана, всех его народов: быть или не быть?.. Ты потерял отца… Магомед-Гази достойный был человек, и погиб как герой. Он первым сказал нет Надир–шаху и не только не сдался в плен, но и ответил ему достойно, и даже посмеялся над ним.
Дибир. Уже все начали понимать, что верить Таймаз–хану нельзя, и первым это понял Нуцал–хан.
Амир. Ну да, увидел, как вероломно обошелся Надир с теми, кто ему сдался. Безрукий Сурхай и мой дядя Ахмед оказались у Надира в заложниках, а народ… (вздохнув) сколько душ погубили, взяли в плен…
Дибир. А мать Муртазали - наложница Сурхая.
Амир. Вот он и мстит им пятикратно, став лучшим воином Нуцала.
Дибир. Я бы сказал и всего Дагестана.
Амир. Друг мой, я уверен, что не сегодня, так завтра и Хасбулат повернет оружие против Надира, и все – кто ещё с ними.
Дибир (вздохнув). Бедные наши горы, многострадальный Дагестан – кто только не лез к нам. Нас и живьем в землю зарывали, со скал бросали, жгли и резали. Что только враг ни делал с нами, но мы выжили и не покорились.
Амир. Вот–вот, македонцы, хазары, арабы, монголы, персы… Да и кто только не зарился на наши горы!
Дибир. Дед говорил, что наш род идет от хазар. Лекан приходился двоюродным братом царя Хазарии, а Хузуних, предок наш, основавший Хунзах, и был сыном Лекана.
Амир. А наш род произошел от потомка пророка Амир Чупана, чье имя я и ношу. И тем не менее родина наша – Дагестан.
Дибир. Вот те на! Вместе учились и ничего почти друг о друге не знали! А как оказались в Маджалисе?
Амир. Правнук Амир Чупана влюбился в красавицу из аула Маджалис Миседу. Настолько крепкой и взаимной была эта любовь, что он оставил Каракорейш и обосновался в ауле: она была единственным ребенком в семье.
Дибир. Вот так история! А может и в тех рядах, что бьются против нас, есть родственные нам души?
Амир. Все может быть, друг мой. Хотя, подумать если, все мы на земле родные друг другу, но…
Дибир. Братья и сестры, позабывшие родство. А знаешь, Амир, я слышал, что шамхал Хасбулат с самого начала замыслил руками Надир-шаха взять в свои руки власть над всем Дагестаном.
Амир. Человек, брат, сложная штука… (Вздохнув.) Ну что, Дибир, идем, наверное, друзья нас заждались.
Дибир. Да-да, пошли, пора уже. Расставим всех по местам, выставим часовых, и пусть люди до утра отдыхают, укутавшись в тулупы свои. Если завлечем врага в ущелье, победа будет за нами. Из этого кольца мало кто унесет ноги. Но…
Амир. Прочь сомнения, друг. Враг ещё не знает, как мы сильны, сколько у нас воинов… И потому, когда наши начнут отступать под их натиском, да еще побегут, люди Надира обязательно рванутся за нами. А там капкан и захлопнем. В разгаре битвы мало кто сообразит, что это ловушка.
Дибир. Разве только сам Надир–шах.
Амир. Да, Надир очень умен и он вчера ещё понял, что эту битву проиграл.
Дибир. Ах, я представляю, как Надир будет кусать локти свои, когда поймет, что не в силах ничего изменить, и не докричаться будет до своих войск.
Амир. Пусть пеняет на себя - это он научил нас воевать.
Дибир. А главное, научил нас думать и сплотил. (Вытянувшись.) И как уснешь в такую ночь!
Амир. Ничего, друг, выспаться успеем.
Дибир. Если Аллах поможет.
Амир. Аминь!
Уходят.
СЦЕНА ВОСЬМАЯ
Надир–шах и Сурхай–хан, наблюдают за ходом сражения.
Надир. В последний раз взгляну на поле битвы… (Пауза, хватаясь за голову.) О Аллах!.. Куда?! О, ослы!!! Ишаки безмозглые!!! А-а!..
Сурхай. Как солнца лучи сверкают сабли горцев и, как снег весной, таят войска твои, ненасытный Таймаз-хан.
Надир (как бы и не слышит его). А-ах! Ну что они делают?! Лезут в пасть тигра! (Пауза.) Все! Я эту битву проиграл! Как волки овец окружили они их…
Сурхай (кричит). Муртазали, сын мой родной, будь беспощадным к шакалам, не отпускай их живыми, а то снова они вернуться в горы. (Плачет.) Правду говорят, повадился волк в овчарню ходить, и только смерть его остановит.
Надир (в отчаянии). И с ними мир хотел я покорить – кинжалов горских испугались! Сопляки какие–то погнали! Э – эх!
Сурхай (радостно). Как горный ручей быстроногий, ружья, сабли побросав, побежал наш лютый враг. Страхом, ужасом скорчены их лица, и волосы дыбом на голове!
Надир (в гневе). Салим! Салим!!!
Салим (выбегая к Надиру). Да, Великий Шах!
Надир. Собери всех, кто спасся, и – в Дербент! (Показывая на Сурхая.) Этого пса тащите за собой! Нельзя им верить больше никому! И этот лиса Ахмед-хан нас предал, засаду он устроил нашим людям, обещая указать им путь.* А я ему поверил, как дурак… (Усмехается.) Доверился шакалу волк… Ничего – я отомщу ему! Я их всех достану, всех, зарою в землю, чтоб умирали в муках… Надир ещё себя покажет, как Тамерлан раздавлю я вас всех. (Грозит горцам, сотрясая воздух кулаком.) Всё, Салим, уходим, но, раны излечив, снова мы вернёмся!
* Уцмий Ахмед-хан обещал Надиру провести отступающие войска персов из Лакии через Кайтаг в Дербент и обманул его. Он воспользовался случаем и завёл иранцев в ловушку, где местные жители перекрыли им дорогу и нанесли страшный урон.
Уходят. На сцену выбегает Муртазали.
Муртазали. Отец! Отец, мы пойдем по пятам за вами, мы вырвем вас из вражьих рук! Всех, всех вызволим из плена! Персам отныне покоя не знать – их трупами засеем мы ущелье… (Поникнув.) Ну, погоди, проклятый Таймаз, недолго жить тебе осталось! Ты пожалеешь о том дне, когда ступил на землю Дагестана. (Стоит,опустив руки и выронив кинжал.)
Собираются все оставшиеся в живых друзья и поздравляют друг друга с победой.
Дибир. Если мы будем едины, победа будет за нами, и не одолеет нас враг никакой.
Магомед. Таймаз сбежал залечивать раны, и, видимо, не скоро даст знать о себе.
Амир. Не по зубам пришелся наш кулак.
Магомед. А может… мы пустимся им вдогонку и всех перебьем?
Амир. Нет, брат мой, пусть уходят…
Дибир. Да, Магомед, Амир прав, подло в спину-то стрелять.
Магомед (недовольно). А наших они не жалели, живыми в землю зарывали, смеясь над тем как они страдали.
Амир. Они были чрезмерно горды удачей своей, и было сострадание им чуждо. А мы счастливы тем, что свободу отстояли и честь седых вершин спасли.
Дибир. Чистоту своих сердец ещё мы сохранили, и в мщении сердца не ожесточились.
Амир. И потому наши сердца полны любовью к ближним, и состраданием к врагу.
Дибир. Враг побежал и дрогнул, заскулив как зверь, не будем же преследовать его.
Магомед. А что, если он окрепнет и снова нападет на нас?
Дибир. Дадим отпор достойный, и беспощадно будем бить, пока вновь не засверкают пятки.
Магомед (недовольно). И все же они-то нас не жалели, и не пожалеют.
Амир. Уверен, они уже пожалели, что сунулись к нам… Да, Магомед, умение прощать дано не каждому, как и сострадание.
Дибир. Надир почуял нашу силу.
Амир. Клянусь вам, братья, мы за Хайдак теперь его не пустим. Мы уже поумнели и многому научились. (Смеясь.) На ишаке раздетым он уйдет, стиснув в зубах ишачий хвост.
Все смеются.
Дибир. До Дербента их не раз ещё потреплют горцы – свинцом и кинжалом угостят. Так что, им мало не покажется. На Аймакинском ущелье Ибрагим-хана встретит Ахмад-хан Мехтулинский и даст сражение.
Амир. А Надиру хайдакцы устроят засаду в ущелье Джугьут.
Дибир. Единство, дружба и любовь – вот наша сила. Мы не хотим и не хотели воевать, но – если придется…
Амир. Война кончилась. Мир. Поднимем сакли и поля засеем.
Магомед. Ну-у, если так… (бросает папаху на землю) пусть звучит зурна, сзывая всех на свадьбу!
Дибир. Давно бы так, брат Магомед. Пусть счастлив будет наш Амир!
Играет зурна. Танцуя, выходят на сцену Зейнаб и Ахмед. Все хлопают, кроме Муртазали.
Амир (подходя к Муртазали). А ты чего печален, друг, не хлопаешь, не веселишься? А ну, станцуй с моей невестой.
Муртазали. Я бы с радостью, Амир, но…
Амир. Ну, так в чем дело, герой?
Муртазали. Прости, Амир, но у меня отнялись руки – я стал безруким, как отец…
Амир (обнимая, сочувствуя). Прости, друг мой.
В это время, в сопровождении двух сыновей, на сцену выходит Шах-ман. Всё затихает.
Курбан. Братья горцы, это наш отец Шах-ман, он сам явился на ваш суд. Судите честно, как того и заслужил… (Пауза. Вздохнув.) Мы с ним уже простились. Друзья… сделайте это за нас и… простите… Будет лучше, если мы это не увидим. Прощай, отец…
Курбан с братом уходят, опустив головы.
Шах-ман (подняв лицо). Горцы, гордые… честные братья мои, простите грех мой… Да, гнев ослепил меня и я… дал клятву отомстить вам… Но увидев плоды своих злодеяний, сколько крови и слез пролилось по моей вине, сколько бесчестия претерпел мой народ… (вздохнув) мой средний сын погиб в бою – я прозрел. Теперь я, виновный, стою перед вами – я пришел умереть от ваших рук…
Пауза. Шах-ман падает перед ними на колени. Но никто так и не приближается к нему.
Шах-ман. Ну… что же вы не отмоете кровь мне местью? Или я даже этого не заслужил? Дибир, сын друга моего, может, ты избавишь меня от мук? Не раз тебя я на коленях нянчил. Если б ты знал, как тяжело мне…
Дибир. Да… отец, я знаю, но… я не смогу… Н-нет!..
Амир и Муртазали подходят к нему и становятся рядом.
Шах-ман. Муртазали, сын достойного отца, может, ты окажешь мне услугу?
Муртазали. Шах-ман, я бы первым пронзил грудь твою, как близкий друг Курбана, но… (Вздохнув.) Я столько убивал врага, сжимая сутками в руках кинжал, что руки мои отнялись, и я почти безруким стал, как и мой отец.
Амир (обнажая кинжал). Придется мне исполнить вашу волю – и да простит меня Аллах…
Шах-ман. Джигит, не ты ли мне рубец оставил на плече, когда с Надиром вторглись мы в Кайтаг?
Амир. Да, отец мой! Я не узнал вас…
Шах-ман. Пусть всегда будет твердой рука твоя, мой сын.
Амир. Да! (Вонзает в него кинжал, нанося смертельнуюрану).
Играет траурная музыка. Дибир и остальные поднимают тело на руки и уносят. Женщины начинают причитать.
