Пьеса "Время говорить и время молчать": шорт-лист конкурса «Время драмы, 2014 г., лето; лонг-лист ХIV Международного Волошинского литературного конкурса,2016 г
Наталья Шор
ВРЕМЯ ГОВОРИТЬ И ВРЕМЯ МОЛЧАТЬ
Посвящается Юрию Евгеньевичу Синину
Действующие лица:
Валентина
Павел
Баба Саша
Любаша
Иван
Петр Семёнович
Действие первое.
Картина I. Четверг.
Деревенский дом. Посреди комнаты стоит большая цинковая ванна с водой. Входит Павел с двумя ведрами, выливает воду в ванну. Тут же из соседней комнаты выходит Валентина. Она только проснулась.
ВАЛЕНТИНА: Это что у нас тут за представление с утра по - раньше? Ты чего это удумал.
Заплыв решил устроить или рыбалку на дому? Убирай свой бассейн.
ПАВЕЛ: Зря ты, Валентина, ругаешься. Я это для большого дела.
ВАЛЕНТИНА: Для какого это большого дела? У тебя ведь и маленьких дел-то нет.
ПАВЕЛ: А я тебе говорю: не пыхти. Решил я итоги, значит, подвести.
ВАЛЕНТИНА: Чего ты мелешь, дурень? Какие у тебя итоги?
ПАВЕЛ: Валентина, Валя…
ВАЛЕНТИНА: Убирай, сказала, свое корыто сию же минуту.
ПАВЕЛ: Валентина, ты должна мне помочь.
ВАЛЕНТИНА: Ага. Кто первый натаскает ванну воды? Решил в игры поиграть: быстрее,
выше, сильнее? На рекорды потянуло.
ПАВЕЛ: Нет. На философию.
ВАЛЕНТИНА: Так это ты промахнулся.
ПАВЕЛ: Как промахнулся?
ВАЛЕНТИНА: С тарой промахнулся. Тебе не в корыто воду надо лить, а в бочку. Диоген доморощенный.
ПАВЕЛ: Я ведь серьезно с тобой, Валя.
ВАЛЕНТИНА: И я не шуткую. Дел в доме полно. Хватит чудить-то.
ПАВЕЛ: Так и я о том же: надо успеть все дела-то доделать.
ВАЛЕНТИНА: Доделать?
ПАВЕЛ: Три дня у меня осталось на всё про всё.
ВАЛЕНТИНА: А через три дня что? Потоп, землетрясение, цунами?
ПАВЕЛ: Да так…не будет меня…
ВАЛЕНТИНА: Как это не будет?
ПАВЕЛ: Не будет…совсем.
ВАЛЕНТИНА: А где ты будешь?
ПАВЕЛ: Тут меня не будет.
ВАЛЕНТИНА: А-а-а… тут тебя не будет. Уезжать куда надумал?
ПАВЕЛ: Надумал.
ВАЛЕНТИНА: Далёко?
ПАВЕЛ: Не близко.
1
ВАЛЕНТИНА: Пашка, ты меня разыгрываешь или умом тронулся?
ПАВЕЛ: Валентина, ты не сердись. Здесь дело ответственное. Без тебя никак не обойтись. ВАЛЕНТИНА: Без меня, конечно, не обойтись. Без меня муха не взлетит, таракан не проползёт, прыщ не вскочит.
ПАВЕЛ: Это другое…тут… понимаешь…
ВАЛЕНТИНА: Да чего ты мямлешь себе под нос.
ПАВЕЛ: Валюха, ты это… ты помой меня, пожалуйста…
ВАЛЕНТИНА: Чего?!
ПАВЕЛ: Вот тут… в ванной. Помой меня, пожалуйста.
ВАЛЕНТИНА: Значит, ты купаться собрался? Так у нас для этого вроде баня есть. Да и
не суббота сегодня, а четверг. Что за блажь?
ПАВЕЛ: Вот именно, четверг. Понимаешь, четверг.
ВАЛЕНИНА: Да, я не только понимаю, я еще и знаю. И вижу: календарь-то вот на стене
висит. Так что два дня еще до субботы.
ПАВЕЛ: Мне сегодня нужно.
ВАЛЕНТИНА: А вот наступит суббота, затопишь баню, и будешь там плескаться, купаться хоть в корыте, хоть в тазике, хоть в бочке.
ПАВЕЛ: Да не плескаться мне надо, а помыться перед воскресеньем.
ВАЛЕНТИНА: А что такого будет в воскресенье?
ПАВЕЛ: Помру я, Валя, в воскресенье.
ВАЛЕНТИНА: Куда пойдешь?
ПАВЕЛ: Не пойду, а помру.
ВАЛЕНТИНА: Вот оно как оказывается! А с чего вдруг-то? Жизнь что ли не мила стала?
ПАВЕЛ: Жизнь мила, а только так оно получается.
ВАЛЕНТИНА: Паша, да ты чего? В страшилки решил поиграть?
ПАВЕЛ: Это не страшилки, Валюха. Это серьезно. Я сегодня ночью проснулся и понял, у меня всего три дня. Понимаешь, всего три дня…а ты пыхтишь. ВАЛЕНТИНА: Ты это серьезно, Паша?
ПАВЕЛ: И у тебя три дня осталось.
ВАЛЕНТИНА: У меня… Ты чего это… ты чего этого…
ПАВЕЛ: Не кудахтай.
ВАЛЕНТИНА: Я тоже…тоже в воскресенье…того…
ПАВЕЛ: Успокойся. Ты остаешься. Это я…того.. туда.
ВАЛЕНТИНА: Да, как же это, Паша? А вдруг еще можно всё отменить? Или с кем-то там договориться?
ПАВЕЛ: С кем там… можно договориться? С кем ты там….собралась договариваться?!
ВАЛЕНТИНА: Ну, я не знаю, Паша… надо подумать. Может позвонить кому,
посоветоваться.
ПАВЕЛ: О чем?
ВАЛЕНТИНА: О том, что дальше делать.
ПАВЕЛ: Так я и сам знаю, что делать.
ВАЛЕНТИНА: Что?
ПАВЕЛ: В дорогу собираться. Вот я и прошу тебя помочь.
ВАЛЕНТИНА: Но это так неожиданно.
ПАВЕЛ: А это всегда, Валя, неожиданно. Хорошо, хоть за три дня предупредили. Так что, давай без суеты.
ВАЛЕНТИНА: Да, да… конечно. Ты говори, что делать надо.
ПАВЕЛ: Ты сейчас меня помой (раздевается и садится ванну). Приготовь мне чистое бельё. А потом тебе придется немного пробежаться. ВАЛЕНТИНА: До магазина?
ПАВЕЛ: До магазина ты после воскресенья побежишь.
ВАЛЕНТИНА: Па-ша….
2
ПАВЕЛ: Не хнычь. Ну, не надо, Валюха. Не рви себе сердце.
ВАЛЕНТИНА: Да, как же не рви! Тридцать лет вместе. Бок об бок, душа в душу!
ПАВЕЛ: Не мало.
ВАЛЕНТИНА: А теперь я одна буду надрываться? А ты спокойно на меня сверху поглядывать?
ПАВЕЛ: Почему спокойно? Я переживать за тебя буду.
ВАЛЕНТИНА: Переживательный ты мой. Здесь, значит, не шибко переживаешь, а там сразу начнешь.
ПАВЕЛ: Ты чего, Валентина? Спину мне так всю сотрешь!
ВАЛЕНТИНА: А зачем тебе спина? Там ведь огород копать не надо, дрова колоть не надо.
Я, правда,… там не была, но так говорят.
ПАВЕЛ: Да, кто говорит-то, Валя? Ты чего начиталась -то? Ты чего болтаешь-то? ВАЛЕНТИНА: Да я и не знаю уже, о чем с тобой разговаривать: о настоящем или о будущем!
ПАВЕЛ: О каком будущем?
ВАЛЕНТИНА: О светлом, видимо…
ПАВЕЛ: Валя, опомнись! Ты обалдела что ли?
ВАЛЕНТИНА: Обалдела? Конечно, обалдела. Тут не только обалдеешь, тут умом тронешься не глядя. Хорошенькая история! Просыпаешься утром, солнце светит, птички поют, коровы мычат, а мужик тебя сразу перед фактом ставит: мол, так и так, через три дня умру, собирай меня, мать, в путь-дорожку. А обо мне ты подумал? Я-то как? ПАВЕЛ: Да я здесь причем?
ВАЛЕНТИНА: Как причем? Кто помирать-то собрался? Я что ли?
ПАВЕЛ: Не собирался я! Меня позвали!
ВАЛЕНТИНА: Да, кто ж тебя позвал-то? Покажи мне. Кому ты нужен?
ПАВЕЛ: Значит, нужен, раз позвали! Это я здесь никому не нужен. А там нужен оказался.
Вот ты и злишься, вот тебя и распирает.
ВАЛЕНТИНА: Меня, значит, распирает? Я тебе щас кипяточку-то подолью, вот тебя и разопрёт сразу.
ПАВЕЛ: Признайся, Валентина, ты меня ревнуешь?
ВАЛЕНТИНА: Я – тебя? К кому это?
ПАВЕЛ: Ну, там… это…тоже женщины есть…
ВАЛЕНТИНА: Всё! Помылся? Хватит сырость разводить. Ты отъедешь, а мне жить тут еще. Вылезай!
ПАВЕЛ: Да, как я вылезу! Я ж того…
ВАЛЕНТИНА: Чего того?
ПАВЕЛ: Полотенце дай!
ВАЛЕНТИНА: Ах, ты, Боже мой! Полотенце ему дай! Как из бани голяком по двору гонять – это мы завсегда. А тут мы стеснительными немного стали. С чего бы это? ПАВЕЛ: Валюша, Валюша, ну, перестань. Нет времени на это. Сейчас о другом думать надо.
ВАЛЕНТИНА: Да не могу я об этом, другом, думать. Не хочу я об этом думать.
ПАВЕЛ: Это уже от нас не зависит. Всё решено. Так что давай, хоть последние три дня
проживем… так вот… тихо и спокойно.
ВАЛЕНТИНА: Па-шу-ля…
ПАВЕЛ: Не надо, Валюш, не плачь. Всё же хорошо. Все живы - здоровы. Ты мне лучше полотенце дай, а то я тут немного подмерзать стал. Да и некогда мне засиживаться. ВАЛЕНТИНА: Сейчас, сейчас. Потерпи. Я быстро. (Приносит полотенце.) И белье сейчас. Пять секундочек. (Приносит белье). Паша, тебе если там чего надо, ты мне сразу скажи.
ПАВЕЛ: В смысле?
3
ВАЛЕНТИНА: Может теплые носки надо или белье. У тебя же суставы больные. Как ты зимой-то будешь? Кто тебе там печку топить-то будет?... Да и вряд ли там вообще печка есть. Знать бы заранее, какая там погода. А бронхит твой любимый? Так что шарф собачий нужен обязательно. Валенки-то, конечно, не возьмешь. А надо бы.
ПАВЕЛ: Валюш, ты мне все приготовь. Я всё с собой возьму. И валенки тоже. ВАЛЕНТИНА: Вот и славно. Вот и хорошо. Хоть успокоил душу мою. Я, наверное, прямо сейчас и начну. (Приносит большой чемодан.) А то, если что забудем, как ты там… ПАВЕЛ: Нет, погоди. Сейчас другое дело есть.
ВАЛЕНТИНА: Другое дело. Тоже хорошо. Ты говори, Паша, я всё сделаю, всё сделаю. Ты
как скажешь, я так и сделаю.
ПАВЕЛ: Ты сядь. Успокойся.
ВАЛЕНТИНА: А я спокойна. Ты же видишь, я спокойна. Ты только говори, Паша, говори, не молчи. А то мне страшно.
ПАВЕЛ (обнимая Валентину): Тихо-тихо, ты ничего не бойся. Всё пройдет хорошо. Я
вот тут приглашения написал кое-кому…
ВАЛЕНТИНА: Какие приглашения? Кому?
ПАВЕЛ: Да, решил я исповедаться что ли…
ВАЛЕНТИНА: Это хорошо, Паша, хорошо.
ПАВЕЛ: Подожди, Валюха, послушай. Я это… хочу перед смертью поговорить кое с кем. Вот и написал приглашения. Ты разнеси их, пожалуйста. Передай еще на словах, что я очень прошу прийти. Мне надо с ними поговорить. Обязательно надо. Не хочу уходить, не поговорив. Понимаешь?
ВАЛЕНТИНА (рассматривая приглашения): Понимаю, Паша. Конечно, понимаю.
Только здесь нет приглашения для меня.
ПАВЕЛ: Нет.
ВАЛЕНТИНА: Со мной ты разве не хочешь поговорить?
ПАВЕЛ: Так мы с тобой и так тридцать лет разговариваем.
ВАЛЕНТИНА: Ну да. Тридцать лет – это немало.
ПАВЕЛ: Поди, уж и наговорились.
ВАЛЕНТИНА: Оно может и так. А может и по – другому.
ПАВЕЛ: Валюха, ты обиделась что ли?
ВАЛЕНТИНА: Нет, нет, Паша… Бог с тобой. Главное не поговорить, главное промолчать вовремя. Что мне из-за какой-то бумажки обижаться. Глупости какие. ПАВЕЛ: Значит, все-таки обиделась.
ВАЛЕНТИНА: Конечно, обиделась. Пожалел для меня приглашения! Кусочка картона. Или я не достойна твоей аудиенции? Не заслужила, значит, за столько годков! ПАВЕЛ: Валентина, ну чего ты завелась?
ВАЛЕНТИНА: Я завелась? Это ты меня завел! Своей бесчувственностью, своей
невнимательностью. Вот так живешь с человеком, доверяешь ему, надеешься на него, а
он… а он даже на собственные похороны тебя не захочет позвать. Как всё хорошее быстро
забывается! А ты все-таки вспомни, Паша, вспомни, какие обеды я готовила, какие пироги
тебе пекла. А как я стрелочки на брюках выглаживала. Загляденье! Свитера тебе вязала,
носки, варежки… А когда ты с воспалением легких в больницу областную загремел? Я ж к
тебе каждый день на попутках моталась… Забыл, всё забыл… Как же так, Паша, как же ты
мог-то…
ПАВЕЛ: Валюша, ну ты чего… я ничего не забыл… ну, зачем ты так… сама ругалась, чтобы я сырость не разводил, а сама тут реки-потоки устроила. Смотри, заведутся мокрицы.
ВАЛЕНТИНА: Пусть заведутся. Хоть будет с кем поговорить…
ПАВЕЛ: Валюша, мокрицы не разговаривают.
ВАЛЕНТИНА: Все равно. Они хотя бы будут слушать, что я говорю…
ПАВЕЛ: Так и я слушаю.
4
ВАЛЕНТИНА: А после воскресенье кто меня будет слушать…
ПАВЕЛ: Я. Я всё равно тебя буду слушать.
ВАЛЕНТИНА: Правда?
ПАВЕЛ: Не сомневайся. Я услышу тебя. Ты только не забывай мне обо всем рассказывать. Договорились?
ВАЛЕНТИНА: Договорились. Паша, а может, все-таки об отсрочке попросить…
ПАВЕЛ: Кого?
ВАЛЕНТИНА: Ну… (поднимает глаза к верху) … главного, наверное. В этом деле, отсрочка, вдруг тоже бывает. Может сначала приказ-то издадут, а потом и… подумают. Как у нас тут.
ПАВЕЛ: Я думаю, там такого не бывает.
ВАЛЕНТИНА: А если ошибка? Если букву в фамилии перепутали? Надо перепроверить. Нельзя полагаться на случай. Помнишь, нам как-то штраф прислали за превышение скорости, а у нас-то и машины нет. А всё одна буковка была виновата. Вот так, из-за одной буковки, понимаешь, из-за одной только буковки… штраф. А здесь дело-то по - серьезнее будет.
ПАВЕЛ: Вот именно. Поэтому, я думаю, у них промахов не бывает.
ВАЛЕНТИНА: Каждый может ошибиться. Они тоже не святые. Вон, в прошлом году дед Матвей целую неделю помирал. Лежал, лежал, стонал, охал. Родня вся собралась, продукты на поминки накупили, место на кладбище и то определили… А он до сих пор бегает. И не только бегает, а еще и баб по спинам гладит. Сама вчера видела, как он Верке Семеновой на почте платье поправлял. Значит, передумали там или бумаги свои получше разглядели.
ПАВЕЛ: Какие бумаги?
ВАЛЕНТИНА: Как какие?! Неужели они там без бумаг работают. Небось, учет и контроль
ведутся. Да и бюрократия тоже наверняка имеется. Почему я должна им на слово верить?
Да мне даже никто ничего и не говорил. Я их не видела и не слышала. Это они тебе голос
подали, а меня даже не уведомили. А почему? Я, между прочим, человек далеко не
посторонний. Я, между прочим, человек даже очень заинтересованный. Почему я должна
за просто так от своего добра отказываться?
ПАВЕЛ: От какого добра-то?
ВАЛЕНТИНА: Дак от тебя же! Ты и есть мое добро. Честным трудом нажитое.
ПАВЕЛ: Ты еще скажи: кровью и потом.
ВАЛЕНТИНА: И кровью, и потом, и слезами, и бессонными ночами, и мозолями от
стиральной доски, и токсикозом… дважды.
ПАВЕЛ: Валюша…не надо.
ВАЛЕНТИНА: Надо, Паша, надо. Им там хорошо. Особых забот-хлопот нет. А у нас тут дел не впроворот. И потом, почему я должна одна оставаться. Раз тебя пригласили, пускай
-
меня вместе с тобой забирают. Надеюсь, для меня там местечко найдется, и я никого не стесню.
ПАВЕЛ: Валюха, ты это серьезно?!
ВАЛЕНТИНА: Абсолютно… я не хочу оставаться без тебя… я не смогу без тебя. Ты им просто скажи, что ты с женою… мол, одного тебя побоялась отпускать.
ПАВЕЛ: Ты чего сказок что ли начиталась: они жили долго и счастливо и умерли в один день?!
ВАЛЕНТИНА: А разве это плохо?.. Почему один должен уходить, а другой оставаться. Почему этот другой должен плакать, страдать, тосковать и жить воспоминаниями. Это несправедливо. Если уж, жили вместе, то и туда тоже вместе. (Уходит в комнату.)
ПАВЕЛ: Валя, ты куда? Да что же это такое! Валя!
ВАЛЕНТИНА (выходя с чемоданом в руках): Не кричи, я не глухая. (Ставит свой чемодан рядом с чемоданом Павла.) Вот.
ПАВЕЛ: Что вот.
5
ВАЛЕНТИНА: Вместе поедем. Я свой чемодан могу, сама нести. (Берет чемодан в руки.)
ПАВЕЛ: Ты это, Валя, брось.
ВАЛЕНТИНА: Не брошу.
ПАВЕЛ: Отдай мне чемодан.
ВАЛЕНТИНА: Не отдам.
ПАВЕЛ: Отдай (берется за чемодан).
ВАЛЕНТИНА: Нет (тянет чемодан на себя).
ПАВЕЛ: Я прошу.
ВАЛЕНТИНА: Нет.
ПАВЕЛ: Тебе нельзя туда.
ВАЛЕНТИНА: Можно.
ПАВЕЛ: Тебя не возьмут.
ВАЛЕНТИНА: Это почему?
ПАВЕЛ: Отбор у них строгий. Ты не подходишь. (Вырывает чемодан у Валентины.)
ВАЛЕНТИНА (всхлипывая): Ростом не вышла?..
ПАВЕЛ: Глупенькая.
ВАЛЕНТИНА: Конечно, когда ответить нечего, так и говорят: глупенькая.
ПАВЕЛ: А еще говорят: это не твое дело. (Садятся на чемодан.)
ВАЛЕНТИНА: Да.
ПАВЕЛ: Или: ты все равно ничего не поймешь.
ВАЛЕНТИНА: Точно.
ПАВЕЛ: Успокоилась.
ВАЛЕНТИНА: Угу.
ПАВЕЛ: Вот и хорошо. Ты сама подумай: нам вдвоем никак нельзя.
ВАЛЕНТИНА: Это почему?
ПАВЕЛ: А дом на кого оставим? Ребята наши далеко. Вряд ли захотят сюда возвращаться. Продать его… разве только за копейки. А скотина. На кого их бросишь? Ты же им как мать родная. Вон, Петя твой любимый. Без тебя вдруг голоса лишится… на нервной почве. А ведь он у нас первый петух на деревне, его даже на околице слышно. Или коза наша, Дуся. Норов-то у нее не дай Бог. Вдруг кого забодает без твоего пригляду. ВАЛЕНТИНА: Да кого она забодает-то?
ПАВЕЛ: Я тебе сейчас точно сказать не могу, но кандидатуру можно подобрать… ВАЛЕНТИНА: Брось ты, Пашка, огород городить, да кружева плести. Это ты меня так от дела отвлекаешь.
ПАВЕЛ: Это я тебе так объясняю, что вдвоем никак не получится. Тебе обязательно надо
остаться здесь. Ты здесь нужнее. Поверь мне.
ВАЛЕНТИНА: Я тебе верю.
ПАВЕЛ: Ты ведь у меня умненькая-разумненькая. Сама всё понимаешь. Ты главное не волнуйся. Давай, мы сейчас чуток посидим, помолчим… потом ты разнесешь приглашения, и будем ждать гостей.
-
Со скрипом открывается входная дверь. На пороге появляется Баба Саша.) БАБА САША: Вы чего тут колдуете что ли?
ВАЛЕНТИНА: Ага, заговоры наговариваем.
БАБА САША: Да, больно тихо у вас. Никак всегда…
ВАЛЕНТИНА: Тебе чего надо, соседка?
БАБА САША: Так испугалась я чуток.
ПАВЕЛ: Кого испугалась-то?
БАБА САША: Да, тишины вашей. Непривычно как-то. Что у вас случилось-то? Вы чего такие загадочные сидите?
ВАЛЕНТИНА: Твоё какое дело?
БАБА САША: Так, может, чем помочь надо?
6
ПАВЕЛ: Надо. Евроремонт мы тут надумали сделать. Штукатурить умеешь? А то самим не очень-то и охота пачкаться.
БАБА САША: Не хочешь разговаривать, сосед. Так и скажи.
ПАВЕЛ: Валентина, посмотри, пожалуйста, выписано ли приглашение на имя Бабы Саши?
БАБА САША: Какое-такое приглашение? К вам чего уже без приглашения и зайти нельзя что ли? Ну, вы даете!
ВАЛЕНТИНА: Приглашения на имя Бабы Саши нет!
БАБА САША: Как это нет? Да, ты посмотри по - лучше-то!
ВАЛЕНТИНА: Чего смотреть-то? Я уже два раза посмотрела.
БАБА САША: А ты третий посмотри.
ВАЛЕНТИНА: Я могу двадцатый раз посмотреть, но от этого ничего не изменится.
Приглашения нет.
БАБА САША: Ах, так! Тоже мне соседи! Почти родственники… Баба Саша, у тебя соли не найдется… Баба Саша, за ребятами присмотри… Баба Саша займи до зарплаты… ах, вы негодники неблагодарные.
ПАВЕЛ: Да, угомонись ты, соседка. Чего расшумелась? Ты еще вспомни, что при царе Горохе было.
БАБА САША: Не ожидала я вас такого, ребятки, не ожидала… (направляясь к двери) когда ты, Пашка, был маленький, ты таскал у меня пирожки… наверное, думал, я не замечала. А я ведь специально их для тебя на окошко ставила… (заметив чемодан) Что это? У вас кто-то уезжает?.. чемоданы вытащили… ВАЛЕНТИНА: Это Павел.
БАБА САША: На заработки что ли собрался?
ПАВЕЛ: Нет, отдыхать.
БАБА САША: Это замечательно. Далеко?
ПАВЕЛ: Отсюда не видать.
БАБА САША: А надолго?
ВАЛЕНТИНА: Навсегда.
БАБА САША: Это как?
ВАЛЕНТИНА: А так.
БАБА САША: Батюшки! Да вы никак разводитесь?! Эка, штука!
ВАЛЕНТНА: Баба Саша…
БАБА САША: Я тебе сколько раз говорила, Пашка, что от твоих выходок когда-нибудь терпение-то и лопнет. У тебя же в голове ветер, а в… поле – дым. Вот ты и допрыгался, доскакался!
ВАЛЕНТИНА: Баба Саша…
БАБА САША: А ты, Валька, тоже тяпа-растяпа, позволяешь ему больно много. Мужиков в уезде держать надо.
ПАВЕЛ: Вот ты и додержалась, что от тебя все мужики-то и убежали.
БАБА САША: Много ты знаешь про меня и моих мужиков. От меня никто не убегал, наоборот, цеплялись изо всех сил. Да так цеплялись, что отдирать приходилось, чуть ли не с кровью, да на волю выпускать.
ПАВЕЛ: Чтоб не задохнулись от сладкой жизни с тобой?
БАБА САША: Чтобы научились быть мужчинами в этой жизни, а не просто бесплатным приложением к бабе. Значит, разводитесь. На старости лет-то!
ПАВЕЛ: Чего мелешь? Какая старость! На себя погляди лучше… в зеркало. Там и увидишь старость.
БАБА САША: Галантен ты, Пашка, как всегда. Солдафон! Казарма по тебе плачет. Как ты,
Валентина, терпишь его шуточки?
ВАЛЕНТИНА: Так он же не каждый день.
БАБА САША: Ну, да, через день.
7
ПАВЕЛ: Хватит тут агитацию разводить. У нас дела, а ты дебаты устроила.
БАБА САША: Дела у вас… а чего у вас корыто-то посреди избы стоит?
ПАВЕЛ: А мы в нем рыбачим.
ВАЛЕНТИНА: И стираем.
ПАВЕЛ: И моемся.
ВАЛЕНТИНА: Одновременно.
БАБА САША: А я ведь сразу поняла, что у вас не всё в порядке, не всё ладно-то. Ни как обычно. Вы сидите, сидите, не вставайте. Провожать меня не надо. Я сама, ребятки, сама… (Уходит.)
ПАВЕЛ: Ну, вот, сейчас здесь и без приглашений толпа соберется. Соседушка наша постарается.
ВАЛЕНТИНА: Так чего… бежать или нет с этими картонками-то?
ПАВЕЛ: Бежать, Валюха. С приглашением оно солиднее. Да и мне спокойнее. Ты уж разнеси, пожалуйста.
ВАЛЕНТИНА: Да мне и не в тягость. Я мигом. Ты только приберись здесь немного. А то перед гостями-то стыдно будет.
ПАВЕЛ: Беги, беги. Я всё сделаю. (Валентина уходит.) Успеть бы только. Успеть бы всё сделать…. Успеть бы мне…
Картина II. Пятница.
Валентина укладывает вещи в чемодан. Входит Любаша.
ЛЮБАША: Доброго утра, хозяева.
ВАЛЕНТИНА: А, Любаша, здравствуй, здравствуй. Проходи.
ЛЮБАША: Вызывали?
ВАЛЕНТИНА: Чего?
ЛЮБАША: Вызывали, говорю. Вот, повестка от вас.
ВАЛЕНТИНА: Да чего ты, Любаша. Какая повестка! Это ж приглашение.
ЛЮБАША: Да хоть телеграмма. Чего у вас случилось-то?
ВАЛЕНТИНА: У нас всё хорошо.
ЛЮБАША: Было бы хорошо, повестки не слали бы, то есть эти… приглашения. Так чего у вас тут?
ВАЛЕНТИНА: Ох, Любаша… помирать ведь Пашка-то собрался.
ЛЮБАША: Как это собрался? Сам по себе что ли? Без спросу?
ВАЛЕНТИНА: Да чего ты, Люба! Тут ведь не до смеха.
ЛЮБАША: Так и я серьезно: как он посмел без твоего разрешения.
ВАЛЕНТИНА: Я тебе говорю: это не розыгрыш. Вот даже вещи ему собираю.
ЛЮБАША: Куда?
ВАЛЕНТИНА: Туда! Туда!
ЛЮБАША: У вас что – бред вдвоём?! Это не заразно?
ВАЛЕНТИНА: Люба!
ЛЮБАША: Валя! Ты себя-то хоть слышишь? Зачем ему там вещи… дай только свою
фотографию. Пусть почаще смотрит на нее.
ВАЛЕНТИНА: Ты это серьезно?
ЛЮБАША: А ты?
ВАЛЕНТИНА: Я… я не знаю. Что делать, Любаша? А если он и на самом деле того… как
я одна-то, куда я тогда…
ЛЮБАША: Успокойся. Еще истерик не хватало. Давай с начала.
ВАЛЕНТИНА: Просыпаюсь утром, а посреди избы корыто с водой стоит, и Пашка просит
его помыть: мол, перед смертью хочу все грехи с себя смыть. Поэтому и приглашения эти
8
сказал разнести, чтобы поговорить, душу облегчить. Видение ему было или голос какой,
что в воскресенье он должен помереть.
ЛЮБАША: Голос-то на трезвую голову был?
ВАЛЕНТИНА: Абсолютно. Это меня и беспокоит.
ЛЮБАША: Может, приболел чуток или хандра навалилась?
ВАЛЕНТИНА: Не знаю, что и думать… не могу поверить, что это всё всерьез…
ЛЮБАША: Не надо, Валюша… вытри глаза. Не наплакивай. Всё рассосется,
устаканится…
ВАЛЕНТИНА: Ага, утрясется…
ЛЮБАША: Уляжится… а то ты не знаешь, мужики, словно дети: им всегда в игрушки
хочется играться. То войну им подавай, то внеземные цивилизации, то страшилки. Вся
деревня помнит, как Пашка со своим братаном в поход на Байкал убежал. А потом они
кубинской революции вздумали помочь. Тут уж, правда, их быстрее хватились. Так что…
видимо, опять новую игру придумал.
ВАЛЕНТИНА: Игра-то не веселая получается.
ЛЮБАША: А ты не суетись. Может период такой настал. Грустный. Не всегда же петь и
плясать. Лишь бы только чего не удумал.
ВАЛЕНТИНА: Ты это о чем?..
ЛЮБАША: Да ни о чем. Так, предположение.
ВАЛЕНТИНА: А я ведь думала, что ты не придешь.
ЛЮБАША: Отчего же?
ВАЛЕНТИНА: И бумажку эту не хотела тебе нести. Боялась что ли…
ЛЮБАША: Кто старое помянет? Только смысл-то вспоминать. Давно все забыто-позабыто и пережито.
ВАЛЕНТИНА: Может и так. Может, и правильно ты рассуждаешь.
ЛЮБАША: Да, это не я, Валя, это жизнь сама всё рассудила. И бояться меня не надо. Я не страшная, не кусаюсь. Зла тебе не желаю, и никогда не желала. Да и корить себя тебе совсем не за что.
ВАЛЕНТИНА: Страшно мне, Люба. А если эти Пашкины голоса – это серьезно. Если это
не игра, если это…
ЛЮБАША: Что если?
ВАЛЕНТИНА: Если это правда. И Пашка в воскресенье… и Пашки в воскресенье не станет.
ЛЮБАША: Может и так.
ВАЛЕНТИНА: Как так… как так-то… ты что, Люба…а я тогда как?
ЛЮБАША: Ты… а ты дальше жить будешь.
ВАЛЕНТИНА: Я не смогу.
ЛЮБАША: Сможешь. Я же смогла.
ВАЛЕНТИНА: Ты сильная.
ЛЮБАША: И ты не слабая.
ВАЛЕНТИНА: А говоришь, забыто-позабыто.
ЛЮБАША: Так и есть. Я сейчас не о прошлом, я о будущем.
ВАЛЕНТИНА: Люба, Люба, неужели ты веришь в это?!
ЛЮБАША: Почти верю. Если бы это было не так, Пашка не позвал бы меня. Да и я не пришла бы. Ты раньше времени не дергайся. Тебе сейчас силы-то надо поберечь. А я тебе обязательно помогу. Пойми, нам с тобой уже давно делить не чего и не кого. И не плачь, не надо. Не заставляй его переживать за тебя.
(Входит Павел.)
ЛЮБАША: Доброго утра, Паша.
ПАВЕЛ: Любаша… не ожидал так рано. Здравствуй!
9
ЛЮБАША: Я вот по приглашению. Надо было написать во сколько приходить.
ПАВЕЛ: Нет, нет, всё нормально. Я имел ввиду, что это для тебя рано.
ЛЮБАША: Ты хотел поговорить со мной?
ПАВЕЛ: Мне необходимо поговорить с тобой…
ВАЛЕНТИНА: Я, наверное, в магазин схожу. Хлеба вроде надо купить… (Уходит.)
ПАВЕЛ: Давно не видел тебя.
ЛЮБАША: Живем на разных концах деревни.
ПАВЕЛ: Муж знает, где ты?
ЛЮБАША: Знает.
ПАВЕЛ: Что сказал?
ЛЮБАША: Ничего. А что тут надо говорить?
ПАВЕЛ: Может он - против.
ЛЮБАША: Он, конечно, против. Но я думаю, это ненадолго?
ПАВЕЛ: Я постараюсь не задерживать тебя. Ты садись, Любаша, не стой. Хорошо, что
пришла. Так сразу легко стало, светло.
ЛЮБАША: Что с тобой, Паша?
ПАВЕЛ: Дело у меня тут появилось серьезное. Поэтому и попросил прийти. Ты не
пугайся, это необычное дело.
ЛЮБАША: Да уж говори.
ПАВЕЛ: Знаешь, бывает так: живешь, живешь и всё вроде у тебя в норме. Семья, дети, соседи, друзья-товарищи, дом, работа… не хуже, чем у других. Может даже и по-лучше. И совсем неожиданно понимаешь, что чего-то не хватает, упустил чего-то в жизни, прошел мимо, не увидел, не почувствовал, прозевал… У тебя бывает такое? ЛЮБАША: Зачем этот разговор, Паша?
ПАВЕЛ: Ответь. Мне надо знать.
ЛЮБАША: У меня не бывает.
ПАВЕЛ: Наверное, это и правильно. Это ведь я упустил, прозевал…
ЛЮБАША: Так сложилась жизнь.
ПАВЕЛ: Это я её так сложил.
ЛЮБАША: Не нужный разговор. Пойду я.
ПАВЕЛ: Да, погоди ты… может и не придется больше поговорить.
ЛЮБАША: Говори.
ПАВЕЛ: Любил я тебя… любил изо всех сил…
ЛЮБАША: Я помню, Паша. Только давно это было.
ПАВЕЛ: Правда, давно. А иногда кажется, что только вчера. Ты же знаешь, Валюха – она
детдомовская, у неё - никого. Она у нас в части уборщицей подрабатывала. Училась в
техникуме и подрабатывала. Такая маленькая, худенькая… жалко её было. Косички
жиденькие. Башмаки стоптанные. Её в серьез и не воспринимал никто. Так, ходит, говорит
что-то… песенки мурлыкает
ЛЮБАША: Я понимаю. Жалеть – значит любить. Так, в народе сказывают. Ждала я тебя, Паша. Сильно ждала. Думала, врут наши бабушки, наговаривают, сплетни сплетничают. Верила: вернется мой Пашка из армии, и заживем мы долго и счастливо. Зацелую тебя всего. Будем везде и всегда за руки держаться. Нарожаю я тебе детишек. Отстроим свой собственный дом. Пылинки с тебя сдувать буду. Глядеть на тебя буду с утра и до ночи. В глаза твои обалденные… А Пашка приехал, да не один. С маленькой и худенькой. Из детского дома. А я еще десять лет подождала. И еще потом… По-началу думала, что это просто сон, дурной сон. Проснусь я, в конце концов. Ты рядом и всё как прежде. Не получилось проснуться. Забывала я тебя тяжело, ох, как тяжело. Твой голос, твои руки… Стены царапала. Заговариваться стала. Не могла понять: за что со мной так. Может я что-то плохое в жизни сотворила… или обидела кого- то… Ты меня любил изо всех сил, а я тебя – сверх всяких сил. Потому кроме тебя никого в жизни так и не полюбила. Не хватило сил уже.
10
ПАВЕЛ: А Виктор?
ЛЮБАША: Муж. Он хороший, внимательный, добрый, заботливый, не жадный. С ним надежно и комфортно. С ним, как за каменой стеной. А любовь… и без неё оказывается можно прожить. Так даже легче. Спокойнее. Что теперь-то это ворошить. Столько лет пролетело. Всё забылось. Я же говорю: не нужный разговор. Зачем это? ПАВЕЛ: Предал я тебя, Любаша.
ЛЮБАША: Да что ты, Павел. К чему эти громкие слова и признания. Ты же не на суде, в
конце концов.
ПАВЕЛ: Как знать.
ЛЮБАША: Брось ты это, Паша! Чего выдумал-то?! Покаяться что ли, решил? Так лишнее это. Мне ты ничего не должен. Ну, не сложилось у нас… ПАВЕЛ: Из-за меня ведь не сложилось!
ЛЮБАША: Из-за тебя, из-за меня, из-за Валюхи! Какая теперь разница! Разве это сейчас уже важно?!
ПАВЕЛ: Важно. Именно сейчас это и важно. Это тогда казалось неважным и
незначительным. Было и было, прошло и прошло, сошлись – разошлись, поругались –
помирились. Как игра какая-то: кто сильнее, кто умнее, у кого нервы крепче. Уверен, что
всё еще впереди. Надеешься, что всё еще будет. Я ведь сам от тебя отказался. Сам…
ЛЮБАША: Ты просто сделал выбор.
ПАВЕЛ: Не правильный выбор. Ошибся я.
ЛЮБАША: Ошибся?! Нельзя так, Паша, нельзя. Что ты считаешь ошибкой? Маленькую, худенькую девочку, которая влюбилась в тебя, поверила тебе и поехала за тобой в глушь-леса, в какую- то неведомую деревню, к чужим мужикам да бабам. Ты же для неё словно свет в окошке. Она же за все эти годы на сторону ни единого взгляда… Или ошибка – это ваши ребята. Да как ты можешь так говорить?! Это очень хорошо, Паша, что у нас не получилось. Я рада тому, что не получилось. А то ты и меня потом начал бы считать ошибкой.
ПАВЕЛ: Я все ждал и ждал, что ты придешь и заберешь меня. Возьмешь за руку и уведешь за собой.
ЛЮБАША: А я ждала, что ты сам… ты позвал меня попрощаться?
ПАВЕЛ: Почувствовала.
ЛЮБАША: Валентина сказала. Зря её напугал. Мог бы как- то и по-другому сказать. ПАВЕЛ: Я по-началу и сам испугался. Рановато все-таки. Еще пожить хочется. А потом посидел, подумал, значит не рановато, значит срок подошел. ЛЮБАША: У каждого свой срок. Как бы знать точно когда…
ПАВЕЛ: Это верно. Расстаемся мы с тобой, Любаша. Теперь уже навсегда. Дай, посмотрю на тебя. Запомнить хочу.
(Входит Валентина.)
ВАЛЕНТИНА: Хлеба не купила. В магазине учет.
ЛЮБАША: Пойду я, Паша. Долгие проводы – лишние слезы. На похороны не приду, не жди. Не хочу тебя видеть… другим. Ты уж без меня как-нибудь… ПАВЕЛ: Я постараюсь.
ЛЮБАША: Валюху не брошу. Буду помогать, чем смогу.
ПАВЕЛ: Спасибо. Я знал это.
ЛЮБАША: Вот и славно. А учет, Валюша, в магазине вчера был. Врать-то научись.
(Уходит.)
ПАВЕЛ: Не простила, не простила она меня. Не смогла. Или не захотела. Скорее всего, не захотела. (Валентине.) В сенях сидела?
ВАЛЕНТИНА: В сенях. Врать я, действительно, так и не научилась. Только я почти ничего не слышала. Я…
11
ПАВЕЛ: Не надо, Валя. Давай, просто тихонечко посидим. Без разговоров. Ты же сама
сказала: главное вовремя промолчать.
(Садятся. Павел обнимает Валентину. Входит баба Саша.)
БАБА САША: Опять колдуете?
ПАВЕЛ: Обнимаемся.
БАБА САША: Это дело хорошее. Главное – полезное.
ПАВЕЛ: Ты по делу или так… обняться не с кем?
БАБА САША: Зараза ты, Пашка, зараза.
ПАВЕЛ: Ты время-то мое не трать. Говори, что надо. А то ведь к нам теперь только по приглашениям на разговоры зайти можно.
БАБА САША: А чё по деревне-то слухи ходят, что ты помирать, будто собрался.
ПАВЕЛ: А ты меньше слушай всяких.
БАБА САША: Так собрался или нет?
ПАВЕЛ: А тебе важно?
БАБА САША: Важно. Я ж тебе не чужая вроде. Может, чем подсобить смогу.
ПАВЕЛ: В смысле процесс ускорить?
БАБА САША: Да «тьфу» на тебя, Пашка! Как был дурной, так дурным до старости и дожил.
ПАВЕЛ: Не плюйся. А то полы заставлю мыть.
БАБА САША: Да ты чего, совсем обезумел что ли?!
ПАВЕЛ: Наполовину. Так что ты с правой стороны-то ко мне не подходи. Она, эта правая
сторона, у меня и обезумела. Зашибить могу.
БАБА САША: Ерничаешь?
ПАВЕЛ: Предупреждаю. Чтобы глупых вопросов не задавала. И вообще, потише, видишь, Валюха задремала.
БАБА САША: А еще говорят…
ПАВЕЛ: Опять?!
БАБА САША: Да не кипятись ты… а еще говорят, что ты решил долги всем раздать.
ПАВЕЛ: А тебе-то я чего должен? Пирожки что ли, которые в детстве воровал?
БАБА САША: Засранец ты, Пашка! Сдались мне твои пирожки. Если хочешь, я тебе на
дорожку всяких напеку: и с капустой, и с рыбой, и с картошкой.
ПАВЕЛ: Надеюсь, дорога-то не длинною будет. Перекусывать не придется. Так чего я тебе должен-то?
БАБА САША: Ты мне еще с прошлого года обещал забор подлатать. И в курятнике полку
перебить. Тебя не будет – кого еще смогу попросить. Так, может, ты пока … не уехал…
того…выполнишь свое обещание.
ПАВЕЛ: Обещал, говоришь.
БАБА САША: Не помнишь, значит.
ПАВЕЛ: Сделаю. Раз обещал – сделаю. Приду.
БАБА САША: Вот спасибо! Вот обрадовал!
ПАВЕЛ: Да, не шуми ты…
БАБА САША: Все, все, все… убежала… не забудь… (Уходит.)
ПАВЕЛ: Я так и знал, что про хлеб ты просто сказала. Знал, что в магазин и не пойдешь вовсе, а сядешь в сенях и будешь слушать. Что-то закружился я по жизни. И перед ней виноват, и перед тобой. Думал, выведет кривая сама по себе, а оказалось, еще больше заплутал. Помню, как мы с тобой вот так, обнявшись, каждый вечер у речки сидели, разговоры разговаривали, планы всякие удивительные строили, мечтали. Люблю я тебя, Валюха. Ты уж прости, что редко это говорил. Как-то не принято у нас словами разбрасываться. Душило меня все эти годы, ох, как душило. Вся эта история с Любашей. Даже хотел уйти от тебя… хотел, не скрою. Но, как посмотрю в твои глаза… дыхание
12
перехватывает, и сердце останавливается. Зря ты в сенях-то сидела, надо было хоть на улицу выйти.
ВАЛЕНТИНА: Да я все равно ничего не слышала.
ПАВЕЛ: Так ты не спишь?
ВАЛЕНТИНА: Сплю, сплю. Сморило меня чуток. Даже не заметила как.
ПАВЕЛ: А какую ты тогда всё время песенку-то напевала…
ВАЛЕНТИНА: Да я уж и не помню, Паша…
ПАВЕЛ: Валюш, мне тут надо к бабе Саше заглянуть ненадолго. Долги отдать. Отпустишь?
ВАЛЕНТИНА: Что за вопрос? Надо – так надо. (Павел уходит.) Забор-то на совесть делай, чтоб она тебя только добрым словом поминала. А-то если что не так, не спокойно тебе там будет… а мне тут стыдно.
Картина III. Продолжение пятницы.
Паша сидит на табуретке посреди избы. Входит Иван.
ПАВЕЛ: Здравствуй, брат.
ИВАН: Зачем я тебе понадобился?
ПАВЕЛ: Поговорить хочу.
ИВАН: О чём нам с тобой разговаривать… брат.
ПАВЕЛ: А разве не о чем?
ИВАН: Да может и есть о чём. Только смысл какой?! Пятнадцать лет молчали, можем и дальше так же молчать. Думаю, не стоит нам разговаривать (направляется к двери). ПАВЕЛ: Постой, Иван. Я, действительно, хочу поговорить. ИВАН: Да с чего это? Зачем это? У тебя дел что ли поважнее нет?
ПАВЕЛ: Я понимаю, что ты злишься на меня… что ты…
ИВАН: Я на тебя злюсь?! Нет, Паша, я не злюсь. Я даже редко вспоминаю, что ты есть.
Ведь за последние пятнадцать лет я привык, что у меня нет брата.
ПАВЕЛ: Иван…
ИВАН: И не потому, что он умер или его убили. Он просто самоликвидировался! Мой брат
перестал быть моим братом потому, что сам так захотел! Потому что ему так было
выгодно. Потому, что он забыл слово «брат».
ПАВЕЛ: Я… я не мог, понимаешь. Я не мог!
ИВАН: Чего ты не мог? Поверить, что я честный человек. Поверить своему брату ты не
мог? А всяким разным поверил. Дальше Сибири, Паша, не ссылают, а Сибирь – это тоже
русская земля. Так чего ты не мог?! Написать мне письмо или не закрыть передо мной
дверь, когда я вернулся. А моей Таньке ты тоже не мог помочь. Баба загибалась одна, а ты
не мог? Я – это ладно, а вот она… она.. это ведь на твоей совести, Паша…
ПАВЕЛ: Я знаю…
ИВАН: Да чего ты знаешь? Ты не можешь этого знать. Ты не знаешь, как считаются минуты и секунды в бараке. Ты не знаешь, как только одна мысль, что здесь, за тысячи километров тебя ждет жена и ребенок, заставляют тебя жить и цепляться за эту чертову жизнь. Цепляться, Паша, каждый Божий день! Ты же мог её спасти, брат. ПАВЕЛ: Мог…
ИВАН: И пацанёнка моего мог к себе взять.
ПАВЕЛ: Мог…
ИВАН: И не сидел бы он десять лет в детдоме. Почему? Все пятнадцать лет я хотел
спросить у тебя только это: почему?..
ПАВЕЛ: Я испугался.
ИВАН: Кого, Паша? Кого ты испугался?
ПАВЕЛ: Я не знаю, я не помню.
13
ИВАН: Конечно, страх-это страшная вещь. Только зря ты, Пашка, испугался. За это уже не расстреливали. Времена не те. Да чего уж теперь то. Ну, вот и поговорили. (Направляется к двери.) Таньку я тебе никогда не прощу. ПАВЕЛ: Я знаю… Я хотел попрощаться с тобой.
ИВАН: Уезжаешь что ли?
ПАВЕЛ: Скорее всего - да.
ИВАН: Это как понимать?
ПАВЕЛ: Помру я в воскресенье.
ИВАН: С чего вдруг?
ПАВЕЛ: Срок подошел.
ИВАН: Какой срок? Ты откуда это взял-то?
ПАВЕЛ: Знаю я, Ваня. Вот и решил повидаться с тобой.
ИВАН: Ну да, а то так повода-то и не было.
ПАВЕЛ: Я давно хотел. Не мог решиться. Боялся что ли…
ИВАН: Да что ж ты такой пугливый оказался.
ПАВЕЛ: Прости меня, Иван… прости. Сломался я. Не смог удержаться, не смог. Даже не понял, как это произошло. Как узнал про тебя, так испугался, что из дому боялся выходить. На людей боялся смотреть. Виноват я перед тобой, брат. Танюха мне твоя часто снится. Как приходила, как на коленях стояла… а я ведь прогнал её. Слышишь, прогнал. Плакала она. Так тихохонько плакала, как ребенок. И рот всё время ладошками зажимала.
-
я прогнал её. (В избу заходит Валентина.) Потом хотел пойти к ней… хотел… но подумал, всё увидят, узнают.
ИВАН: Чего увидят, чего узнают?
ПАВЕЛ: Не знаю… не знаю. Как под гипнозом был. Ты же знаешь, в деревне ничего утаить нельзя. А тут такое. Убийца, насильник… мой родной брат. Я поверил, Ваня, поверил. А как не поверить?!
ИВАН: Да я и сам сначала поверил. Там и не такое бывало. А потом, когда всё вспомнил, то понял, что это не я. Не мог я. Только доказать это было сложно. И кроме меня никому не нужно.
ПАВЕЛ: Надо было пытаться.
ИВАН: А ты думаешь, я не пытался! Лучше бы не пытался – меньше бы получил. Когда
мне следователь сказал: «А я тебя туда не посылал.», так и хотелось ответить: «Так кто же нас туда послал?». Что мы там вообще делали… ПАВЕЛ: Сниться мне она… всё чаще и чаще. И как будто зовет меня. А я всё обещаю прийти, а не иду. Боюсь… опять боюсь… ВАЛЕНТИНА: Паша, не надо.
ПАВЕЛ: Это я убил её… Танюху-то. Это из-за меня… А ладошки у неё такие маленькие были… ВАЛЕНТИНА: Паша, прошу тебя.
ИВАН: А ты знаешь, Пашка, что твоя Валентина моего пацаненка в детском доме навещала?
ПАВЕЛ: Что? Что ты сказал?
ИВАН: Валюха твоя к Игорю все эти годы ездила. Одежду ему покупала, в кино водила, уроки даже проверяла.
ПАВЕЛ: Правда? (Валентине.) Ты чего молчишь? Это правда?
ВАЛЕНТИНА: Паша, я… я хотела тебе рассказать. Но сначала всё повода не было, а потом уж… да мне и не в тягость это было. Игорек он хороший мальчишка. Языки изучает: английский и французский без проблем. Хоть сейчас в Париж или Лондон. Его даже пару раз на олимпиады отправляли. Мы с ним и в театр ходили. Ему очень нравилось. Ой, а сколько я ему книжек покупала. Игорек еще и историей увлекается. Он мне потом пересказывал, так это всё интересно. Один раз приезжаю к нему, захожу в комнату, а он простыней обвернулся и сидит. Спрашиваю: что это, игра, может, какая. А он так серьезно
14
-
ответ: «Я римский император, Гай Юлий Цезарь!». И смеется, смеется… «Разыграл я тебя, тетка, разыграл»! А потом как обнимет меня, прижмется и шепчет: «Не бросай меня, родненькая, пожалуйста, только не бросай.» ПАВЕЛ: А я этого ничего не знал… Спасибо тебе. Спасла ты меня, Валя, спасла. ВАЛЕНТИНА: Да что ты, Паша…
ПАВЕЛ: Душу мою спасла. Я ведь даже не подозревал, не догадывался.
ВАЛЕНТИНА: Не терзай себя, Паша. Всё это прошло. Слезы выплаканы, разговоры переговорены, что должно свершилось.
ПАВЕЛ: Так ведь всё могло быть по-другому.
ВАЛЕНТИНА: Могло. Но не получилось. Что вышло - то вышло.
ИВАН: Хватит, Павел. Многого не воротишь, не изменишь.
ПАВЕЛ: Еще есть время попробовать.
ИВАН: Это ты о чем?
ПАВЕЛ: Я тут собирал по-маленьку… копил что ли. Мне-то это теперь без надобности, а вам в помощь. Ты не подумай, Валентина, что я зарплату тебе не всю отдавал, что кроил от тебя. Это другие деньги. Подработки, халтуры. Надеюсь, не побрезгуете. (Приносит два свертка.)
ИВАН: Я не возьму.
ВАЛЕНТИНА: Ваня…
ИВАН: Что Ваня? Ну что Ваня?
ВАЛЕНТИНА: Я прошу тебя, прости ты его.
ИВАН: Да, простил я его давно. Хотел, конечно, по - началу пришибить где-нибудь в потемках. Только Танюху этим не вернешь, а второй раз в места эти попадать как-то не хотелось. А потом и вовсе мне тебя, Пашка, жалко стало. Пару раз даже хотел зайти к тебе, поговорить, но Валентина вот отсоветовала.
ПАВЕЛ: Зря. Может и получился разговор-то. Может и не молчали бы пятнадцать лет.
ИВАН: Может да кабы… видимо время тогда не пришло.
ПАВЕЛ: А сейчас, значит, в самый раз. (Протягивает Ивану сверток.)
ИВАН: Я не возьму. Они вам самим нужны.
ВАЛЕНТИНА: Ваня, у нас есть.
ИВАН: Есть, есть! Но ты-то, Валюха… ты-то куда! У меня тоже есть. Могу с вами даже поделиться.
ПАВЕЛ: Возьми, Ваня. Ради меня возьми. Мне легче уходить тогда будет.
ИВАН: Да чего это ты выдумал?! Кто это тебя надоумил?
ПАВЕЛ: Я это и сам понял.
ИВАН: Как это понял?
ПАВЕЛ: Почувствовал я это.
ИВАН: Ты мне голову-то не морочь. Я в эти предчувствия и видения не верю.
ВАЛЕНТИНА: И я не верю, Ваня. А он всё талдычит и талдычит: помру в воскресенье, помру в воскресенье.
ИВАН: Ты это, Валюха… чаю, что ли сообрази нам. А то, что мы всё разговоры разговариваем… на сухую.
ВАЛЕНТИНА: Конечно, конечно. Я быстренько. (Выходит.)
ИВАН: Ты мне скажи: ты болен? Что у тебя? Я понял, ты Валюху не хочешь расстраивать, вот и придумал байку про чутье.
ПАВЕЛ: Да, нет, Иван, я здоров. Никакой смертельной болячки у меня нет.
ИВАН: Боишься признаться. Не бойся, мне можно. Я не из пугливых. Многое видел.
ПАВЕЛ: Ничего у меня нет.
ИВАН: А чего ж ты тогда напрягаешься? Это что розыгрыш? Проверка на вшивость?
ПАВЕЛ: Да нет же. Пойми ты меня. Это всё серьезно, взаправду, помнишь, как в детстве говорили. Знак мне было. Объяснить не могу, но только три дня у меня осталось. Я может и не решился бы тебя позвать на разговор, если бы не взаправду.
15
ИВАН: Сон что ли приснился?
ПАВЕЛ: Не могу объяснить. Сон - не сон, видение – не видение. Знаю только, что всё… срок.
ИВАН: Да как же?! Так вот просто… без причины… так не бывает.
ПАВЕЛ: Бывает, братишка. В этой жизни, оказывается, всё бывает. Так что, деньги ты возьми – облегчи мне душу. Валюхе я тоже накопил, за неё не переживай. ИВАН: Да как же не переживай. Не чужая же.
ПАВЕЛ: Ты за ней тут приглядывай. Обижать не давай, помогай по хозяйству. Бабе без мужика трудно.
ИВАН: Мужику без бабы тоже…
ПАВЕЛ: Девчонкам сложнее. Ты же знаешь. Что тут…пояснять. А мне там спокойнее
будет, если ты рядом с нею...
ИВАН: Буду.
ПАВЕЛ: Слово даешь?
ИВАН: Даю.
ПАВЕЛ: Спасибо.
(Входит Валентина с чайником, чашками, пирогом.)
ВАЛЕНТИНА: А вот и я. Давайте за стол. Чайник вскипел. Или может чего покрепче… за
встречу-то…
ПАВЕЛ: Помнишь, Ванятка, как мы с тобой детьми на Байкал решили рвануть? ВАЛЕНТИНА: Да про это до сих пор вся деревня помнит. Чего вас туда понесло-то, горе-путешественники?
ИВАН: Почему горе-то? Мы чуток не доехали!
ПАВЕЛ: Ага, что-то около четырех тысяч километров… всего!
ИВАН: А задумка была хорошая.
ПАВЕЛ: Понесло нас туда оттого, что бабка наша, баба Фрося… Помнишь её, Валюха? Так, вот бабка наша вместо колыбельной на ночь нам всегда пела одну и ту же песню… (Поет.) «Славное море - священный Байкал. Славный корабль - омулевая бочка.» (Иван начинает подпевать Паше.) «Эй, баргузин, пошевелевай вал. Молодцу плыть недалечко.» Так вот, мы и решили посмотреть это славное море.
ИВАН: Каждый день по паре картошин откладывали… а сухарей сколько насушили. На год хватило бы.
ПАВЕЛ: Так мы же серьезно готовились, не смотря, на юный возраст.
ИВАН: А помнишь, учитель географии, Петр Семенович, с нами курс молодого туриста
проводил? Палатку ставили, костер разводили, в лесу без компаса ориентировались. Даже
пару раз ночевали в ельнике без ничего.
ПАВЕЛ: Ага! Страшно было, но мы не сдались…
ИВАН: Как кубинские революционеры!
ПАВЕЛ: Про это вообще лучше и не вспоминать. Мы неделю сидеть не могли, так нас отец отходил ремнем.
ВАЛЕНТИНА: Да чего же вас носило-то?
ИВАН: Путешествовать хотели. Начитались журнала «Вокруг света».
ПАВЕЛ: Опять же Петр Семенович виноват. Все нам на уроках географии картинки подсовывал.
ИВАН: А давай, Пашка, действительно чего покрепче попробуем. Валюша, ты ведь «за»?
ВАЛЕНТИНА: Я не против, ребята.
ПАВЕЛ: Так, сказать, на дорожку…
ИВАН: На дорожку я с тобой пить не буду, а вот за встречу с удовольствием. Считай пятнадцать лет и не виделись. Валюша, неси свои фирменные огурчики. ВАЛЕНТИНА: А грибочки?
ИВАН: И грибочки тоже.
(Валентина уходит.)
16
ПАВЕЛ: Ты и про огурчики с грибочками знаешь?
ИВАН: Знаю, Паша, знаю. Валюха их частенько Игорю в детдом привозила. Теперь он по её рецепту сам и огурчики, и грибочки засаливает. Валентина его многому научила: носки штопать, пуговицы пришивать, брюки гладить. ПАВЕЛ: Знаменитые стрелочки…
ИВАН: Они самые.
ВАЛЕНТИНА (входя): Я тут четыре банки захватила, пробуйте, какие вкуснее.
ИВАН: У тебя невкусных не бывает.
ВАЛЕНТИНА: Тогда чтобы все съели!
ПАВЕЛ: А мы и не против.
(Валентина накрывает на стол.)
ВАЛЕНТИНА: Я быстренько. Меня даже и не ждите. Начинайте.
ПАВЕЛ: Давайте, за всех нас. За Валюху, за тебя, Иван, за наших ребятушек, за Игорька твоего, за Танюху… за нашу семью. Мы же были семьей.
ИВАН: Мы и сейчас семья, Паша. Не сомневайся даже. А, давай споем! Нашу, любимую. (Начинает петь.)
Славное море – священный Байкал,
Славный корабль – омулевая бочка.
Эй, баргузин, пошевеливай вал,
Молодцу плыть недалечко.
(Павел похватывает песню. Затем Валентина.)
Долго я тяжкие цепи влачил,
Долго бродил в горах Акатуя,
Старый товарищ бежать пособил,
Ожил я, волю почуя.
Шилка и Нерчинск не страшны теперь,
Горная стража меня не поймала,
-
дебрях не тронул прожорливый зверь, Пуля стрелка миновала.
Шел я и ночь, и средь белого дня,
Близ городов озирался я зорко,
Хлебом кормили крестьянки меня.
Парни снабжали махоркой.
Славное море – священный Байкал,
Славный и парус – кафтан дыроватый.
Эй, баргузин, пошевеливай вал.
Слышатся грома раскаты.
(Павел, Иван и Валентина поют, сидят обнявшись.)
Конец первого действия.
Действие второе.
Картина IV. Суббота.
Утро. Валентина наводит порядок после вчерашних посиделок. Входит Баба Саша.
БАБА САША: Утро доброе, Валюша.
ВАЛЕНИТИНА: Заходи, Баба Саша. Чаю будешь?
БАБА САША: Порядки что ли сменились? Сегодня уже без приглашения принимаете?
ВАЛЕНТИНА: Не сердись. Ситуация такая. Скажем, непривычная. Сама ведь понимаешь.
Давай, лучше чайку попьем. Я тут свежего заварила, с травками.
17
БАБА САША: Да, не сержусь я. Баба Саша – не старуха какая… Баба Саша всё видит и понимает. Жалко мне тебя, девка, ох, как жалко. Даже не знаю, чем и помочь- то. ВАЛЕНТИНА: Чем тут поможешь. Вот посидишь со мной, поговорим о том, о сём - мне и легче станет. (Накрывает на стол к чаю.)
БАБА САША: Легче-то может и станет, только ничего не изменит.
ВАЛЕНТИНА: Не напоминай. Хоть бы кто подсказал, что делать-то?! Как во сне всё.
Вроде со мной, а вроде и нет.
БАБА САША: Может, погадать на чём-нибудь?
ВАЛЕНТИНА: На чём?
БАБА САША: На картах или кофейной гуще.
ВАЛЕНТИНА: Кто гадать-то будет?!
БАБА САША: Да, кто-кто! Вон, можем к Верке Ляминой сходить.
ВАЛЕНТИНА: К ней не пойду. В прошлый раз нагадала урожай небывалый. Так вся картошка сгорела!
БАБА САША: Тогда к деду Матвею.
ВАЛЕНТИНА: Ага! На шишках гадать. Одна шишка – счастье. Две шишки – счастье
необычайное. Три шишки – счастье навалом.
БАБА САША: Зато всё понятно.
ВАЛЕНТИНА: Не пойду.
БАБА САША: Не кипятись. Детям-то сообщила?
ВАЛЕНТИНА (нехотя): Нет.
БАБА САША: Как так? Ты что?!
ВАЛЕНТИНА: А вот так. Что я им скажу? У отца, мол, видения, голоса… они ему смерть предсказали. Ты же знаешь, наших ребят. Они не только не поймут, они на смех всех поднимут. Уж как свершиться – тогда и позвоню. Не нужно сейчас этого.
БАБА САША: Может это и правильно. Чего зря дергаться… А вдруг еще все перемениться?
ВАЛЕНТИНА: Ты думаешь, так можно?
БАБА САША: Я точно не знаю. Но на белом свете всякое бывает. Захотел человек чего-то,
-
потом раз… и передумал. Или там у них какие непредвиденные обстоятельства непреодолимой силы могут случиться.
ВАЛЕНТИНА: Какие обстоятельства?
БАБА САША: Землетрясение или наводнение.
ВАЛЕНТИНА: Да ты что? И у них такое бывает?
БАБА САША: А чем они хуже нас?! Конечно, бывает. Гром-то гремит, дождь идет.
ВАЛЕНТИНА: Ах, ты!...
БАБА САША: Тихо, тихо, тихо! Это я тебя отвлекаю от действительности. Не обижайся.
ВАЛЕНТИНА: Да что вы, баба Саша. То же мне, человек почтенного возраста. А ведь я почти поверила, как маленькая.
БАБА САША: Эх, женское счастье - был бы милый рядом… Пашка-то спит еще?
ВАЛЕНТИНА: Какой спит! Они с Иваном в шесть утра на рыбалку отправились.
БАБА САША: С кем?
ВАЛЕНТИНА: С брательником своим младшеньким.
БАБА САША: Вот тебе и поворот! Вот тебе и ситуация!
ВАЛЕНТИНА: И, слава Богу! Сколько можно было в молчанку-то играть. Взрослые мужики, а всё, как дети малые. Вот пусть детство-то на рыбалке и вспомнят. Обещали с хорошим уловом вернуться. Ухи наварим! На обед обязательно заходи.
БАБА САША: Поговорить я хотела с Павлом.
ВАЛЕНТИНА: Неужто, забор плохо подлатал?
БАБА САША: С забором всё в порядке. Забор еще лет десять простоит. Так, спросить кое о чем хотела. Ну, да ладно, в обед и спрошу. Не горит, вроде.
ВАЛЕНТИНА: А раз не горит, то и не будем торопиться.
18
БАБА САША: Торопиться-то оно может и не стоит. Но и опоздать тоже никак нельзя.
Всему своё время, Валюша.
ВАЛЕНТИНА: Да куда ты спешишь? Случилось чего? Признавайся уже.
БАБА САША: Еще чего! Ты не судья, чтобы я тебе признавалась. Да и не в чем мне признаваться. Разве что в грехах своих. Но об этом лучше говорить в другом месте. ВАЛЕНТИНА: Опять! Нам что, больше и поговорить не о чем?! Хватит о других местах. Давай чай пить.
(Входит Петр Семёнович.)
А вот и гость к столу.
ПЕТР СЕМЁНОВИЧ: Доброго утра, хозяева… и гости.
БАБА САША: Здрасте! А ты чего припёрся, географ?
СЕМЁНОВИЧ: Я по приглашению.
БАБА САША: Тебя-то за что вызвали?! Успеваемость что ли хромает? Или поведение неудовлетворительное?!
ВАЛЕНТИНА: Ну, чего ты, Баба Саша…
БАБА САША: Урок-то выучил? Дневник дома не забыл, Петя? А то родителей в школу вызову!
ВАЛЕНТИНА: За что вы с ним так?
БАБА САША: А чтоб не выпендривался: я по приглашению! Тут все не запросто так. Тут все по делу.
СЕМЁНОВИЧ: Кто бы спорил. Только вот дела-то у всех разные: у кого-то серьезные, а у
кого-то и так…
БАБА САША: Чего так?
СЕМЁНОВИЧ: Пустяшные.
БАБА САША: Это ты про кого?
СЕМЁНОВИЧ: Не рычи. Про себя, конечно, про себя. Зря, наверное, пришел. ВАЛЕНТИНА: Ну, что вы, Петр Семёнович… раз Павел приглашение прислал, значит, хотел вас увидеть. Он уже скоро. Чуток подождите.
ПЕТР СЕМЁНОВИЧ: Я подожду, Валюша. Подождать я могу.
ВАЛЕНТИНА: У нас тут чай как раз поспел.
БАБА САША: А вот мне некогда чаи гонять. У меня, действительно, дела имеются. Так что прощевайте, односельчане дорогие. Компанию вам не смогу составить. ВАЛЕНТИНА: Да чего ты осерчала-то? Какая муха тебя укусила? БАБА САША: Глоссина морситанс!
ВАЛЕНТИНА: А это кто?
СЕМЁНОВИЧ: А это, Валюша, муха цеце. Поймать и убить эту муху не так- то просто. Летает она быстро, целеустремленно и бесшумно. Если ее прихлопнуть или оглушить, муха даже с переломанными крылышками все равно доберется до желаемой теплой добычи и норовит укусить снова.
БАБА САША: Эти мухи имеют тело, длина которого составляет от 9 до 14 миллиметров. Муха цеце отличается от привычных для жителей Европы домашних мух тем, что её крыльца складываются по-другому, их концы могут плоско налегать один на другого, а также колющим прочным хоботком, который выступает спереди головы. Муха имеет рыжевато-серую грудь с четырьмя продольными полосками темно-коричневого цвета, а брюшко снизу серого цвета, а сверху – желтого. Типичным источником пищи для этих мух является кровь диких млекопитающих крупных размеров. 21 вид этих мух живут в тропических и субтропических африканских регионах. Все виды этих мух являются живородящими, личинки, которые рождаются, уже готовы к окукливанию. Личинки вынашиваются самкой в течение одной либо двух недель. В течение своей жизни муха примерно 8-10 раз рождает личинок.
ВАЛЕНТИНА: Ни-че-го се-бе… ты это откуда знаешь, баба Саша?...
БАБА САША: Учитель был хороший… по биологии. (Уходит).
19
ВАЛЕНТИНА: А что это с ней?
СЕМЁНОВИЧ: Рассердилась.
ВАЛЕНТИНА: На меня?
СЕМЁНОВИЧ: На меня.
ВАЛЕНТИНА: А вы-то причем?!
СЕМЁНОВИЧ: Оказался не в том месте и не в то время.
(Входит Павел с ведром рыбы.)
ПАВЕЛ: Здесь что-то произошло? А то соседка наша с таким шумом пролетела, словно
муха цеце. Жертв нет? Никого не укусила?
СЕМЁНОВИЧ: Пыталась.
ВАЛЕНТИНА: Я вообще ничего не поняла. Она зашла, мы разговаривали, собирались чаю
попить, и вдруг такое…
ПАВЕЛ: Не волнуйся, Валюха. Женщины – инструмент деликатный. Сама же понимаешь.
Ты это… вот рыбу почисть.
ВАЛЕНТИНА: А Иван-то где?
ПАВЕЛ: Домой побежал. Сегодня племяш должен приехать. Встретит, и придут вместе.
Ты к тому времени уху-то нам навари знатную.
ВАЛЕНТИНА: А как же! В обязательном порядке. Всё успею! (Уходит.)
ПАВЕЛ: Присаживайся, Петр Семёнович. Не стой. В ногах правды нет.
СЕМЁНОВИЧ: Это точно: за правду можно и посидеть. Хотя иной раз лучше и не знать
этой самой правды.
ПАВЕЛ: Отчего же?
СЕМЁНОВИЧ: Легче жить тогда. Незнание облегчает существование.
ПАВЕЛ: Я думал – наоборот. Незнание порождает терзания.
СЕМЁНОВИЧ: Громко сказано! Как на митинге.
ПАВЕЛ: Смеетесь…
СЕМЁНОВИЧ: Да что ты, Паша. Я к тебе по-доброму. Значит, с Иваном на рыбалке были?
ПАВЕЛ: С Иваном.
СЕМЁНОВИЧ: Это хорошо. Это ты правильно сделал. По-умному.
ПАВЕЛ: Боялся я этого. Боялся, что не придет и говорить со мной не захочет. Боялся в глаза ему смотреть. А сейчас, как заново родился. Как огромный камень с души скинул. СЕМЁНОВИЧ: Так и есть, Паша.
ПАВЕЛ: И такое счастье во мне от этого. Что могу опять брата обнять, поговорить с ним, на рыбалку сходить. Как в детстве… Только мало времени у меня на всё это остается. Лишил я себя этого, сам своими собственными руками и лишил. СЕМЁНОВИЧ: И за малое количество времени можно много успеть.
ПАВЕЛ: Я это уже понял, Петр Семёнович. Я ведь и с вами хотел поговорить. СЕМЁНОВИЧ: А давай и поговорим. Отчего же не поговорить?! Я тут и журнальчики принес. Я ведь каждый год их выписываю. И закладочки тебе сделал, где особо интересные статьи.
ПАВЕЛ: Журнальчики потом. Я о другом хотел. Я о вас хотел.
СЕМЁНОВИЧ: А чего обо мне-то?! Я, слава Богу, жив - здоров. Ну, конечно, не совсем
здоров, но, тем не менее… хожу на своих ногах, думаю своей головой, кушаю своими
зубами. Так что обо мне не надо.
ПАВЕЛ: Надо. Мне надо.
СЕМЁНОВИЧ: Чтобы знать?
ПАВЕЛ: Что знать?
СЕМЁНОВИЧ: Как что? Правду. Ты же для этого хотел меня видеть. Только иногда лучше
промолчать, не сказать этой самой правды…
ПАВЕЛ: И что тогда?
СЕМЁНОВИЧ: Тогда… а тогда всё остается прежним: небо голубым, солнце желтым, трава зелёной.
20
ПАВЕЛ: А человек?!
СЕМЁНОВИЧ: И человек остается прежним.
ПАВЕЛ: Значит, ничего не меняется…
СЕМЁНОВИЧ: Меняется. Только не сразу. Всему свое время и время всякой вещи под небом. Так в одной умной книге записано. Может, читал? ПАВЕЛ: Нет… не помню…
СЕМЁНОВИЧ: Я раньше тоже не читал. А потом понял, что зря не читал. Всему свое время и время всякой вещи под небом. Время рождаться, и время умирать, время насаждать и время вырывать посаженное. Время убивать и время врачевать, время разрушать и время строить. Время плакать и время смеяться, время сетовать и время плясать. Время разбрасывать камни и время собирать камни, время обнимать и время уклоняться от объятий. Время искать и время терять, время сберегать и время бросать. Время раздирать и время сшивать, время молчать и время говорить… Значит, такое время
-
наступило. Знаю я всё, Паша. Знаю я про твое письмо. Все эти годы знал. Так что не зачем тебе каяться. Пустое это всё… ПАВЕЛ: Это правда?
СЕМЁНОВИЧ: Это и есть правда.
ПАВЕЛ: Как же так?! Вы всё знали… и после этого продолжали здороваться со мной, учить меня, разговаривать, помогать… СЕМЁНОВИЧ: Да ведь это всё суета сует и томление духа. Конечно, если уж совсем
честно, то было у меня желание надрать тебе задницу или вызвать тебя на дуэль, да стреляться с тобой на мушкетах или драться на шпагах. Как в добрые старые времена. А потом успокоился, посидел, да подумал. Ну, что такого… ну, написал на меня ученик кляузу. Да и то не совсем правильную. Вот если бы ты обвинил меня в издевательстве над учениками или что я несправедливо выставляю оценки! А то назвал меня американско-японским шпионом, продающим за границу тайны родины. Вот какие в нашей деревне тайны родины. Сколько грибов и ягод в лесу. Я когда читал твой литературный труд, смеялся до слез. Хотя и неприятно было.
ПАВЕЛ: Так почему же вы промолчали тогда?
СЕМЁНОВИЧ: Время любить и время ненавидеть, время войне и время миру. А чего было
выяснять?! Да и с кем: с ребёнком… Всё итак было ясно и понятно.
ПАВЕЛ: Я был сильно обижен на вас. Даже больше: я был очень зол.
СЕМЁНОВИЧ: Так зол и обижен, что решил мне отомстить. Око за око, зуб за зуб. Ну, конечно. Удрали с Ванькой на Байкал, а вся деревня с ума сходила почти неделю, знать не знала, что делать. Вот я и подсказал, где вас искать надо. И тогда и сейчас я уверен, что поступил правильно. Одно себе не могу простить, что не предусмотрел всей этой ситуации. Надо было быть более внимательным. Не думал я, что наше с вами увлечение географией потянет вас в дальние края.
ПАВЕЛ: Для нас это тогда было как предательство. Мы вам доверили свою тайну, а вы…
СЕМЁНОВИЧ: Прежде чем тайны замысливать, головой надо всё-таки подумать. Вы не мне больно сделали, вы матери с отцом больно сделали. А тебя-то я простил сразу. Ты это не от злости, а от глупости и слабости сотворил. Слаб человек, поэтому и совершает нехорошие дела.
ПАВЕЛ: Как это?
СЕМЁНОВИЧ: Да так, просто. Не может удержать себя человек от дурного, не может устоять, проявляет слабость в поступках – вот и результат. Понимаешь, правда, это уже слишком поздно. Ты вот, небось, думаешь, Петр Семёнович такой умник, так в жизни разбирается. Да куда там!.. И я не смог пару раз в жизни силу проявить. Слабым-то быть легче и проще. Со слабых спрос меньше. Вот я и испугался, что спросят по полной. Только я к тебе не за воспоминаниями пришел, а по делу.
ПАВЕЛ: Чем-то помочь надо?
21
СЕМЁНОВИЧ: Надо. Правда, помощь это не совсем обычная. Ты не против, если мы
произведем обмен телами?
ПАВЕЛ: Не понял. Какой обмен?
СЕМЁНОВИЧ: Телами. Ты не будешь против, если я… вместо тебя того?
ПАВЕЛ: Чего того?
СЕМЁНОВИЧ: Туда того… вместо тебя. Вся деревня говорит о том, что в воскресенье ты собрался помирать. Я тут посидел, посидел, подумал… Рановато тебе еще, а мне в самый раз.
ПАВЕЛ: Как же так?..
СЕМЁНОВИЧ: А так. Жизнь у меня была долгой, интересной и счастливой. Почти счастливой. Всё в ней было. Не всё, конечно, удалось, но уж как смог… Работал честно, дружил честно, любил тоже честно. Только всё это в прошлом. Всему своё время… Так что и делать-то мне тут особо нечего. Пора мне, Паша, пора. Не стоит затягивать жизненный процесс. Надо вовремя и легко расставаться… со всем, что есть. Ты не сомневайся, я тебя там не подведу, я там за тебя честно отработаю. Претензий не будет. ПАВЕЛ: Да разве так можно?
СЕМЁНОВИЧ: Отчего же нельзя?! Какая им разница кто приедет или придет. Главное, чтобы место не пустовало.
ПАВЕЛ: А если там фамилию спросят?
СЕМЁНОВИЧ: Ты еще скажи: и фотографию заставят предъявить.
ПАВЕЛ: Может и так. Я ведь не знаю, какие у них там порядки.
СЕМЁНОВИЧ: Там один порядок: прибыл и сиди спокойно.
ПАВЕЛ: Как-то неожиданно… Мне же Валюха и вещи собрала… зря что ли старалась.
СЕМЁНОВИЧ: За это не переживай. Вещички пусть так собранные и лежат. Вдруг, какой
случай подвернется…
ПАВЕЛ: Какой случай?
СЕМЁНОВИЧ: На курорт соберетесь или в санаторий. Отдыхать тоже иногда надо. Я вот тут тебе новые журнальчики принес. Можем вместе выбрать маршрут вашего путешествия. Я думаю, тебе надо обязательно посмотреть добрую старую Европу. Ты знаешь, я даже решил тебе завещать всю свою библиотеку по географии. С собой мне её тащит абсолютно не зачем, а тебе она здесь пригодиться. Может, в конце концов, осуществишь свою мечту и рванешь на Байкал.
ПАВЕЛ: С Ванькой! Игорька тоже возьмем. И Валюху. Они же такой красоты, отродясь, не видели.
СЕМЁНОВИЧ: Договорились, значит? Это хорошо. Я очень на тебя надеялся. Только ты никому не говори. Пусть это тоже будет нашей тайной, как тогда.
ПАВЕЛ: Байкал всегда был моей мечтой. В детстве мне часто снилось, как я сижу на берегу и смотрю на волны. Сны всегда были цветными и красивыми. А потом они закончились. Я перестал слышать шум воды, чувствовать её запах, видеть закаты и рассветы. Я разучился мечтать. Это не правильно. Каждый мечтает о своем: кто-то о машине, кто-то о хороших оценках в школе, кто-то о безумной любви, кто-то о путешествиях. Я потерял эту способность.
СЕМЁНОВИЧ: Жизнь-то ведь она полосатая: то черная масть, то белая.
ПАВЕЛ: Да не было у меня ни черных, ни белых полос. Один цвет и был – серый. Вся жизнь в одном цвете. А ведь я даже стихи писал. СЕМЁНОВИЧ: Не знал я этого.
ПАВЕЛ: Про стихи никто не знал. Это был мой секрет. И невероятное счастье. Я когда
писал, чувствовал в себе невероятную радость. Было ощущение, что у меня за спиной
крылья. И я почти умею летать…
Мечтаю я, упасть в траву,
Ловить букашек, есть чернику,
Читать роман про Анжелику
22
-
загорать на берегу.
-
воскресный день пойти на танцы, Где девки с девками кружат.
-
И молодые новобранцы На них застенчиво глядят.
-
после выйти ночью в поле Где пастухам под месяц сонный Читать стихи о двух влюбленных Со всей душой и сердца болью.
-
чтоб глаза в костре слезились,
Чтобы за стадом не следя,
Все пастухи на миг забылись,
Свои мечты из трав, прядя.
-
утра, проснувшись, сразу выйти, Спуститься с рыжего крыльца. Воды студеной жадно выпить, Отвесить крепкого словца.
-
взяв в катомку хлеба булку, Да литр браги, да сальца.
Ступая сапогами гулко,
Уйти в зеленые леса.
-
снова с головой в траву, Читать роман про Анжелику, Ловить букашек, есть чернику
-
загорать на берегу.