АЛИНА - дочь Семеновны, молодая женщина - демократка
СТАС - ее сын, студент - оппозиционер
ДИНА - сокурсница Стаса
ИРИНА – мама Дениса-сокурсника.
Просторная квартира в сталинском доме. На переднем плане – кухня-гостиная. Из нее вправо и влево двери, ведущие в другие помещения, комнаты тех, кто населяет это жилище. Посреди кухни – стол под большим абажуром. У окна, вдоль стен – вся необходимая кухонная утварь. Плита, раковина, столешница. На ней: кофемолка, микроволновка и даже самовар. На холодильнике работает телевизор.
ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ
У плиты хлопочет Семеновна. Она беспрерывно подходит к окну,
вглядывается в него и охает.
СЕМЕНОВНА. Охо-хо. Да где ж он? Занятия давно кончились, а его все нет.
Это слышит дочь Алина и отзывается из дальней комнаты.
АЛИНА. Мам, чего ты так волнуешься? Не впервой задерживается. Куда ему спешить? Пока с друзьями распрощается, автобус дождется.
В это время раздается голос диктора из телевизора: « Сегодня вновь на
неразрешенный митинг оппозиции вышли молодые люди с плакатами против власти»
СЕМЕНОВНА. Господи! Эти снова бузят. Алин, слышишь? Вышли снова Чего им надо?
(Прислушивается.) Вот, говорит в основном студенты. И там даже кого-то повязали. Алин, а вдруг и наш там?
АЛИНА. (Появляется в дверях) Ну, почему именно наш?
СЕМЕНОВНА. А ты послушай, что говорят. Эти, как их оппозиционеры-бунтари, что власти добиваются - расчет делают на молодежь. Их замутить и поднять. Ишь, придумали, как чуть – митинги, акции протеста устраивать. Народ собирать, баламутить. Мозги им промывать своими речами. Как же, обещают справедливой и достойной жизни для всех.
АЛИНА. Так ясно, говорить всякое можно. Вот только кто устраивать эту достойную жизнь будет?
СЕМЕНОВНА. Знамо дело. Им главное, нынешнюю, недостойную свергнуть. Одни-то они не справятся. Им молодежь для бунта нужна. Ох, чует мое сердце, что наш-то, там.
АЛИНА. Тьфу на тебя. Не каркай
СЕМЕНОВНА. Я тебе не ворона, чтобы каркать. Я сова мудрая. Почти век живу. Всего
повидала. Вон, какую войну пережила. Еще дитем, а уж потом, когда подросла, со всем нашим народом, страну поднимала. Вот этими самыми рученьками И жила, как все. Честно, работала, страной гордилась. А нынче что?
АЛИНА. Вот видишь, гордилась. Хотя дров наломали немало. А нынче мы все растеряли эту гордость. Не знаешь, почему? Коль, такая мудрая – держи ответ. Вы-то, оставшиеся динозавры еще не все повымирали. Куда вы смотрели? Как все это допустили?
СЕМЕНОВНА. Ах, опять мы виноваты.
АЛИНА. А кто ж еще? Все коммунизм свой строили. Тоже обещали, что будем жить как в раю. Где ваш этот рай земной? Где ваша партия? Куда она смотрела, когда такую страну угробили?
СЕМЕНОВНА. Так вот вы, демократы хреновы ее и продали. А партию мою ты не трогай. Я как была коммунисткой, так и помру.
Раздается звонок в прихожей. Обе стремительно срываются с места
СЕМЕНОВНА. Ой, это Стасик. Сейчас, сейчас открою. (Открывает дверь. Входит соседка Стеша.)
СТЕША. Что за шум, а драки нет. Орете так, что на площадке слышно. Что опять не поделили? Какую нынче власть клянете?
СЕМЕНОВНА. Вот какая есть, ту и клянем. Смотри, что делается. Эти оппозиционеры уже народ на улицы зовет. Никак хотят новую революцию устроить.
АЛИНА. И как всегда, чужими руками. И недозрелыми мозгами.
СЕМЕНОВНА. Да уж, слыхала. Снова на митинги призывают. А наш-то, никак там? Тоже вечно всем недоволен. Не только нам с Алинкой свои протесты выставляет. Поди и туда поперся свою правду отстаивать.
СТЕША. Какую еще правду? Она есть у него? Что нынче правда, а что ложь несусветная. Поди, разберись. Нам уже давно уши-то лапшой завесили. Давно никому не верю. Ни правителям нашим, ни чиновникам, а тем более этим депутатам.
АЛИНА. Сами выбирали.
СТЕША. Ага, сами с усами. Все только красиво говорить умеют, обещать. А на деле? Жируют, как сыр в масле катаются, а мы на свои пенсии, что непосильным трудом заработаны, еле концы с концами сводим.
СЕМЕНОВНА. Ладно тебе жаловаться. Что с голоду помираешь? Вон, опять чего-то напекла? С чем нынче пироги есть будем?
СТЕША. С капустой. Она нынче самая дешевая. От жиру что ли пироги пеку? От экономии. Тесто на кефире, капусточку потушу, когда и яичко добавлю. Вот и готово. Ставь Сема самовар. Сейчас чай с пирогами пить будем и властям нашим косточки промывать.
СЕМЕНОВНА. Да ладно-то прибедняться. Поди, вон в квартире какой живешь. Со всеми удобствами. Раньше-то все по подвалам, да коммуналкам. Квартиру-то при советской власти получила.
СТЕША. Ты мне квартирой не тычь. Я ее своим горбом заработала. А сколько я за эти удобства плачу, не знаешь? Что мне на еду остается? Одежду годами донашиваю. Да вот еще твои же мне, как нищенке кое что подбрасывают.
СЕМЕНОВНА. Своих, надо было растить при себе.
СТЕША. Тебя не спросила. И они меня тоже не спрашивали, когда по заграницам поразъезжались.
СЕМЕНОВНА. Вот. Ты их даже не приучила быть патриотами, преданными своей Родине.
СТЕША. А где эта Родина? Мы ее в 80-е потеряли. А ты-то своего чего не приучишь по этим митингам не ходить? Теперь вот трясешься.
АЛИНА. Опять сцепились. Теть Стешь, давайте чайку тихо мирно попьем и о насущном поговорим.
СТЕША. Уже напилась. Так вижу, что вам не до меня. Пойду я. Сёма, как внук придет, постучи. Я же тоже за него волнуюсь. О, Господи, пути твои неисповедимы. (Уходит).
АЛИНА. Что-то и в самом деле его долго нет. Сейчас Денису позвоню. (Уходит в свою комнату)
СЕМЕНОВНА. (Снова стоит у окна. Потом кричит) Лин, к парадной машина милицейская подъехала. Может Стаса привезли. Иди сюда, глянь. Я плохо вижу.
АЛИНА. (Приходит, заглядывает в окно). Вроде нет никого. А машина, правда стоит. Денис не отвечает и телефон Стаса в зоне недоступности.
СЕМЕНОВНА. Вот тебе и зона. Кому недоступна, а кому так и дом родной.
АЛИНА. Опять за свое. Что ты все о плохом думаешь? Вот была бы верующей , так помолилась бы за него.
СЕМЕНОВНА. А ты что не молишься? Ты же у нас верующая. Вот и молись.
АЛИНА. Странно, что я верю, а ты, бабушка, как бы должна с Богом в душе жить. Ан, нет. Коммуняки-то с заповедей Христа свой манифест списали, а Бога заклеймили. Столько храмов разрушили, такую красоту сгубили. Во что, в кого верили? В своего ненаглядного вождя?
СЕМЕНОВНА. Я с Богом-то давно общаюсь, только это мое, личное. А Сталина не трогай. Если бы не он…
АЛИНА. Все. Хватит. Тема закрыта. Я даже о нем вспоминать не хочу.
СЕМЕНОВНА. А зря. Был бы нынче жив, никаких бы митингов, демонстраций не было бы.
АЛИНА. Это уж точно. И слава Богу, что век диктаторов ушел в прошлое.
СЕМЕНОВНА. Как же. Теперь вот ваша вседозволенность во что вылилась? Полный раскол в стране. Да что там в стране. В каждом доме. Понять друг друга не можем.
(Опять к окну) Уже темнеет. Стасик, где же ты, родненький.
Раздается телефонный звонок. К нему первой бросается Алина.
АЛИНА. Да, Стасик, ты где? Ой, Дина - ты? (Семеновна жестами показывает. Алина включает громкую связь)
ДИНА. Алина Юрьевна, да, это я Дина. Вы только не волнуйтесь. Стас у меня. Мы его отбили.
АЛИНА. Как отбили, от кого?
ДИНА. От ментов.
АЛИНА. Значит вы там были?
СЕМЕНОВНА. Я же знала, я чувствовала. Где он? В Крестах?
АЛИНА. (Прикрыв трубку) Ой, мам, сразу в «Крестах». Успокойся. Он у Дины. ( К Дине) Дина, с вами все в порядке? Почему он сам не звонит? Почему домой не идет?
ДИНА. Вы только не волнуйтесь, пожалуйста.
АЛИНА. Что ты меня успокаиваешь. Говори все как есть. Что там у вас? Стасу трубку можешь передать?
ДИНА. Он пока не может говорить.
АЛИНА. Почему? Он ранен?
СЕМЕНОВНА. Вот она революция. Без жертв не обходится. Почему наш? Хотя всех этих бунтовщиков жалко. Вон как грудь-то скололо. Где мой корвалол?
(Идет к шкафу. Наливает воду, капает лекарство. Пьет)
АЛИНА. Да, подожди, мам. Что ты сказала? Компресс на голове. Что с головой? Скорую вызывали?
ДИНА. Нет. Стас не разрешает. Говорит, что все в порядке. Скоро пройдет.
АЛИНА. Его не рвало? Кровь, кровь есть?
СТАС. Мам, утихни. Все нормально. Ну, постучали слегка по голове. У них же дубинки резиновые. С головой все в порядке. Вот, даже вспомнил стишок детский. Как там?
«Как голова? Цела. Значит живой?» Да живой я, мам.
АЛИНА. Тогда быстро пошел домой.
Свет гаснет.
КАРТИА ВТОРАЯ
Та же мизансцена. Помимо Алины и Семеновны на диване лежит Стас, рядом Дина.
СЕМЕНОВНА.( Хлопочет у самовара, ворчит) Доигрался революционер. Чуть башку дурную не проломили.
СТАС. Да, ладно, Сём. Не шуми.
АЛИНА. Как ты мог? Совсем не понимаешь, что вас как баранов гонят на убой.
СТАС. Скажешь тоже.
АЛИНА. Не понимаешь, что выходить на площадь с плакатами, что-то требовать – это просто безумие. Ты что, совсем дурак? Ни я, ни бабушка, ни институт твой ничему тебя не научили? Мозги набекрень. Это все ваш интернет баламутит.
ДИНА. Алина Юрьевна, причем тут интернет? Мы же среди людей живем. Общаемся друг с другом. Видим, кто и чего стоит. Кто в роскоши купается. На своих джипах в институт приезжают. А кто, а их-то большинство все на Метро и в тряпках из сэконда. Это разве справедливо?
СЕМЕНОВНА. А-а-а, о справедливости вспомнили. А когда эти дармократы страну дербанили, растаскивали по кускам задарма. И все себе, себе. Чтоб вы подавились нашим добром. Кто тогда о справедливости думал?
АЛИНА. Мам, дети нынешние ни при чем. Они тогда еще и не родились. Вот куда вы, наши деды и бабушки смотрели? Как все это допустили? Фальшивые ваучеры глаза замылили. Надеялись, что с их помощью тоже в капиталисты запишитесь. Разве не так?
СЕМЕНОВНА. А не ты ли тогда этих дерьмократов поддерживала? Радовалась, что вот свобода наступила. Где твои глаза были? Она, видите ли нас винит. С себя начинайте.
АЛИНА. Уже начали. И запомни, к прошлому возврата не будет.
СЕМЕНОВНА. Все. Пора Стешке стучать. Звать на подмогу. А то вы меня совсем во всех грехах обвините. (Стучит в стену) А ну, за стол. Чай и пироги готовы. (Звонок. Идет открывать) Проходи Стешь. Чай и пироги заждались.
СТЕША. Слава Богу. Стас дома и живой. А ты, паникерша все глаза проглядела. Еще Путину не звонила на «Прямую линию?»
СЕМЕНОВНА. Ты это что? Тоже крыша едет Чего мне ему звонить?
СТЕША. Так благодарность вынести, что вот мол, от имени коммунистов – поклон вам за нашу счастливую жизнь.
СЕМЕНОВНА. Не ерничай. Коммунисты, между прочим, против пенсионной реформы.
СТЕША. Нам-то это к чему? Вот получаем свои крохи и будем до смерти их же получать.
Стас, ты че разлегся? Вон, девка сидит, а ты-то при ней… То же мне, ухажер. А с головой-то что? Видать, не зря Сёма волновалась. Ты где башку-то ранил?
СТАС. Вот же привязались. Да убери ты этот компресс. Ниче у меня не болит.
ДИНА. А шишка, вон какая.
СТАС. Мало я их в детстве набивал. И ничего.
АЛИНА. Видать мало. Не хватило, чтобы понять, куда лезть не следует.
СТАС. (Поднимается, ходит взад вперед) Вы что все накинулись? Не понимаете, что так жить, как мы сейчас живем, нельзя. Я ненавижу эту жизнь и себя в ней. Ненавижу тех, кто только и знает хвастать своими навороченными айфонами, айпадами, шмотками, тачками. Кто круче? У кого денег куры не клюют. Смеются над теми, у кого родители не вписались в систему. Бедные, значит тупые. Понимаете, вы – тупые!
СТЕША. Во дает. Это мы-то тупые? А мать твоя, что иностранцам лекции читает. Тоже тупая?
СТАС. Выходит тупая, хотя я так не считаю. Это они. Нахапали. Всех обворовали, а теперь - элита. Сами же возмущаетесь и видите все своими глазами. Копейки не надоело считать? Смирились? Вот только поговорить, повозмущаться вот здесь, на кухне. А во мне может классовое сознание вскипело на вашей кухне. У меня своя позиция. Я понял, что надо не болтать, а что-то делать. Мне за Отчизну обидно. Вот как этому…
ДИНА. Верещагину.
СТАС. Точно. Из «Белого солнца пустыни». Он жизнь свою положил.
СМЕНОВНА. Ты тоже решил положить? Так давай. Он об Отчизне печется. А о нас ты подумал? Одни растили, поднимали, А теперь ты решил своей жизнью распорядиться ради классового самосознания? Позиция у него своя. Совести у тебя нет.
ДИНА. Зря вы так. Он у нас самый сознательный. Он за справедливость. Правда, противно смотреть на этих «золотых» мальчиков и девочек. Они же оборзели от роскоши.
Видели бы вы, как они преподов унижают. Ведут себя как хозяева жизни.
СТАС. Все. Закончили. (К Дине) Ты лучше скажи, Дэн куда делся? Он же где-то со мной рядом был. А потом нас растащили в разные стороны.
ДИНА. Ой, не знаю. Когда тебя менты подхватили, ты стал упираться. Один так огрел дубинкой, что ты упал. Это и спасло. Я заорала, и мы всей нашей кодлой кинулись к тебе навалилась и этих оттеснили. Я тебя подняла и мы побежали.
СТАС. Сволочи. Дэна бросили, а сами драпать.
ДИНА. А что мы могли? Там такое началось. Только ноги уноси.
Раздается звонок.
СЕМЕНОВНА. Кого еще несет? Не за тобой ли наряд прислали? Ой, батюшки мои. (Пошла открывать Слышно оттуда) А вы кто? Мама Дениса. Так проходите.
ИРИНА. Стас, а ты дома? А где Денис? Дозвониться не могу. Ни его, ни твой не отвечают. Ой, здравствуйте! Простите, я волнуюсь.
СТАС. Мой разрядился. А его? Не знаю. (Орет) И где он – не знаю. Мы сбежали и его бросили. Понимаете? Я так и знал, что он меня кинулся освобождать, а его тут же и повязали. Мы, выходит шкуру свою спасали, а его предали.
ДИНА. (К Ирине) Не слушайте вы его. Он не в себе. По башке ему надавали, вот он и орет.
АЛИНА. Так все. Тихо. Давайте логически мыслить. Значит, Денис еще не вернулся. А он может тоже, как Стас к кому-то мог зайти, чтоб прийти в себя.
ИРИНА. Тогда бы он позвонил.
СЕМЕНОВНА. Наш-то тоже не сразу объявился.
АЛИНА. Да, времени уже прошло достаточно много. И позвонить он бы уже успел. Значит…
ИРИНА. Значит, его точно забрали. Куда? Где искать? Кому звонить?
АЛИНА. Ирина, вы только не переживайте заранее. Все еще может быть. Даже если его взяли, то разберутся и отпустят.
ИРИНА. А если не разберутся? Он же мальчишка, студент. Какой из него революционер?
СЕМЕНОВНА. О, уже и революционер. О чем вы? Ну, бузит молодежь. Их эти оппозиционеры-демократы сраные подстрекают. Ой, простите.
ИРИНА.( Плачет). Что делать? Что? Там его пытать не будут?
СЕМЕНОВНА. А как же. Обязательно будут: «Ты за красных или за белых»?
АЛИНА. Мама! Как тебе не стыдно. У человека беда, а ты так некстати, шутишь. И за своих красных забудь.
СТЕША. А эта вечно своих коммуняк вспоминает. Вы, дамочка не обращайте на нее внимания. А давайте-ка, наконец, сядем за стол. Уж который раз воду для чая грею. Да с пирожком, тихо, мирно все обсудим.
СТАС. Теть Стешь, наливай. Мне так пить хочется, аж голова разламывается.
СЕМЕНОВНА. Она у тебя от дубины разламывается. Вон чего натворил. Друга-то теперь где искать? Ирина, вы садитесь поближе. Чайку-то тепленького отхлебнете, да пирожком Стешкиным закусите, все полегче будет.
ИРИНА. Мне бы только узнать где он и что с ним? (Садится к столу, за ней все остальные)
СТЕША. Вот хорошо-то как. Все, наконец, вместе за одним столом. ( Расставляет чашки, разливает чай, нарезает пирог). Ну, вот, теперь вот так тихо, мирно, за чайком можно все спокойно обговорить, обдумать, найти выход. Как вас, Ирина? Вы не убивайтесь. Сынка вашего найдем. Нынче люди просто так не исчезают.
СЕМЕНОВНА. Ага, они это прогуляться выходят, а потом дороги домой найти не могут.
АЛИНА. Мама! Хоть сейчас помолчи.
СЕМЕНОВНА. А что я сказала? Нечего было поддаваться этой агитации. Мол, давайте выходите на площадь, будем правды и справедливости добиваться. Посмотри, что кругом творится?
АЛИНА. Вот и творится. Знать, живем не так.
СТАС. А-а-а, понимаешь тоже, что не так. И что? А ничего. Продолжаем жить. Клянем власть, вседозволенность. Чиновников ненавидим. Над депутатами смеемся. А кто их выбирает? Мы сами. Демократия – это власть народа.
СЕМЕНОВНА. Ага, власть. Это одурачивание народа при его же поддержке.
АЛИНА. Вот тут ты, мам права. Для тех, кто к власти рвется, все средства хороши. Даже детей не щадят.
СТЕША. Неужели не понимают, чем кончаются эти демонстрации? Какую смуту вносят.
СТАС. Да, мы выходим за справедливость, за свободу, Не показную, настоящую. А то, что получается? Вроде говори, что хочешь, а делай… Делай, как велят. Вот это и есть лучший способ закрепить неравенство. А я против этого. Вот и сейчас поговорим, повозмущаемся и разойдемся по своим конурам. А я не хочу!
СЕМЕНОВНА. Что орешь?
СТАС. А то, что мне не безразлично, что вы старики так бедно живете. Что цены растут как на дрожжах, что одни жируют, а другим жрать нечего. Кто в этом виноват? Не знаете? А я хочу узнать. Понимаете вы?
СЕМЕНОВНА. Мы-то понимаем. Только выходить на митинги, народ баламутить – это не выход.
СТАС. А где он? Где? Я вас спрашиваю. Кто укажет?
СЕМЕНОВНА. То-то и оно, что сначала надобно разобраться и понять кто и за что? А то вот кому выгодно власть расшатывать, те и бузят. Сами-то к власти рвутся. Они о вас не думают. Они вас используют.
СТАС. Никто меня не использует. У меня своя голова имеется.
СЕМЕНОВНА. Ага, еще как. Вот же позвали и пошел. О чем думала твоя голова? Тогда еще и небитая.
СТАС. А то и думал, что одному не по силам горы сдвинуть. Надо примыкать к большинству.
АЛИНА. О, посмотрите-ка на него. Оказывается, планы-то грандиозные. Мам, твой внук собрался горы сдвигать. А к какому большинству решил примыкать? Вот к этим, что вас на площади выводят.
СТАС. Не обязательно к ним. Надо искать сообщников,
СТЕША. Вот и я говорю, что уже большинство-то было. И разлюбезные большевички вот с такими же примкнувшими к ним такого натворили… До сих пор расхлебываем.
АЛИНА. Правильно. Нам коммунистов хватило, чтоб пожар в стране устроить и все перевернуть с ног на голову. К чему еще одна революция?
ДИНА. Да мы ее и не хотим.
СТЕША. Так никто и не хочет. Все эти революции до добра не доводят.
ДИНА. Мы хотим, чтобы в нашей стране жили счастливые люди.
СТАС. Размечталась она о счастье. Где оно? Как можно быть счастливыми, при таком неравноправии между людьми? Где только одни обещания. А на деле? Бесплатная медицина катится к чертям собачьим и образование тоже.
ДИНА. А этот ЕГЭ. Ну, чтоб с мозгами вообще все бесповоротно.
ИРИНА. Ребята, вы правы, конечно. Но разве, нынешнему обществу нужны люди малообразованные, нездоровые. Вот откуда агрессия и волнения в молодых мозгах. Я вас понимаю. (Глядя на Семеновну, Стешу )Но я полностью вас поддерживаю. Выходить на несанкционированные митинги – это противозаконно.
СТАС. Хорошо, давайте по закону. Но чтоб он соблюдался всеми. Надо же что-то делать. С чего-то начинать.
ИРИНА. И ты туда же. Мне Деня только об этом и твердил, как заведенный: « Надо что-то делать». Я вот только понять не могу, чего вы добьетесь на своих митингах? Вас кто-то готов выслушать?
СЕМЕНОВНА. Вот и я говорю, моя позиция - это не дело людей друг против друга настраивать. Вы же не хотите новой революции? Это снова будут громить, убивать, добро отбирать. Не знаете, чем все это кончается? Смуту внесете.
СТЕША. Во, как коммунистка-то заговорила. Видать позиции со временем меняются.
СЕМЕНОВНА. А ты и вашим, и нашим. Разве сама все это не пережила? ( к Стасу) Развалите государство. Одну страну мы уже потеряли. Хотите и эту пустить под откос? Так вот выбирай: Россию или революцию?
СТЕША. Ну ты, Сема замахнулась.
СТАС. Тут и выбирать нечего. Родину не выбирают. «Пусть кричат уродина, но она мне нравится». И я хочу, чтоб она была красавицей. Поняла? А за это надо бороться.
СЕМЕНОВНА. С кем? Ишь, возомнил себя борцом. Плетью обуха не перешибешь.
ИРИНА. Насчет поговорки, в этом вы правы. Не надо нашим мальчикам лезть в разные авантюры. Не надо вмешиваться в те события, ход которых изменить не под силу. Я считаю, что свои возможности надо правильно оценивать.
АЛИНА. Я тоже так считаю. Конечно, лезть никуда не надо. Ты захотел профессию получить? Так вот и учись. Постигай, накапливай опыт. Вначале разберись, кто чего стоит. За кем следует идти и ради чего.
СЕМЕНОВНА. А я что говорю. Вы нынче за кем пошли? За этими… Их-то этих демократов, либералов, олигархов, буржуев всяких столько развелось. Конечно, они – жесть! Сила. И законы им ни почем.
СТЕША. Так-то оно так.
СЕМЕНОВНА. А что не так? Вот и пусть они живут в свое удовольствие, пусть кичатся своим богатством. Плевать на них и их миллионы. Нечего завидовать.
СТЕША. Сема, а мы и не завидуем. Просто каждому хочется справедливости. Почему эти воры страну обокрали и нас заодно жируют, а мы на них же еще и горбатимся.
СЕМЕНОВНА. Ага, особенно ты. Вон согнулась совсем под тяжестью горба. Он-то у тебя от старости.
СТЕША. Дура ты Сема. Я о детях пекусь. Институты заканчивают и к этим олигархам идут на поклон. И вкалывают в поте лица, чтобы этим же эксплуататорам шикарно жилось. Им и их детям. А наши что хуже? Вот мои, и уехали куда подальше.
АЛИНА. В том-то и дело, что не хуже. Понятно, что мы не хотим жить в постоянном конфликте с этой системой ценностей. Не хотим принимать сложившиеся правила игры. Они не честные. Они-то и вызывают агрессию и эти молодежные выпады.
ИРИНА. И расслоение в обществе. Вот и вы уже делите наших-чужих. Я понимаю, нас вынуждают это делать. И это страшно.
СТАС. (Постоянно куда-то звонит. Дина рядом) Все, закрыли партсобрание. Тихо. Это не тебе. Говори громче. Что? Да башка у меня гудит. Плохо слышу. Ты где? Уже дома? А там был? Был? А Дениса видел? Какая толпа? Так вас что много было? Целый автобус. А что потом? Ага, с каждым поговорили и отпустили. (Прикрывает трубку.) Слышите, отпустили. Что? Не всех. Как, почему? Зачинщиков оставили. Деня не зачинщик. Он же просто со всеми пошел. Ага, еще говоришь, тех оставили у кого плакаты в руках были? Точно. У него был.
ИРИНА. Значит, Деньку арестовали. Спроси, спроси, их там не били?
СТАС. Всех не перебьешь. (В трубку) Ладно, Макс, ты лучше скажи, куда надо обратиться? Где вы все сидели? В следственном? В «Крестах».
ИРИНА. Спроси, почему не дают позвонить. Я же знаю, что по закону они обязаны разрешить один звонок.
СТАС. Ну и наивная же вы, Ирина Викторовна. (В трубку) Все, Макс. Будем Деньку вызволять. Да нет. Не надо. Нас тут и так хватает. Ладно, если что, позвоню. Пока.
АЛИНА. Ну, вот уже легче. Знаем, что он в «Крестах». Стас, ищи адрес и телефоны.
ИРИНА. Да я знаю где «Кресты». Прямо сейчас и поеду.
СЕМЕНОВНА. Куда торопишься? Говорят тебе надо сначала по телефону все разузнать. Чтоб уже наверняка.
СТЕША. Передачу надо собрать. Поди, там голодом сидит. Вот и кусок пирога прихватить можно.
АЛИНА. О чем вы теть Стешь? Какая передача? Его вначале найти надо, а потом еще наверняка кучу разрешений получить. Вы что забыли, как у нас чиновники работают? Так вас сразу к нему и пустили и передачу взяли. Не обольщайтесь.
СТАС. (Перед открытым компьютером). Ага, вот. Давайте потише. Звонить начинаю.
Свет гаснет.
КАРТИНА ТРЕТЬЯ
Та же комната. Раннее утро. У плиты хлопочет Семеновна. На диване спит Стас.
Одетый и с наушниками на ушах. Входит Алина.
АЛИНА. Доброе утро!
СЕМЕНОВНА. А утро ага, для кого доброе, а для нас?
АЛИНА. А что опять случилось?
СЕМЕНОВНА. Да тихо ты, внука разбудишь. Вон прям на диване под утро во всем, как есть заснул.
АЛИНА. И что? Не в первый раз.
СЕМЕНОВНА. То-то и оно. Опять всю ночь кофе глушил и в этот свой пялился. Что он там все выискивает?
АЛИНА. (Подходит к сыну. Осторожно снимает наушники, убирает их вместе со смартфоном в сторону. Накрывает Стаса пледом). Хорошо, что кофе глушит, а не водяру, как некоторые. А выискивает. Что надо, то и найдет. Как он, «не отходя от кассы» нашел все нужные телефоны «Крестов». Узнал, куда Дениса упрятали. Сегодня мы с Ириной туда идем. Она уже и адвоката нашла. Другом мужа оказался.
СЕМЕНОВНА. А муж-то где?
АЛИНА. Он в Германии. Уехал туда еще в те окаянные дни.
СЕМЕНОВНА. Можно подумать нынче медовые. Та же напасть. Все никак не уймемся. Все недовольны. То цены поднялись, то медицина сплошь платная, то коммуналка растет каждый месяц.
АЛИНА. А что не так?
СЕМЕНОВНА. Так-то оно так. Но мы приучены терпеть.
АЛИНА. Это вы приучены. А вот у некоторых терпения не хватает.
СЕМЕНОВНА. Значит, этому ихнему муженьку тоже стало невтерпеж, коль уехал? А дитё значит бросил. Сбежал за лучшей жизнью.
АЛИНА. Ирина сама не захотела уезжать. И ребенка не отдала.
СЕМЕНОВНА. Так правильно. Патриотка и мать настоящая.
АЛИНА. Все проще. У нее здесь работа любимая.
СЕМЕНОВНА. Видать мужик-то нелюбим, коль его на работу променяла. Ладно. Садись к столу. Будем завтракать. Этого будить не надо, а вот Стешку я позову. Пусть моих оладышков с яблоками отведает. Не все ее пирогами потчеваться. (Стучит в стену) Стешка, где ты там. Давай к нам чапай.
АЛИНА. Вот ты, точно Стаса разбудишь.
СЕМЕНОВНА. Ага счас. Хоть из пушек пали, он не проснется. Намаялся за ночь. (К Алине) Пока разливай. (Сама идет открывать) О, она опять не с пустыми руками.
СТЕША. А как же. Думаешь ты одна птаха ранняя? Я уже вон котлеток овощных напекла.
К завтраку в самый раз. Да еще и со сметанкой.
СЕМЕНОВНА. Поди, снова капустные?
СТЕША. Нет на этот раз из кабачков. У нас в этом-то маркете нынче кабачки по скидки были. Я и прикупила.
СЕМЕНОВНА. Видать-то по той бешенной цене не брали, так чтоб совсем не глюкнулись их-то и уценили.
СТЕША. Так и хорошо. Нам-то неимущему классу сАма-то, по карману. То одно уценят, то другое. Вон даже эти, проспекты выкладывают и там все указано. Чем плохо?
СЕМЕНОВНА. (Разливает чай. Раскладывает по тарелкам съестное. Едят). Так вот, и я говорю. Жить хорошо можно, если по своим-то запросам. Нечего замахиваться на то, что тебе не под силу. Примеряться на других, кто шикует. Отсюда разброд-то и начинается. Почему, мол ему все можно, а мне… Стешь, а котлетки-то твои и впрямь вкусные.
СТЕША. А, одобрила. Ты ешь, ешь. Алинка давай сметанки-то еще подложу.
АЛИНА. Нет, все, подружки-говорушки. Я наелась, напилась. Теть Стешь, спасибо за котлетки. Правда, очень вкусные. Оказывается и без мяса жить можно.
СЕМЕНОВНА. И без колбасы, и без рыбы. Нынче-то она дороже мяса будет, точно проживем.
АЛИНА. (Начинает собираться. На ходу) Мам, Стас пусть спит. Не трогай его.
СЕМЕНОВНА. А в институт?
АЛИНА. Ладно, скажу. Ему не надо в институт. Их, кто на демонстрацию ходил, отстранили.
СЕМЕНОВНА. Как это? Выгнали что ли? Вот так сразу?
АЛИНА. Говорю тебе, отстранили до выяснения.
СТЕША. Вот тебе и демократия! Прям. как и при коммунизме. Чуть что – в каталажку тебя. А при царе-батюшке - к столбу позорному, как этих декабристов. Нет, видать, не было свободы на Руси-матушке и не будет.
СЕМЕНОВНА. Святы Боже. Как же институт? Мы так радовались, когда он туда поступил. Что теперь? Пусть выясняют до конца. Наш-то не попался им в руки. Он же дома.
АЛИНА. Ну и что. Он там был. Давай без паники. Выяснят, восстановят. Все, все. Я побежала, а то Ирина меня там ждет. (Уходит)
СТЕША. Сема, мы тут бубним, еще его разбудим. Может ко мне?
В это время звонит мобильник Стаса. Он открывает глаза, соскакивает и хватает
телефонную трубку.
СЕМЕНОВНА. Вот она, его пушка. От этих звонков он, как ужаленный вскакивает.
СТАС. Привет! Ты где? Ага, понял. Слушай, давай ко мне по скорому. Все, жду. ( К бабулям). Привет, старушки-говорушки.
СЕМЕНОВНА. О. и этот туда же.
СТАС. Опять на летучку собрались? Чего обсуждаем на этот раз или кого?
СЕМЕНОВНА. Тебя, балабол. Вон мать-то призналась, что тебя уже из института поперли.
СТЕША. Ох и паникерша ты, Сема. Алинка же сказала, что до выяснения.
СЕМЕНОВНА. А что тут выяснять? Если по всем каналам жужжат нам в уши о свободе слова, своей вере, своих поступков. Так чего ж они? Врут, значит?
СТЕША. А вы не врали?
СЕМЕНОВНА. Не врали. Запрещали – да. Требовали соблюдать законы.
СТЕША. То-то вы их соблюдали. Сажали всех без разбору. Хватит защищать своих коммуняк. Столько всего натворили. Нам до сих пор не отмыться.
СТАС. Все, собрание закрываем. Сказали же – до выяснения. Завтраком накормите?
СЕМЕНОВНА. Стасик, садись, мой родной. Вот оладышков для тебя напекла. Стешка вон котлет принесла. Не радуйся, они из кабачков, а ты не любишь. Мясных я тебе к вечерку пожарю. У меня курочка есть в запасе.
СТЕША. Не хочешь ты Семка в вегетарианки-то записываться. А зря. Это экономно. Ни тебе мяса, ни рыбы и даже яиц. Одна экономия получается.
СЕМЕНОВНА. Ага, счас. Ты на этих фруктах и овощах еще как разоришься. Цены-то видела? Или все уцененные будешь выискивать.
СТЕША. И выискиваю. Благо вокруг-то сколько этих маркетов разных пооткрывали. Только ходи и приценивайся. Где дешевле. Конкуренция. А давай, пошли ко мне. А то давно в гостях-то у меня не была.
СЕМЕНОВНА. Ладно, пошли, экономка. (Уходят)
Тут же раздается звонок. Стас идет открывать. Входит Дина.
ДИНА. Привет, Стас! Ну, как ты?
СТАС. Нормально.
ДИНА. А где все? Неужели один?
СТАС. Матушка к Ирине ушла. У них встреча с адвокатом. А бабуля к Стеше свалила. Ты в универе была? Как там? Кого конкретно отчислили?
ДИНА. Не отчислили, а отстранили.
СТАС. И ты туда же. Какая разница? Нам по любому кислород перекрыли. Не разобрались, не поговорили.
ДИНА. Ох, зачем нас туда понесло? Так наверное еще будут разбираться.
СТАС. Ага, жди. Вот и они ждут, что прикажут, ваше величество. Ну, почему, почему все мы так несвободны? Эти, что хоть какой-то властью наделены, тоже только по стойке смирно. На что она им, если сами ничего не решают? Зачем понесло, говоришь? А какое мы совершили преступление? Ну, вышли на площадь. Просто хотели высказать свое, понимаешь, свое мнение.
ДИНА. Да не горячись ты. Стас, с одной стороны я тебя понимаю, а с другой? Ну, если жить по законам, то этот закон нарушать не стоит. А мы вышли на несанкционированный митинг.
СТАС. А что нам эти санкции выбивать надо, если их не дают? И почему мы все должны быть заодно? А если у меня свое мнение на всю эту, блин демократию-партократию, власть чиновников. Я что, не могу его высказать вот так прямо, открыто.
ДИНА. Стасик, успокойся. Ты меня лучше кофейком угости. Я вот пироженок по дороге прикупила. Твои любимые. Давай о чем-то другом поговорим.
СТАС. О чем с тобой говорить? Втихаря, отмазалась и рада.
ДИНА. Так я на митинг пошла, если честно, только из-за тебя. И не зря. Если бы не я, тебя бы тоже упекли.
СТАС. Лучше бы упекли.
ДИНА. Стасик, а как же я без тебя. (Подходит ближе. Пытается прильнуть)
СТАС. (Отталкивает) Чего подмазываешься? Я еще тебе тогда говорил, что нечего тебе там делать. Тебя же в этой жизни все устраивает.
ДИНА. А что? Чем плоха наша жизнь? В универ поступили. Профессию получим. Тебе, между прочим, она нужнее. Мы, девочки, и без профессии проживем, вот если муж будет хорошо зарабатывать. Нам бы семью хорошую, да деток побольше.
СТАС. Давно понял. Так вот на меня не рассчитывай. Долго придется ждать этой обеспеченности.
ДИНА. Стас, так и я вначале пойду работать. Вместе, скорее всего достигнем.
СТАС. Сказал, на меня не рассчитывай. Поняла? На, пей свой кофе. Пирожные-то доставай. (Ставит чашки перед ней и себе)
ДИНА. Какой ты Стасик все же грубый. (Пьет кофе). Но я знаю, ты добрый, справедливый и отзывчивый. Вот.
СТАС. Да ну. Че, влюбилась что ли?
ДИНА. А ты только сейчас понял? Я тебя дурачка, давно люблю. Еще когда экзамены сдавали, сразу заприметила.
СТАС. Да ладно, не ври.
ДИНА. А что мне врать. Ты поди не знаешь, что ко всем твоим положительным чертам, ты еще и красив. Прям как …
СТАС. О-о-о, я тебе что киноактриса какая. Это у вас баб, красивая, уродина или так себе. Чего мужиков-то по морде выбирать?
ДИНА. Не скажи. Мне бы вот предложили…ну, Крамарова, например, я бы точно даже знакомиться с ним отказалась.
СТАС. Опоздала. Его уже и в живых нет. Зато актер он был хороший.
ДИНА. А вот от Алена Делона ни за что бы не отказалась.
СТАС. И че вы все по нему с ума сходите. До сих пор. Моя матушка тоже им бредила.
ДИНА. Ну что поделаешь, красив, как Бог.
СТАС. Особенно сейчас. Ты его нынешнего видела?
ДИНА. И что. Да, постарел, даже подурнел.
СТАС. Вот. Все проходит, даже красота. А ум, если он был, остается и даже с возрастом приобретает опыт и познания. По уму мужика выбирать надо. Поняла?
ДИНА. По уму и по красоте. Ну, что поделать, с детства люблю красивых мальчиков.
СТАC. Вот и люби.
ДИНА. Вот и люблю. (Бросается к Стасу, целует его и тут же со страхом отринула)
СТАС. Да ладно. Ты чего? (Притягивает ее к себе и целует в ответ)
Свет гаснет.
КАРТИНА ЧЕВЕРТАЯ
Та же комната. Семеновна поливает цветы на подоконнике, заглядывает в окно, явно ожидая кого-то.
СЕМЕНОВНА. Опять всех будто ветром снесло. Куда разбежались? Сёдня же воскресенье. Вот даже не завтракали. И мне ничего не сказали. Надо Стешку звать (Стучит в стену). С ней-то спокойнее будет. А то че-то у меня предчувствия дурные.
(Идет открывать дверь).
СТЕША. Ты че это с утра пораньше дубасишь. Дел что ли нет? Я там сериал смотрю. А ты меня оторвала.
СЕМЕНОВНА. У нас дома вон свой сериал. Я чуток проспала, а когда пришла на кухню, тут никого. Куда все подевались?
СТЕША. Сема, они что привязанные? Поди, у каждого свои дела есть. Вот и разбежались.
СЕМЕНОВНА. Так воскресный день сегодня. Какие такие дела? Думала обед приготовить и всем миром-то и посидеть, вкусно покушать.
СТЕША. Сема, по себе-то не суди. Они молодые, знать и дела у них свои, с твоими не сходятся.
СЕМЕНОВНА. Значит, по твоему, пусть голодными бегают по этим самым своим делам.
СТЕША. Глядишь, еще успеют и твоего обеда отведать. Они шустрые. Везде отметятся. Ты давай готовь и меня-то по пустякам не отвлекай.
СЕМЕНОВНА. Ой, Стешь, чевой-то у меня душа не на месте. Чует, что тут что-то не так.
СТЕША. И вечно ты со своими предчувствиями. Уймись, а то снова придется тебя валерьянкой отпаивать. А еще и давление скаканет. Давай уже пей заранее. Где твои бутыльки? Вон, вся красная. (Наливае капель) Давай давление-то смерю.
Из прихожей слышен звук открывающейся двери. Стремительно появляются
Алина и Дина.
АЛИНА. (Видя в руках Стеши стакан с каплями) Это что? (Нюхает) Годится. В самый раз.
(Выпивает залпом. Садится на стул) Все, мам, Он доигрался.
СЕМЕНОВНА. Кто? Кто? Этот что ли Денис? Его посадили?
АЛИНА. Наш. Стасика нашего посадили.
СЕМЕНОВНА. Вот тебе и предчувствия… (Хватается за грудь и валится со стула. Ее подхватывает Дина и Алина. Ведут к дивану)
СТЕША. Ой, батюшки! Алинка, так же нельзя. Прям сходу такое ляпнуть.
АЛИНА. Мам, прости. Это я с расстройства. Мам, тебе плохо?
СЕМЕНОВНА. (Очнувшись) Я знала, знала, что он не остановится. Чего натворил?
АЛИНА. Ты давай ложись. Стешь, измерте ей давление. Мам, только спокойней. Без паники. А то и я рухну. А Стаса тоже теперь вызволять надо.
ДИНА. Вы простите меня, что я его не удержала. Просила, убеждала.
АЛИНА. Так ты все знала?
ДИНА. Да он же мучился все это время. Себя винил, что Дениса бросили. Все твердил, что должен быть рядом с ним даже там. Только не знал, как это осуществить. Вот и придумал.
СТЕША. Что придумал-то? Давай выкладывай, коль все знаешь. Пока Семка жива.
АЛИНА. Ой, теть Стеш, что вы такое говорите?
СТЕША. То и говорю, что у нее давление зашкаливает. Неотложку надо вызывать.
СЕМЕНОВНА. Не надо. Не помру, пока внука не увижу. А ты, девка, рассказывай.
АЛИНА. Нет, мам. Пока давление не снизим, потерпи. Где твои капли, таблетки? Что ты там пьешь? (Роется в коробке. Дает матери лекарства). Теперь полежи и, главное, не волнуйся. Все уладим. Вон Деньку уже скоро выпустят. Завтра заседание суда. Адвокат обещал.
ДИНА. Я же Стасу говорила, что Дэн скоро вернется. Вот и будешь с ним рядом. Так нет. Говорит, что раз сразу со всеми не отпустили, значит, шьют дело.
СЕМЕНОВНА. Алинка, хоть ты мне растолкуй, что произошло?
АЛИНА. Как станет лучше, растолкую. Хотя, что говорить. Пока ничего не известно.
СЕМЕНОВНА. Христом Богом прошу, расскажи.
СТЕША. Глядите на нее. Про Бога вспомнила. Лежи уж. Ты лучше про юность свою комсомольскую вспомни. Боевую, задорную. Ты что не лезла на рожон со своей-то прыткостью. А помнишь, как Лешку своего на собрании защищала. Все против, а ты за него грудью вперед. Мол, не верю, не мог он этого сделать. Ручаюсь.
СЕМЕНОВНА. Так я всегда была за правду и справедливость. Поклеп на Лешку возвели, как не защищать?
СТЕША. Поняла теперь внук в кого пошел? Он, видать, тоже решил за эту самую справедливость бороться до конца. Так что нечего тут нервы свои распускать и людей пугать. Еще и правду окочуришься. А что мы без тебя делать будем?
СЕМЕНОВНА. Ох, и язва ты, Стешка. А сама-то тоже не промолчала тогда. И ведь услышали.
АЛИНА. Мам, и нас услышат. Мы же не будем сидеть сложа руки. Будем действовать. Главное, успокоиться. Все проанализировать и действовать по обстоятельствам. Давай Дина рассказывай по порядку. Как и что.
ДИНА. Вот я и говорю, что он все время твердил, что предал Деньку. Что раз его так долго держат, значит не зря мы на демонстрации выходим. Мы справедливость ищем. И свои законные права отстаиваем. А их как не было и нет. А раз так, то он должен быть рядом. А как?
АЛИНА. Ну не дурак ли? Нашел самый легкий выход. Не бороться, а вот так взять и сдаться без боя. И что напридумывал этот умник?
ДИНА. Он вначале хотел даже разбить какую-то витрину, чтоб громко, с грохотом и его повяжут.
СЕМЕНОВНА. Точно, не в себе он. Это же хулиганство.
СТЕША. А потом еще и за витрину эту выкладывай деньжищи. Одни убытки семье.
СЕМЕНОВНА. Тебя только деньги волнуют?
СТЕША. А че не волноваться, когда их нет. Государство-то наше давно из наших тощих карманов крадет помаленьку. То цены взвинтятся выше крыши, то лекарства так подорожают враз, что уж лучше без них . Все равно помирать.
СЕМЕНОВНА. Стешка, прекрати антисоветскую пропаганду. Вона вчера по телевизору депутаты все хвастали, мол уровень жизни повысился. Что мы жить стали лучше.
СТЕША. Это они живут себе припеваючи. Из-за высоченных заборов да из окон «мерседесов» народной-то жизни не видят.
ДИНА. Стаса тоже мучили эти вопросы. И не только его. Мы все понимаем, что так жить не хотим. Только не все это высказывают вслух. Многие занимают нейтральную позицию, чтобы никуда не влипнуть и не усложнять себе жизнь. А другим …
АЛИНА. Вот наш-то другим оказался. И что теперь? Рвать на себе волосы и корить, что воспитали такого урода? Мам, ты так считаешь?
СЕМЕНОВНА. Еще чего? Мы воспитали хорошего человека. Поняла?
АЛИНА. Я то давно поняла. А ты тут в обмороки падаешь. Гордись, что у тебя вырос достойный внук.
СТЕША. Вот и я говорю, Стасик, мальчик порядочный, отзывчивый. Всегда поможет, когда попросишь. Сёма, а ну вставай. Нечего лежать. Все у нас хорошо. И жить мы стали лучше, только трудней. Но когда нас трудности-то пугали. Уж сколько их было на нашем веку. Так все ж преодолели. И тут не сдадимся. Правда, Сёма?
СЕМЕНОВНА. (Кряхтя поднимается с дивана) Правда, Стешка. ( Хлопает в ладоши и начинает петь частушку, приплясывая)
Мы с подружкою вдвоем
На вопрос ответили:
- Путина в мужья возьмем,
Остальных – в свидетели!
СТЕША. (Присоединяется к подруге, подхватывает):
Ой, подружка моя, Сема
Ты не убивайся,
Хоть и горе, хоть беда
Ходи улыбайся.
АЛИНА. Во дают! Да разве с таким народом мы пропадем?
ДИНА. Точно не пропадем.
АЛИНА. Мам, ты про Путина сама сочинила? Ишь чего захотели, прям в мужья.
СТЕША. Так он же не женат.
АЛИНА. Он вам в сыны годится.
СТЕША. А нынче-то все пристойные правила сломали. И все ваша демократия. Куда бы ее послать подальше. Все теперь можно. Даже модой стало престарелым бабам за молодых мужиков замуж идти. Итит твою мать. Ой, простите, барышня. (К Дине) До чего дожили. Стыд, срам. Тьфу.
СЕМЕНОВНА. Ой, Стешка, плюешься, а поди завидуешь. Тебя-то точно молодой уже не полюбит. Ему песок за тобой убирать лень будет.
СТЕША. Откуда у меня песок? Я всю жизнь была сладкой бабой. Иван до смерти облизывал.
СЕМЕНОВНА. Знать сахар посыпется, вместо песка. Видать хрен все же слаще редьки. Так что ли, Стешь?
СТЕША. Да ну тебя. Че попало балаболишь. Ладно, все. Юмор закончен. Сема вон уже улыбается во весь свой беззубый рот. Пора правду-матку узнать. Что там с нашим Стасиком. Семка, продолжай улыбаться. Поняла?
ДИНА. А вы правда – старушки-веселушки. Так вас Стас называл.
СЕМЕНОВНА. Это еще почему называл? Он и нынче называет. Ты почему о нем так?
ДИНА. Да нет. Ничего плохого не подумайте. Это я просто так ляпнула. Со Стасом все в порядке. Он теперь тоже в «Крестах», как хотел.
СЕМЕНОВА. О-о-ох!
СТЕША. А ну, не охай. Туда просто так не волокут. (К Дине) Рассказывай, что он на этот раз выкинул, коль витрину разбивать отказался.
ДИНА. А он действовал по старой схеме. Коль за плакаты в первую очередь хватают, так вот он написал лозунг, еще его красочно оформил. Рисует-то он отлично. Вот с этим лозунгом утром пошел к Смольному.
СЕМЕНОВНА. А ты где была?
ДИНА. Вначале с ним. Но вы же его знаете. Он так орал на меня. А потом еще и условие выдвинул, что если не отлипну, то он вообще меня больше не знает и знать не захочет. (Хлюпает носом) А я ведь без него жить не могу. Я даже ему в этом призналась.
СТЕША. Это хорошо, что призналась. Пусть знает, дуралей, что мы все его любим и в обиду не дадим. Правда Сёма?
СЕМЕНОВНА. Еще чего? Конечно не дадим. Надо будет, к Путину-то и обратимся.
АЛИНА. Ага, он так и ждет, когда ж вы его замуж позовете и с поклоном на прием.
СТЕША. Да, жаль, «Прямая линия» закончилась. Теперь следующую долго ждать. А нам никак нельзя. Парнишку-то упекут ни за что. Ничего, мы ему в приемную напишем. Он мужик порядочный, никому не отказывает. И нам поможет.
АЛИНА. Ну, конечно же. Вот приедет барин. Барин нас рассудит. Как всегда. Надеемся только на доброго барина. Это чиновники от правосудия должны правый суд чинить и законы соблюдать.
СЕМЕНОВНА. Закон что дышло, куда повернешь, то и вышло.
СТЕША. Об этом речь. Они-то им крутят туда, где больше урвать можно.
АЛИНА. Ладно. Все это пустословие. Действовать надо.
ДИНА. Мы готовы. Только как?
АЛИНА. Садимся за стол. Мам, что там у тебя, накрывай. Мы ж не завтракали. Сейчас Ирина придет. Я уже ей позвонила и просила с ее адвокатом поговорить.
СТЕША. Это, который Дениса защищает?
СЕМЕНОВНА. Видать плохо защищает, коль до сих пор Денька сидит. Кабы выпустили, то и наш бы на голгофу не пошел. Ты его хочешь в защитники взять? Может не стоит.
АЛИНА. Мам, сейчас хорошего адвоката найти не просто. Столько их расплодилось, а толку. Этот друг мужа Ирины. Тот и платит ему. А нам еще деньжат-то по сусекам наскрести надо.
СЕМЕНОВНА. Так вот нечего было отца Стасика отталкивать. Сама мол, воспитаю и алиментов не надо.
АЛИНА. Ты же знаешь, я не отталкивала. Он сам нас бросил.
СЕМЕНОВНА. Это он тебя бросил, а не сына. Так ты же, гордая. Ничего не надо. Все сама. Может, нынче-то гордость свою запихнешь куда подальше и к нему за помощью обратишься? Слыхала, что эти адвокаты нынче очень дорогие.
СТЕША. Да уж. Такие деньжищи заламывают. Алинка, мать-то послушай, позвони своему бывшему.
АЛИНА. Вот заладили. Не буду я ему звонить. У него своя семья, дети. Он не очень-то и в Стасике нуждался. Если бы хотел, то мог бы и раньше помогать.
СТЕША. Это точно. Эти козлы, когда из семьи уходят, то и про детей забывают. Ниче, как- нибудь сами наскребем. Семка, вывернем наши заначки? Все прибедняемся. А в чулок-то кажный месяц по крохе складываем.
СЕМЕНОВНА. Так это гробовые. Нынче похороны, что тебе та свадьба. Вот и живу долго, чтоб детей не разорять. Что тут в заначке? С гулькин нос. А государство-то наше на погребение всего пять тыщь нам отвалило. На отпевание вроде хватит. Теперь и в церкви своя такса. За все плати.
СТЕША. Это тебя-то, коммунистку отпевать?
СЕМЕНОВНА. Я крещенная. Не только партбилет на груди носила, но и крестик под кофтой прятала. Мать наказала: «Носи, не снимай. Вера-то в душе у каждого живет»
СТЕША. Куда ж без веры.
СЕМЕНОВНА. Вот оно так. Только эти-то, кто всех нас обокрал живут и верят, что расплаты не будет.
СТЕША. Так под них эти законы, депутаты наши, пекут. Одних за понюх табака упрячут, а другие вагонами воруют и им все нипочем.
ДИНА. Но есть, есть Божий суд
Наместники разврата.
Есть грозный судия: он ждет.
Он не доступен звону злата.
АЛИНА. Он-то точно не доступен. Только эти - все не нажрутся. Для них звон злата – смысл жизни. Ну, почему, почему мы так живем? Страну такую огромную угробили. Надеялись, что все будет по другому. Лучше, чем в СССР. Наступит рай на земле. Размечтались. А он не наступил. Растащили, что было, поделили. Определили и нас, кто – чернь, быдло, кто элита. Кто мусор, а кто золотой миллиардер. И что теперь делать? Смириться? Пусть и так сойдет. Терпеть все унижения, нищету и несправедливость? Или вот, как Лермонтов уповать на Господа?
ДИНА. Нет, конечно. Расплата должна состояться здесь на земле. Так правильно будет.
СЕМЕНОВНА. Так-то правильно. Но кто возьмется, наконец, вершить этот суд на земле? Чтоб был праведным и справедливым для всех.
СТЕША. Так вот же, подрастает племя молодое. Свой протест высказывает. Понимают, что жизнь-то надо улучшать. Родину нашу спасать от этих либералов.
СЕМЕНОВНА. Только им и дали. Вон, быстро этих бунтарей в каталажку упрятали.
АЛИНА. Ой, что мы тут говорим. Какую Родину? Нам Стаса спасать надо.
Звонок в прихожей. Алина идет открывать. Входит Ирина
ИРИНА. Всем, здравствуйте. Простите, задержалась. Зато с адвокатом пообщалась, и он уже многое провернул. Сейчас все расскажу.
СЕМЕНОВНА. Сперва отдышись. Давай, садись за стол. Чайку хлебни, перекуси чем Бог послал. Поди, и не завтракала.
ИРИНА. Какой там. Кусок в горло не лезет. Одна беда была, теперь вот и вторая настигла. И зачем он один к Смольному вышел?
СЕМЕНОВНА. Зачем, зачем? Он твоему-то сынку другом настоящим оказался. Вот и вышел. Его совесть мучила.
СТЕША. А совесть – это Бог внутри нас. Вот даже у Семы оказывается давно сидит. И никакая партия ее не вытравила. Правда, Сема?
СЕМЕНОВНА. Что тебе моя партия покоя не дает? Еще с юности-то билет получила и жила по совести, с коммунистическими моралями. Они-то и были Богом. «Не воруй, не прелюбодействуй, чти отца и мать свою. Не предавай». Вот я и стою до конца. А не так, как некоторые – из коммунистов сразу в демократы перелицевались. Предали партию, Советский союз предали, а теперь вот и до России добрались. В западники себя определили.
СТЕША. Тут я с тобой Сем, согласна. У нас нынче чуть что, « а вот на Западе…» Он теперь пример для нас. Все хотим, чтоб так же было как там.
АЛИНА. Вот тут вы, теть Стешь неправы. Вовсе мы не хотим этого. У России свой путь и своя дорога.
СТЕША. Тот-то реформы пенсионные навязывают и все на запад кивают, что там давно возраст пенсионный увеличили.
СЕМЕНОВНА. А вы нам сначала их пенсии дайте. Зарплаты достойные, коль уж сравнивать с этим их западом, чтоб он провалился.
ИРИНА. Пусть живет. Только нам точно надо идти своим путем. Поднимать экономику и престиж страны.
ДИНА. Опять партсобрание. Ой, простите. Но давайте о Стасе поговорим.
ИРИНА. Да, конечно. Наши возмущения никого не волнуют. Действовать надо.
ДИНА. Как? Вот Стас тоже об этом твердил и чем закончились его действия?
АЛИНА. Конечно, надо все делать по уму, По законам. Ир, что там вам законник рассказал. Уж выкладывайте.
ИРИНА. Значит так. Дело моего сына продвигается. Следствие установило, что этих правдолюбцев на площадь вывели организаторы. Они-то и должны держать ответ перед законом. Скоро будет суд. Надеюсь, что Дениса оправдают. Зря Стас не дождался. Теперь вот и его надо выручать.
АЛИНА. Вы адвокату рассказали про Стаса? И что он говорит? Берется и его защищать?
ИРИНА. Да, конечно. Я же вначале мужу позвонила и попросила, чтоб тот тоже посодействовал, коль это его друг.
АЛИНА. Ну, слава Богу. Есть надежда. Вот только бы нужную сумму собрать. Но это уже наши заботы.
ИРИНА. Муж сказал, что тоже поможет, коль Стас ради нашего мальчика совершил эту акцию.
СЕМЕНОВНА. Ой, спасибочки. Прям с души ком свалился. А дальше-то что?
ИРИНА. Дальше, как сказал адвокат, он ознакомится с протоколами. В чем там Стаса обвиняют. Он же ни к какой партии и коалиции не принадлежит. Вышел в одиночку, сам по себе.
ДИНА. И что? Многие недовольные выходят на пикет в одиночку. По телевизору видела. И их почему-то не хватают и не заламывают руки за спину.
ИРИНА. Адвокат тоже говорил, что если он вышел на одиночный пикет с лозунгом в защиту осужденного, то его даже не имели права арестовывать. Лишь бы этот лозунг был не с экстремистскими воззваниями. А то это 282 статья. Достаточно серьезная.
СТЕША. И что он там расписал? Дина, ты же видела.
ДИНА. Ой, я уже точно не помню. Но слово «долой» там было.
СЕМЕНОВНА. Значит, куда-то призывал. Ох, Стешка, тащи мне мои таблетки. А ты, девка открой-ка свой интернет, да посмотри о чем эта 282 статья? Чем она грозит нашему Стасику?
ИРИНА. Пока не надо. Чего заранее себя накручивать. Адвокат сказал, что еще поборемся. Он подробно ознакомится с делом, проштудирует и начнет действовать.
ДИНА. Я знаю, от квалифицированного адвоката многое зависит. Я просто верю, что все будет хорошо.
АЛИНА. Мы все верим и надеемся.
ИРИНА. А пока, коль адвокат принял дело, то вы скоро получите разрешение на свидание. Можно передачу собрать. У меня уже есть опыт. Готова поделиться.
СЕМЕНОВНА. Не зря говорят, что от сумы и тюрьмы не зарекайся. Кто бы из нас подумал, что будем передачки носить в эту самую тюрягу. Давай, выкладывай, что там принимают. Поди, не на курорте. Без деликатесов обойдемся.
СТЕША. Какие деликатесы? Вот пирожков его любимых напечем, котлеток нажарим. Там-то говорят, одной бурдой кормят.
ИРИНА. Да не совсем. Деня говорит, что кормят неплохо. Ему вот макароны по-флотски очень понравились.
СТЕША. Вот, вот. В энтих-то макаронах мяска прям, точно по-флотски. С гулькин нос. А ребятам, чтоб здоровыми быть надо настоящее мясо есть.
СЕМЕНОВНА. Стешка, ты что размечталась. Сама же говоришь, что там бурдой кормят. Ты знаешь, сколько этих сидельцев по стране развелось. Где напастись для всех мяса? Поди вон и сама не ешь вдоволь. Этой, вегетарианкой стала. Все капуста, да картошка. Ниче. Вон задницу-то отъела на одних овощах.
СТЕША. Дура ты, Сема. Я ж от мяса совсем не отказывалась. Мне его покупать не на что. Это у тебя пенсия-то поболе моей будет, да еще дочь подмагает.
СЕМЕНОВНА. А твои что тебе ничего не шлют? Они же у тебя нынче на западе обитают, там же платят больше.
СТЕША. Какой там. А за съем квартиры, та же коммуналка, налоги. Медицина платная, машина и та на прокате.
СЕМЕНОВНА. На свою, значит не заработали. И квартиры своей нет. Так чего перлись туда за хорошей жизнью. Где она у них? Нет, вот я вам скажу, что все и так знают, что где родился, там и пригодился. Они там чужие. Кому нужны?
АЛИНА. Поговорили? Давай Иришь, теперь тебе слово. А то их не остановишь.
ИРИНА. Значит так. Список продуктов можно найти в интернете. Мясо точно передавать нельзя. Вот колбасу, сыр, сало. Сало там на первом месте. Все должно быть без упаковок. Каждый продукт кладется в отдельный прозрачный пакет.
СТЕША. Чтоб значит, все было на виду. А то вдруг бомбу передадим.
СЕМЕНОВНА. Ага. Это чтоб он и там диверсию устроил.
АЛИНА. Да тихо вы. Давай дальше.
ИРИНА. Обязательно купите сигарет.
АЛИНА. Так наш не курит.
ИРИНА. И это хорошо. А сигареты, это как валюта. Если что, выручат. Пусть будут.
СЕМЕНОВНА. Знать и там свой бартер.
ИРИНА. Да, там в приемнике магазинчик работает. Неплохой. И цены приемлемые. Вот сигареты лучше там покупать.
СТЕША. Дешевле что ли?
ИРИНА. Да нет. Но если там купишь, то на контроле их ломать не будут.
СТЕША. А это еще зачем?
СЕМЕНОВНА. Вот именно. Бомба-то в сигарете не поместится.
СТЕША. Заладила.
ДИНА. Теть Стешь, это она шутит, чтоб отвлечься.
СЕМЕНОВНА. А что она сама-то не понимает, что это тюрьма и что там свои законы.
Ладно. Все поняли. Пора передачу собирать. Стешка, собирайся, в «Пятерочку» пойдем за колбасой, сыром. Вот что-то я сало давно не видела. Разве что на рынке. Хохлы такое вкуснющее сальцо привозят. Как-то брала.
СТЕША. А че мне собираться. Я всегда готова. Вот только за кошельком и авоськой заскочу. А ты Сема выходи уж и жди меня на лавочке.
Свет гаснет.
КАРТИНА ПЯТАЯ
В уже знакомой нам комнате небольшие перестановки. Обеденный стол придвинут к дивану. На нем сидит Семеновна. Чистит картошку. Одним глазом смотрит в телевизор. Передают новости дня.
Звонок в прихожей. Семеновна, с трудом поднимается с дивана и идет
открывать.
СЕМЕНОВНА. Стешка, ты? Хорошо, что пришла. А то уже стучать хотела. Что-то мне одной совсем плохо. Ноги прям отказывают. До сих пор обед не могу приготовить. Посижу, посижу, да прилягу. Силы куда-то подевались.
СТЕША. Ты это, в руки-то себя возьми. Чего распустилась? Тебе же сказали, что все утрясется. Вон Дениса уже выпустили и нашего тоже отпустят. Разберутся и отпустят с миром.
СЕМЕНОВНА. О каком мире ты говоришь? Ему там душу коверкают. Он же теперь ни во что верить не будет. Такая несправедливость вершится. И все вроде по закону. Только какому? Где эта обещанная свобода слова? Видите ли, не тот лозунг написал.
СТЕША. Сема, ну чего ты так переживаешь? Разберутся. Опять же адвокат толковый. Он его защитит. Вот увидишь. Давай-ка приляг. А то че то у тебя и руки трясутся. Давай я сама доварю твой обед.
СЕМЕНОВНА. Эх, дурья голова. Ну, зачем он пошел на этот самый пикет? Дениса выпустили и его сразу же отец с собой в Германию увез. А наш вот теперь отдувается.
СТЕША. Ты о чем-то другом думать можешь? Уж хватит-то воду в ступе толочь. Довела себя до ручки.
СЕМЕНОВНА. Стешка, ты меня не зли. Это мой внук сидит, а не твой. А то бы ты тоже волком выла.
СТЕША. Так Стас мне, как внук родной. Думаешь, мне его не жалко? Только голову-то включай. Слезами горю не поможешь. Надо зажать свои нервы в кулак, не распускаться. Надо уметь терпеть, ждать и надеяться. Поняла?
СЕМЕНОВНА. Да все я поняла. (Пауза). Чего-то Алинки долго нет. Она нынче со Стасиком свидится. Ушла с самого утра и вот до сих пор не вернулась.
СТЕША. Так пока на передачу выстоит. Сама же говорила, что там бабы часами в этих самых очередях стоят. Видать и на свиданку своя очередь. Всех-то сразу не запустят.
Звонок в прихожей.
СТЕША. О , видать Алинка пришла. (Идет открывать)
СЕМЕНОВНА. У дочки свои ключи. Это кто-то другой. Спроси, кто?
СТЕША. Это ты, девка? Ну проходи.
Входит Дина.
ДИНА. Здравствуйте! Вот пришла вас навестить. К Стасу меня не пускают, хотя я узнавала, что и друзья по закону имеют право на свидание.
СЕМЕНОВНА. И тут закон потерялся. Ладно, не горюй. Вон Стешка говорит, что надо терпеть и ждать. Вот и жди. Хорошо, что Алинке позволено. Вот ушла с утра. Все ждем. Поди, скоро придет. Теперь вся наша жизнь сплошное ожидание.
ДИНА. А вы что лежите? Вам плохо или отдыхаете?
СТЕША. Ага, отдыхает она. Извелась уже вся. Глаза бы на нее не смотрели.
СЕМЕНОВНА. А ты и не смотри. Кто тебя просит? Вот хочу и лежу.
СТЕША. Дура ты, Сема.
СЕМЕНОВНА Что ты меня все дуришь?
СТЕША. Так это любя. Мне же тебя жалко. Еще помрешь, а я что буду без тебя делать?
СЕМЕНОВНА. Так хоронить меня будешь. А потом жить, как жила.
СТЕША. Без тебя Сема жизни не будет. Я тут же за тобой последую.
Слышен звук открываемой двери. Входит Алина. Бросает ключи, сумку.
Плюхается на стул.
АЛИНА. Все, больше не могу. Сил нет все это терпеть. (Хнычет, снимает туфли). Как же я устала. Вон ноги распухли. Полдня простояла в очереди, чтобы увидеть родного человека. Да чтоб передать ему посылку.
СЕМЕНОВНА. А ну, не причитай. Знать не одна стояла, коль столько матерей набралось. Им, поди, тоже нелегко.
АЛИНА. Ой, простите. Правда, стыдно. Еще со сталинских времен все стоим и стоим. И конца края нет этой очереди. Анна Андреевна тоже не избежала этой участи.
СТЕША. А это чья матерь?
ДИНА. Это наша знаменитая русская поэтесса – Анна Андреевна Ахматова. Ее сын Лев Гумелев был репрессирован и тоже сидел в «Крестах».
АЛИНА. Слава Богу, что ей все же памятник поставили. Именно там, где она хотела.(Вспоминает) «…здесь, где стояла я триста часов». Ведь знала об этом, но опять, же к своему стыду впервые этот памятник увидела.
ДИНА. А я знаю. Он был воздвигнут в год 40-летия со дня смерти Анны Андреевны. Как-то проезжали с отцом мимо. Он остановился, и мы подошли поближе к пьедесталу. Я даже прочитала там слова из ее знаменитого «Реквиема». Помню до сих пор:
И я молилась не о себе одной,
А обо всех, кто там стоял со мною
И в лютый холод, и в июльский зной.
Под красною, ослепшею стеною
СТЕША. Знать эта женщина и о тебе Алинка молилась. И о всех несчастных матерях, чьих детей в каталажку упекли. Им не важно, по какой статье.
АЛИНА. Ой, как стыдно-то. Подумаешь, простояла пол дня, ноги распухли. Расхныкалась. А как же все они – «невольные подруги» по тюремной очереди? Теперь мы все оказались связаны навеки общей бедой. А тем, кто сидит разве легче? За что держат сына моего в этом аду?
СЕМЕНОВНА. (Поднимается, садится) Алин, что там случилось? Почему в аду? Там все так плохо?
АЛИНА. Мама, о чем ты? Он что на курорте?
СЕМЕНОВНА. Так он под следствием.
АЛИНА. И что? Понимаешь, он сидит в камере с разными преступниками. Там и психи, и наркоманы, и больные туберкулезом.
ДИНА. Какой ужас! Он что сам об этом говорил?
СТЕША. Так это мы все так считаем.
АЛИНА. Он сам говорил. Вначале все выложил, что грязь там, блохи, плесень. Холодно. Уже не топят. Солнца не видят. Вода в кране только холодная. Душ раз в неделю.
СТЕША. Так раз в неделю – это как все моются.
СЕМЕНОВНА. Это все. А Стасик привык каждый день. То с института придет взмыленный, то с тренировки. Это уж как закон.
ДИНА Стас всегда хорошо выглядел. Чистый, опрятный.
СТЕША. Он хоть не похудел?
АЛИНА. Какой там. Похудел, осунулся. (Ревет) Мальчик мой, неразумный, за что же это нам такое выпало? Я же говорила. Я его просила…
СЕМЕНОВНА. Он что там голодает? Вроде передачки справно передаем, да и там чем-то кормят.
АЛИНА. Что эти передачки на пять мужиков? Тут же налетят и за пять минут все съедено.
СТЕША. Так их там сразу пятеро?
АЛИНА. В том-то и дело.
ДИНА. А что он еще рассказывал?
АЛИНА. Особо ничего. Поначалу из него вылетело сгоряча, а потом он тут же замкнулся и даже шутить стал. Что вот мол, они кашеварят. Даже супы в чайнике варят. И все время пьют чай.
СТЕША. Значит голодают.
СЕМЕНОВНА. Откуда? Раз варят, значит едят и не голодают. Надо ему крупы побольше передавать. Каши они всегда сытны.
СТЕША. И что потеплее тоже можно передать.
ДИНА. Вы ему куртку зимнюю отнесите. А одеяло можно?
СЕМЕНОВНА. Навряд ли. А вот пока он под следствием, то значит можно быть в своей одежде. Я по телевизору видела.
АЛИНА. Да в своей можно. Куртку обязательно отнесу. Господи, как пережить все это? Видеть, знать, что с твоим самым любимым человеком такое происходит и ты ничем помочь не можешь.
СЕМЕНОВНА. Чего это не можешь? Мы разве не помогаем?
АЛИНА. Чем? Эти крохи приносим. Одежду? Он там в дыму задыхается. Все эти сокамерники дымят как сто паровозов. Он весь пропах насквозь.
СЕМЕНОВНА. Ты что ли нюхала?
АЛИНА. Ага, тут понюхаешь, когда мы с ним через стеклянную перегородку общались, по телефону разговаривали. Слышимость отвратительная.
СТЕША. Это что, такие новые правила? Раньше-то такого не было. Сидели за столом, друг перед другом. Тихо, мирно разговаривали.
СЕМЕНОВНА. Откуда тебе знать?
СТЕША. Так я тоже телевизор поди смотрю. Фильмы старые очень обожаю. Там все - правда. Не то, что сейчас. Сплошная брехня.
СЕМЕНОВНА. Это ж надо, через стекло. Даже прикоснуться, погладить нельзя. Ты ему сказала, как мы его любим и ждем.
ДИНА. И про меня тоже. Я буду ждать его, хоть целую вечность.
СТЕША. С ума сошла. Хочешь, чтоб он там надолго задержался?
ДИНА. Ой, конечно нет. Это я так образно сказала.
СЕМЕНОВНА. Алин, а что адвокат говорит. Может ему стоит жалобу подать?
АЛИНА. Я Стасику предложила заявление написать. Он сказал, что ни в коем случае. Их потом начнут трясти, переселять или подвешивать.
ДИНА. Как подвешивать? Куда?
АЛИНА. Это когда они с вещами сидят и ждут в подвешенном состоянии, не зная чего. А потом отбой. Сокамерники нервничают. К начальству вызывают для объяснений. Это в лучшем случае.
СЕМЕНОВНА. А в худшем?
СТЕША. Не дай тебе Бог.
АЛИНА. Вот поэтому вся надежда на адвоката. Эх, если бы не этот провокационный лозунг. Он бы просто по другой статье пошел за хулиганство. Эти, которые его в участок доставили, в протоколе написали, что он сопротивлялся и провоцировал драку.
ДИНА. Это неправда. Я доказать могу.
АЛИНА. Как? Если тебя там никто не видел.
ДИНА. Зато я там была и все видела. У меня доказательство есть. Я все из-за кустов снимала на телефон. Вот, давайте покажу.
АЛИНА. И до сих пор молчишь?
ДИНА. Так я же не знала, что они его в драке обвиняют. Не было никакой драки. Он вышел, встал возле арки, куда машина с губернатором должна въезжать и развернул этот самый лозунг. (Находит кадры в телефоне, показывает. Все прильнули к экрану)
СЕМЕНОВНА. А эти, полицейские откуда взялись?
ДИНА. Так они наверное там дежурили. Тоже ждали приезда начальника. Так вот они тут же вдвоем кинулись к Стасу. Видите? Вырвали лозунг и заломили ему руки за спину. А потом бросили на землю, и один из них даже пинал его в бока. Вот, вот. Хорошо видно.
СТЕША. Вот же гады. Вдвоем, на парнишку.
СЕМЕНОВНА. Да тихо ты. Давай рассказывай, что дальше было.
ДИНА. Стас кричал. Ему наверное больно было.
СТЕША. Звука не слышно. Ничего не разобрать.
АЛИНА. Да, жаль. Зато есть изображение. А это такая улика. Сейчас же адвокату позвоню. (Набирает номер) Юрий Леонидович, здравствуйте. Узнали? Тут вот какое дело. Оказывается Дина, сокурсница Стаса наблюдала со стороны его пикет и записала на телефон, когда и как его арестовывали. Они его били. Да, это видно. Один из них пинал ногами. Конечно, передам. Будите подавать кассационную жалобу? А это на нем не отразится? Только в лучшую сторону? Хорошо бы. Нет, я веру не потеряла. Мы вот все тут продолжаем верить и надеяться, что все будет хорошо. Да, держимся. Я вам верю. До встречи.
СЕМЕНОВНА. Алин, ты мне объясни, в чем конкретно обвиняют нашего мальчика?
АЛИНА. Вот за хулиганство, сопротивление властям. Но это цветочки. Тут можно легко отделаться, даже штрафом. А вот за распространение плакатов экстремистского содержания – это уже 282 статья. Так мне адвокат при встрече объяснил. А это посерьезнее будет.
СТЕША. Это ж надо. За надпись строго судить. Он же свое мнение высказывал. А у нас вроде свобода на это. Разве не так?
СЕМЕНОВНА. Так-то оно так. Только видать опять не для всех. Кто-то вон нагишом по сцене бегает, матом прилюдно ругается и им все сходит с рук. Мол, у нас же свобода. Мы же за демократию. А тут за свое мнение сразу статья.
АЛИНА. Говоришь свое мнение? Да он же тут вот на кухне столько «своих» мнений наслушался. Мы же привыкли постоянно властью возмущаться вслух на наших милых кухнях. Всегда, вечно чем-то недовольны. Я поняла, что одна из людских ошибок думать, что в их бедах виновата власть. Стоит ее поменять и жизнь наладится.
СТЕША. Уж сколько-то за нашу с Семкой жизнь было поменяно этой власти. А мы как жили, так и живем.
АЛИНА. Вот именно. Ничего в жизни значительного не происходило. Она будет прежней или чуть лучше, хуже. А вот Конфуций говорил «Благоустройство в народе начинается с благоустройства в семье».
СТЕША. Правильно говорил этот твой Конфуций. В каждом из нас. Всегда так думала. И поэтому всегда довольствовалась тем, что имела.
СЕМЕНОВНА. Значит, по твоему, это мы с Алинкой виноваты, что Стасика на путь верный не направили. А наоборот настроили против власти? Не ты ли в этом тоже участие принимала?
СТЕША. А че я? Только иногда правду в глаза говорила. Так не жаловалась, не скулила и уж тем более власть не кляла.
СЕМЕНОВНА. А мы что ли ее порочили? Стас-то поди сам видел как мы живем. Как нам жить-то становится все труднее и труднее. Вот он и пошел за нас-то заступаться.
ДИНА. Если честно, то в универе нас тогда как-то стихийно подняли и убедили пойти на митинг протеста. Еще и весь инет кипел призывами. Многие решились выйти. А нам что было делать, отмолчаться? Хотя я доверяю своему правительству и живу как все. Даже не жалуюсь. У меня, что надо все есть. Я роскоши не завидую. Родители работают. Нас с бабулей обеспечивают. Я же учусь на платном отделении.
СТЕША. Вот молодец. Так и надо довольствоваться тем, что есть и никому не завидовать. Тогда и протестов этих не будет.
ДИНА. Если бы все так считали. Просто иногда так злит эта несправедливость и то, что нам лапшу на уши вешают. Говорят одно, а на деле. И эти золотые мальчики и девочки, что хвастаются перед нами своим богатством. Я Стаса очень даже понимаю. Он по другому не мог.
СТЕША. Ниче, разберутся и выпустят.
Звонит мобильник. Алина берет его в руки
АЛИНА. Это адвокат. Тихо. (В трубку) Да, это я. Что-то случилось? Что-что? Продлили срок содержания? Почему? Вы же говорили. Господи, неужели из-за этого лозунга?
Какой экстремизм? Но вы же понимаете, что он никого и никуда не призывал. Так докажите вы это. У вас все законы в руках. Да, я понимаю, что вы делаете все что возможно. Но Стас остается в тюрьме. Хорошо. Я приду. (Выключает телефон. Утыкается в подушку дивана. Ревет)
ДИНА. Алина Юрьевна, успокойтесь. Пожалуйста, не надо так убиваться. Я вот эту самую статью открыла, так там сказано (Читает) «Конституционный суд России запретил полиции прерывать одиночные пикеты, оправдывая задержание, якобы заботой о безопасности пикетчика…»
СТЕША. Видать они о Стасике заботились, когда ему руки-то скручивали и пинков под ребра давали.
ДИНА. Слушайте дальше. «… как неправомерное ограничение конституционных прав на свободу и личную неприкосновенность»
СЕМЕНОВНА. Вот она правда на деле. Им даже и законы не писаны. Решения свои они для кого принимают? Кто их соблюдает?
СТЕША. Видать им эти законы неписаны. Что хотят, то и творят. И откуда такая злость? Они же тоже люди. А как чуть, так рады кого-то унизить, избить и даже пытать и уродовать. Настоящие полицаи.
СЕМЕНОВНА. Это ты Стешка правильно сказала. Раньше-то мы от полицаев немецких терпели, а теперь свои развелись. Вон, наш-то уже на своей шкуре все это терпит. Вот она его правда, каким боком вылезла. А что его еще дальше ждет…
ДИНА. Видать моя очередь настала выручать Стаса.
АЛИНА. Чего удумала? Как ты его спасать собралась?
ДИНА. Пойду на одиночный пикет.
АЛИНА. Ты что до сих пор не поняла, что эти решения Конституционного суда не соблюдаются. Плевать они хотели на его резолюцию. Стас тоже был один. Так сама же видела, чем это закончилось. Теперь вот его в экстремизме обвиняют.
ДИНА. Так это из-за плаката. А я никого никуда призывать не буду. Я знаю, что написать.
СЕМЕНОВНА. Э, девка, видать Стасика-то нашего крепко любишь. Но мы тебе одной идти не позволим. Что нам потом твои родители скажут?
ДИНА. Поймите, что только одиночные пикеты не должны прерываться полицией. А если нас будет хотя бы двое – это уже политическая акция. Вот хорошо бы привлечь прессу. Надо добиться того, чтоб об этом узнали люди. Я уверена, что многие неравнодушные придут нам на защиту.
АЛИНА. Вот это правильно. Я и сама думала обратиться к своей подруге-журналистке. Она на пятом канале работает. Правда давно не общались, но думаю, не откажет.
СЕМЕНОВНА. Значит, все свалим на девчонку. Пусть одна рискует. Я не согласна. Я может, тоже хочу пойти на этот пикет.
СТЕША. Куда тебе, с твоим сердцем и ногами? Разве что усадить в инвалидное кресло?
СЕМЕНОВНА. Надо будет, и в это самое кресло сяду. Я бы и в СИЗО ради внука пошла.
СТЕША. Нет, Сема. Ты уж сиди дома. Есть кому и без тебя пойти. Алин, а если мы тоже где-то поодиночке выйдем, ну чтоб все по закону. Без всякого экстремизма?
ДИНА. Я уже продумала какие надо плакаты писать, чтоб точно нас не смогли в этом обвинить. Хотите один из них прочту. (Листает страничку в смартфоне) Вот, если дословно: «Им нужны великие потрясения, нам нужна Великая Россия». Столыпин
Ну, как? Пусть они его уличают в экстремизме. Я ни при чем.
СТЕША. Вот это да. Даже про Столыпина вспомнила.
ДИНА. У меня еще есть и все только во благо и славу России. Вот: « Родина! Мы любим тебя и хотим, чтобы ты жила и процветала». А вот еще: «Мы против тех, кто этого не хочет, кто думает только о своем благополучии». Или так: «Мы против насилия и жестокости. Несправедливости и равнодушия». Вот главный: «Свободу тем, кто борется за свои права. Встает на твою защиту, Родина»! Вот. Ну правда, нам же не безразлична судьба нашей страны. Мы же правда ее любим. За нее и боремся.
АЛИНА. Точно. А ты Дина, просто умничка. Давайте все как следует обдумаем и вперед!
За Россию! За нашу Родину! И за Стаса, невинно пострадавшего. (В зал) Кто еще с нами?
Свет гаснет.
На просцениуме появляются все наши герои с плакатами в руках. Тут же их окружают журналисты с камерами и микрофонами.
