Сцена представляет собой бОльшую из комнат типового щитового дачного дома. Время здесь будто застыло, объединив под одной крышей предметы разных эпох: и кряжистый буфет, сохранившийся с довоенных лет, и порождение моды «пятидесятых» - дубовый комод, и электрический утюг - дитя прогрессивных «шестидесятых».
Справа – входная дверь, слева – дверь, ведущая в другую комнату (спальню). По центру разместился обеденный стол со стульями. В глубине сцены – большое окно, «украшенное» занавесками из тюля. Глубокое продавленное кресло одиноко примостилось возле окна. Здесь же на тумбочке – дисковый телефонный аппарат.
На столе стоят картонные ящики. ЛЕНА, статная и по-прежнему красивая, невзирая на возраст, женщина, складывает в них годами накопленное добро. Циркулирует по комнате, периодически возвращаясь к столу и ящикам.
ПАША, высокий, благородно постаревший мужчина, стоит чуть в сторонке и наблюдает за супругой.
ПАША: Какая чудовищная жара.
ЛЕНА: По-моему – вполне терпимо, Пашенька.
ПАША: Совершенно не выношу такой жары. В пору догола раздеваться.
ЛЕНА: Только этого не хватало.
ПАША (после краткой паузы): Спасибо, что хоть попрощаться дали. Я-то думал, ключи отберут – и с концами.
ЛЕНА: Человек нам порядочный попался, в кои-то веки...
ПАША: Порядочный олигарх. Уже смешно.
ЛЕНА: По меркам современных богачей – вполне нормальный.
ПАША: А что, у них какие-то особенные мерки? Типа, если двадцать человек обобрал, то подлец, а если одного-двух, то еще ничего себе, так, что ли?
ЛЕНА: Пашенька, ну что за выражения?
(передразнивает): Типа.
Продолжает бережно складывать вещи.
ПАША: Плюнула б ты на это барахло. Зачем оно тебе? Оставь, погуляем лучше...
ЛЕНА: Ну уж нет! Ни пылинки своей здесь не оставлю.
ПАША: Правильно. А то ведь эти богатеи только и мечтают, как твой драный плед заполучить. С вилками из нержавейки.
ЛЕНА: Мои вилки. И плед - мой. Всю жизнь мне верой и правдой прослужил. Ты предлагаешь мне оставить его чужим людям? Это все равно что предать старого друга.
ПАША: Понятно. Кресло тоже заберем?
ЛЕНА: Конечно.
ПАША: И комод?
ЛЕНА: Обязательно.
ПАША: Тогда придется такси заказывать грузовое.
ЛЕНА: Закажем. Мы теперь богатые, уж один раз можем себе позволить грузовое такси.
ПАША (после паузы): Слушай, а может, она имела в виду Владик?
ЛЕНА: Можно подумать, ты не знаешь, что она имела в виду.
ПАША: Я к тому, что Владик был бы дешевле. Обошлись бы книжкой...
ЛЕНА: Того, что у нас на книжке, не хватит даже на Владик.
ПАША: Да мне не жалко...
ЛЕНА: Я знаю.
ПАША: ... это я так, ворчу... С собой ведь все равно не унесешь... Просто с Владиком проблем меньше. Все-таки наша территория...
ЛЕНА: Какая разница? Туда...
Показывает рукой на восток.
ЛЕНА: Или туда...
Показывает рукой на запад.
ПАША: В принципе, да. Один черт - по расстоянию...
ЛЕНА (после краткой паузы): Хорошо бы, нам помогли с поисками.
ПАША: Обещали.
(после краткой паузы): Все же удивительно, какие отзывчивые люди эти американцы.
ЛЕНА: Они лицо страны берегут.
ПАША: У страны нет лица.
ЛЕНА: Это смотря у какой.
ПАША: У нашей – нет.
ЛЕНА: Не будем вдаваться в терминологию.
ПАША: Я и не вдаюсь, я тебе про людей толкую. Эти вот...
Запинается. Чешет затылок.
ПАША (после паузы): Так, а мы вообще сейчас о чем говорили?
ЛЕНА: О том, что американцы – отзывчивые люди.
ПАША: А, вот-вот, я и говорю, что американцы на фоне наших выглядят куда более человечными... Только они малость... ну, глуповаты, что ли... Представляешь, мне этот, из посольства, говорит – «А вы не могли бы прямо спросить ее об этом?» Нет, говорю, не мог бы. Кто ж о таких вещах спрашивает? А он мне – «Ааа, некорректный вопрос. Понимаю. Ну, что ж, мы постараемся помочь в решении вашей проблемы».
ЛЕНА: Дай Бог.
Подходит к буфету, достает оттуда фарфоровый графин, сделанный в виде петуха. Несколько мгновений смотрит на него, будто что-то вспоминая. Затем стирает рукавом с петуха – то ли пыль, то ли невидимый «налет времени».
ЛЕНА: Поблек немного...
ПАША: Как и мы с тобой.
ЛЕНА: Нет, Пашенька, я бы сказала, он выглядит гораздо лучше нас, гораздо. Все-таки помоложе будет.
Подходит к столу, ставит петуха возле коробок.
ЛЕНА (после паузы): Надо бы его завернуть во что-нибудь.
ПАША (едко): Может, в занавески?
ЛЕНА: Занавески?
Бросает взгляд в сторону окна.
ЛЕНА: Точно! Я же забыла их снять! Какой ты молодец, Пашенька. Помоги-ка мне.
ПАША: Вот еще.
ЛЕНА: Я сказала, помоги мне снять занавески.
ПАША: А я сказал, что не стану тащить в квартиру этот пылесборник! Или ты решила разводить клопов для корейских ресторанов?
ЛЕНА: Корейцы клопов не едят. Это тайцы.
ПАША: Да плевал я на обоих!
(после краткой паузы): Черт с ним, с твоим петухом, черт с ней, с рухлядью!..Но это дерьмо я точно домой не возьму.
ЛЕНА: Ты, Пашенька, дундук, как и большинство мужчин. Это не дерьмо, это...
(после краткой паузы): Петух, занавески... Это же память. Понимаешь? Па - мять.
ПАША: И что теперь? Превратить нашу хрущовку в музей имени Плюшкина?
ЛЕНА: Да ну тебя. Сама все сделаю.
Решительно подходит к окну.
В этот же самый момент доносится шум колес приближающегося автомобиля. Лена забывает про занавески. Заинтересованно смотрит в окно.
ПАША: Что там такое?
Лена не отвечает. Теперь она смотрит в окно, не отрываясь. Звук автомобиля становится громче, он приближается.
ПАША: Строители к соседу приехали? Как он достал со своим евроремонтом, скоро задницу с ландшафтным дизайном будет делать...
ЛЕНА: Это не к нему!
Звук прекращается – автомобиль останавливается. Лена с каменным лицом поворачивается к Паше.
ЛЕНА: Это к нам.
Снаружи хлопает дверца автомобиля.
Лена и Паша в полном молчании смотрят друг на друга: Паша – мрачно, Лена – растерянно. Лена качает головой и разводит руками, словно супруг негласно обвиняет ее в каком-то проступке.
ГОЛОС БЕТТ (после краткой паузы): Не надо, не надо... Сама справлюсь...
Лена в отчаянии бросается к ящикам.
ЛЕНА: Чего стоишь? Помоги мне!
ПАША: Бесполезно. Все равно не успеем.
ЛЕНА: Паша, что же нам делать?
Слышится хлопок дверцы, затем – через несколько секунд - еще один. Звук удаляющейся машины.
ПАША: Не истерить. Веди себя спокойно. Мы просто решили уехать. Нам надоело, и мы решили.
ЛЕНА (приглушенно): Да. Точно. Просто решили уехать, просто решили...
Входит БЕТТ. Она вовсе не старуха, а стильная пожилая леди с модным джинсовым рюкзачком за плечами. Ее голова покрыта платком на манер банданы. Сама Бетт опирается на палку, но делает это, скорее, изящно, чем немощно, и так, будто это не клюка, а трость.
БЕТТ: Я дико извиняюсь, это улица добрых самаритян, дом номер восемьдесят пять с половиной?
Снимает рюкзак, ставит его на пол возле двери.
БЕТТ: Если я не ошибаюсь, до недавнего времени здесь проживала парочка чудаков на букву «м»?
Замирает, замечая ящики. С интересом оглядывается по сторонам.
БЕТТ: И что мы здесь поделываем?
Лене первой удается стряхнуть оцепенение.
ЛЕНА: Здравствуй, Лизонька!
БЕТТ: Она вспомнила! Наконец-то!
(Паше): А ты чего как в анабиозе?
Лена подходит к Бетт, нарочито радушно обнимает ее и расцеловывает в обе щеки.
ЛЕНА (скороговоркой, на одном дыхании): Как доехала? А мы вот тут сворачиваем дачный сезон. Ты как раз вовремя. Поможешь нам вещи собрать.
БЕТТ: Сворачиваете, значит...
С подозрением посматривает то на Пашу, то на Лену.
БЕТТ (после паузы): Не рановато?
ПАША: В самый раз! Лето холодное... дожди... И вообще – нам надоело.
БЕТТ: Дожди? Странно, а в Москве жара.
Проходит вглубь комнаты. Паша делает несколько шагов ей навстречу, элегантно подхватывает ладонь Бетт, прижимает к губам. Затем они обнимаются.
ПАША: Рад тебя видеть, Бетт.
Бетт поправляет воротник его рубашки.
БЕТТ (Лене): Хел, душа моя, где ты откопала эту вещицу? В ней твой муж похож на Кларка Гейбла.
ПАША: Да уж. Кларк Гейбл сорок лет спустя.
БЕТТ: Сорок? Ты себе льстишь.
ПАША: Если б только себе!
БЕТТ: Слушайте, неужели у вас были дожди? Что-то я по дороге сюда не заметила ни одной лужи.
ПАША: Ты что?! Кругом полно луж! Вон, в саду – целое болото. Хочешь, покажу?
БЕТТ: Лужи?
ПАША: Да, лужи!
БЕТТ: А радугу?
ПАША: Какую еще радугу?
Бетт подходит к окну, выглядывает в сад.
БЕТТ (напевает): Somewhere over the rainbow bluebirds fly...
(после краткой паузы, продолжает): Birds fly over the rainbow, why then, oh why can't I?
(после краткой паузы): Радуга и лужи – это производные дождя. Кто-то вглядывается в мутную грязную воду, видит там свое безобразное отражение и ловит от этого кайф. Я предпочитаю смотреть на радугу.
ПАША: Ну, извини, радуги не припасли. Не знали, что ты приедешь.
Бетт подходит к столу, замечает петуха.
БЕТТ: Ты смотри-ка – живой!
Осторожно берет графин в руки. Вертит, рассматривая со всех сторон.
Лена и Паша снова переглядываются. Лена в панике – «что она задумала?»
ПАША: Что ты там ищешь?
БЕТТ: Бриллианты.
(после краткой паузы) Цену, что ж еще?
ПАША: Зачем??
БЕТТ: Хочу вспомнить, какие тогда были деньги.
ПАША: Зачем?!
БЕТТ: За тем! В голове – полный balderdash. Вот и думаю, то ли он стоил 2 рубля, то ли 2 тысячи...
ПАША: Двадцать пять рублей он стоил, успокойся.
ЛЕНА (подхватывает): Точно! Двадцать пять. Теперь и я вспомнила.
БЕТТ (Паше): Уверен?
ПАША: Уверен. Я ж его и покупал тогда.
БЕТТ: Четвертак, значит. Все, что у нас было в карманах в день Великой Победы...
(после краткой паузы): Нет, я-то думала, вы его давно расколошматили.
ПАША: Да он еще всех нас переживет...
Неловко замолкает, понимая, что сказал лишнего. Ловит на себе взгляд Лены, полный немого укора.
БЕТТ: Ну, меня-то точно переживет.
ЛЕНА: Лизонька, ты... не хочешь чаю?
БЕТТ: Ту бурду, что ты в прошлый раз заваривала? К чертям собачьим!
ЛЕНА: Нет, нет. Сегодня – другой, хороший... с травами.
БЕТТ: Ну, если только с травами...
Тычет палкой в один из ящиков.
БЕТТ: И давайте-ка распаковывайте свои манатки! Дожди им, видите ли, надоели. А мне надоело сидеть в тухлой Москве. Вот, решила пожить у вас на даче...
(обращается к петуху): Надеюсь, хозяева не против?
ПАША: Да нет, конечно, не против, но...
БЕТТ: Вот и славно. Пойду схожу в туалет. Провожать не надо, писаю я пока без посторонней помощи.
Уходит.
ПАША (после паузы): Ты что, ей звонила?
ЛЕНА: Я похожа на маразматичку?
ПАША: Да ладно, знаю я вас, баб! У каждой словесное недержание!
ЛЕНА: Паша! Я, конечно, старая дура. Но, видит Бог, не до такой степени.
ПАША (сердитым шепотом): Тогда что она здесь делает?
ЛЕНА: Какая теперь разница? Главное, что делать нам? Есть идеи, как нам выкручиваться?
ПАША: На меня не рассчитывай. Я сегодня не в ударе.
ЛЕНА: Оно и видно. Еще и про петуха сморозил.
Нервно смеется, закрывает лицо ладонями.
ПАША: Ну, будет тебе, чего ты... Она же и без меня все понимает...
Подходит к Лене, берет ее за руки. Видит, что глаза Лены полны слез.
ПАША: Не надо, прошу тебя... Она же сейчас вернется, и станет еще хуже...
ЛЕНА: Ты знаешь, я вдруг вспомнила, как мы с ней чуть не замерзли... Тогда, в сорок четвертом, под Мурманском...
(после краткой паузы): Помню, я упала в снег... Прямо вот так – лицом... Упала и лежу себе. Понимаю, что замерзаю, а встать не могу – сил нет. Все, думаю, кранты. Американка эта поди замерзнет еще раньше меня, и помощи ждать неоткуда. И тут вдруг она запела «Синенький скромный платочек»... с таким, знаешь, ужасно смешным акцентом...
(после краткой паузы): Я голову подняла и засмеялась. Потом заплакала... потом опять засмеялась... А она мне так пальцами показала...
Изображает пальцами знак «победы».
ЛЕНА (после краткой паузы): Прорвемся, мол... И говорит мне - «вэйк ап, вэйк ап, ноу мор тиарз»... А я гляжу – у нее нога вся кровью истекла. Ну, думаю, это она, неженка из Америки, да еще и раненая – меня... меня! Советскую гражданку!..приободрить пытается? Нет уж, решила я, сама встану и помогу ей. И мы с ней дошли, дошли всем смертям назло!
Паша вытирает руками слезы, которые бегут по щекам Лены.
ЛЕНА: А с какой жадностью она изучала язык! Весь госпиталь сбегался послушать, как она пела. Солдаты из благодарности учили ее русским словам, и через месяц она уже так бойко лопотала, как будто ее и не увозили вовсе. Ты помнишь, что Бетт сказала, когда ты впервые увидел ее? Она сказала: «Привет, Пол, я и твоя жена – мы вместе победили эту чертову смерть»! Паша... Ты помнишь?
Входит Бетт. Замечает плачущую Лену и Пашу, который утирает ей слезы.
БЕТТ: Oh, Gosh! Чего это ты сопли распустила?
Лена мгновенно собирается, отступая на шаг от мужа.
ЛЕНА: Да у меня насморк. Мы ж тебе сказали – дожди. Сырость, плесень... Вот у меня и... этот, гайморит. Все платки в соплях!
(Паше): Вы идите ставить самовар, а я пока здесь приберусь.
СЦЕНА 2. «Chattanooga Choo Choo»
Теперь ящики со скарбом отставлены в угол комнаты (сцены), а стол находится ближе к авансцене. Стол сервирован всем необходимым для чаепития. Петух-графин тоже стоит здесь – наравне с чашками, блюдцами, банками с вареньем и самоваром.
За столом сидят Лена, Паша и Бетт; пьют чай.
Бетт с удовольствием прихлебывает из чашки.
БЕТТ (после краткой паузы): Это кайф. Жаль, телевизора у вас нет.
ПАША: На черта он нужен? Остатки мозгов засирать?
БЕТТ: Why so serious, Paul?
(после краткой паузы): Хел, скажи своему мужу, что он темный человек. Неандерталец. Вбил себе в голову, что современное телевидение – это зло, и никакие аргументы «за» не в состоянии его переубедить.
ПАША: Что-то не припомню в твоем исполнении никаких аргументов «за».
БЕТТ: Склеротик. Я же называла тебе уйму хороших телепередач.
ПАША: Например, «Новости».
БЕТТ: И «Новости» в том числе! Хотя ты вряд ли поймешь. Но я, в отличие от тебя, всегда интересовалась политикой и ситуацией в мире.
ПАША: А какая там ситуация? Очередной российский ворюга купил для своей бабы яхту и устроил очередную грандиозную попойку. Яхту хотел купить Билл Гейтс, но у него денег не хватило. Потом все эти уроды, так называемая элита, обсуждают, сколько икры сожрали на приеме в честь покупки. Вот и вся ситуация. Сюжет на тему «как мы гуляли у Яшки Цветомузыки».
БЕТТ: Такие сюжеты хороши тем, что в них обязательно показывают архивные кадры. Хронику.
БЕТТ: Лицо, может, и не мелькало... Но кое-что знакомое я все-таки увидела. И не далее как вчера.
ЛЕНА: Расскажи нам, Лиза.
БЕТТ: Не знаю, не знаю, Хел. Твой скептик-муж мне всю охоту отбил.
ЛЕНА: Не обращай на него внимания. Он сегодня с утра такой сварливый.
БЕТТ: В чем дело, Пол? У тебя тоже гайморит?
ПАША: Давай рассказывай уже про свою херн... хронику.
Бетт встает из-за стола, выходит на авансцену.
БЕТТ: Помните канал с зеленой горошиной? Или с синей?.. Нет, все-таки с зеленой...
ПАША (нетерпеливо): И что на том канале?
БЕТТ: Там был сюжет. В твоих, Пол, любимых «Новостях». Молодой парень что-то увлеченно рассказывал, и все тряс перед объективом каким-то грязным камнем. Я уже хотела щелкать дальше, но тут в левом верхнем углу появляется надпись – «Владивосток».
При этих словах Бетт с видом опытного мистификатора взмахивает своей палкой – словно волшебной палочкой.
БЕТТ: А следом еще одна – на этот раз по центру и большими буквами – «Илья Стелькин, работник музея кирпича».
ПАША: Ну?
БЕТТ: Вот тебе и «ну». Оказалось, что этот грязный камень – кирпич, который местные жители совсем недавно отдали музею в дар.
Бетт тянет паузу – и явно делает это намеренно.
ПАША: Так что - кирпич? Из пещеры Тешик-Таш?
БЕТТ: Сам ты – из пещеры! Знаете, что написано на том кирпиче?
(после краткой паузы): Всего две буквы. «Е» и «Б».
Победно смотрит на Пашу и Лену, как если бы те уже догадались о значении таинственных символов.
ПАША: «Еб»...
ЛЕНА: «Ебэ»...
Супруги переглядываются. Лена пожимает плечами.
БЕТТ: Что, до сих пор не поняли?
ПАША: «Ебэ»? Уж и не знаю, какой в этом смысл, но звучит довольно пошло.
Бетт стучит палкой по полу.
БЕТТ: «Е». «Б». Елизавета Бриннер.
(после краткой паузы): Это наш завод. А кирпич сделали в год моего рождения.
ПАША: Что, и Стелькин подтвердил?
БЕТТ: Опять этот твой вечный скепсис...
ПАША: Так подтвердил или нет?
БЕТТ: Объясни, Хел, почему, стоит мне заговорить на эту тему, как твой муж тотчас превращается в злобного джокера?
ПАША: Просто я люблю фильмы про бэтмена. Вообще люблю всякую фантастику. Вай соу сириус, или как там?
БЕТТ: Старый ты козел...
Бетт делает шаг обратно к столу, но внезапно замирает на месте. Затем сгибается пополам. Кажется, она вот-вот упадет в обморок.
Лена бросается к подруге, бережно обнимает ее за плечи.
ЛЕНА: Пойдем, я положу тебя, пойдем...
Пытается увести Бетт в сторону двери (что ведет в другую комнату), но Бетт упирается.
БЕТТ: Нет, я останусь... Со мной уже все хорошо...
Лена укоризненно смотрит на Пашу.
ПАША: Слушай, Бетт... Ты не кипятись, я ведь ничего такого не имел в виду...
БЕТТ: Не имел он...
(после краткой паузы): Я знаю, ты никогда мне не верил... Не верил, что у меня вся жизнь напекосяк... из-за этих кирпичей...
(с горечью): Эх, ты...
ЛЕНА: Тише, Лизонька, успокойся... Пашка просто дундук. Мы же обе это знаем, да?
(после краткой паузы): Ну, пойдем приляжем...
БЕТТ: Я же сказала, что не за тем сюда приехала!
С трудом, но выпрямляет спину.
БЕТТ (после краткой паузы): Пойми же, Хел... Полежать я и дома могу. С телевизиром на пару.
Лена все еще пытается ей помочь, но Бетт мягко отстраняет подругу и самостоятельно возвращается на место. Закрывает глаза, тяжело опускается на стул. Некоторое время восстанавливает дыхание, жадно глотая воздух.
БЕТТ (после паузы): Как легко здесь все-таки дышится... Хорошо, что вы не продали дачу...
Лена и Паша снова переглядываются – на этот раз словно заговорщики.
Бетт открывает глаза, испытующе смотрит на Пашу.
БЕТТ: Принеси мне мои папиросы. Там, у меня в рюкзаке.
ЛЕНА: Ты с ума сошла?! Тебе же нельзя!
БЕТТ: Мне уже все можно.
ПАША: Пусть выкурит одну.
Встает и идет за рюкзаком. Поднимает его с пола, открывает, заглядывает внутрь. Извлекает оттуда бутылку коньяка. Реагирует (неплохая находка!). Затем достает папиросы. Возвращается, торжественно ставит на стол коньяк. Ждет реакции Бетт.
БЕТТ: Oh, Gosh. Забыла.
ПАША (незло): Склеротичка.
Садится на место.
БЕТТ (Лене): Это ты меня со своим чаем с толку сбила!
(передразнивает Лену): С травами.
(Паше): Откупоривай.
Паша открывает бутылку, разливает коньяк в чайные чашки.
ЛЕНА: Разве у нас есть повод?
БЕТТ: Можно подумать, Хелл, в России пьют исключительно по поводу.
Поднимает чашку.
БЕТТ: «Чтоб хрен стоял, и деньги были» - как тебе такой повод?
ПАША: Не подозревал, что у тебя есть хрен.
ЛЕНА: Паша-а...
БЕТТ: У меня уже ничего нет. Но у тебя-то должен быть!
ПАША: Можешь не сомневаться.
ЛЕНА: Паша...
БЕТТ: Вот и прекрасно! Вздрогнем!
Чокается по очереди с Леной и Пашей. Затем все трое выпивают – правда, делают это каждый по-своему: Бетт – лихо, Паша – буднично, Лена - боязливо. Бетт закуривает папиросу, блаженно затягивается, выдувает дым.
БЕТТ: Ребята... Кайф!
ЛЕНА: Зря ты это... Не одобряю.
БЕТТ: Что поделать? За удовольствие надо платить.
(Паше): Наливай!
Паша вновь разливает коньяк.
БЕТТ (Лене): Хотела купить виски, потом вспомнила, что ты терпеть его не можешь.
ЛЕНА: Я просто ничего в нем не понимаю.
БЕТТ: Это потому что ты никогда не закусывала его соленой олениной.
ПАША: Чем-чем?
Бетт показывает Паше большой и указательный пальцы.
БЕТТ: Вот такой кусок на восемь человек. Oh, Gosh...
(после краткой паузы): Рыжий мальчишка-англичанин... кажется, его звали Кевин... У него были длинные пальцы, как у музыканта. Я это помню, потому что он держал свою долю на вытянутой ладони. Соленое жесткое мясо темно-бордового цвета. Все мы уже давно прожевали свои пайки, а Кевин положил крохотный кусочек на ладонь и любовался им, словно бриллиантом.
(после краткой паузы): Осколок попал прямо в сердце. За мгновение до смерти он успел сжать ладонь, оберегая свою единственную ценную вещь. Потом кто-то разжал его пальцы, достал мясо и протянул мне. Я еле успела отвернуться, и меня вывернуло. В ушах шумело, но я услышала, как мне сказали «foolish». Оказалось, это был последний виски, но я фыркнула и гордо заявила «next time»... Черт возьми, если бы я тогда знала, что этот раз наступит только через сорок лет, то сдержалась бы и не блевала.
Поднимает чашку. Все трое выпивают, не чокаясь.
Некоторое время за столом царит молчание. Наконец, Бетт тушит в чайном блюдце остаток папиросы.
БЕТТ (после долгой паузы): Вообще, виски сейчас совсем сговнялся. Акцизная, мать их, марка. Тогдашний лучше был.
ПАША: Виски, виски... Спирт! Вот это – наша тема.
ЛЕНА: Да и трофейный шнапс неплохо.
БЕТТ: А коньяк?
ЛЕНА: Вполне! И вообще - хорошо сидим.
БЕТТ: Хорошо, хорошо... Только вот, Хел, как бы под стол не упасть от твоей закуски.
ЛЕНА: У нас там картошка осталась. Сейчас пожарю.
БЕТТ: Что-то вы тут совсем оголодали.
(Паше): В пору послать тебя в магазин.
(после краткой паузы): У меня деньги есть, вы не думайте.
ПАША: Деньги у нее есть... У нас что, по-твоему, еду купить не на что?
БЕТТ: Ну так если у вас одна картошка...
ПАША: Мы ж тебе объясняли - дожди. Зачем нам еда, если мы уезжать собирались? Тащить с собой лишнее место?
БЕТТ: Но теперь-то я приехала. Значит, ваши планы поменялись.
ПАША: Ну и?
БЕТТ: Ну и – дуй в магазин. Купи там всего – так, чтоб на неделю хватило.
ПАША: Слушай, Бетт...
ЛЕНА: Паша. Помоги мне картошку почистить.
В это время извне доносится шум – кто-то явно открывает калитку и идет через сад к дому.
БЕТТ: Ждете гостей?
ЛЕНА: Вроде нет.
ПАША: День полон сюрпризов.
Кто-то стучит в дверь. Лена испуганно смотрит на мужа, но тот лишь пожимает плечами.
Стук повторяется. Бетт, словно находясь в предвкушении интересного зрелища, закуривает вторую папиросу.
ЛЕНА (после паузы): Открыто!
Входят АНДРЕЙ и его спутница КАТЯ. Высокие, молодые и привлекательные – они вполне подходят друг другу. Ладонь Кати сжимает ручку бумбокса.
АНДРЕЙ: Ба, дед, здорово!
(Бетт): Здрасьте, теть Лиз.
Бетт приветливо помахивает рукой, Паша лишь скупо кивает головой в знак приветствия.
ЛЕНА: Здравствуй, Андрюша. Вот уж не ждали.
АНДРЕЙ (указывает на девушку): Знакомьтесь, это Катя.
(Кате): Это Елена Сергеевна...
Поочередно указывает на каждого из стариков.
АНДРЕЙ: Павел Андреевич... А это тетя Лиза...
БЕТТ: Можно просто Бетт.
АНДРЕЙ: Ну, короче, ты поняла... Кажись, никого не забыл.
КАТЯ: Очень приятно, здравствуйте.
(Паше): Скажите, это не страшно, что мы вот так, неожиданно?
ПАША: Страшно. Слыхали про гостей, которые хуже татар?
ЛЕНА: Паша.
ПАША (Андрею): Ты чего приперся? Чего приперся, я тебя спрашиваю?
АНДРЕЙ: Да ладно, дед, ну че ты в самом деле...
ПАША: Я че?
(после краткой паузы): Я тебя зимой сколько раз просил приехать снег раскидать? Ты сюда носу не казал. А весной, когда у нас крыша потекла, я тебя сколько уговаривал помочь? В итоге плюнул и сделал все сам.
ЛЕНА: Паша.
ПАША: Что – Паша? Что – Паша?
(Андрею): Ну-ка, говори, чего тебе от нас надо?
АНДРЕЙ: Да... Мне мать сказала – «Поезжай на дачу... Лето проходит... Хоть погуляете там»... и тыры-пыры, короче...
ПАША: То есть, вот именно сейчас, да? Именно сегодня?
ЛЕНА: Па – ша!
Бетт стучит палкой по полу.
БЕТТ: Так. Кто-то мне обещал пожарить картошку.
ЛЕНА: Точно. Сейчас все будет. Пашенька, пойдем, поможешь мне.
Лена встает, берет мужа за рукав и практически насильно тащит его к двери.
БЕТТ: Да, да, ускорьте там процесс. А то молодежь с дороги проголодалась.
КАТЯ: Ага, мы ж от станции пешком пилили.
Лена и Паша, наконец-то, выходят из комнаты.
Бетт тушит окурок в блюдце.
АНДРЕЙ: Что это с дедом сегодня?
БЕТТ: Не с той ноги встал.
(подмигивает Кате): Не обращайте внимания. Лучше садитесь и рассказывайте, как жизнь молодая.
КАТЯ: Ой, да какая у нас жизнь...
Подходит к столу, ставит на его край бумбокс. С восхищением поглядывает на Бетт.
КАТЯ: Вот у Вас была жизнь! Лучше Вы расскажите о себе.
АНДРЕЙ: Да, Вы уж поговорите с ней, теть Лиз. Она ведь мне все мозги сделала, если честно.
БЕТТ (Кате): А что ты хочешь услышать?
КАТЯ: Всё!
АНДРЕЙ: Катька у нас на артистку учится во ВГИКе...
КАТЯ (поправляет): В ГИТИСе!
АНДРЕЙ: Не важно.
(Бетт): Ну, я, короче, рассказывал ей, что Вы актрисой были...
БЕТТ: Почему – была? Запомни, мой милый Эндрю, бывших актрис не бывает.
АНДРЕЙ: Но Вы же нигде не играете...
БЕТТ: Я могу сыграть для вас двоих. Прямо сейчас! Хотите?
АНДРЕЙ (одновременно с Катей): Не надо!
КАТЯ (одновременно с Андреем): Конечно!
При этом реплика Андрея звучит куда громче и увереннее.
КАТЯ (Бетт, после краткой паузы): А какие отношения с ролью Вам кажутся самыми верными – по Чехову или по Станиславскому?
БЕТТ: Чехов, Станиславский... Какая разница? Лишь бы было хорошо. Главное – результат.
КАТЯ: Да, но как его добиваться? Мастера говорят одно, а если биографии американских актеров почитать, так там совсем другое написано. И где правда? Я вот уже на четвертый курс перешла, а все никак не могу понять, в чем секрет успеха.
БЕТТ: Секрет – в трудолюбии.
КАТЯ: И всего-то?
БЕТТ: Это не так мало, как тебе кажется. Надо работать. Над пластикой, над вокалом... Танец осваивать.
КАТЯ: Танец? Какое отношение он имеет к рисунку роли?
БЕТТ: Забудь ты эти умные выражения.
(передразнивает Катю): Рисунок роли.
(после краткой паузы): Многие великие артисты не знали, что это такое. Oh, Gosh, да некоторые из них и читать-то не умели! Тексты свои заучивали на слух. Но! На сцене и в кадре – они были неподражаемы. Потому что могли и петь, и двигаться так, что публика сходила с ума.
(после краткой паузы): Ах, как я танцевала на сцене Winter Garden Theatre! Взгляды мужчин были прикованы к моей груди – тогда она еще у меня была, - а я купалась в этом обожании и чувствовала себя самой счастливой на свете.
АНДРЕЙ: Получается, им нравилась Ваша грудь, а не то, как Вы танцевали.
Бетт протягивает руку к бумбоксу, постукивает пальцем по корпусу магнитофона.
БЕТТ (Кате, после паузы): Что ты слушаешь, детка?
КАТЯ: Джаз... Блюз... Еще всякую клевую музыку из фильмов.
БЕТТ: Очень хорошо. Джаз – это за нас. Включай.
КАТЯ: У меня с собой только Гленн Миллер. Сойдет?
БЕТТ: Сам Маэстро Миллер? Сойдет, еще как!
Катя включает магнитофон. Звучат первые аккорды знаменитой «Chattanooga Choo Choo» в исполнении Glenn Miller Orchestra.
Бетт преображается на глазах. Слабая еще мгновение назад, теперь она – сплошной кураж. Бетт начинает постукивать по столешнице костяшками пальцев – в такт музыке... Затем вдруг поднимается и, пританцовывая, выходит на авансцену.
Андрей с недоверием следит за действиями Бетт, зато Катя – в полном восторге. Она хлопает в ладоши.
Бетт отстукивает палкой ритм. Разогревается. Ловит на себе внимание обоих молодых людей и внезапно... отшвыривает палку! Улыбаясь, танцует. Задорно, весело бьет чечетку, как будто ей (Бетт) снова восемнадцать! Она органична, она пластична, она танцует как настоящая звезда Бродвейских постановок. И ни у кого больше нет сомнений, что именно могло понравиться зрителям в те далекие годы, на сцене Театра «Winter Garden».
Затем, по-прежнему пританцовывая, Бетт подходит к Андрею и Кате. При этом она не хромает, даже не прихрамывает.
Музыка становится чуть тише.
Уверенным движением Бетт подталкивает парочку к выходу.
БЕТТ: Так, а теперь вы оба! Проваливайте в магазин!
АНДРЕЙ: Зачем?
БЕТТ: За едой!
КАТЯ: А что купить?
БЕТТ: Все, на что глаз ляжет.
(после краткой паузы): Деньги у меня в сумке возьмите.
Указывает на свой рюкзак.
АНДРЕЙ: У нас есть деньги.
Дергает за локоть Катю, которая явно не хочет уходить. Она оборачивается и смотрит на Бетт. Андрей снова дергает девушку за локоть, на этот раз - довольно грубо.
Бетт, между тем, уже пошатываясь, подходит к креслу.
Андрей и Катя выходят за дверь.
Бетт опускается в кресло. Закрывает глаза. Свет становится приглушенным, сцена почти уходит в затемнение. Но только почти.
Музыка становится еще тише - песня заканчивается.
СЦЕНА 3. «Дальневосточная»
Свет вновь становится ярче, сцена выходит из затемнения. Бетт открывает глаза.
В этот же момент входная дверь открывается, и в комнату вновь заходит Катя.
Бетт не замечает возвращения девушки. Только теперь Бетт, думая, что ее никто не видит, позволяет себе расслабиться, в одно мгновение превращаясь в больную немощную старуху. Она откидывает голову на спинку кресла; тяжело дыша, облизывает пересохшие губы.
КАТЯ: Воды хотите?
Бетт вздрагивает, оборачивается, замечает Катю. Пытается собраться. Раздражается.
БЕТТ: Какого черта ты не в магазине?
КАТЯ: Андрюха пошел. А я решила вернуться... Подумала, вдруг Вам помощь нужна?
БЕТТ: Думать вредно.
КАТЯ: Я воды принесу.
БЕТТ: Не надо мне воды! Коньяку лучше налей.
Дрожащей рукой пытается нашарить прислоненную к креслу палку. Безуспешно; Бетт забыла, что отшвырнула ее в процессе танца и не видит, что палка лежит на полу.
Катя бросается поднимать палку, затем приносит ее Бетт.
БЕТТ: Я велела - коньяку.
Катя растеряно смотрит на Бетт, потом – на стол, где стоит бутылка коньяка. Несколько мгновений сомневается, потом прислоняет палку к креслу и идет к столу.
Наливает коньяк в чашку, приносит Бетт. Бетт выпивает коньяк, ставит чашку на пол. Опять закрывает глаза.
Катя присаживается на корточки возле кресла. Некоторое время наблюдает за состоянием Бетт.
БЕТТ (после долгой паузы): Так что тебе рассказать?
КАТЯ: Может, мне «скорую» вызвать?
БЕТТ (открывая глаза): Во-первых, ни одна «скорая» сюда не поедет. А во-вторых... толку нет.
КАТЯ: Может, хотите прилечь?
БЕТТ: Что ты заладила?
(передразнивает Катю): Может, может...
(после краткой паузы): Ты где учишься вообще?
КАТЯ: В театралке.
БЕТТ: Да? А такое ощущение, что в Первом Медицинском.
(после краткой паузы): Я, между прочим, в этом твоем ГИТИСе раньше преподавала.
КАТЯ: Мастерство?
БЕТТ (с горечью): Мастерство. Английский язык, два часа в неделю.
КАТЯ: Говорят, Вы снимались в голливудских фильмах...
БЕТТ: Говорят, что кур доят, пришли, а сисек не нашли.
КАТЯ: В смысле?
БЕТТ: Ты смотрела «Унесенные ветром»?
КАТЯ: Конечно!!
Катя садится на пол, не сводя глаз с Бетт. Теперь девушка внимает каждому слову рассказчицы.
БЕТТ: Помнишь сцену благотворительного бала в Атланте? Ну вот, одна из тех вальсирующих девушек – это я.
(после краткой паузы): Oh, Gosh, это было чертовски здорово! Кларк Гейбл совсем не умел вальсировать, и Селзник распорядился, чтобы актеру сделали специальную вертушку.
КАТЯ: Вы видели Селзника?! Живьем?!
БЕТТ: И не его одного. От «звезд» рябило в глазах! Томас Митчелл, Оливия Де Хэвиллэнд... Девочки из массовки, мы с завистью посматривали на Вивьен Ли, которая даже в траурном платье была ослепительна.
(после краткой паузы): Но самым большим впечатлением стал для меня Он. Красавец и настоящий английский джентльмен с безукоризненными манерами - Лесли Хауард.
КАТЯ: Он играл Эшли Уилкса?
БЕТТ: И как играл! Камера – и та была влюблена в него по уши.
КАТЯ: А Вы?
БЕТТ (после краткой паузы): После премьеры его боготворила вся Америка. Несмотря на то, что он был англичанином.
(после краткой паузы): Потом настал сорок первый год... Кругом шептались: война, Гитлер, Советский Союз... До моих ушей долетали отдельные слова, которые казались мне знакомыми. Но поначалу я не придавала им значения.талиСоветский Союз...решение.
(после краткой паузы): Как-то утром мне в руки попал свежий номер «Голливудского репортера». На первой полосе красовалась фотография – кадр из «Унесенных ветром»: мистер Хауард в образе своего героя - в форме офицера войск Армии Южан. Статья называлась «Куда ушел Лесли Хауард?» А в первом абзаце была фраза: «Теперь, когда облака войны сгущаются над Англией, он не смог оставаться в стороне». Странным образом эта фраза засела в моей голове и крутилась там целую неделю.
(после краткой паузы): Наконец, еще через три дня, сидя в кафе на Голливудском бульваре, я приняла, как мне казалось, единственно правильное решение.олосе красовалась фотографияром, Нью-Йорк..отом настал сорок первый год...
(после краткой паузы): Видела бы ты лицо капрала, которому я объявила о своих намерениях...
(после краткой паузы): Он спросил меня – «Девочка, ты сумасшедшая?» Знаешь, что я ему ответила? – «No, I’m Russian. – Я русская, а не сумасшедшая».
КАТЯ: А Ваши родители? Они как отреагировали?
БЕТТ (после краткой паузы): Принеси-ка мне папиросы.
КАТЯ: Ой, а Вам разве можно?
БЕТТ: Ты видишь на столе папиросы?
Катя оборачивается, смотрит в сторону стола.
КАТЯ: Ну... Да.
БЕТТ: Значит, можно. Тащи сюда!
Катя приносит Бетт «курительный набор». Бетт закуривает, некоторое время наслаждается процессом.
БЕТТ (после паузы): Ранение превратило меня в колченогую каргу. О карьере танцующей актрисы можно было забыть, но я еще рассчитывала внести свою лепту в историю русского драматического театра.
Катя бросает взгляд на клюку, потом смотрит на Бетт.
КАТЯ: Вы остались в СССР?
БЕТТ: И на удивление быстро освоилась. Все здесь было каким-то родным и щемящим. Окончательно я поняла это, когда увидела лица... Изумительно красивые одухотворенные лица людей, победивших фашизм.
КАТЯ: Вы в них влюбились?
БЕТТ: Я поняла, что уже не смогу оставаться в стороне.
(после краткой паузы): Потом я приняла советское гражданство... И меня тотчас посадили.
КАТЯ: Вы были в плену?
БЕТТ: Нет, но моего отца звали Борис Бриннер.
КАТЯ: Белый офицер?
БЕТТ: Обрусевший швейцарец, владелец кирпичного завода во Владивостоке. Бизнесмен, как это сейчас называется... А вот мама – да, была дворянка.
КАТЯ: Убийственный союз, ниче не скажешь. Вовремя они уехали.
БЕТТ: С какой стороны посмотреть... Деньги семьи, фамильные драгоценности... Все это пошло прахом. Весь капитал...
(после краткой паузы): Но папа всегда считал, что самое ценное они все же сохранили. Мой бедный папа! Он учил меня говорить по-русски... Именно он, не мама... Маме было все равно, ее как будто выключили...
(после краткой паузы): Папа жутко ругался, когда дома я начинала разговаривать на английском. Впрочем, когда мама умерла, ругаться перестал. Я, конечно, начала забывать русские слова... В итоге к пятнадцати годам единственным, что осталось в моей памяти, была песня белого движения под названием «Дальневосточная»... Ну-ка, ну-ка, как там?
(после паузы, напевает): Не для меня придет весна, родные в храме соберутся...
(после краткой паузы, продолжает): Но для меня придет борьба, умчусь я в степи Приамурья... Там пуля ждет давно меня.
(после краткой паузы): Больше ни черта не помню.
КАТЯ: Грустная песня.
БЕТТ: Привет из детства. Ума не приложу, откуда я могла ее выучить? Уж точно не от мамы, она при мне никогда не пела.
КАТЯ: А папа Ваш?
БЕТТ: Его к тому времени тоже не стало.
КАТЯ: Извините.
Бетт тушит окурок в чашке.
БЕТТ: Помню, как я спела ее в ресторане на Брайтон-бич, спела с таким кошмарным акцентом, что эмигранты просто давились от хохота... Или, может, от слез... Я точно не помню. А когда потом оказалось, что мое выступление понравилось владельцу, старому еврею, по фамилии Коткин, я получила первую в своей жизни работу.ьцу, мистеру Коткину, просто давились от хохота...
КАТЯ: Даже не верится, что у Вас когда-то был акцент. Сейчас Вы очень чисто говорите... И поете тоже.
БЕТТ: Учителя нашлись хорошие.
(после краткой паузы): Oh, Gosh, эта песня... Она меня еще не раз накормила. Просто удивительно, какими благодарными зрителями оказались советские зэчки. Хотя... что удивительного? Тогда в лагерях сидел цвет нации.
КАТЯ: Лагерная публика... После «Винтер Гарден»!..Кошмар. Вы, наверное, жалели, что вернулись?
Несколько мгновений Бетт молчит – будто обдумывает ответ.
БЕТТ (после паузы): Освободившись, я все ждала, что у меня откроется язва. Мне казалось, я посадила себе желудок на тюремной баланде. Но проблемы начались совсем с другим органом.
(после краткой паузы): Три года меня лечили от воспаления. Я ходила к одному врачу, и эта толстая корова постоянно твердила, что все в порядке. В один прекрасный день она вручила мне запечатанный конверт и направила на другой конец Москвы. Но по дороге меня разобрало любопытство, и я вскрыла этот чертов конверт...
(после краткой паузы): Я вернулась в кабинет этой жирной суки и сказала, что подохну, но непременно заберу ее с собой. В итоге она нашла мне врача. Молоденький мальчик, он защитил на мне докторскую диссертацию, превратив в существо без определенного пола. Такова была цена моей жизни. После операции Хел сказала – «не плачь, родная, теперь все позади». А я даже плакать не могла. У меня просто кончились слезы.
(после краткой паузы): Но болезнь не ушла. Она лишь затаилась на долгие годы, чтобы потом вернуться и поставить меня перед фактом. И вот теперь ничего нет – ни там, ни там. Перед тобой сидит полчеловека, дела которого швах - даже по самым оптимистичным прогнозам.
Катя протягивает руку и гладит Бетт по голове, но та упрямо уклоняется.
БЕТТ: Знаешь, я где-то слышала про жизненный лимит. Дескать, человек не умрет, пока не закончит абсолютно все свои земные дела.
(после краткой паузы): У меня есть еще одно незавершенное дельце. И я еще повоюю. А ты... Ты не жалей меня. Лучше иди к своему Эндрю. Он, должно быть, вот-вот вернется из магазина.
КАТЯ: Можно... я Вам как-нибудь позвоню?
БЕТТ: А зачем звонить? Приходи. Мукомольный проезд, дом два, квартира шесть.
КАТЯ: Дом два... Понятно.
(после краткой паузы): Хотите, оставлю Вам музыку?
БЕТТ: Пожалуй, нет. Сомневаюсь, что смогу станцевать на бис. Лучше я и впрямь прилягу.
Катя помогает Бетт подняться из кресла, пытается взять ее под руку. Бетт отнекивается.
БЕТТ: Не надо, детка. На это у меня есть палка.
Направляется в сторону двери, ведущей в спальню.
БЕТТ: Просто будь рядом... На случай, если тело надумает отказать.
Подходят к двери. Бетт жестом останавливает Катю.
БЕТТ: Иди, милая. Дальше я сама.
КАТЯ: Я Вас уложу.
БЕТТ: Знаешь главное правило артиста?
КАТЯ: «Улыбайся – это всех раздражает»?
БЕТТ: «Шоу должно продолжаться».
Уходит, оставляя Катю в одиночестве. Едва за ней закрывается дверь, как в комнату возвращается Андрей, нагруженный пакетами. Он подходит к столу, достает из пакетов снедь.
АНДРЕЙ (после краткой паузы): Ты че там потеряла?
Катя упирает руки в боки, в полном молчании, медленно надвигается на Андрея.
АНДРЕЙ: А я, прикинь, соседа встретил - на машине. Ему, короче, тоже надо было в маркет, вот я с ним туда-обратно смотался.
(после краткой паузы): А бабка с дедом где?
КАТЯ: На кухне. Жарят тебе картошку.
АНДРЕЙ: А, ну да... С их плитой они еще лет пять жарить будут. Мож, мы с тобой пока по бутербродику перехватим?
КАТЯ: Шоу должно продолжаться...
АНДРЕЙ: Че?
КАТЯ: Почему ты не сказал?
АНДРЕЙ: Ты че, не голодня разве?
КАТЯ: Почему ты не сказал мне, что она умирает?
АНДРЕЙ: Кто?!
КАТЯ: Бетт.
АНДРЕЙ: Ну, умирает. А что тут такого? Все умирают, мы тоже помрем рано или поздно.
(после краткой паузы): Им же по восемьдесят лет! Ты вдумайся только... Они свое отжили.
КАТЯ (после краткой паузы): А ты, оказывается, мудак.
АНДРЕЙ: Катька, ты с дуба рухнула? Чего она тут тебе наплела без меня?
КАТЯ: Она танцевала, а я стояла и хлопала, как дура, потому что ты, урод, не сказал мне про ее болезнь!
АНДРЕЙ: Кого ты жалеешь? Старую шизофреничку? Наслушалась ее и куда там – сопли распустила! Да я наизусть знаю все это гонево! И про «Унесенных ветром», и про Лесли этого, как его там, и про завод! Я слышал все уже тысячу раз, и не верю ни одному слову. А ты уши развесила. Снимай лапшу! Или, думаешь, тебя теперь в Голливуд позовут? Больно ты там нужна!
КАТЯ: Знаешь, что? Ты – вовсе не козлик. Ты - мудак. Примитивный вонючий мудак!
АНДРЕЙ: Еще раз так меня назовешь, и домой пойдешь одна.
КАТЯ: Мудак, мудак, мудак!!!
АНДРЕЙ: Все, короче, иди отсюда.
КАТЯ: И уйду!
АНДРЕЙ: Давай, иди... отсоси у своего декана, может, он тебе «зачет» поставит досрочно!
Катя с размаху бьет Андрея по щеке и бросается к выходу.
АНДРЕЙ: Ну и вали, и не звони мне больше, поняла?!
В этот момент входит Лена с дымящейся сковородой в руках. Катя едва не сбивает ее с ног и выбегает за дверь, забывая про свой магнитофон.
ЛЕНА: Что тут у вас?
(Андрею): Что случилось?
Проходит к столу, ставит на него сковороду.
АНДРЕЙ: Извини, ба, я... Мне туда надо!
Убегает. По пути он едва не врезается в деда, который как раз заходит в дом.
ПАША (Лене): Что здесь такое?
ЛЕНА: Понятия не имею. Поругались, видимо.
ПАША: Это я и без тебя заметил. Где Бетт?
ЛЕНА: Здесь ее точно нет.
ПАША: А где она??
ЛЕНА: Вспомни, Паша, я здесь немногим дольше тебя стою. Может, решила поспать? Если ты, конечно, не думаешь, что она замешана в этом скандале.
ПАША: Думаю, замешана. В том-то и дело. Вечно во все лезет...
Мечется по комнате, волнуется.
ЛЕНА: Успокойся, никуда она не выходила. Ты есть хочешь? Картошка остывает.
ПАША: Я пойду посмотрю в спальне.
Уходит в соседнюю комнату.
Лена садится за стол, начинает есть прямо из сковороды.
Возвращается Паша – тихо, на цыпочках, стараясь производить как можно меньше шума.
ПАША: Все в порядке. Спит.
ЛЕНА: Я же говорила. Сейчас она отдохнет, а потом устроит нам разбор полетов. Так что готовься.
ПАША: К чему это?
ЛЕНА: Ты садись, садись. Поешь. И давай вместе придумывать.
ПАША: Что??
ЛЕНА: Что врать будем!
ПАША: По-твоему, она догадалась?
ЛЕНА: Возможно, даже знала с самого начала.
Паша садится за стол и несколько мгновений не находит в себе сил вымолвить ни слова.
ПАША: Но откуда? Откуда?
ЛЕНА: Женская интуиция. Или...
ПАША: Или – что?
ЛЕНА: Ох... Про другой вариант даже думать боюсь.
ПАША (после паузы): Лена, как же нам быть?
ЛЕНА: Не отрицать очевидного. Первая половина нашего плана, к сожалению, раскрыта, но ведь есть еще и вторая. Думаю, нам нужно взять за основу самую очевидную причину. Ту, что буквально лежит на поверхности.
ПАША: Я понимаю.
ЛЕНА: Вот и хорошо. Будем придерживаться этой версии.
(после краткой паузы): Поешь.
ПАША: Да не хочу я. Кусок в горло не лезет.
ЛЕНА: Тогда еще чайку попей. Вон, с сухариками.
ПАША: Сухарики...
(после краткой паузы): Лен, я должен сказать... Лиза и я...
(после краткой паузы): Ну, в общем, у меня с ней все было.
ЛЕНА: Я подозревала.
(после краткой паузы): Когда?
ПАША: Давно. Еще до того, как ее посадили.
ЛЕНА: Понятно... Нет, у меня - гораздо позже. Уже после того, как ее выпустили.
Паша реагирует на реплику жены – немеет.
ПАША (после паузы): Ты спала с Бетт??
ЛЕНА: А что тебя удивляет?
Паша внимательно смотрит на Лену – будто бы видит ее впервые в жизни.
ПАША (после краткой паузы): Все эти годы я был женат на лесбиянке.
ЛЕНА: Фу, какое мерзкое слово. И совсем не про меня.
ПАША: Сколько?! Сколько раз ты с ней спала?!
ЛЕНА: А ты?
ПАША (после краткой паузы): Моя жена спала с нашей лучшей подругой.
ЛЕНА: После того, как ты переспал с ней!
ПАША: Мир сошел с ума.
ЛЕНА: Пашенька, к чему этот пафос?
ПАША: Пафос? Да ведь ты спала с Бетт!
ЛЕНА: Есть такой грех. Признаю.
(после краткой паузы): Но до чего ж хорошо было!
В этот момент дверь, ведущая в спальню, со крипом открывается. Входит Бетт.
БЕТТ: Картина маслом. Два старых интригана - меня обсуждают.
ПАША: Нас.
ЛЕНА: Ты почему не спишь?
БЕТТ: С вашими стенами, Хелл? Они же из фанеры.
ПАША: Стены не из фанеры...
БЕТТ: ...Но мне было слышно каждое слово.
Лена вдруг хватается за голову.
ЛЕНА: Бог ты мой! Плита!!!
ПАША: Чего – плита?
ЛЕНА: Чего, чего – выключить забыла!
ПАША: Склеротичка.
ЛЕНА: Точно - забыла!
Бетт начинает негромко смеяться.
ЛЕНА: Сейчас вернусь.
Удивительно проворно удаляется.
Бетт показывает пальцем ей вслед.
БЕТТ (Паше, посмеиваясь): Врет.
ПАША: А то я без тебя не понял.
Бетт, как ни в чем не бывало, подходит к столу, садится. Наливает в чашку коньяк. Помедлив немного, выливает остатки коньяка в чашку Паши.
ПАША (после паузы): Может, поговорим?
БЕТТ: О чем?
ПАША: Например, о том, как ты соблазнила Ленку.
БЕТТ: А что тебя интересует?
ПАША (ехидно): Подробности.
БЕТТ: Что могу сказать... Мы были молоды... Относительно... Знаешь, для женщины тридцать шесть лет – самый расцвет. И Хелен... такая cute... Ты же помнишь? Трудно было удержаться. И вообще, если подумать...
(после краткой паузы): Еще неизвестно, кто кого соблазнил.
ПАША: Бог мой, да как тебе это вообще в голову пришло?
БЕТТ: А чему, ты думаешь, учат в тюрьме? Крестиком вышивать?
ПАША: Крестиком. Ноликом... Я-то всю жизнь считал, что у политических зэков все иначе...
БЕТТ: Дурак ты, Пол!
(после краткой паузы): Она тебе отомстить хотела.
ПАША: И для этого - ... с тобой??
БЕТТ: Ты бы предпочел, чтобы на моем месте был ваш сосед по даче?
Паша мрачно молчит – аргументов нет.
БЕТТ: А еще мне кажется, что она меня пожалела.
ПАША: У вас женщин какое-то странное понятие о жалости.
БЕТТ: Странное, говоришь?
(после краткой паузы): А ты? Ты сам разве не из жалости со мной переспал?
(после краткой паузы): Я же помню, какая была тогда... Худая, облезлая... С этой ногой больной...
ПАША: У тебя глаз горел.
БЕТТ: О, да. Я ведь так гордилась своим новоиспеченным гражданством. Как дура все время доставала паспорт и любовалась на него. Будто чувствовала, что через два месяца отберут... вместе с десятью годами жизни.
ПАША: Послушай, Бетт...
(после краткой паузы): Когда я сказал про этот кирпич... Я специально хотел тебя разозлить... Отвлечь хотел.
БЕТТ: Ладно, Пол. Кирпич, завод, «Е-Бэ»... Что сейчас об этом говорить? Мы же старые как дерьмо мамонта.
Поднимает вверх чашку с коньяком.
ПАША: Закуси хоть чем-нибудь.
БЕТТ: Разве что сухарем. Между нами, всегда терпеть не могла картошку, которую жарит наша Хелен.
Свободной рукой тянется к сухарнице. Выпивает, занюхивает коньяк сухарем.
Паша после недолгих раздумий делает то же самое. Потом вдруг замечает на столе покинутый молодежью магнитофон.
ПАША: Смотри, эта девочка забыла свою музыку.
БЕТТ: А ты знаешь, как обращаться с этой бандурой?
ПАША: Не думаю, что она сложнее, чем Ленкина плита.
Нацеливает палец на магнитофон. Тыкает наугад в первую попавшуюся клавишу. Начинает звучать музыка: Glenn Miller играет свою прекрасную «Moonlight Serenade».
Паша поднимается, подходит к Бетт, галатно протягивает ей руку.
БЕТТ: Ты спятил? Я еле на ногах держусь.
ПАША: Всего один танец. Иначе буду думать, что мы еще старше, чем дерьмо мамонта.
Бетт сомневается, но только мгновение. Она подает руку своему кавалеру; Паша и Бетт вместе выходят на авансцену и начинают танцевать – медленно и осторожно.
ПАША: Помнишь тот единственный раз? Когда нас застукала твоя соседка по коммуналке?
БЕТТ: Пол, только не ударяйся в ностальгию.
ПАША: Мы-то перепугались, что она все расскажет Ленке... Но ей было не до того. Бедняга где-то посеяла талоны, и пришла к тебе поплакаться. Кажется, она даже не заметила, что мы оба были голые.
БЕТТ: Мой друг, тебя несет. Сейчас не время и не место.
ПАША: Я долго думал, что ты отдала ей свои талоны в обмен на ее молчание.
БЕТТ: Oh, Gosh. Да что на тебя нашло?
ПАША: Знаешь, Ленка права. Я - дундук.
БЕТТ: Не беда! Все мужчины дундуки. Женщинам это никогда не мешало.
ПАША: Ты тогда сказала: «Ничего, посижу на сухарях».
БЕТТ: И так и просидела на них до самой смерти.
ПАША (после краткой паузы): Бетт, у тебя всегда была русская душа. Возможно, еще более русская, чем моя или Ленкина.
БЕТТ (улыбаясь): Ты это понял перед тем, как затащил меня в постель, или уже после?
ПАША (нежно): Клюковка.
Проводит кончиками пальцев по щеке Бетт.
Внезапно магнитофон издает смешной звук, и музыка обрывается. Одновременно с этим гаснет свет, и сцена погружается в полумрак.
СЦЕНА 4. «Синий платочек»
Все по-прежнему в полумраке.
В комнату входит Лена.
Паша и Бетт отстраняются друг от друга.
БЕТТ: Что-то ты долго.
ЛЕНА: Пробки выбило. Проклятая плита! Все из-за нее. У, как же она мне надоела!
(после краткой паузы): Что, у вас тут интим?
БЕТТ: Почти. Мы еще не начинали. Ждали тебя.
ЛЕНА: Прекрасно! Значит, я вовремя. Только, боюсь, трио опять не получится. Тебе, Пашенька, придется пойти и починить эти пробки, будь они неладны.
ПАША: Сейчас посмотрю.
Уходит, по пути натыкаясь на все, что можно.
ЛЕНА (после паузы): Ты поела хоть что-нибудь?
БЕТТ: Да... Картошку. Очень вкусно, спасибо.
ЛЕНА: Мне казалось, тебе никогда не нравилось, как я ее жарю.
БЕТТ: Хел, может, хватит ходить вокруг да около?
ЛЕНА: Между прочим, Лиза, я всегда подозревала, что между тобой и Пашей что-то такое было. Если хочешь знать, в ту ночь я сделала это назло. Ну... Отчасти назло.
БЕТТ: Oh, Gosh... И ты туда же...
ЛЕНА: Я специально все подстроила, чтобы ты приехала к нам в гости, а Пашка заночевал здесь, на даче. Впрочем... Это вовсе не означает, что я о чем-то жалею.
БЕТТ: Хел... Я сейчас про другое.
И вдруг снова начинает звучать Glenn Miller и его «Moonlight Serenade». На сцене вновь вспыхивает свет.
БЕТТ: Умоляю, только не проси меня танцевать с тобой.
ЛЕНА: Почему нет? Сейчас вернется Паша. Мы будем танцевать втроем!
Уверенно идет к Бетт, но по пути случайно бросает взгляд на окно. Что-то там, снаружи, привлекает внимание Лены.
А в следующее мгновение в комнату врывается Андрей.
АНДРЕЙ: О... Здрасьте еще раз...
ЛЕНА: Здрасьте-здрасьте... А картошка уже остыла!
АНДРЕЙ: Я не за тем, ба... Катька магнитофон забыла.
Лена, тем временем, смотрит в окно, уже не отрываясь.
БЕТТ: Он нам и не нужен вовсе, магнитофон твой. Забирай!
Магнитофон вновь издает смешной звук, музыка вновь обрывается, сцена вновь погружается в полумрак (опять выбило пробки).
ЛЕНА: Ох, Паша... Электрик!
АНДРЕЙ: Теть Лиз... Я это... знаю, что я мудак...
БЕТТ: Не переживай. Все мужики – мудаки. Женщин это не пугает.
АНДРЕЙ: Короче, мать с отцом сегодня приедут. Из-за Вас.
БЕТТ: Спасибо, что предупредил.
ЛЕНА: Поздно. Они уже здесь.
(Андрею, после краткой паузы): Если хочешь догнать свою Катю и не столкнуться с матерью, уходи через окно в спальне.
АНДРЕЙ: С-спасибо, ба, я...
ЛЕНА: И агрегат не забудь!
Андрей хватает магнитофон, затем несколько мгновений медлит, явно желая сказать что-то еще. Но... Так ничего и не сказав, исчезает в спальне.
Через мгновение после его ухода появляются ИРИНА и МИХАИЛ.
ИРИНА: Есть кто живой?
(Михаилу): Почему такая темень?
МИХАИЛ: Наверное, пробки выбило.
ИРИНА: Как всегда.
Сцена вспыхивает светом. Теперь Ирина и Михаил предстают во всей красе. Она оказывается слишком яркой, вульгарной, одетой без малейшего намека на вкус, он же, напротив, на ее фоне выглядит чрезмерно блеклым и потертым.
Ирина замечает присутствующих; она понимает, что Бетт и Лена все это время находились в комнате.
МИХАИЛ: Здравствуй, мама.
ЛЕНА: Здравствуй, сын. Давно не виделись. С тетей Лизой поздороваться не хочешь?
Михаил отводит глаза. Молчит.
ИРИНА: Семейная встреча. Как трогательно!
(после краткой паузы): Что это вы тут в темноте притаились?
ЛЕНА: Мы не слышали, как вы подъехали. Вы сегодня без машины?
ИРИНА: Мы к вам с ночевкой. Машину Миша в гараж поставил, чтоб не волноваться. А то мы в прошлый раз когда на ночь оставались, нам какие-то выродки все четыре колеса поснимали.
ЛЕНА: «Прошлый раз» был десять лет назад.
ИРИНА: Уже десять? Как время летит!
(после краткой паузы): Андрюша не заезжал?
ЛЕНА: Был. С девочкой. Уехали, не понравилось им у нас.
ИРИНА: Жаль, жаль... что не понравилось... Я-то ведь все ему говорю – съезди, проведай бабушку с дедушкой...
ЛЕНА: Тут он, видимо, берет пример с родителей.
Ирина оглядывается по сторонам.
ИРИНА: Ой, а что это, Елена Сергеевна, у вас коробки кругом?
БЕТТ: Лето дождливое. Они уезжать собирались.
ИРИНА: И Вы, конечно, решили их отговорить?
БЕТТ: Конечно. За тем и приехала.
ИРИНА: Честно говоря, не ожидала.
БЕТТ: Брось, Айрин. Именно на это ты и рассчитывала, когда мне звонила.
ЛЕНА (Бетт): Она тебе звонила?
Бетт молчит, но это молчание – красноречивее любых слов.
ЛЕНА: Значит, все-таки другой вариант...
ИРИНА: Да, я ей звонила! Надеялась, что у Вашей подруги еще осталась совесть, чтобы удержать вас от этого безумия.
Входит Паша.
ПАША: Ну, вроде починил...
Замечает Ирину и Михаила.
ЛЕНА: У нас радость, Пашенька. В кои-то веки сын приехал. С женой.
ПАША: Вижу.
МИХАИЛ: Здравствуй, папа.
ПАША: Что надо?
ЛЕНА: Приехали нас отговаривать путем воздействия на психику.
ИРИНА: Ну, если вы цивилизованного языка не понимаете...
ЛЕНА: Как тебе удалось пронюхать?
ИРИНА: Мне позвонили из посольства.
(после краткой паузы): Американцы. Культурные люди. Педанты. Они же все всегда по десять раз перепроверяют, вы разве не знали?
ЛЕНА: Теперь будем знать. Твоими молитвами.
ПАША: Все, хватит! Сказала, что хотела, а теперь убирайтесь отсюда к чертовой матери!
ИРИНА: Миша! Ну что же ты молчишь?! Твою жену и твоего сына смешивают с грязью, а ты молчишь как тряпка!
ЛЕНА: Ты сделала из него тряпку.
ИРИНА: Я?! Интересное кино!
ЛЕНА (Михаилу): Ты же был другим, Миша. Ты был нежным добрым мальчиком, который заступался за слабых и плакал над каждым мертвым голубем. Куда все это делось?
МИХАИЛ: Не знаю, мама. Сквозь пальцы утекло, наверное...
ИРИНА: Ой, я не могу, над птичками дохлыми он плакал! А над червячками – не плакал?
МИХАИЛ: Ладно, Ир. Помолчи лучше. Зря мы все это затеяли. Поехали домой.
ИРИНА: Что? Домой?! Нет, вы слышали?
(Лене): По-вашему, это я сделала из него тряпку? Это Вы своим сюсипусечным воспитанием чуть не сделали из него гомосека!
(Михаилу): Езжай домой, если хочешь! Лично я остаюсь. А ты езжай-езжай... Пей свое пиво... Пока твоего сына здесь по миру будут пускать!
БЕТТ: Так, ну-ка, не ори мне тут. В ушах от твоего голоса звенит.
ИРИНА: А Вы вообще молчите, Вас не спрашивают! Актриса. Вивьен Ли хромоногая.
БЕТТ: А я и совсем без ног дам тебе сто очков форы.
ИРИНА: Шпионка! Дочь кирпичного магната - из малогабаритки. Да и ту под старость лет из жалости дали!
БЕТТ: Айрин, милая, тебя следовало утопить в дерьме еще при рождении. Будь ты моей дочерью, я бы так и поступила.
ИРИНА: К счастью, у Вас нет детей. Нет, правда, в том, что Вам вырезали матку, есть какая-то высшая справедливость!
ЛЕНА: Замолчи!!! Немедленно замолчи, мерзавка!
ИРИНА: Ну, уж нет. Теперь Вам меня не заткнуть, теперь я все скажу! Вы же обкрадываете, на минуточку, родного внука! И главное – для чего? Зачем?! Елена Сергеевна, Вы никогда не отличались прагматичностью, но это... это – просто верх идиотизма. Миша! Ну скажи ты им, ну объясни, наконец, что вся эта их глупая затея – она абсолютно бессмысленна! Понимаете?! Бес – смыс – ленна!!!
(после краткой паузы): Павел Андреевич, я знаю, Вы всегда меня ненавидели, но куда подевался Ваш здравый смысл? Или Вы тоже впали в маразм?
(указывая на Бетт): Ее не спасти! Никакие деньги и операции не помогут. Чудес не бывает!
На какое-то время все погружаются в тяжелое молчание.
БЕТТ (после паузы): Она права. Ни одна клиника меня не возьмет, я неоперабельна. Хел, зачем вы продаете дом?
ИРИНА: Наш дом!
(Бетт): Ты здесь никто! Ты не имеешь прав на эту дачу. Она принадлежит моему сыну. По закону. Слышите? По закону!!
ЛЕНА: Закрой свой рот, гадина!!
Неожиданно для всех Лена делает шаг в сторону Ирины и толкает ее с такой невероятной силой, что Ирина едва не падает на пол. Ей все же удается устоять, однако она задевает стол, а вместе с ним и графин в виде петуха. Петух-графин падает на пол и разбивается вдребезги.
Ирина, шокированная таким поведением свекрови, замолкает.
ЛЕНА (после паузы): Лиза, послушай меня. Эти деньги... Они не на твою операцию.
(после краткой паузы): Все это время мы пытались выяснить, где похоронены твои родители. Я знаю, ты всю жизнь мечтала об этом... Вы будете лежать рядом. Все вместе. Мы с Пашей позаботимся об этом.
Бетт реагирует на слова подруги – удивленно, но молча.
ИРИНА: Так, ну все, мне надоело. Умывайтесь соплями сколько влезет, а я не стану терпеть произвол. Мне сына надо на ноги ставить.
(Лене и Паше): Довожу до вашего сведения, что собираюсь отстаивать права Андрея через суд. Видит Бог, я этого не хотела. Но, похоже, по-другому мне с вами не сладить. И, клянусь Вам, Елена Сергеевна...
Обводит рукой пространство вокруг себя.
ИРИНА: ...Вот за это Вы мне еще ответите.
МИХАИЛ: Нет.
ИРИНА: Что??
МИХАИЛ: Никто не будет тебе отвечать.
ИРИНА: В суде разберутся...
МИХАИЛ: И суда никакого не будет.
ИРИНА: Почему это?
Михаил поворачивается к Ирине и резко хватает ее за волосы. Ирина коротко вскрикивает.
МИХАИЛ: Потому что если мы сейчас же не уедем домой, я буду бить тебя до тех пор, пока ты не превратишься в кусок вонючего желтого говнища.
ИРИНА («несчастным» голосом): Садист.
МИХАИЛ: Не преувеличивай, Ир. За все время нашей совместной жизни я и пальцем тебя не тронул. Но если ты не оставишь свою идею с судом, я начну выбивать из тебя дурь.
ИРИНА (скулит): А как же Андрюша?
МИХАИЛ: Ничего с ним не сделается. Здоровый стал – выше меня! Сам заработает на домик в деревне. Да и мы с тобой еще не старые. А эта дача – мамы и папы. Забудь о ней, Ира. И будет тебе щасье.
Отпускает Ирину. Та, всхлипывая, начинает приглаживать всклокоченные волосы.
МИХАИЛ: Попрощайся - и поехали.
Не давая Ирине опомниться, подталкивает ее к выходу.
ИРИНА: До свиданья.
Подходят к двери. Уже на пороге Михаил оборачивается и смотрит на родителей.
МИХАИЛ (после краткой паузы): Я до сих пор над ними плачу – над каждым, мама. Только никто этого не видит.
Выталкивает наружу Ирину, уходит.
БЕТТ (после паузы): Интересно, почему желтого?
ПАША и ЛЕНА (в один голос): Что?
БЕТТ: Мишка назвал ее желтым говном. Вот я и думаю – бывает ли говно желтого цвета? И почему вы оба решили, что меня непременно надо хоронить на чужой земле?
ЛЕНА: Но ты же сама сказала... Когда последний раз лежала в больнице...
БЕТТ: Что я сказала?
ЛЕНА: Что хочешь... чтобы тебя похоронили дома...
БЕТТ: Да, а где, по-твоему, мой дом? Здесь, конечно.
ПАША: Но ты же всегда говорила...
БЕТТ: Мало ли – что я говорила!
Стучит палкой по полу.
БЕТТ: Здесь мой дом. А вы – моя семья.
(после краткой паузы): Там... Там я уже похоронила... Свои мечты. Пусть они покоятся рядом с папой и мамой.
Делает несколько шагов, останавливается возле разбитого петуха-графина. Смотрит на осколки.
БЕТТ (графину): Все-таки я тебя пережила. Надеюсь, ты разбился на счастье.
(Лене и Паше, после краткой паузы): Как ему позвонить?
ЛЕНА: Кому??
БЕТТ: Тому, кто хочет купить ваш дом.
ЛЕНА: Лизонька, пойми... Это невозможно. Этот человек...
(после краткой паузы): Он уже купил наш дом, понимаешь?
БЕТТ: И что, все деньги отдал?
ЛЕНА: Отдал.
БЕТТ: Все до копеечки?
ПАША: Ну... Вообще-то мы взяли задаток...
БЕТТ: Вот!
ПАША: ... Но это ничего не меняет.
БЕТТ: Как это – не меняет? Очень даже меняет!
Полная решимости, направляется к Лене и Паше.
БЕТТ: Надо позвонить ему и сказать, чтоб забрал в зад свой паршивый задаток, что дача не продается, что...
Неожиданно спотыкается и хватается за сердце. Охает. На полдороги падает на пол. Лежит без движения.
Паша и Лена бросаются к ней на помощь. Паша опускается на колени, начинает тормошить Бетт и так, и этак, но она не приходит в себя.
ПАША: Клюковка, вставай. Слышишь? Вставай!
Тщетно. Бетт не реагирует.
ПАША: Вставай, черт тебя побери!!
Но Бетт не подает признаков жизни.
ЛЕНА: Пашенька, не надо... Она не встанет.
Паша прижимает к своей груди голову Бетт и вдруг начинает рыдать. Беспомощно и горько, как маленький ребенок.
Лена кладет руку ему на голову. Ждет, пока Паша немного успокоится.
ЛЕНА (после долгой паузы): Надо звонить, Пашенька. Потом наплачемся...
Паша поднимает голову, смотрит на Лену. Обреченно кивает. Лена помогает Паше встать на ноги.
ПАША: Может, перенесем ее на кровать?
ЛЕНА: Ей уже все равно. А нам надо силы беречь. У нас с тобой еще остались дела.
ПАША: Какие у нас теперь дела?
ЛЕНА: Разные, Пашенька. Во-первых, надо закрыть вопрос с переездом. Уговор есть уговор, назад ничего не отыграешь, если, конечно, мы не хотим возвращать задаток в двойном размере. И потом, ты же не думаешь, что Ира уймется просто так?
ПАША: Но Мишка...
ЛЕНА: А что Мишка? Ночная кукушка дневную перекукует. Помяни мое слово, она еще попьет у нас кровушки...
(после краткой паузы): И, конечно, мы должны решить, где похороним Лизу.
ПАША: На нашем клочке, где же еще... Там ведь можно?
ЛЕНА: Не знаю. Но, думаю, что с администрацией Ваганьковского кладбища проблем будет гораздо больше, чем с американским посольством.
Поддерживая друг друга, Лена и Паша подходят к тумбочке с телефоном.
Бетт остается лежать на полу.
Лена крутит диск аппарата – набирает номер.
ЛЕНА (после паузы): Девушка, здравствуйте...
(после краткой паузы): У нас подруга умерла...
В этот момент Бетт открывает глаза.
ЛЕНА: ... Да, только что на наших глазах...
БЕТТ (поет, совсем тихо, едва шевеля губами от слабости): Сколько заветных платочков...
Лена и Паша не сразу соображают что к чему. Они еще не слышат пения Бетт.
ЛЕНА: ... Елизавета Борисовна Бриннер, тысяча девятьсот двадцатого года рождения...
БЕТТ (поет чуть громче): ... носим в шинелях с собой...
Паша и Лена, наконец, реагируют на голос Бетт. Они почти одновременно поворачиваются в ее сторону, при этом Лена роняет телефонную трубку, и та звонко ударяется оземь.
БЕТТ (поет еще громче): Нежные речи, девичьи плечи – помним в страде боевой...
Бетт приподнимается на локтях, ее лицо перекашивается от страданий. Бетт пытается сложить пальцы в знак «победы». Получается, но с трудом, пальцы Бетт дрожат и не слушаются ее.
Лена украдкой смахивает слезы.
Паша порывается помочь Бетт подняться на ноги, но Лена его останавливает – Бетт должна справиться сама.
И она справляется. Встает на ноги и выпрямляет спину.
Снова показывает друзьям знак «победы» - на этот раз уверенно, недрогнувшими пальцами.
И Лена, и Паша – они оба находят в себе силы улыбнуться Бетт сквозь слезы.
БЕТТ (после паузы, на последнем дыхании): За них, родных... Желанных, любимых таких...
Пока она поет эту строчку, сцена медленно погружается в затемнение.
ГОЛОС БЕТТ (громко, после долгой паузы): Строчит пулеметчик за синий платочек, что был на плечах дорогих!
