Ольга Манько
Звездочка
(возрастная категория 10 + )
Шорт-лист конкурса «Время драмы, осень, 2018»
Шорт-лист конкурса «Детство. Отрочество. Юность», 2019 г. (Национальная ассоциация драматургов)
Пьеса «Звездочка» посвящена 75-летию освобождению Севастополя от немецко-фашистских захватчиков. В пьесе использованы реальные события, происходившие во время оккупации города.
Действующие лица:
Наше время:
Антонина Леонидовна, за 80 лет, прабабушка (она же в годы войны Тося)
Мать
Маша, внучка– 13 лет;
Константин – за 80 лет (он же в годы войны Костя)
Витя, отец Маши
Годы войны:
Анна Васильевна, бабушка
Вера Николаевна, мать
Тося – 13 лет
Костя – 16 лет
Архип, полицай
Митя, врач
Немецкий офицер
Полицаи - двое
Акт первый
Картина первая
Наше время. Обычная квартира. Старомодная мебель. Вечер, за окном дождь. В комнате сидит бабушка, вяжет. Играет тихая музыка.
Антонина Леонидовна (приговаривает во время работы). Ох, глаза совсем подводят. Да и немудрено в моем возрасте. (Смеется.) Спасибо, глазки, хоть так видите. Вот я ворона! Петлю пропустила.
Слышны голоса из соседней комнаты.
Мать. Куда ты собралась? (В ответ плохо слышимые невнятные ответы Маши.) Что за необходимость гулять в дождь? С кем ты собралась? Уроки сделала?
Маша. Я уже взрослая и сама знаю, когда гулять, когда уроки делать.
Мать. Взрослая будешь, когда на хлеб начнешь зарабатывать! Приедет отец из командировки, он с тобой поговорит! Иди, уроки делать!
Антонина Леонидовна. Как там Дюма сказал? Молодость веселится, старость бранится. (Кричит.) Машенька, пойди ко мне. Что-то ноги совсем не слушаются.
Мать. Бабушке помоги.
Входит Маша. Бабушка якобы случайно роняет клубок.
Антонина Леонидовна. Ой, ворона, ворона. Ну, надо же уронила. (Маша поднимает клубок ниток, Антонина Леонидовна будто бы случайно выдергивает спицу из вязания.). Да что со мной такое? Все петли спустила. Помоги их поднять.
Маша (берет бабушкино вязание, петли нанизывает на спицы). Бабуля, я все твои хитрости знаю. Ты нарочно это сделала.
Антонина Леонидовна. Ну да, ну да. Самая большая моя хитрость – это моя старость. Тут я вас все обхитрила.
В дверь заглядывает мать, Антонина Леонидовна машет ей рукой – уходи. Но та, притворяя дверь, остается слушать разговор.
Маша. Бабуль, чего она?
Антонина Леонидовна. Кто она?
Маша. Мама.
Антонина Леонидовна. А, мама. Ну, на то она и мама. Что случилось-то?
Маша. Гулять не пускает.
Антонина Леонидовна. Гулять в дождь? Правильно, в дождь только бездомные кошки гуляют, да и то по подвалам.
Маша. И ты с ней заодно!
Антонина Леонидовна. С кем «с ней»?
Маша. С мамой!
Антонина Леонидовна. Конечно. Она мне роднее. Ты мне кто?
Маша. Внучка.
Антонина Леонидовна. Нет, ты мне правнучка, а мама твоя внучка. Между тобой и мной целых два поколения. А поколение – это о-го-го! Считай, две Вселенные между нами.
Маша. Ты меня не любишь?
Антонина Леонидовна (целует внучку). Как можно не любить мою звездочку?
Маша. Бабуля, ты меня совсем запутала.
Антонина Леонидовна. Главное, чтобы вязание не запуталось.
Звонит мобильный телефон внучки. Мать прикрывает дверь, чтобы ее не видели.
Маша. Привет! Нет, не смогу прийти. Мама не пускает. (Бабушка прислушивается к разговору.) Бабушка, не подслушивай!
Антонина Леонидовна. Ах ты, господи! Как я глухая могу подслушать? Даже не слышу, что ты мне говоришь, чтобы я не подслушивала! Придумаешь такое!
Маша (отходит в другой угол комнаты и говорит шепотом). Я хочу. Очень хочу. Но сегодня не могу. Ну, не могу я говорить, бабушка рядом. Ты… Ты!…
Маша отключает телефон.
Антонина Леонидовна. Любовь?
Маша. Ну, бабуля…
Антонина Леонидовна. А что такое? Нормально в твоем возрасте. Расскажи мне, кто он. Красивый, умный, добрый?
Маша. Дурак!
Антонина Леонидовна. Любовь зла, полюбишь и дурака, лишь бы не подлеца.
Маша. Ну, бабуля…
Антонина Леонидовна. Ладно, ладно. Мало ли, что я сболтну. В старости извилин больше на лице, чем в мозгах.
Маша. Ты у меня молодая, красивая, умная! Я бы очень хотела быть такой как ты!
Антонина Леонидовна. О, не стоит. Ты, моя звездочка, лучше меня! Расскажи о своем молодом человеке. Кто он? Вы в школе вместе учитесь? Это же твоя первая любовь! Чистая, нежная, удивительная и самая трудная!
Маша. Давай так, сначала ты расскажешь о своей первой любви, а потом я тебе всё-всё расскажу. Честное слово!
Антонина Леонидовна. Это было так давно. Больше семидесяти лет назад.
Маша. Не поверю, что ты забыла.
Антонина Леонидовна. Нет, не забыла.
Мать вновь приоткрывает дверь и слушает.
Антонина Леонидовна. Война была. Трудно сейчас представить, но лет мне было столько же, сколько и тебе.
Звуки летящих бомбардировщиков и бомбежки.
Антонина Леонидовна. Папу призвали в армию. Старший брат Женя учился на инженера. Весь курс написал заявления, и ушли мальчишки на фронт. Остались я, моя мама и бабушка. Бомбежки страшные каждый день. Рядом с нашим домишкой разорвалась бомба, прямо во дворе и разворотила стены. Залатали их кое-как и жили.
Маша. Бабуля, я о любви тебя спрашивала, а ты о войне.
Антонина Леонидовна. Так и я о любви. Самой первой.
Входит мать, присаживается рядом.
Мать. Ты мне об этом не рассказывала.
Антонина Леонидовна. Ты не спрашивала, а бередить старые раны самой…
Маша. Рассказывай, бабуля!
КАРТИНА ВТОРАЯ
1942 год. Та же комната, окна заклеены крест – накрест, в центре стоит обеденный стол. Бабушка хлопочет у стола. Слышна артиллерийская канонада.
Анна Васильевна. Где ее носит? Вот-вот немцы войдут в город. Господи, помилуй! Что-то будет?
Входит Вера Николаевна. Берет приемник.
Анна Васильевна. Куда ты его?
Вера Николаевна. Спрячу в подвале. Немцы о своих подвигах будут лаять с каждого столба, так мы хоть иногда будем слушать новости.
Анна Васильевна. Спаси и сохрани! Прячь, прячь. Там за картошкой в стене тайничок у меня. Туда и поставь, да камнем не забудь заложить.
Вера Николаевна уходит. Вбегает Тося.
Тося. Немцы в городе!
Анна Васильевна. Ты откуда знаешь?
Тося. Мы с ребятами на крышу Дворца пионеров лазали. Оттуда хорошо видно. Входят уже! А когда спустились, наших раненных везли на подводе. Говорят, немцев тьма!
Анна Васильевна. Знамо дело, тьма. Вон как бомбят каждый день.
Тося. Мама где?
Анна Васильевна. Сейчас придет.
Тося. Куда приемник подевался?
Анна Васильевна. Не твое дело.
Тося. Как не мое? Как мы правду узнаем?! Наташка прибегала из Терновки, там уже немцы. Говорит, они листовки развесили. Громкоговорителей понатыкали и вопят: «Запомните! Германия ведет борьбу не против русского народа, а против вашего жидо-коммунистического правительства, которое принесло вам много горя и несчастья”.
Входит Вера Николаевна
Вера Николаевна. Сволочи! В Терновке они председателя сельсовета повесили. Его жена с ребятишками еле спаслись. Добрые люди их спрятали, потом в город они подались.
Анна Васильевна. Ироды! (Тосе.) А тебе нечего по городу бегать, сиди сейчас тихо. (Достает из шкафа платок и старую одежду.) Иди, переоденься.
Тося. Чего это?
Анна Васильевна. Ты девочка уже большая. Мало ли какие дурные мысли у фрицев. От греха подальше.
Тося. И нос сажей намазать.
Вера Николаевна. Надо будет, нос сажей намажешь. Иди, переодевайся.
Тося переодевается за дверцей шкафа. Выходит в длинном уродливом платье, которое ей не по размеру. На голове безобразно повязан платок. Бабушка и мать смеются.
Тося. Я еще и так могу. (Изображает инвалида.) Годится?
Вера Николаевна. Годится, только не перестарайся. В Терновке в доме инвалидов всех расстреляли.
Анна Васильевна (всхлипывает). Нехристи! Убогих убить! Что делается на белом свете.
Тося. Я сбегаю к ребятам, предупрежу, чтобы не высовывались.
Анна Васильевна. Сядь, поешь.
Вера Николаевн. Куда ты побежишь? Слышишь, какие обстрелы?
Садятся за стол.
Анна Васильевна (ставит на стол чугунок с картошкой). Хорошо, что успели картошку выкопать. Масла подсолнечного у меня еще две бутылки. Килограмма три муки. Надо посмотреть, что можно на еду обменять. Пропадем с голода, ох, пропадем!
Вера Николаевна. Бог не выдаст, свинья не съест, мама. Что-нибудь придумаем.
Слышен гул грузовиков, лай собак, отдельные выстрелы, немецкая речь. Тося кидается к окну. Бабушка крестится. Мать сидит с каменным выражением лица.
Тося. К нам идут!
Вера Николаевна. Кто?
Тося. Фрицы. Офицер и солдаты.
Анна Васильевна быстро убирает чугунок с картошкой со стола в шкаф.
Вера Николаевна. Куда ты его? Там белье.
Анна Васильевна. Правильно. Не остынет, и эти не догадаются. Не то сожрут пруссаки ненасытные.
Входят немцы. Офицер по-хозяйски проходится по комнате. Открывает шкаф, брезгливо перебирает платья на вешалке. Поворачивается к Вере Николаевне.
Немецкий офицер. Ты кто?
Вера Николаевна. Человек
Немецкий офицер. Это есть твоя дочь? (Показывает на Тосю.) Она верукт? Сумасшедший?
Анна Васильевна. А ну-ка, иди отсюда! (Решительно идет на офицера.) Нормальная она! Нормальней, чем ты!
Немецкий офицер смеется. Отодвигает Анну Васильевну, из шкафа забирает красивое платье.
Немецкий офицер. Мутер сердитый.
Анна Васильевна. Тамбовский волк тебе мутер!
Немецкий офицер. Ваш дом есть вторая комната?
Анна Васильевна. Глаза повылазили? Дом разбомбили.
Вера Николаевна. Нет. Живем все в одной комнате.
Немецкий офицер еще раз оглядывает комнату и выходит, солдаты за ним.
Анна Васильевна. Мародёрное племя! Хоть что стащить!
Тося. Зачем они ходят?
Вера Николаевна. Смотрят, где на постой встать.
Анна Васильевна. А мы, значит, в прислугу им в своем доме?
Вера Николаевна. В прислугу.
Анна Васильевна. Хочет фриц пировать, да кабы не пришлось горевать.
Стук в дверь.
Вера Николаевна. Не заперто, входите!
Ходит Митя.
Митя. Добрый день, соседушки! Почему дверь не запираете?
Анна Васильевна. Чего ее запирать, ежели тут уже новые хозяева ходят. Вот, платье, да какое платье стащили! Из креп-жоржета! Чтобы руки у него отсохли! Садись, сосед, пообедаем. (Анна Васильевна достает чугунок из шкафа.) Как это фюрерский нос не учуял? Небось, напился кровушки нашей, так ему и картошечка уже не по вкусу.
Митя. Вы бы, Анна Васильевна, поаккуратней были. Не ровен час, услышит кто.
Анна Васильевна. Тут все свои.
Митя. Сейчас трудно понять кто свои, а кто чужие.
Анна Васильевна. Прав ты, прав, Митя. Попридержу язык. Давай, угощайся.
Ставит на стол чугунок, кладет черный хлеб.
Вера Николаевна. Какие новости? Не просто так пришел?
Митя. Не просто так. Немцы военнопленных пригнали. Почти все с ранениями, много тяжелых ранений. Искалеченных на себе несли товарищи. Колонна, а за ней кровавый след. Смотреть страшно. Немцы совсем слабых тут же добивали и бросали вдоль дороги.
Тося (испуганно ахает). Как добивали?!
Митя. Кого прикладом, кого расстреливали.
Вера Николаевна. Куда же они их гнали?
Митя. За городской больницей пустырь. Обнесли колючей проволокой, концлагерь устроили.
Тося. Прямо на пустыре?
Митя. Да, как зверей согнали. Ни воды, ни еды. С собаками охраняют.
Тося. Они даже раненных боятся, фрицы проклятые!
Митя. Объявили, что местное население может передавать воду и еду. Не утруждают себя новые хозяева. Ребята без воды совсем пропадают.
Антонина Васильевна. Бидончики у меня есть, воду отнесем. Наварю картошечки, снесем солдатикам. Ах, боже мой, картошкой одной их не накормить!
Вера Николаевна. Медикаменты нужны тоже.
Митя. Нужны. Хотя бы бинты.
Анна Васильевна. У меня несколько простыней есть. Могу на бинты пустить.
Митя. Это дело. Но мало. Есть и вторая новость. Немцы персонал в больницу набирают. Врачей, медсестер, санитарок. У них тоже много раненных, своих им не хватает.
Открывается дверь, входит Архип.
Архип. О чем это вы толкуете? О каких раненных?
Анна Васильевна. Что это ты без стука и шапку не снял?
Архип. Я теперь, почитай, власть. Могу и без стука входить.
Анна Васильевна. Какая такая ты власть? Что-то не помню, чтобы ты хотя бы десять классов закончил.
Архип. Нынче бумажек не требуется. В полицию я записался.
Митя (иронично). Ну, если в полицию то и, правда, власть.
Архип. Так про что вы тут говорили, о каких раненных? (Архип садится за стол и по-хозяйски начинает есть.)
Митя. Да вот, приглашаю Веру Николаевну в больницу пойти работать. Врачи сейчас там нужны.
Архип. Это правильно. Немцы - они кто?
Тося. Кто?
Архип. Цивилизованная нация. Ты с ними хорошо, и они с тобой хорошо. Иди, Вера Николаевна, не сомневайся.
Вера Николаевна. Я не сомневаюсь.
Анна Васильевна подбоченилась за спиной Архипа и с негодованием на него смотрит.
Архип. Вот и правильно. Господин немец порядок наведет, а мы ему поможем. От коммуняк избавиться. Вот ты, Вера Николаевна, вышла бы за меня замуж, сейчас бы горя не знала. А выбрала Лёньку. И где твой Лёнька? Может, уже червей кормит.
Анна Васильевна замахивается на Архипа. Он резко поворачивается.
Архип. Ты чего это, Васильевна?
Анна Васильевна чешет себе подмышкой, потом всю себя.
Анна Васильевна. Да вот, чего-то зачесалось. Ты, Верочка, потом глянь. Зудит и зудит, прям сил нет, так зудит. Может, зараза какая?
Архип быстро встает со стула и отходит в сторону.
Архип. Отойди от меня!
Анна Васильевна. Ой, Архипушка, зачем же ты так? Может и в самом деле, погорюет Верка, да замуж за тебя пойдет? Мы и породнимся. Дай я тебя поцелую, зятек мой будущий!
Анна Васильевна надвигается на Архипа, раскинув руки. Он мелко пятится назад, выскакивает за дверь, захлопывает ее. После открывает и всовывает физиономию.
Архип. Ты, Васильевна, попервости от заразы вылечись. После разговоры вести будем.
Анна Васильевна. Да, погоди, не уходи. Может, у меня всего-то чесотка. Пусти в баньке твоей попариться, а то нашу разбомбили.
Архип открывает и закрывает рот, после захлопывает дверь и уходит. Все смеются.
Митя. Ну, Анна Васильевна, вы артистка. Прямо Любовь Орлова!
Анна Васильевна (поет и танцует).
Тюх, тюх, тюх, тюх…
Разгорелся наш утюг…
Ты влюбился, промахнулся,
Встретил дамочку не ту,
Огорчился, оглянулся
И увидел красоту.
Тося. Испугался холуй фашистский.
Вера Николаевна. Тося, рот держи на замке. Поняла?
Тося. Поняла, мама.
Митя. Вера Николаевна, вернемся к нашему разговору.
Анна Васильевна (Тосе). Пойди, дверь всё же закрой. А то зараза всякая шмыгает. И калитку запри.
Тося выходит.
Вера Николаевна. Митя, вы знаете, как я к вам отношусь. Вы великолепный врач. За годы работы я убедилась в вашей глубокой порядочности. Как вы можете мне предлагать лечить немцев?
Митя. Верочка Николаевна, я понимаю вас. Но только так у нас будет доступ к медикаментам. Мы сможем помогать нашим, понимаете, нашим людям!
Вера Николаевна. Не знаю, Митя. Ох, не знаю.
Митя. Наши ребята там заживо гниют!
Анна Васильевна. Ты, Верочка, думай, но Митя правильно говорит. Кто еще поможет, если не вы?
Слышится лай собак, крики на немецком языке, автоматная очередь. Крики женщин. Вбегает Тося.
Тося. Мама, мама! Они тётю Зою убили! Тётю Зою! Прямо из автомата.
Тося рыдает, мать и бабушка пытаются ее успокоить.
Тося (захлебываясь от слез). Они вели наших. Пленных. Тетя Зоя увидела сына. Гришу. Он в крови. Тельняшка в крови. Она бросилась к нему. А они из автомата…
Анна Васильевна дает Тосе стакан с водой и заставляет выпить.
Вера Николаевна. Митя, я решила. Пойду работать.
КАРТИНА ТРЕТЬЯ
Та же комната. Анна Васильевна подметает полы. Входит Архип.
Архип. Доброго дня, тётя Аня.
Анна Васильевна. Явление полицая народу! Зачем пожаловал?
Архип (проходит по комнате, рассматривая её). Да вот смотрю, небогато живете.
Анна Васильевна. Тебе-то чего?
Архип. Дык я с вами поговорить спервоначалу хотел. Может, Верка пойдет за меня замуж?
Анна Васильевна. Верочка? За тебя?!
Архип. А что? Нонче я жених завидный. Опять-таки при власти состою. Господин комендант со всем ко мне уважением. Жалование повысили за старание. Верка врачом устроилась. Будем жить – не тужить.
Анна Васильевна. Вот что я тебе скажу власти и жениху одновременно, почини-ка нам баньку, Архипушка. Вши меня замучили, спасу нет (Начинает под платком яростно чесаться.) Не приведи господи, тиф случится. Тут уж не до свадьбы будет.
Архип испуганно отходит в двери.
Архип. Верка же врач!
Анна Васильевна. И что, что врач? Вошь, она, должность не спрашивает. Так починишь нам баньку?
Вбегает Тося, случайно толкает Архипа. Он шарахается в сторону.
Анна Васильевна. Тосечка, подойди ко мне.
Развязывает платок, начинает проверять ее голову.
Тося. Бабушка, ты чего это?
Анна Васильевна. Стой, не вертись. Я воды накипятила, мыть голову тебе будем. Ты посмотри, ползут и ползут! (Обращается к Архипу.) Ну, так что, голубчик? Починишь нам баньку? А то, не дай бог, Верочка вшей немецким офицерам занесет. Ведь не пожалеют, расстреляют. А узнают, что ты к нам ходил то и тебя туда же.
Архип. Хорошо, починю. Только никому не слова!
Анна Васильевна. Договорились, дружочек. Иди, иди, мне Тосечку помыть надо.
Архип уходит.
Тося. Бабуля, чего это ты?
Анна Васильевна. Пусть делом займется полицейская морда. Отнесла?
Тося. Лекарства, что мама дала, передала. Но не хватает их. Ой, бабушка, там так страшно. Солдаты голодные. Худые как жерди. На ногах еле держатся. Гимнастерки рваные в засохшей крови.
Бабушка (крестится). Спаси и помоги!
Тося. Бабуля, Бога нет!
Анна Васильевна. Я по-стариковски. Хуже не будет. Я на базаре сальце выменяла, лук и чеснок. Отнесешь завтра.
Тоня. На что поменяла?
Анна Васильевна. На часы отцовские.
Тося. Бабушка, как ты могла! Это папины часы! (Плачет.)
Анна Васильевна. Тосечка, деточка, папе они сейчас не нужны. А ребятам кушать надо. Помрут же от голода. Папа вернется, новые купим, лучше прежних.
Тося всхлипывая, согласно кивает головой.
Тося. Там в концлагере мальчик есть. Костя зовут. Ему шестнадцать лет. Скоро будет семнадцать.
Анна Васильевна. Как шестнадцать?! Совсем мальчишка.
Тося. Костя на Северной стороне жил. Бомба в дом попала, его семья погибла. Он пришел на передовую. Метрику никто не спрашивал, и Костя сказал, что ему восемнадцать. Когда наши отступали, он в плен попал.
Анна Васильевна. Горе, какое горе.
Тося достает листок бумаги и подает бабушке.
Анна Васильевна. Это что такое? Ты чего немецкий листовки таскаешь? Ишь, что фрицы пишут: «Сталин окружил вас каменной стеной. Он знал, что при малейшем знакомстве с другим миром, вы обнаружите подлый обман большевистского строя. Теперь стена сломлена и перед вами новое, счастливое будущее». Как их поганый язык поворачивается такое говорить?! Всех евреев в городе расстреляли. Семен Моисеевич детский врач, скольких детишек вылечил! А они его со всей семьей… Вот такое их счастливое будущее для нас… Зачем тебе бумажка эта дрянная?
Тося. Бабуля, ты переверни листочек.
Бабушка переворачивает листок.
Анна Васильевна. Ты посмотри - твой портрет! Да хороший какой!
Тося. Это Костя нарисовал. Он хочет художником стать. Им листовки раздают, он на них и рисует.
Анна Васильевна рассматривает рисунок, поглядывая на Тосю.
Анна Васильевна. Похожа, очень похожа. И война, и горе, а мальчонка, кажется, влюбился.
Тося. Ну, бабуля! Разве можно так говорить?
Анна Васильевна. Почему нет? Жизнь, она, смерть побеждает, а любовь и есть жизнь.
Тося. Они его не убьют?
Анна Васильевна. Кого? Костю?
Тося. Костю.
Анна Васильевна. Кто знает, что будет, а ты помолись, помолись, деточка.
Тося. Бога нет, зачем молиться?
Анна Васильевна. Есть он или нет, то неизвестно. Вдруг поможет?
Тося. Я попробую. ( Достает значок – звездочку) Бабуля, подскажи, куда спрятать?
Анна Васильевна (ахает). Откуда у тебя звездочка?
Тося. Костя дал. Это звездочка его погибшего командира. Костя звездочку его взял. Просил сохранить.
Анна Васильевна. Давай, спрячу, так что ни одна холуйская морда не найдет.
Уходит. Входит Архип.
Архип (кричит). Васильевна, пришел баню вам чинить! (Тосе.) Где бабушка?
Тося. В огород вышла. Дядя Архип, шли бы вы … в баню.
Архип. Не надо со мной так разговаривать, дочка. Породнимся скоро.
Тося. Гитлер вам дочка!
Архип. Не, господин Адольф Гитлер нам отец родной.
Тося. Раньше вы так о товарище Сталине говорили.
Архип. Врал, ибо слаб человек.
Тося. Так может, и сейчас врете?
Архип. Маленькая, а какая языкастая! Сейчас я от чистого сердца говорю. Предан и душой, и телом гениальному фюреру великой Германии Адольфу Гитлеру. Так и запомни, Тоська. Немец он порядок наведет. Правильный прядок! Жить сытно будем. Кстати, гостинчик тебе принес. Шоколадку немецкую. Сам господин комендант дал. (Достает шоколадку из кармана, стряхивает с нее крошки, протягивает Тосе.) Смотри, какая обёрточка красивая. Сразу видно культурная нация.
Тося (берет шоколадку, рассматривает). Красивая. Не отравленная? А то в детском доме дали ребятишкам шоколад, они все умерли.
Архип. Тьфу, на тебя, дурища некультурная!
Входит Анна Васильевна.
Анна Васильевна. Тебе, Архип, тут повидлом намазано? Пришел, еще и мою внучку обижаешь. Давай, давай, топай по своим делам. Сказала же, Тосю мыть буду.
Архип. Я гостинчик занес. Шоколадку. Баньку пойду вам чинить.
Анна Васильевна. Иди, иди, жених.
Архип уходит. Анна Васильевна закрывает дверь.
Анна Васильевна. Вот напасть с этим чурбаном! (Тосе.) Спрятала. Хорошо спрятала, не волнуйся. Так Косте и передашь. Я вот что думаю, мужикам одежду теплую бы справить. Холодно по ночам. Пройдусь по соседям, авось кто и подсобит маленько. С миру по нитке – голому рубаха. Завтра отнесешь солдатикам.
Тося. Бабуля, ты молодец! Я тоже пробегусь по ребятам.
Анна Васильевна. Нет, ты дома посиди. Скоро комендантский час. Старуху, может, патруль не тронет, а девчонке не надо по улицам ходить. Мать с работы придет, накорми ее.
Тося. Хорошо.
Анна Васильевна повязывает теплый платок и уходит.
Картина четвертая
Авансцена.
Тося бежит. Навстречу идет Вера Николаевна с сумкой в руке.
Тося. Ой, мама, что ты тут делаешь?
Вера Николаевна. Тосечка, мне надо кое-что сказать тебе. Завтра не ходи в лагерь. Предупреди женщин.
Тося. Что-то случилось?
Вера Николаевна. Да, завтра военнопленных погонят в новый лагерь в семидесяти километрах от нас.
Тося. Они же не дойдут! Мамочка, они же умрут! Семьдесят километров! Там столько раненных! (Плачет.)
Вера Николаевна. Тосечка, девочка моя. Я знаю, знаю. Не плачь. Слезами не поможешь. Просто предупреди женщин. Помнишь, тётю Зою застрелили? (Тося кивает головой.)
Вот и предупреди женщин. Охрана будет с автоматами и собаками. И вот еще что. Сможешь сбегать в лагерь? Я тут кое-что приготовила. Надо бы передать.
Тося. Могу. Что передать?
Вера Николаевна оглядывается. Открывает сумку.
Вера Николаевна. Здесь хлеб. Внутри него лекарства. Будь очень осторожна. Вот папиросы. Но их передавай только тем, кого знаешь. Ты меня поняла?
Тося. Мамочка, что в папиросах?
Вера Николаевна. Тосечка, если вдруг немцы откроют пачки, говори, что нашла их на рынке. Тебе они не нужны, поэтому принесла пленным. Поняла меня? Всё поняла? Если немцы будут спрашивать, плачь и говори, как я тебе сказала. На рынке сегодня была облава, кое-кто товар бросил. Вот так ты их и нашла. Запомнила?
Тося. Запомнила.
Появляется Архип в полицейской форме.
Архип. Верочка Николаевна, доброго денечка! (Тосе.) Здравствуй, деточка!
Тося от него отворачивается.
Вера Николаевна. Доброго дня, Архип. Куда идешь?
Архип. За порядком наблюдаю. Господа немцы порядок любят. Вот и слежу. А вы что здесь?
Вера Николаевна. Дочку увидела, вышла, а она, оказывается, в лагерь идет. Женщины ее попросили отнести пленным посылочку.
Архип. Что отнести?
Вера Николаевна (открывает сумку и показывает). Ты не переживай, я уже проверила. Хлеб черный и папиросы.
Архип берет пачку папирос, вертит в руках и возвращает.
Архип. Не, я такие нонче не курю. У меня немецкие. С благородным ароматом. (Показывает свою пачку.)
Вера Николаевна. Ты бы бросил курить. Иначе можешь не дождаться, когда господин Гитлер в Москву войдет.
Архип. Почему это?
Вера Николаевна. Вредно это, Архипушка, вредно. Рак легких, проблемы с сосудами, с сердцем. А ты уже не мальчик. Подумай о здоровье.
Архип испуганно смотрит на пачку сигарет. Затем сам ее кидает в сумку.
Архип. Спасибо, Вера Николаевна. Пусть эти травятся. Им всё одно жить осталось с гулькин нос. (Помолчал и добавил.) Всё-таки большой души Архип Григорьевич. Смотри, Николаевна, без сожаления отдаю! И кому? Врагам Рейха. Но такой уж я человек. Добрый. Неси, Тося. Пусть порадуются недолго.
Вера Николаевна. Архип Григорьевич, проводил бы ты Тосю? Охраной ей будешь.
Архип. За ради тебя, Вера Николаевна, провожу. Вправду, вдруг лихой человек встретится. Девчонку соблюдать надо. Пошли, дочечка.
Картина пятая
Та же комната. Бабушка штопает одежду.
Анна Васильевна. Где ее носит? Ой, что-то сердце у меня не на месте. Сон сегодня нехороший был. И крутится, и вертится в голове, будь он неладен. (Плюет через плечо.) Тьфу, тьфу, тьфу! Куда ночь, туда и сон.
Входит Вера Николаевна.
Вера Николаевна. Тося дома?
Анна Васильевна. Не пришла еще, Верочка. Прямо не знаю, что делать. Улицы уже оббегала, к подружкам ее заходила. Куда Тосечка могла пропасть? Пойди, у Архипа спроси. Может, он знает?
Вера Николаевна. Иду, иду! Тося уже давно дома должна быть.
Вбегает заплаканная Тося. Бабушка и мать кидаются к ней.
Анна Васильевна. Деточка, что с тобой?
Вера Николаевна. Где ты была? Почему так долго?
Тося (плачет). Мы с Костей разговаривали. Его завтра угоняют в другой лагерь. Мы никогда, никогда больше не увидимся! Мамочка, понимаешь никогда!
Анна Васильевна. Ах ты господи! Да как вы могли так долго разговаривать? Там же охрана!
Тося. Нашла я одно местечко, где охрана нас не видит. Костя новый рисунок мне передал. Просил сохранить.
Анна Васильевна. Давай сюда. Спрячу. Бедный мальчик! Сколько на его долю выпало.
Вера Николаевна. Тося, ты уже взрослая. Возьми себя в руки. Нельзя плакать. Надо жить и надо работать. Мы сейчас не можем позволить себе плакать, как бы горько не было.
Тося. Мамочка, я стараюсь. Но слёзы сами…
Вера Николаевна. Ты всё передала, что я тебя просила?
Тося. Да. Передала. Архип проводил меня. Охрана, когда увидела, что полицай провожатый у меня, сразу пропустила.
Вера Николаевна. Уф, получилось! Ты сделала очень большое дело! Очень большое! (Целует и обнимает дочь.) Ты моя умница! Молодчина!
Стук в дверь.
Анна Васильевна. Кого там несет. Неужто опять этот барбос Архип? Хуже горькой редьки! Кто там?
Митя. Это я, Митя.
Анна Васильевна открывает дверь.
Анна Васильевна. Проходи, Митя.
Митя. Добрый вечер! Я настоящим чаем разжился, держите.
Вера Николаевна. Митя, зачем? Не надо. У нас прекрасный морковный.
Митя. Не отказывайтесь. Анна Васильевна, поставьте чайничек.
Анна Васильевна. Честно сказать, Митенька, уже на морковный смотреть не могу. Спасибо за подарок. Хороший чаек уже во сне снится.
Митя. Значит, будем пировать.
Анна Васильевна уходит.
Митя (Вере Николаевне). Получилось?
Вера Николаевна. Да, всё нормально.
Тося. О чем это вы?
Вера Николаевна. Не знаю, стоит ли тебе говорить.
Тося. Что-то было в папиросах?
Вера Николаевна. Дай честное слово, что никому никогда ты об этом не скажешь.
Тося. Мамочка, честное комсомольское! Никогда! Никому!
Вера Николаевна. Там были наши листовки. Сводки Совинформбюро. А в хлебе необходимые лекарства.
Тося. Здорово! Меня всё время спрашивали, как дела на фронте.
Вера Николаевна. Теперь, дочь, забудь о том, что я тебе сказала.
Входит Анна Васильевна с кипящим чайником.
Анна Васильевна. Слышите? Опять бомбят. И бухают, и бухают. Целый день бухают. Стеночку мы подлатали, но как бы опять не развалилась. Зима на пороге.
Тося. Это наши. Точно наши!
Митя. Не волнуйтесь, Анна Васильевна, подлатаем еще раз.
Анна Васильевна. Верочка, а жених-то твой, который власть, чуток помахал топором, да сгинул. Не починил нам баньку. От любой работы всю жизнь шарахается, как черт от ладана.
Митя. Давайте, я починю. Но не обессудьте, уж как смогу.
Вера Николаевна. Митя, это неудобно. Нет, нет. Мы сами.
Анна Васильевна. Удобно, удобно. Я вам помогу, Митя. Мне старухе тяжело одной, а с вами мы быстро справимся. Вот чайку попьем и пойдем работать.
Разливает чай по чашкам.
Анна Васильевна. До комендантского часа не успеем закончить, так что оставайтесь у нас ночевать. За занавесочной вам постелю.
Митя. Баньку залатаем, там и заночую.
Анна Васильевна. Тоже дело! Поспите в баньке. Я туда раскладушку принесу.
Тося. Мама, я спросить хотела. Как ты можешь… ну, как ты немцев лечишь? Они же наших убивают! Ты одного вылечишь, а он десять наших убьет.
Вера Николаевна (молчит некоторое). Я смотрю на них и ненавижу! Всей душой ненавижу! Каждый из них может и в папу нашего стрелять, и в Женечку. Меня могут убить, бабушку, да любого из нас. Они пришли сеять смерть. Страшную. Мучительную. Но кричат от боли также как мы, и кровь у них красная. И жить хотят. Ты бы видела их глаза, глаза умирающих. Жутко. Дома их ждут матери, жены, дети. Ведь молодые совсем. Могли строить, учить, быть инженерами, учеными, музыкантами. Стали убийцами. Жестокими убийцами.
Тося. Мама, ну как? Как у тебя получается помогать им?!
Вера Николаевна. Я врач. И Митя врач.
Анна Васильевна. Что ты к матери пристала? Ей и так трудно.
Тося. Но я понять не могу!
Вера Николаевна. Если бы я не работала в больнице, мы не смогли бы помогать нашим бойцам. Хоть немного, хоть как-то, но мы смогли передавать лекарства.
Митя. Тосечка, твоя мама добилась от немецкого командования разрешения осмотреть всех военнопленных. Она даже операции им делала.
Вера Николаевна. Хм, операции. В чистом поле, в антисанитарных условиях.
Митя. Вера Николаевна, но вы спасли жизнь многим!
Тося. Мамочка, я не знала…
Анна Васильевна. Хватит, разговаривать! Пора делом заняться, пока не стемнело совсем. Не то Мите придется в дырявой бане ночевать.
Слышны звуки бомбежки.
Митя. Целый день стреляют. Может, наши?
Анна Васильевна. Дай-то бог!
Анна Васильевна достает из шкафа куртку
Анна Васильевна (Мите). Надень. Леонида куртка. Рабочая.
Тося. Папина…
Митя. Спасибо.
Надевает куртку и уходит с Анной Васильевной. Тося и Вера Николаевна прибирают со стола. Входит Архип.
Архип. Доброго вечерочка! Чаевничали?
Вера Николаевна. Доброго. Чего пожаловал?
Архип. Слушай, Николаевна, тут дело такое… Никого нет?
Вера Николаевна. Кто тебе нужен?
Архип. Мне как раз никто не нужен. Посекретничать надобно.
Вера Николаевна (Тосе). Пойди, бабушке помоги.
Архип. Пусть останется. Об ней разговор будет.
Вера Николаевна. Что-то случилось?
Архип. Завтра с шести утра мы пойдем по домам. Облава у нас назначена.
Тося. Зачем?
Архип. В Германию на работы будем отправлять. Ты это, Вера, Тоську спрячь. Пусть больной скажется, или давай, к моей бабке в деревню отправим. Отсидится там. Я на мотоциклетке быстро ее довезу. Под брезент в коляске спрячется, ни один патруль ее не найдет.
Тося. Я никуда не поеду.
Архип. Вот дура ты, Тоська! Я тебя не заберу, другой заберет. Будешь в Германии батрачить.
Вера Николаевна. Спасибо, Архип. Я Тосю спрячу. (Вера Николаевна обнимает Архипа.) Спасибо. Не знаю, как благодарить тебя!
Архип. Эх, Вера, Вера! Люблю я тебя. Всю жизнь люблю! Эх, ты! (Машет рукой, разворачивается и уходит. В дверях оборачивается.) Спрячь Тоську. Обязательно!
Тося. Он тебя любит?!
Вера Николаевна. Не знаю даже, что тебе ответить. Он никогда не говорил об этом.
Тося. Но он предатель!
Вера Николаевна. Предатель. Но сейчас он тебя спас. Давай, я тебе письмо от папы прочитаю.
Тося. То? Последнее?
Вера Николаевна. Да.
Вера Николаевна достает письмо из шкафа, садится за стол и читает. Тося пристраивается рядом.
Вера Николаевна. Дорогие мои, самые любимые Верочка, Тосечка и мама Аня! Как вы живете, мои родные? Как ваши дела, здоровье, настроение? Есть ли новости о Жене? Вчера ночью мне приснился сон, будто мы на лодке вышли в море порыбачить. Вода голубая – голубая, как небо, а плывем мы по солнечной дорожке. Она сияет, искрится! Тоська глаза жмурит и смеется. Помнишь, Верочка, как маленькая Тося говорила: «Солнышко лучики купает в море»? Так нам всем хорошо и покойно, будто нет никакой войны. Верю, мои родные, скоро, очень скоро победим мы фашистов, и наступит у нас прекрасная жизнь!
Тосечка, береги маму и бабушку и не забывай читать книжки. Верочка, как только будут новости о Жене, сообщи. Целую вас всех, обнимаю и очень скучаю. Пишите обязательно.
Вера Николаевна сворачивает письмо треугольником и прячет его. Входят Анна Васильевна и Митя.
Митя. Рад доложить, что под неустанным и мудрым руководством Анны Васильевны баньку мы залатали. Надеюсь, не завалится.
Анна Васильевна. Не прибедняйтесь, Митя. Вы молодец! А вот простоит и сколько, кто знает? Опять бухают и бухают. И всё ближе к нам.
Тося. Наши стреляют?
Анна Васильевна. Хорошо бы наши. Митя, берите раскладушку за шкафом и пойдемте, я вас в баньке устрою. (Роется в шкафу.) Подушка есть, одело есть. Будете, как принц наследный спать.
Вера Николаевна. Мама, Архип приходил. Завтра облава, молодежь собирают для отправки в Германию. Надо Тосю спрятать.
Анна Васильевна. Ах ты господи! Беда за бедой! Куда же мы деточку спрячем? Что-то и сообразить не могу!
Митя. Белые простыни есть?
Анна Васильевна. Да, конечно.
Митя. Сделаем лазарет в баньке. Скажите, что у Тоси тиф. Надо занавеску там повесить, за ней Тося спрячется. Немцы тифа боятся как огня.
Вера Николаевна. Это дело. Спасибо, Митя. Сейчас и устроим.
Всё слышнее звуки взрывов. К ним добавляется лай собак, топот ног, команды на немецком языке. Тося бежит к окну.
Тося. Мамочка, немцы пленных ведут. Я пойду, там Костя!
Вера Николаевна. Никуда ты не пойдешь.
Тося. Мамочка, я не могу! Я должна увидеть Костю. Я обещала ему!
Митя. Вера Николаевна, я с Тосей выйду, мы во дворе просто постоим.
Анна Васильевна. Иди, иди, деточка! Но из двора не выходи. Митя, проследите, пожалуйста.
Вера Николаевна. Утра не дождались, ночью погнали…
Анна Васильевна. Мальчонки совсем! Спаси и сохрани!
Нарастают звуки бомбардировки, взрывов, крики на русском и немецком. Вбегает Тося. Следом Митя тащит на себе раненного.
Тося. Мамочка! Мамочка!
Вера Николаевна. Тихо. Не кричи. Спокойно.
Митя. Началась бомбежка. Одна бомба разорвала впереди колонны. Две позади. Все врассыпную. Мальчишка оказался рядом с нами. Осколок задел его.
Анна Васильевна (помогает Мите уложить раненного на кровать). Верочка, переодеть надо. Тося, бегом в баньку, растопи ее. Старую одежду сжечь надо.
Митя осматривает раненного.
Митя. Вера Николаевна, нужна срочная операция.
Вера Николаевна. Митя, сразу несем мальчика в баню. Там на полатях и прооперируем.
Анна Васильевна. У меня бутылка водки есть. (Достает ее из кухонного шкафа.) Хватит или у соседей спросить?
Вера Николаевна. Хватит. Не стоит привлекать внимание.
Входит Тося.
Тося. Растопила.
Вера Николаевна (Тосе). Бери мою медицинскую сумку и за нами иди.
Анна Васильевна (Тосе). Лампу, лампу возьми.
Митя и Вера Николаевна несут раненного, сзади идет Тося, неся сумку и керосиновую лампу.
Анна Васильевна (выглядывает в окно). Вроде никто не видел. Дай-то Бог, чтобы всё получилось.
Прибирает в комнате. Вбегает Тося.
Тося. Бабуля, Костя!
Анна Васильевна. Где Костя?
Тося. Мама Косте операцию делает.
Анна Васильевна. Вот и хорошо. Мама с Митей его вылечат. Ты успокойся. Окно занавесили? Свет не пробивается?
Тося. Да, занавесили. Я проверила.
Анна Васильевна. Давай-ка, звездочка моя, я тебе косы отрежу.
Тося. Зачем?
Анна Васильевна. Скажем, что сыпной тиф у тебя. Меньше шастать будут ироды.
Тося. Бабуль, ты тогда марганцовкой мне лицо и руки разрисуй, будто сыпь у меня. Вот фрицы испугаются!
Анна Васильевна. Когда-то я неплохо рисовала. (Достает баночку и рисует точки на лице и руках Тосе. Отходит, придирчиво оглядывает свою работу.) Красавица ты моя, вся в звездочках! (Стелет простынь на пол, в центр ставит стул. Берет ножницы.) Садись.
Входит Архип и немецкий патруль. Увидев разрисованную Тосю, останавливаются в дверях.
Анна Васильевна. Куда? Тиф у нас! Видите, девчонка заболела? Идите, идите отсюда!
Немцы быстро выходят.
Архип. Васильевна, не видала ли кого чужого?
Анна Васильевна. Кого я могла видеть, дома сижу. Из-за вашей власти лишний раз на улицу не выйдешь.
Архип. Военнопленные сбежали.
Анна Васильевна. Так и ловите их. У меня внучка заболела, а ты со всякой ерундой ко мне.
Архип. К вам во двор никто не забегал? Может в бане кто прячется? Банька-то топится нонче.
Анна Васильевна. Тьма ты египетская, Архип. Сейчас наловишь вшей, будет тебе баня с парилкой от коменданта. Видишь, Тосе совсем плохо. Помыть мне ее надо, подстричь. Иди уже.
Архип. Ну, бывайте, завтра загляну к вам.
Акт второй
Картина первая
Баня. Часть ее отгорожена белой простыней. За простыней раскладушка, на которой лежит Костя. На полатях сидит Тося.
Тося. Больно?
Костя. Терпимо. Ты такая смешная, будто в веснушках.
Тося. Не дразнись!
Костя. Мне нравится. Ты красивая.
Тося (смеется). Ага, немцы как увидели, так и выскочили из дома сразу.
Костя. Ты, правда, красивая. Мой учитель живописи говорил, что самое прекрасное в мире – это дети, цветы и женщины. Знаешь, Тося, я тогда думал, что он говорит скучную вещь. Война началась, я понял, он прав. На тысячу процентов прав.
Тося. Скажи, убивать страшно?
Костя. Страшно. Первый раз… Страшно было нажать на курок. Но потом я вспомнил маму, сестренку, братишку… Папу сразу призвали на фронт, а мы остались. Он мне сказал: «Ты теперь старший, береги всех». А я не смог. Не уберег.
Тося. Это война проклятая!
Костя. Головой понимаю, но виню себя, что не был с ними. Мишка совсем маленький. Любил на велосипеде кататься. Едет и кричит: «Би-би!». Маруся должна была в школу пойти. Читать сама научилась.
Входит Анна Васильевна, в руках кастрюлька.
Анна Васильевна. Ребятки, я поесть принесла. Вы представляете, соседка курицу зарубила и продала!
Тося. Это Нинка? Сколько же она запросила за курицу?
Анна Васильевна. Нинка. Да ерунда, всего-навсего колечко ей отдала.
Тося. Бабуля, какое колечко? Твое?
Анна Васильевна. Ну, да. То золотое с камушком. Оно всё равно мне не нравилось, зато теперь Костик на поправку пойдет. От такого бульона, сынок, сил наберешься. (Анна Васильевна хлопочет, разливая бульон по чашкам.) Не обожгись, очень горячий.
Тося. Бабуля, ты молодец, а Нинка спекулянтка бесстыжая.
Анна Васильевна. Да и Бог с ней, с Нинкой. Как ты себя чувствуешь, Костя?
Костя. Спасибо, гораздо лучше. Скажите, какие новости?
Анна Васильевна. Ой, мальчик, разве могут сейчас новости быть хорошими? Беда, большая беда. Но тебе надо думать о том, как быстрее поправится.
Костя. Что в городе происходит?
Анна Васильевна (присаживается на полати). Немцы баржу с нашими военнопленными в море отвели и подожги. Заживо сожгли. Заживо! Говорят, что там было больше тысячи солдат. Мученики. Царство им небесное (Крестится.) Женщины на рынке рассказывали, что из Лазаревских казарм, там сейчас тоже концлагерь, ежедневно выгоняют по тридцать человек пленных и прямо живыми закапывают в воронки от авиабомб. Земля потом еще долго шевелится… Изверги. Новый порядок они наводят!
Костя. Ненавижу! Я буду мстить за всех! За всех!
Анна Васильевна. Вот что, сынок, пока ты должен поправиться. Это первое и самое главное дело у тебя. Дальше видно будет.
Костя. Из Москвы новости есть? Хоть что-то?
Анна Васильевна (подает листок бумаги). Держи.
Костя (читает). В северной части города Сталинграда бойцы Н-ской части выбили немцев с одной высоты, имеющей важное тактическое значение. Уничтожено до 300 немецких солдат и офицеров, 2 танка, артиллерийская батарея и 8 пулемётов. На другом участке наши подразделения в результате ночного боя продвинулись вперёд и захватили ряд немецких укреплений.
Тося. Здорово!
Костя. Отрядом партизан, действующим в Харьковской области, произведено нападение на гарнизон противника. Взорвано помещение, в котором находилось до 200 немецких солдат и офицеров. Этим же отрядом пущен под откос воинский эшелон противника. В результате крушения разбито 15 танков, 7 автомашин и 27 вагонов с другими грузами. Партизаны другого отряда, действующего на Украине, уничтожили 76 гитлеровцев и ружейно-пулемётным огнём сбили самолёт противника.
Тося. Ружьем сбили хваленный немецкий самолет! Получили, фрицы проклятые? Всё равно мы победим!
Костя. Обязательно победим.
Анна Васильевна. Давай-ка мне листочек. Сожгу в печке. А ты, Тосечка, следи, чтобы Костя принимал лекарства. Мама придет, перевязку сделает.
Анна Васильевна выходит.
Костя. Мне бы партизан найти.
Тося. Костя, мне страшно.
Костя. Чего ты боишься?
Тося. Что тебя убьют.
Костя. Вот ты глупая, не убьют. Я живучий.
Тося. Всё равно страшно. Папа на фронте и Женька. От них давно никаких вестей нет… Мама по ночам не спит. Достанет фотографии и разговаривает с ними…
Костя. Мужчины должны защищать Родину.
Тося. Женщины тоже. Я с тобой пойду в партизаны.
Костя. Нет, Тосечка. Ты дома должна оставаться с мамой и бабушкой.
Тося. А ты?
Костя. Я мужчина. Мне тебя защищать надо.
Тося. Меня?
Костя. Тосечка, я еще никогда и никому не говорил… Самые важные слова, которые можно сказать только раз в жизни…но навсегда…
Входит Вера Николаевна.
Вера Николаевна. Добрый вечер, товарищ выздоравливающий. Как дела?
Костя. Спасибо, хорошо.
Вера Николаевна. Давай, я тебя посмотрю, если всё нормально, снимем швы. Тося, пойди бабушке помоги.
Тося уходит. Вера Николаевна осматривает Костю.
Вера Николаевна. Ну что, сыночек, очень хорошо. Сделаю тебе укол и сниму швы. Будет больно. Терпи.
Вера Николаевна производит манипуляции.
Костя. Уф! Всё?
Вера Николаевна. Умница! Еще несколько дней и будешь практически здоров. Я тебе книжки принесла, чтобы не так скучно было.
Костя. Вера Николаевна, спасибо!
Вера Николаевна. Не за что. Читай.
Костя. Я не о книжках. Если бы фрицы узнали, что я у вас, всех бы расстреляли. Вы не только собой рисковали, а всей семьей.
Вера Николаевна. Ладно, ладно, потом поговорим об этом. Надо подумать, как тебе документы выправить в комендатуре.
Костя. Вы не обижайтесь, но документы мне не нужны. Я к партизанам уйду.
Вера Николаевна. Посмотри на него! Еще с кровати не встал, а уже партизанить собрался.
Костя. Я не смогу жить … не смогу!
Вера Николаевна (присаживается рядом с Костей). Сынок, терпи, знаю как тебе больно. Терпи, мальчик. Терпи, мой маленький.
Костя. Я взрослый.
Вера Николаевна. Взрослый… Время досталось вам жестокое. Горькое время. Не об это мы для вас мечтали.
Костя. Я не защитил маму с братишкой и сестренкой, должен вас с Тосей защитить!
Вера Николаевна. Но документы нужны. Без них первый тебя патруль схватит и отправит в лагерь. Могут и на ближайшем фонаре повесить. Разве для этого я тебя лечила? Подумаю, как их сделать. Набирайся сил, сынок.
Вбегает Тося.
Тося. Мама, там Архип пришел с полицией и офицером. Сказал, кто-то донёс, что у нас в бане военнопленный. Сюда идут. Немец бабушку ударил, когда она их не пускала!
Костя. Я их задушу, убью! (Пытается подняться с раскладушки.)
Вера Николаевна (Косте строго). Лежать, не двигаться! Молчи.
Входит Архип и немцы.
Архип. Ну что, Вера Николаевна, пригрела на груди змею? Она же тебя и укусила.
Под расстрел все пойдете. Сама понимаешь.
Полицаи сдергивают Костю с раскладушки, заламывают руки. Тося кидается к ним, ее отшвыривают.
Вера Николаевна. Окстись, Архип! Какая змея? Ты что Женьку не узнал? Парень вернулся домой. Был у тетки. Господин офицер, это мой сын. Майн зон.
Немецкий офицер пристально смотрит на Веру Николаевну.
Немецкий офицер. Твой сын?
Вера Николаевна. Да, мой сын Женя.
Немецкий офицер. Документ?
Вера Николаевна. Тося, принеси метрику Жени, она в столе лежит.
Немецкий офицер. Вы смелый мать.
Вера Николаевна. Любая мать смелая, если опасность грозит ее ребенку.
Немецкий офицер. Вы есть доктор?
Вера Николаевна. Я доктор.
Немецкий офицер. Отпустите мальчик. (Вере Николаевне.) Вы делать мне хороший операция. Немецкий доктор смотрел и говорил, вы профи.
Вера Николаевна. Данке, господин офицер. Мой сын болен. Он нуждается в уходе. Моя дочь тоже больна. Битте, уходите. Здесь опасно тиф. Тифус.
Вера Николаевна укладывает Костю на раскладушку. Немецкий офицер отходит в сторону подальше.
Немецкий офицер (Архипу). Ты знать ее сына?
Архип. Это … как его.. знать. Врать не буду, господин офицер. Знать ее сына я!
Немецкий офицер. Это есть ее сын?
Архип. Да чтоб я сдох! Как есть ее сын!
Немецкий офицер (смеется). Сдох – новый слово. Кан зайн сдох ты. Потом.
Тося входит и подает метрику. Немецкий офицер не берет ее в руки, машет Тосе – убери от меня.
Немецкий офицер (Косте). Где твой документ от немецкий командования?
Вера Николаевна. Не успели получить, господин офицер. Женечка заболел, а в управу надо лично идти. Как поправится, сразу придем.
Немецкий офицер. Завтра в управе шесть утра. Получать документ. Если нет – шисн – пух-пух- расстрел.
Немецкий офицер разворачивается и уходит, солдаты за ним. Архип задерживается, пытается что-то сказать Вере Николаевне, потом машет рукой и уходит. Вера Николаевна устало присаживается на полати. Все молчат. Тишину нарушает автоматная очередь и женский крик. Вера Николаевна и Тося вскакивают, Костя пытается подняться. Вбегает Анна Васильевна.
Анна Васильевна (возбужденно). Родненькие мои! Живы! Слава Богу, все живы!
Тося кидается к бабушке, обнимает ее.
Вера Николаевна. Кто стрелял?
Анна Васильевна. Архип.
Костя. В вас?
Анна Васильевна. В Нинку соседку, которая курицу продала. Она, змея подколодная, донесла в полицию, что мы прячем в бане военнопленного. Вот они и пришли.
Костя. За что же ее?
Анна Васильевна. Дык Нинка, когда увидела, что без вас выходят из калитки, кинулась на офицера. Стала за руки его хватать и кричать: «Я им курицу продала! Они раненного кормят!».
Тося. И что?
Анна Васильевна. Фриц гадливо оттолкнул её. Полицаи автоматы наставили. Она опять бросилась к офицеру, тут Архип ее и застрелил. А фриц засмеялся и говорит: «Сдох» и пошел себе дальше.
Вера Николаевна. Мамочка, как себя чувствуешь?
Анна Васильевна (через небольшую паузу). Ой, Нинку-то убили! (Плачет.) Ой, боже мой, ведь убили её! Она там лежит, прямо на улице. Ой, жила как дура и померла дурой. Господи, господи! Сорок лет мы бок о бок прожили. Нинки уже нет… Верочка, ты посиди с ребятней, я пойду, позову соседок. Её же похоронить надо. Ой, Нинка, Нинка… Дура ты… Дура… Ой, жалко тебя, беспутную…
Держась за сердце, Анна Васильевна уходит.
Вера Николаевна. Костя, Тося, вы сами побудете? Бабушке надо помочь. Как бы ей плохо не стало.
Костя. Не волнуйтесь, Вера Николаевна.
Тося. Конечно, мама.
Вера Николаевна. Костя, завтра нам надо идти в управу. Попытайся там меня мамой называть. Хорошо?
Костя. Хорошо, я не подведу.
Вера Николаевна. И не забудь, что сейчас тебя зовут Женей.
Костя. Не забуду.
Вера Николаевна уходит.
Тося. Костя, я так перепугалась! Ноги слабые, слабые стали, и по ним мурашки поползли. Думала, упаду.
Костя. Я тоже испугался… за тебя…
Тося. За меня? Ты подумал, что я могу …. могу тебя выдать?!
Костя. Я испугался, что они могут тебя убить. Понимаешь, Тося? Убить. Как эту Нинку, как тысячи других людей. Вот сейчас выстрелят, и не будет тебя…. такой …. как солнечный лучик. Нежной и светлой.
Тося (смущенно). Костя…
Костя. Не перебивай, пожалуйста. Я как-то прочитал у Достоевского, что любить – значить видеть человека таким, каким его создал Бог. Он был прав! Для меня мама была самой красивой. Самой доброй. Я сейчас думаю, что ангелы выглядят как моя мама. Понимаешь, Тося, после всего мне казалось, что я умею только ненавидеть. А потом пришла ты…
Тося в волнении и смущении берет книгу, принесенную Верой Николаевной, открывает её.
Тося. Давай, лучше стихи Тютчева почитаем.
Я помню время золотое,
Я помню сердцу милый край:
День вечерел; мы были двое;
Внизу, в тени, шумел Дунай.
Костя:
И на холму, там, где, белея,
Руина замка в дол глядит,
Стояла ты, младая Фея,
На мшистый опершись гранит, —
Ногой младенческой касаясь
Обломков груды вековой;
И солнце медлило, прощаясь
С холмом, и замком, и тобой.
Тося: Ты знаешь Тютчева?
Костя: Мама у меня учитель литературы.
Ты беззаботно вдаль глядела...
Край неба дымно гас в лучах;
День догорал; звучнее пела
Река в померкших берегах.
И ты с веселостью беспечной
Счастливый провожала день;
И сладко жизни быстротечной
Над нами пролетала тень.